Оскар

– Это о чем? – небрежно поинтересовался я, уже зная, что наверняка куплю, вне зависимости от ответа.

– Сам не видел, но говорят, что классный.

– Качество как?

– Как обычно – если что, приносите, поменяем.

И вот я запустил кассету, заранее решив, что если сразу пойму, что чепуха, промотаю по своему обыкновению на скорости, уберу в шкаф и оставлю до тех времен, когда снова навещу Филевский парк. Однако ожидания мои более чем оправдались. Прежде всего меня приятно удивило то, что заглавные титры пошли вовсе не на английском, а на итальянском языке. Я даже подумал, что мне подсунули не тот фильм, который я покупал, однако оригинальное название «Dominazione» все же обещало «тренировку» и уж наверняка неравенство.

С первых же кадров я позабыл все свои предыдущие рассуждения. Перед камерой была она, Алеся, там самая девушка с белым хвостом, только теперь она была не в шубке и не в туфельках, а в подчеркивающим ее стройную фигурку джинсовом костюме и коротких сапожках. Она не играла какую-либо роль, не бросала реплики, а просто шла на меня и, не останавливаясь, проходила мимо, за кадр. Потом зрители уже видели ее в некоем средиземноморском особняке, в богато обставленном кабинете, стоящей перед массивным столом. На ней все тот же костюм. Она виновато и слегка испуганно смотрит прямо в камеру, то есть на своего невидимого собеседника, который резким тоном за что-то ее отчитывает. Авторы фильма избрали типичный сегодня прием почти документальной съемки, когда все действие показывается от лица всегда остающегося за кадром оператора. Иногда перед объективом появляется только его рука, чтобы принять участие в происходящем. Так в первой сцене эта рука, принадлежащая, судя по седым волосам на тыльной стороне ладони, явно немолодому мужчине, поднимает со стола стакан с водой и одним махом выплескивает его прямо в лицо девушки, которая даже не успевает зажмуриться. Мокрая и чуть не плачущая, Алеся опускается на пол, оползает стол, и зрители видят, как ее затылок склоняется над кажущимся далеким с такой высоты ботинком оператора. На протяжении последующих двух с лишним часов девушке приходится претерпевать одно унижение за другим. Причем непередаваемое ощущение сопричастности не покидало меня все это время, поскольку, кроме главной и единственной героини, да еще неведомого человека за камерой, в фильме не было ни одного актера. Все происходило по-настоящему или, по крайней мере, так выглядело. Вот она приходит на какую-то ночную дискотеку, переполненную народом, откликается на призыв ведущего, поднимается на сцену и на виду у всех исполняет стриптиз, причем исполняет вынужденно, то и дело поглядывая на камеру, наконец, раздевшись полностью, тут же на сцене надевает одни только сапожки и в них спускается в неистовствующий пьяный зал, начиная ластиться к первым же попавшимся мужчинам. Объектив нагоняет ее, она испуганно оглядывается, оператор что-то недовольно кричит, забиваемый шумом публики и оглушительной музыкой, и вот уже Алеся на четвереньках ползет между расступающимися в восторге зрителями, трется об их ноги, кое-кто даже слегка пинает ее в бок, некоторые женщины с хохотом нагибаются и шлепают ее ладонями по ягодицам, а она все ползет и ползет… Порою мне самому казалось, что я схожу с ума от смешанного отвращения, трепета и желания, причем меня ни на мгновение не покидала мысль, что это не просто девушка с экрана, а живой человек, рядом с которым я сидел и внешней неприступностью которой восхищался. Теперь же от неприступности не осталось и следа. В одной из наиболее безобидных сцен Алесю прямо из автомобиля, остановившегося на автостраде, выводят в красивый осенний лес, в котором недавно прошел дождь, и она раздевается прямо на узкой тропинке и идет дальше крадучись, прячась за деревьями и кустами, оставив всю одежду лежать там же, на мокрой траве, а потом оказывается, что лес больше похож на парк, кое-где сквозь листву видны прогуливающиеся и сидящие на лавочках тепло одетые люди, при желании они могут оглянуться и увидеть странную голую девушку, одновременно скрывающуюся от них и пытающуюся показать оператору, на какой риск она отваживается. Местами она приседает на корточки, обнимает себя руками, стараясь согреться, но камера гонит ее дальше, заставляя оглядываться и виновато улыбаться. Потом она ложится навзничь, а все та же седая рука долго мнет ее упругие груди с тугими сосками, то и дело ускользающие с экрана, чтобы зрителю были видны соседние кусты и происходящая за ними жизнь. Я все ждал, когда же произойдет настоящий половой акт, но был приятно удивлен тем, что все шло по, я бы сказал, «некоммерческому» сценарию. В одной из сцен Алеся идет по берегу моря, и оператор приказывает ей, судя по всему, отдаться группке расположившихся неподалеку пикником молодых людей, смахивающих своими физиономиями на водителей-дальнобойщиков. Когда она подходила к ним, оставив оператора подсматривать из-за кустов, я не мог отделаться от ощущения того, что это и в самом деле застигнутые врасплох отдыхающие, а не подставная массовка, как то часто бывает в фильмах о «сексе в публичных местах». Раздевшись, она легла прямо на песок ногами к пикнику и, разведя в стороны колени, долго ласкала себя. Я ожидал, что вот сейчас кто-нибудь подойдет к ней и начнется лихая групповая сцена, однако мужчины оставались сидеть на своих местах, и для меня это стало лишним доказательством реальной незапланированности происходящего. Другие «актеры», если их тоже можно так назвать, появились только во второй части фильма, посвященной теперь уже унижениям не через эксгибиционизм, а через самые настоящие издевательства. Как и прежде, поначалу Алеся остается наедине с оператором. Она в типичной для подобных сцен комнате, увешанной всевозможными плетками, наручниками, кожаной одеждой, цепями и т.п. С первого же кадра она висит в самой что ни на есть беспомощной позе, подвешенная, как на качелях, за запястья и щиколотки к потолку. Разумеется, совершенно голая. Для начала оператор вооружается кожаной лопаткой и долго шлепает ее по ягодицам и стройным ляжкам. Потом берет длинный прут и сечет девушке подошвы ног. Звук постоянно включен, никакой лишней музыки, никаких разговоров, только слышны взвизгивания прута и истязаемой. Наконец как будто удовлетворившись, палач вводит узкую рукоятку прута в анальное отверстие Алеси и забывает его там на время, переходя к ее бледному запрокинутому лицу. Здесь впервые зритель видит его короткий член со вздувшимися венами и пурпурной головкой, которую девушка послушно облизывает и сосет. Заканчивается эта сцена крупным планом: по-прежнему перевернутое женское лицо, искаженное болью, и мужская ладонь, наносящая по нему звонкие пощечины. Дальше – больше. Трое мужчин в масках ведут Алесю в лес, где уже приготовлена глубокая яма. Девушка полностью раздевается и встает в нее. Ее зарывают по самую шею, так что над землей теперь видна только ее голова. С этого момента и на протяжении не менее пятнадцати минут все трое глумятся над несчастной самым омерзительным образом: приводят в ужас, разведя неподалеку костер, отжимаются на руках прямо над ней, заставляя подставлять открытый рот напряженным членам, перемежая это с вливаниями туда же содержимого бутылки «Stolichnaya», напускают безобидную маленькую собачку, которая не находит ничего лучше, как помочиться ей на ухо, подавая тем самым идею всей компании, отчего последние кадры этой сцены превращаются настоящую оргию испражнений, достойную пера печально знаменитого маркиза. После этого зрелища я ясно ощутил, что уже не вижу в поруганной Алесе той соблазнительной девушки, память о которой жила во мне до сих пор. Она казалась слишком покорной всему, что бы с ней ни происходило, чтобы вызывать сочувствие. Как известно, уступка насилию провоцирует не просто новое насилие, а насилие удвоенное, утроенное. На протяжении всего фильма напряжение от сцены к сцене неуклонно нарастало, позволяя предположить в качестве гранд финале все, что угодно. Признаюсь, мне самому стало не по себе, когда я увидел, как рука оператора сначала намыливает и сбривает безопасной бритвой волосы в распахнутой на краю ванны промежности, а потом девушка послушно сидит на стуле, ничем не связанная и вольная в любой момент вскочить, но она этого не делает и ждет, пока новый незнакомец в маске острыми ножницами не сострижет сначала ее замечательный хвост, и примется брить ее дальше, превращая в уродливую лысую куклу. Чудовищная метаморфоза завораживала. Трудно представить себе состояние женщины, когда ее вот так тщательно и неторопливо лишают, может быть, самого важного, что у нее есть, а тем более если это молоденькая девушка и если она красива. Была красива… На крупном плане отчетливо видно, как ей сбривают даже брови… Но и это, оказывается, еще не все. В кадре появляются ножницы, которыми безжалостно отрезаются длинные ресницы. Теперь голое, лысое, покорное существо не вызывало ничего, кроме брезгливости и страха. Мне неимоверно захотелось выключит телевизор, чтобы не видеть этого ужаса и омерзения. Автор добился желаемого: от сопереживания несчастной в самом начале чувства зрителей дошли до той кульминационной точки, когда хотелось крикнуть оператору: «Да не показывай ты эту гадость! Убери ее с глаз долой!» Признаюсь, я испытал облегчение, когда в последних кадрах камера лишь изредка выхватывает бегущую по какому-то саду голую пленницу, преследуемую тремя мужчинами с полицейскими дубинками. Из-за их спин видно, как она безуспешно пытается уклониться от града их ударов, спотыкается, падает, пытается подняться, съеживается от боли, а преследователи, как заведенные, взмахивают над нею своими черными орудиями.

Когда экран погас и полетели «мушки», я еще долго не мог прийти в себя, не понимая, где я и что это было. Пришлось вскипятить себе кофе, выключить видео, вынуть кассету и снова сесть в кресло. Меня не покидало ощущение, что все это происходило на самом деле. А потом я понял, что это вовсе не ощущение, что все виденное мной – реальность, задокументированная бесчувственной пленкой. Никакого фильма не было – была лишь детальная хроника событий, имевших место в неизвестных мне местах, но зато со знакомым мне человеком. Даже если бы я не знал Алесю, не сидел с ней за соседними столиками во «Флорине», я мог был с полной уверенностью сказать, что ничего подобного нельзя сыграть просто так, что простота съемки не допускала никаких маломальских спецэффектов, что волосы действительно состригались и сбривались, чтобы уже больше никогда не вырасти, что дубинки были настоящие, что я собственными глазами видел проступающие на голом теле синяки и кровоподтеки…

Я бросился к видео и снова вставил кассету. Усевшись прямо на ковер, еще раз просмотрел последние несколько секунд. Сомнений не оставалось. Первый раз я был на стороне мучителей, мне самому хотелось, чтобы они поскорее избавились от этой ничтожного, жалкого подобия женщины. Теперь же, выпив кофе и сделав паузу, я осмыслил увиденное и уже не мог избавиться от чувства, что на моих глазах совершилось не что иное как самое обыкновенное убийство. Вот опять то место, где из-за ритмично нагибающихся спин видно распростертое на траве тело. Удары дубинок обрушиваются на шею, плечи и бока, однако девушка не вздрагивает и не шевелится. Это длится одно мгновение, но это мгновение последнее. После него всплывает титр, свидетельствующий, что фильм был снят в текущем году и что копирайт принадлежит некой фирме «KaNOVA».

Что-то здесь было не так. Не помню, какие мысли нахлынули на меня в тот момент, но одно сделалось мне очевидно наверняка: это не фильм, не выдумка, в нем не было актеров, все, что происходило, все, что я видел, происходило на самом деле, ее действительно избили, уничтожили, убили.

Вытянувшись на ковре, я посмотрел в белый потолок, на круг лепнины над люстрой.

Я внезапно подумал о том, что, быть может, из всех, кому приходилось видеть этот фильм, я один постиг завуалированный в нем смысл. Для других она могла остаться забавной выдумкой сценариста и оператора. Выдумкой, каких много ходит по свету. В плохом качестве. Многократно переписываемых с кассеты на кассету. Почти без звука, почти без резкости, в плохом освещении, с нелепыми и неуклюжими актерами.

Я в буквальном смысле схватился за голову. Не означало ли это, что и на этих, других кассетах, запечатлены тоже реальные события, а не игра на камеру безобидных садомазохистов? Ведь неизвестно, не воспринял бы я точно таким же незаинтересованным образом «Dominazione», если бы не следил со всем вниманием за главной героиней только потому, что сразу же узнал в ней реальную девушку.

Уже стемнело, когда я закончил просматривать извлеченные на свет из давно забытых ящиков много лет назад купленные фильмы. Во многом моя догадка получила свое подтверждение. Все зависело от того, какими глазами созерцать происходящее на экране. Протыкаемые иглами груди, оттянутые щипцами языки и половые органы, растяжения на дыбе, удары по любым частям тела не только плетками, но и палками – все это и многое другое сплеталось теперь в бесконечный хоровод чьих-то настоящих, а не выдуманных болей, позора, мук и отчаяния.

Ночь я провел беспокойно. Заснул уже под утро. Когда проснулся, помнил только фрагмент посетившего меня сна: пустынная площадь Сан-Марко, жарко полыхающий огненным столбом костер перед арками одноименной базилики и беззвучно кричащая в нем нагая ведьма…

_________________

Глава 3

По следу – Нечаянное знакомство – Пропажа – Подведение первых итогов – У столба

Для решения загадки, которая, в принципе, таковой не являлась, поскольку едва ли кто-нибудь, кроме меня, мог подумать, что девушку действительно убили, но тем не менее я все же называл путаницу моих тогдашних чувств загадкой, распутать которую я теперь хотел не столько ради установления некой истины, которая и без того была очевидна, сколько ради самоуспокоения, одним словом, для решения загадки у меня в руках находились всего две зацепки. Идти по пути поисков таинственной фирмы «KaNOVA» я не собирался, понимая их бесполезность. Едва ли людей, занимающихся производством видеоматериалов подобного рода, можно отыскать по телефонному справочнику, будь то в Италии или где-нибудь еще. Таким образом, это вариант я в расчет не принимал и оставил его на крайний случай.

Во-вторых, существовала визитная карточка человека, с которым я видел Алесю в последний раз. После размышлений я все же пришел к выводу, что начинать поиски с нее было бы поспешностью, поскольку я не только был совершенно не уверен в том, что лорд Доджсон действительно оказался последним ее спутником, но и понятия не имел, чем на самом деле эта Алеся занималась в жизни.

Может быть, думал я, наблюдая в окно за собирающимися дождевыми тучами и понимая, что сегодня я, пожалуй, останусь без трансляции футбольного матча между Манчестером и Тоттенхэмом, может быть, она работала в каком-нибудь итальянском бюро эскортных услуг и скрашивала одиночество таких господ, как лорд Доджсон, меняя их каждую неделю. Конечно, маловероятно, чтобы в Италии работала девушка, пусть даже выдающейся внешности, не знающая итальянского, но ведь в наше время он мог пригласить ее из любой другой европейской страны и не только.

В-третьих, существовал продавец, у которого я эту кассету купил. Если даже он не знает, что на ней, то может, если постараться, вывести на тех, кто ее переписывал, кто покупал оригинальную копию и т.д. Путь тоже не из легких, зато никуда не нужно звонить или ехать, а нужно только вести честную игру и не произвести впечатления шпика из органов.

Наконец, последняя, четвертая возможность заключалась в том, чтобы все-таки постараться расслабиться и не предпринимать никаких действий вообще. Девушка могла быть жива здорова, а ее мазохическая смерть – произойти только в моем воспаленном воображении. Однако, привыкнув доверять своей интуиции и зная, что не успокоюсь, пока не добьюсь хоть какого-нибудь решения, я отбросил этот вариант так же, как и первый.

Было воскресенье, торговля в Филевском парке приходилась на оба выходных, а потому я, уже не рассуждая и торопясь, чтобы успеть к вечернему футболу, направился в места моих вчерашних прогулок.

Продавец стоял на том же месте, что и намедни, только сегодня он пребывал в легком подпитии. Меня он, разумеется, не узнал, зато узнал кассету и сделал обиженный вид, решив, что я приехал ее менять. Я поспешил его успокоить и объяснил, что все значительно проще: меня интересуют подобные фильмы, и я бы хотел переговорить с теми людьми, которые их тиражируют. Уже сказав это, я почувствовал, что ошибся: продавец меня понял, но понял по-своему – мой вопрос исключал его интерес в этом деле. Я должен был обязательно покупать фильмы у него, иначе сам он ничего с оказываемой мне услуги не имел. Пришлось выкручиваться, и я заявил, что интересуюсь не столько покупкой, сколько продажей, и имею, что предложить для тиражирования. Продавец посмотрел на меня скептически, смачно отхлебнул из бутылки с пивом очередной глоток, вытер рукой неровно зарастающий подбородок и без труда придал лицу рассеянный вид, показывая, что разговор закончен. Судя по всему, я зря тратил время.

И тут, как это обычно случается в самую критическую минуту, меня тронул за локоть невзрачного вида человечек лет тридцати с небольшим, невысокого роста, в светлой рубахе с короткими рукавами и потертых джинсах. Следуя привычке обращать внимание на окружающих, я давно заметил его среди толпившихся поблизости не то продавцов, не то покупателей, одним словом, праздных созданий, которых в русской литературе принято называть «зеваками». Мне даже показалось, что он с интересом прислушивается к нашему негромкому разговору. И вот выяснялось, что интуиция вновь меня не подвела.

– Что вас интересует? – прямо начал он, отводя меня чуть в сторону от себе подобных и норовя заглянуть мне в глаза.

Я не люблю, когда со мной начинают секретничать на улице, справедливо ожидая в подобном поведении любого подвоха, однако мой новый знакомый чем-то неуловимым отличался от самопальных коммивояжеров, торгующих втридорога из-под полы тем, что можно купить в любом магазине. Он смотрел на меня теперь открыто и прямо, не отводя взгляда и только заговорчески улыбаясь.

– Так что вас интересует?

– Но вы же слышали наш разговор, не так ли?

– Слышал, но не слушал, – забавно наморщил он нос и чихнул, едва успев прикрыть рот кулаком, в котором сжимал набитый, вероятно, кассетами плотный целлофановый пакет белого цвета с рекламой каких-то сигарет. – Извините… Нда-с, лето называется… Эротику ищите?

Я не перестаю умиляться тому, как люди смешивают причины со следствием, путают форму и содержанием, а в целом – страшным образом упрощают свою и без того не слишком изысканную речь. Начиная с безобидного «ну, я пошел в ванну», хотя «в ванну» можно разве что сесть или в крайнем случае встать, тогда как уходят на самом деле «в ванную», то есть в ванную комнату, и заканчивая совершенно идиотским по своей многоликой безликости словечком «кино», которое смотрят, в которое ходят, которое покупают, которое снимают и так далее и тому подобное. Несчастное слово «фильм» уже почти не вспоминается, а те два, что безбожно слились в вышеозначенном «кине», то есть «кинотеатр» и «картина» вообще вышли из употребления.

То же, увы, касается и излюбленной мною тематики. На подсознательном уровне все прекрасно понимают, что такое эротика; на словах же определить не может никто, что само по себе вполне приемлемо, однако это обстоятельство порождает в свою очередь множество разночтений, вроде того, что только что было озвучено моим новым собеседником.

– Нет, эротику не ищу. И даже любви не ищу, – серьезно ответил я, чем поставил его в затруднительное положение, и добавил: – А вот кое-какими порнографическими фильмами интересуюсь.

Мужчина просиял, оживился и еще раз приподнял свой пакет, давая понять, что мы говорим об одном и том же. Я поспешил охладить его пыл.

– Но только совершенно определенными…

Он весь обратился в слух.

– Вчера я купил здесь фильм, который относился к так называемому жанру «садо-мазо». – Понимающий кивок. – Но это оказались не дешевые немецкие поделки со свиноподобными «укротительницами» и вялыми усатыми «рабами», где ничего толком не происходит, а только демонстрируется бижутерия на интимных местах да резиновые распашонки. – Снова кивок, на сей раз сопровождаемый одобрительной улыбкой. – Фильм, как ни странно, итальянский, в основном просто унижения, но очень реалистично, как бы скрытой камерой, а под конец несколько довольно жестоких сцен, причем мне даже показалось, что не понарошку. Вот такого плана я и ищу.

Собеседник выдержал паузу, улыбка постепенно потухла, он бросил взгляд на свой явно потерявший в его глазах привлекательность пакет, огляделся по сторонам, со вздохом снова взял меня под локоть и ненавязчиво потянул в сторону метро.

– Идемте. Здесь вы такого все равно больше не найдете.

Я, разумеется, никуда просто так идти не собирался. Хорошо, конечно, когда люди умеют быстро сходиться с себе подобными и после второй фразы уже считают тебя своим корешем, но я предпочитаю держаться от таких подальше, предчувствуя, что ничего путного от подобных знакомств не получится. Мы остановились, не сделав и двух шагов.

– У вас, я вижу, весьма эстетический подход ко всему этому хозяйству, – заговорил собеседник, показывая свою проницательность и знание вопроса. – Предполагаю, что вам будет трудно угодить, но можно все же попробовать. Единственно, за что не берусь отвечать, так это за качество. Но сюжеты на тему того, что вы описали, в наличие имеются.

– На самом деле, качество – вещь немаловажная, – заметил я. – Тот, о котором я говорю, конечно, видно, что переписан, но определенно недавно снят. Всякого старья мне не нужно.

– А французы? – поинтересовался он как бы на всякий случай.

Я почувствовал, что имею дело с человеком действительно знающим предмет: в самом деле, под «французами» им скорее всего подразумевались довольно простенькие, но зато по-настоящему эротические фильмы 70-х годов, эдакое ретро, совершенно по нынешним меркам скромные и обладающие именно тем, что не хватает этому жанру – ситуативности, ракурса, одним словом, того, о чем я рассуждал в начале предыдущей главы.

Уточнять я, правда, не стал. Вместо этого мне пришло в голову задать ему еще более конкретный вопрос:

– Раз уж вы так во всем этом разбираетесь, скажите, вам что-нибудь говорит такое название студии или фирмы, как «Канова»? Пишется «KaNOVA»…

Собеседник задумался, потом как-то странно на меня посмотрел и, понизив голос, поинтересовался:

– А вы, случаем, не из органов?

– Тот же самый вопрос я вправе задать и вам, если хотите. Нет, я не из органов, как, собственно, надеюсь, и вы. Делать им больше нечего, как только заниматься безобидными видеопиратами.

– Не всегда безобидными, – поправил он меня и насупился, словно что-то припоминая. – Компания, о которой вы спрашиваете, например, совсем недавно привлекалась Гаагским судом по делу о похищениях людей в странах Европе. Правда, вина ее так и не была доказана. Тем более, что саму фирму, насколько мне известно, найти тоже так и не удалось.

– Но она существует? – поинтересовался я, придав голосу полнейшее равнодушие, хотя внезапное откровение собеседника меня потрясло.

– Не знаю. Слышал про нее только потому, что интересуюсь подобными вещами, да и в Интернете пару раз попадались за их подписью объявления о поиске моделей. Но сразу скажу, что фильмов их у меня нет. К сожалению, поскольку, говорят, вещицы стоящие. А вас именно они интересуют?

– Может быть. А может, и нет. Какого плана фильмы мне нравятся я вам уже обрисовал.

Наступила очередная пауза, означавшая с моей стороны, что дальнейший беспредметный разговор я считаю лишенным всякого смысла. Собеседник это хорошо понимал, однако тоже не торопился со встречными предложениями. Наконец, убрав руку с пакетом за спину, он спросил, посмотрев в сторону:

– Вы, кажется, говорили тому юноше, что вам самому есть что показать. Вы снимаете?

– Скорее, записываю. У меня на крыше стоит тарелка, – пояснил я, радуясь тому, что на всякий случай заранее заготовил подобное объяснение.

– Ну, этим добром сегодня уже никого не удивишь, – несколько разочарованно протянул мой знакомый. – Там одно старье крутят.

– Не скажи, – вступился я за европейских порнографистов. – Уже этого года фильмы появляются.

– Давайте сделаем так, – прервал он меня. – Думаю, в принципе, у нас могут быть общие интересы. Я знаю кое-каких людей, которые, вероятно, вас заинтересуют. Вы мне дайте ваш контактный телефон, а я вам до конца недели перезвоню и тогда договоримся о встрече. Меня, кстати, Александром зовут.

Я продиктовал Александру свой телефон, разумеется, мобильный, и направился обратно в метро, а он остался поджидать кого-то возле входа в парк.