
Полная версия
Пророчество света и тьмы

Ксения Лунева
Пророчество света и тьмы
Эта история для тех, чей дух слишком ярок, чтобы угасать в тени чужих правил, и чья любовь жаждет не умиротворения, а пламени, способного объединить свет и тьму.
ГЛАВА 1
Я бежала по сырой земле то и дело увязая ногами в грязи и запуская зловонную жидкость в свои без того мокрые туфли. Сердце гулко билось в районе горла, а голос давно превратился в сиплый кашель, намекая на будущую простуду. Впрочем, едва ли это было большей проблемой, чем то, что бежала я уже третьи сутки, а бесконечный лес даже не думал заканчиваться. Пейзаж практически не менялся: зеленые сосны, прорезающие облака, пахучие папоротники и тисы – вот мои спутники на протяжении всего пути. И если сначала я с легкостью огибала природные преграды, то чуть погодя чаща сгустилась настолько, что между некоторыми стволами приходилось продираться, цепляя подол платья и плаща, больше похожих на мокрые тряпки, чем на предметы некогда роскошного гардероба.
Каждый шаг отдавался болью в правой лодыжке – кажется я подвернула ногу. Тело, непривыкшее к большой физической нагрузке, изнемогало от усталости и умоляло дать немного сна и отдыха, но я упорно игнорировала его сигналы, продолжая держать путь туда, где рано или поздно должен был показаться небольшой городок из детских воспоминаний. Лучше конечно рано.
И все же спустя несколько часов сильный укол в сердце вынудил меня остановиться и признать, что не в силах сделать и шагу без риска окунуться лицом в образовавшиеся после дождя лужи. Оглядевшись по сторонам я принялась искать место для укрытия и ночлега. Только вот однообразная поляна, окутанная цепью высоких, мужественных сосен не оставляла иных вариантов кроме как карабкаться вверх на дерево подобно опоссуму. Благо даже без арсенала из когтей и цепкого хвоста делать я это умела.
Ужасно хотелось есть. Небольшие припасы из кладовой довольно быстро закончились, но даже при сильной экономии их и не удалось бы растянуть на несколько дней. Плотоядно осмотрев местность на предмет потенциального ужина, я смирилась что лягу спать голодной. Опять. Нет, конечно, можно было рискнуть и полакомиться кислотно-алыми ягодами тиса, призывно росшего на краю поляны, однако если после этого я умру, смысла в тяготах последних дней будет ноль: даже не осведомленный в ботанике человек знал, что все части этого хвойного красавца ядовиты и неизменно ведут к смерти голодного путника, позарившегося на сочные плоды.
Сделав пару глотков из фляжки и невесело заключив, что та опустела, я принялась взбираться, попутно проклиная дающую о себе знать лодыжку. Уже смеркалось, а значит стоило бы поторопиться: у меня не было ни свечи, ни огнива чтобы разогнать наступающую темноту, да и привлекать внимание пламенем в чернильную северную ночь не самая лучшая идея.
Остановившись на расстоянии нескольких метров от земли, я приняла удобную позу, насколько это вообще возможно сидя на ветке шириной не более обхвата бедра. Успокоение дарило только то, что с этой высоты открывался хороший обзор на поляну и мне не были страшны дикие звери и всё, что блуждало ночью по лесу в поисках пропитания. Хотя встреча моим преследователем пугала больше, чем с ночными хищниками. А то, что он четко следовал по моим следам не вызывало никаких сомнений. Вдалеке с характерным вскриком поднялся в воздух орел.
“Дождусь рассвета и в путь в каком бы состоянии не была” – решила я, уповая на скрытые резервы организма, которые рано или поздно должны были проявить себя.
К моменту как солнце совсем укатилось за горизонт и его перестало быть видно из моего скромного убежища я освоилась и даже разместила на соседней ветке худосочную дорожную сумку. Увы, небольшая фляжка, расческа, зеркало и золотое кольцо, которое я заложила в ломбард по приезду на постоялый двор – все, что было при мне, когда пришлось спешно выпрыгивать из кареты и вихрем нестись в сторону леса. Не было даже смысла лезть внутрь и лицезреть то, что увы никак не могло утолить голод и заглушить звуки пустого желудка, издающего пение на всю округу.
“Не стоит отказывать себе в удовольствии поспать, раз уж поесть этим вечером не удастся”: подумала я, упираясь головой о ствол и вытягивая ноги вдоль ветки. Та подозрительно хрустнула, заставляя пожалеть о выборе столь ненадежного жилища, но перебираться сейчас не представлялось возможным – в сгустившейся темноте я не видела дальше собственных пальцев. Оставалось только уповать на милость дерева, которое примет меня за чуть растолстевшую сову и удержит до утра.
Плотнее закутавшись в плащ и прикрывая глаза я поблагодарила Матерь Света за существующее лето, что хоть и было холоднее, чем в родных местах, но не грозило за ночь отморозить все части тела.
Сквозь молочную пелену мне снился сон. Воспоминание. Мне пять лет. Я сижу на коленях у мамы пока та медленно проводит деревянным гребнем по моим темным волосам, распутывая особо густые пряди пальцами. Я терпелива, почти не капризничаю, пока она вынимает веточки, застрявшие в длинных косах после лазания по деревьям – помню правила вечернего ритуала, в награду за которым всегда следует сказка. Вот и сейчас, укрыв по шею тяжелым пуховым одеялом, мама присаживается на край моей постели, гасит свечи движением ладони и начинает свой рассказ:
“В одном королевстве жила-была принцесса. Девочка добрая, искренняя и красивая, но немного непослушная – как и все мы в детстве. Пугали девочку и мама, и папа, и подданные страшным принцем, что жил далеко на севере в замке из железа и острых копий.
– Волосы принца темны как ночь, а ладони извергают пламя как из пасти дракона! И кто попадется ему на глаза – сгорает заживо!
Поначалу девочка и правда боялась неведомого принца, но шли годы, и любопытство стало овладевать ею больше, чем страх. Да еще и поспорила как-то принцесса с подружкой – дочерью графини: сможет ли к принцу сходить? Не струсит ли? А трусить ей никак нельзя было – что это за принцесса такая, если будет бояться всего подряд? Поэтому когда родители принимали очередных послов, а няня отлучилась на кухню, принцесса отправилась в путь. Шла она долго, и хотя путь был недалек, пробираться по лесной чаще оказалось непростой задачей даже для такой смелой девочки. Упорно шла она мимо раскосых сосен и елей и через пару часов оказалась возле замка, высматривая в стрельчатых окнах страшного принца. Но его нигде не было. И когда девочка уже почти повернула обратно, в окошке самой высокой башни блеснул свет.
– Кто посмел меня потревожить?! – раздался на всю округу громкий возглас.
В этот момент принцессе стало по-настоящему страшно: хотелось убежать домой, к маме и папе, вот только ноги ее намертво приросли к земле.
– Я-я-я-я. – дрожа как осиновый лист ответила она.
– И что теб…Кхе-кхе… Что ты… Кхе-кхе… хочешь?… Апчхи!
Неожиданно из окна башни показался мальчик. Он еще раз чихнул, рассыпая темные волосы на высокий лоб. Девочка застыла в недоумении изучая “страшного” принца, но ни острых рогов, ни колючей чешуи так и не проступило на его лице. Только румянец от простуды розовил щеки.
– И чего ты смеешься? – недовольно пробурчал мальчик потирая нос кулаком.
– Да ты вовсе не страшный! Совсем маленький, немного старше меня! А в королевстве болтают, что огонь создаешь и сжигаешь в нем людей.
– Ну подпалить я немного, может и могу, особенно тех, кто суется на мои земли без приглашения. А так, я миролюбивый.
И не заметила принцесса, как целый день прошел за приятной беседой – так они увлеклись обсуждая все на свете. И лишь когда солнце стало клониться к горизонту, поняла – надо возвращаться домой.
– Ну мне пора… – сказала она принцу и помахала на прощание рукой.
– О… Ну, это… Тебе я разрешаю иногда заходить на мои земли. А то скучно одному. – признался мальчик улыбаясь.
И принцесса улыбнулась ему в ответ. У нее появился друг.
– Что было дальше? – пролепетала я широко зевая убаюканная маминой историей.
– А дальше принц и принцесса стали взрослыми и их крепкая дружба выросла вместе с ними превратившись в любовь.
Свет в комнате погас.
На утро я, конечно, забыла об этой сказке. Тем более вечером должен был состояться мой первый бал, по случаю которого портниха пошила красивое нежно-розовое платье с жемчужными бусинками. В тронном зале было много людей, но особенно мне приметился хмурый мальчик, что стоял рядом с высокой дамой, подмигиващей каждый раз когда я смотрела в их сторону и строгим мужчиной.
А позже нас представили друг другу. Принц Мортен. Так его звали.
Мальчик недовольно сдвинул темные брови осматриваясь по сторонам, чем вызвал мое недоумение: как можно не веселиться, когда вокруг так интересно? Тут и там снуют гости в разноцветных нарядах, играет шумный оркестр и нам разрешают играть в салки прямо в зале. Он вздрогнул когда я подхватила его ладошку чтобы отвести на любимые качалки в виде лошадей, а затем выдернул руку так, что я упала бы, не придержи папа за спину. Раздались вздохи, женщина, к которой прижимался Мортен, принялась просить у меня прощения, а его отец отведя в сторону что-то грозно выговаривал мальчику и сильно дергал его за рукав. Мои щеки запылали от стыда, ведь я сама полезла к нему, а теперь Мортена точно накажут и лишат сладостей. Перед уходом я хотела извиниться, но Мортен опередил меня, склонившись к уху и зло прошипел:
– Тебе конец.
Сон пропал сменяясь нарастающей тревогой. В ночи я чувствовала себя слепым котенком, и с того дня почти всегда просила служанку оставлять одну лампу зажженной. Вокруг еще было темно, но за спиной уже виднелась узкая полоска рассветного солнца. Я замерла, прислушиваясь к шестому чувству, которое редко когда подводило. А сейчас оно почти кричало: “Беги”.
Кое-как перебросившись вниз я поморщилась. После непродолжительного сна тело болело, а нижняя часть и вовсе онемела колючими иголочками сковывая икры. Превозмогая это чувство лишь соприкоснувшись подошвами с землей я дала ногам ускорение. Шум в ушах заглушал беспокойство, змеей подбирающееся к шее. По земле клубился ночной туман, оседая капельками на ногах отчего им вмиг стало холодно. Нервно сглотнув, я перепрыгнула высокое дерево, преграждающее дорогу, когда в голове вполне отчетливо раздался низкий шепот с моим именем. Это, и еще шелест листьев, что послышался где-то впереди, заставили меня резко свернуть вправо, заныривая под низкие кусты, цепляя на волосы репейник и царапая лицо. Я не задумывалась куда бегу, но совершала шаг за шагом в надежде скрыться от своего ночного кошмара.
Когда впереди показался городок: аккуратный, с ровно уложенной брусчаткой и низкоэтажной каменной застройкой его горящие масляные фонари буквально стали для меня спасительными. Пустынные улицы еще были погружены в сон – не было видно даже разгульных пьяниц, что в эти часы обычно подпирали двери кабаков или отдыхали на травке возле них. Не было никого, у кого бы я могла попросить помощи или защиты. Звуки сбитых каблуков, касающихся каменной дороги, создавали гулкое эхо, безошибочно давая обнаружить преследователю мое месторасположение. Мысли хаотично метались в голове – как я планировала укрыться в этом маленьком городишке? Ничего не стоило найти меня среди трех улиц и десятка домов. Глухой отстук сердца начал тикающий отсчет.
Когда я почти потеряла надежду, выкашливая легкие на маленьком перекрестке, передо мной предстало спасение – высокое здание из резного камня, что возвышалось среди остальных построек, а его белоснежный шпиль и изящные башенки стремились точно к небу, за счет чего их было видно даже на фоне темного неба. Храм матери Света. Странно было видеть его здесь – мелькнуло в моей голове сомнение, но его заглушил тусклый огонек – отблеск свечей в окошке первого этажа. В храме точно кто-то был и этот кто-то не спал, иначе бы не жег понапрасну свечи. Сковывающий душу страх возник в груди, а его холодные воздушные щупальца попытались обхватить мои щиколотки. Испуганно вскрикнув, я сбросила их и со всей мочи понеслась к двери, отчаянно принявшись колотить по дереву, собирая занозы от обшарпанного материала глубоко под кожу. А между тем шепот повторился.
Наконец, дверь отворилась и передо мной предстал пожилой и заспанный священнослужитель в длинной, белой рясе с вышитым в районе груди изображением солнца. Я ошиблась, когда подумала, что храм действующий: в воздухе не витал свежий запах благовоний, а за спиной мужчины располагался лишь запущенный алтарь, потертая фреска с высокой белокурой женщиной и местами прогнивший, деревянный пол. Но это было не важно: нерушимый закон должен действовать и здесь.
– Патер, помоги, защити дочь Матери Света. Дай убежище в своей обители, спаси от злого человека, что хочет моей смерти.
Между тем священник, наконец, протер ладонями глаза и удивленно вскинул брови, осматривая ночную визитершу. Конечно, не часто в его стенах просили защиты юные леди, покрытые слоем грязи и пыли, в местами порванном плаще и дорожном платье, некогда из дорогого синего бархата, но уже пошорканного и со следами репейника на воротнике. И хоть сейчас я была похожа на нищенку, собирающую на улицах милостыню, мужчина все же признал богатую аристократку, уверенно говорящую о ветхом законе, защищающем нуждающихся в храмовой обители.
Окинув взглядом мои платиновые черные волосы, что спутались и рассыпались по плечам, он перевел взгляд на лицо, взглядываясь в его черты и пронзительные синие глаза, что не потушило даже трехдневное скитание.
– Дитя… нет, простите… Ваше величество… – Мужчина склонился в почтительном поклоне. Конечно, он понял. Мужчина не был глуп и вероятно в молодости даже служил молодому принцу Торвусу, пока тот не вошел в полную силу теней. Наверняка в его памяти сохранилась королевская родословная – в которой не было столь юных девушек. У почивших короля с королевой имелся только один наследник, ныне король, совсем недавно связавший себя узами брака с принцессой Фьерии. Проклятье.
– Прошу вас, Патер. – сказала я настойчивее, уповая на силу собственного голоса, муштрированного учителем словесности годами.
Мужчина замешкался. За помощь мне его могли казнить, но и отказ выполнить просьбу мог привести к тому же. И только я открыла рот чтобы подтолкнуть его к верному решению, как взгляд служителя медленно скосился куда-то мне за спину, а сомнение в глазах сменилось неподдельным страхом: мышцы на лице напряглись, а оно само приобрело сероватый оттенок. Пространство сузилось и замедлилось, когда следом священник рухнул на колени, касаясь лбом сырого камня, а из его губ раздалось невнятное бормотание “Ваше величество…”.
Вот и все. Уха коснулось холодное дыхание и тот же шепот, звучащий теперь у затылка, хотя я точно знала, что он находится дальше. Не опуская подбородка и слепив из лица самое презрительное выражение которое только умела, я повернулась, заранее зная кого увижу в свете фонарного столба. Свой ночной кошмар. Мортена Умбрайта. Короля Имменсияра и… моего мужа.
Темные щупальца ледяного воздуха, медленно прошлись по моему лицу и чуть плотнее сомкнулись на горле, заставляя вздрогнуть и непроизвольно покрыться мурашками.
Я сглотнула проталкивая тугой комок страха и накатывающей паники. Надеялась ли я уйти от опаснейшего на континенте человека? Да. Признаю ли что эта надежда была большой ошибкой? Определенно.
– Доброго утра, светлячок. Далеко собралась?
Глубокий и низкий бас теперь звучал наяву, эхом отдаваясь от внешних стен храма, в котором я хотела укрыться от его обладателя. Мужчина остановился в нескольких метрах от центральных дверей, очевидно, не видя необходимости подходить ближе и хотя на ступенях была именно я, он возвышался надо мной, а не наоборот. Как и всегда.
Король Имменсияра был красив. Эта мысль будоражила многих девушек, ставящих во главу угла внешнюю привлекательность мужчины, а не его характер. Впрочем, и этого Мортену было не доставать. Высокий и статный, он производил впечатление гладиатора, вышедшего на арену в ожидании смертельного поединка и любого, кто посмеет бросить вызов непобедимому чемпиону. Мужчина смотрел в мои глаза с насмешкой, отмечая того самого смертника, а его губы, сложенные в высокомерную улыбку, не сходившую с точеного лица много лет, уже выносили беззвучный приговор.
Его взгляд становился суровее по мере того как он скользил по мне подмечая все: испорченную одежду, отсутствие корсета и отрезанные по плечи волосы. Даже мой голод с вывихнутой лодыжкой уверена, не были для него тайной. Конечно, на контрасте со мной, король словно сошел с альбомов портнихи, шьюшей наряды исключительно для высшей знати: темный дорогой сюртук плотного покроя облегал подтянутое тело, а синий плащ, подбитый мехом придавал ему еще большей кровожадности: будто тот только что вернулся с охоты. Эту ассоциацию подкреплял и меч, легко перекинутый через бедро. Хотя с учетом того, что как ровно мужчина держался с учетом недавнего ранения, едва ли он был ему нужен.
Мортен сделал шаг вперед, и мое тело инстинктивно сжалось, чем вызвало еще больший холод в его взгляде, хотя им и так можно было заморозить целый континент. Я молчала, но в этом безмолвии содержалось больше смысла, чем во всех невысказанных словах. Мольбы к палачу для трясущихся на плахе. Я же сохраню остатки гордости даже перед лицом смерти.
Но подарить успокоение, как я малодушно надеялась, было слишком великодушно для него. Мортен придумал для меня месть куда мучительнее. С жестким взглядом он вынул из-за спины круглую дорожную сумку и ее бросил на землю, прокатывая до самых моих ног. Кожаные ремешки распустились открывая содержимое – голову молодого юноши, что еще недавно улыбался и напевал под нос крестьянские песни. Теперь же его глаза были широко раскрыты, а неровная рана на шее подтверждала, что смерть моего помощника в побеге отнюдь не была легкой.
– Глупо было убегать, светлячок.
ГЛАВА 2
За десять дней до этого.
Коридоры замка были пусты и стук моих каблуков звонко отдавался эхом от высокого сводчатого потолка. Я шла то и дело останавливаясь у огромных панорамных окон, отделанных разноцветными витражами и мозаикой. И хотя это место было моим домом, изученным вдоль и поперек, всякий раз как впервые я чувствовала внутренний трепет при взгляде на причудливые картины, выложенные из красочных кусочков расплавленного кварцевого песка, соды и известняка.
Картины, изображающие историю.
По легенде некогда мир, в котором мы живем был соткан и взращен из полотна мрака самим Отцом Тьмы. Кем он был: телесным божеством или эфемерным духом никому доподлинно не известно, но за долгие века устоялось считать его нашим создателем и хранителем. Долгое время Отец Тьмы правил в одиночку, не желая делиться ни с кем своей властью. Люди в древнем мире рождались и умирали во тьме, прятались и голодали в постоянной борьбе за выживание. По земле ходили страшные существа с клыками, щупальцами и жалами, после встречи с которыми редко оставался шанс уцелеть.
Первый витраж являл собой черное матовое стекло, не пропускающее в галерею утреннее солнце. Даже мое отражение через мрачную пелену казалось темным и расплывчатым.
Так существовали люди пока Матерь Света, по преданиям младшая сестра создателя, не прибыла из другого мира даруя священный луч. Тот вмиг озарил тьму, дал жизнь всему новому: создавая моря, реки и озера, острова и материки, зарождая новые виды жизни. Люди впервые увидели ясное голубое небо, что все это время было скрыто в чернильных облаках. Темные создания боялись света, и люди, защищаясь от них, стали переселяться ближе к лучу, осваивая земледелие, собирательство, строя дома, храмы, даруя подношения Матери Света и молясь, чтобы ее милость не заканчивалась.
На следующем витраже через затемненные стекла как и в нашей истории стала пробиваться линия белого, искрящегося стекла, создавая в галерее полоску света, вокруг которой мягко клубилась пыль и мелкие жучки. В самом низу у земли росли реалистичной мозаикой ажурные яркие цветы, что стремились всей своей сутью вверх, а по колосящейся траве панно бегали причудливые зверушки.
Матери Света было приятно такое внимание и вопреки настоянию старшего брата, она решила увеличить священный луч, расширяя его отблески на все большие и большие территории. Стали появляться города, страны, выделяющиеся по степени внимания Матери и силе ее света на конкретной земле. Но была и обратная медаль, горькая ложка дёгтя в этой бочке меда. Все люди хотели быть ближе к лучу и занять центральное место под ним. Началась вражда, войны за территорию. Брат пошел на брата, сосед на соседа.
Следующее окно это красочно описывало: посветлевшее полотно и яркий луч, животные, деревья, и люди. Однако весь витраж был забрызган красной мелкой мозаикой имитирующей пролитую кровь.
Матерь Света была огорчена. Она подарила людям самое ценное что у нее было, отдала кусочек себя, чтобы те жили и радовались, а между тем эти глупые создания погрязли в пучине злости, ненависти и жестокости. Но сама она была неопытна, молода и отходчива, а потому не могла долго злиться на людей. Смотря на них сверху она видела и хорошее: как те сопереживали, заботились, любили…
Подумала Матерь: “Если все из-за нехватки моего света, то я дам им его без остатка”. И ударила она священным лучом по земле будто хлыстом и рассыпался тот на миллионы искр, которые осветили все вокруг от земли и до самого неба.
Но свет этот был настолько сияющ и горяч, что вокруг все стало умирать: высохли моря и океаны, погиб урожай, а вся ранее зеленая земля стала сохнуть и трескаться как разбитое зеркало. А люди… Если кто и решался выйти из своих домов, их ждала участь ослепнуть или покрыться волдырями от сильных ожогов. Иные и вовсе сгорали в солнечном пламени. В какой-то момент свечение стало настолько ярким, что все вокруг исчезло, кроме белого света, выжигащего все на своем пути.
Четвертый витраж являл собой яркие лимонные стекла плотного оттенка со сколами по углам. Они и сейчас слепили проходящих мимо людей так, что те жмурились и стремились как можно скорее пройти мимо.
Мир снова умирал, только на иной грани. Лишь немногие уцелели, спрятавшись в темных подвалах и сараях, казематах и норах, молясь о спасении тьме. Как иронично.
Сама же Матерь Света была зла: “Люди получили все, что хотели, почему они просят защиты от моей благодати?” Но создательнице хватило мудрости попросить помощи у брата, который молча наблюдал за действиями сестры и не вмешивался. И мужчина пошел навстречу родной крови.
Свою правую ладонь положил он на ладонь Матери Света, державшей осколок священного луча. И в миг яркость его стала тише и больше не слепила людей и не жгла посевы, а наоборот согревала все живое, даря тепло и безопасность.
Второй же ладонью убрал он руку девушки, что придерживала луч для постоянного света и вместо нее поставил свою ладонь, чтобы свет и тьма существовали всегда вместе. С тех пор, солнце – самый большой осколок священного луча – светил только днем и не так ярко, чтобы губить, а ночью, сменялся на темного собрата – луну – драгоценный камень из перстня Отца тьмы, напоминающий о том, что ночь больше не вечна.
Людям же от Матери и Отца были дарованы тени чтобы напоминать – без света не бывает тьмы, а без тьмы не будет света.
Последний витраж был моим самым любимым.
На нем изображался Ветустус – столица нашего королевства – Фьерии. Большой и зеленый каменный город, с резными башенками, уличными лавочками, и длинной, извилистой как сама жизнь, рекой – Флумен.
Прошла уже тысяча лет с этой истории и сейчас наше государство процветало.
А мне как принцессе Фьерии надлежит сделать все, чтобы сохранить это спокойствие и мир.
– Ювита! Ну где ты ходишь! Мы опаздываем! – В коридоре стуча тонкими шпильками показалась высокая блондинка – моя лучшая подруга и по совместительству личная фрейлина Латенсия.
– Я задумалась.
– Опять витаешь в своих мыслях?
Размышления и правда не покидали меня. Наша столица не просто так оказалась на последнем витраже, повествующем о дне, когда свет и тень примирились. Фьерия была первым государством возникшим под священным лучом. Именно мы раньше остальных прочувствовали на себе его первую благодать и кару, фактически возродившись заново. За что и получили название в переводе с древнего языка означающее “гордая”.
Сегодняшняя дата как раз именовалась днем Фьерии – праздником, объединяющим многомиллионное население нашей страны. Каждый год в канун летнего солнцестояния белоснежные флаги украшали фасады наших домов, их вывешивали на балконы и окна, а городское убранство пестрело лилиями – символами нашей покровительницы Матери Света. В честь торжества по всей стране проходили масштабные празднования, выступления, фестивали, а наиболее яркие мероприятия традиционно проводились в Ветустусе на центральной площади, где мне сейчас и положено быть, о чем Латенсия напомнила, наверное, уже в сотый раз.