Девушка из спасательной шлюпки

– Ты сама-то в это веришь? – покачала головой Дейзи. – Они наняли это судно, чтобы пассажиры, купившие билеты на обратный рейс «Титаника» из Нью-Йорка в Англию, смогли уехать. Они сделали это не ради нас. Мы – пустое место.

Нет, подумала Поппи. Мы – не пустое место. Мы – самый страшный кошмар «Уайт стар». Дейзи была права, когда говорила, что компании нужно было каким-то образом доставить пассажиров, ждавших обратного рейса «Титаника», в Англию. А мы? Почему даже самые скромные члены экипажа погибшего судна получили бесплатный билет через Атлантику? Они оказались на этом судне лишь потому, что «Уайт стар» хотела быть уверенной, что они не окажутся на берегу и не наговорят лишнего нью-йоркским газетчикам.

Поппи сидела в изножии койки Дейзи и рассматривала сестру.

– Некоторые из них до сих пор скверно себя чувствуют, Дейзи. Мы, горничные, просто спустились с палубы «Титаника» в шлюпки, даже не намочив ног, а они…

– Со мной было не так, – хныкнула Дейзи. – Я не просто спустилась в шлюпку. И вымокла.

– Да, помню, – ответила Поппи. – А почему так получилось? Почему ты не села в шлюпку, к которой приписана?

Уныние на лице Дейзи сменилось таинственностью.

– Хватит вопросов. Оставь меня в покое.

– Хорошо, я оставлю тебя в покое, – Поппи встала. – Пойду на палубу. После поговорим.

Погруженная в размышления, Поппи пробиралась по лабиринту коридоров и лестниц, который вел к участку палубы, выделенному для прогулок пассажиров третьего класса. В отличие от Дейзи, которая провела последние сутки в тоске и подавленности, Поппи обдумывала план. Через девять дней «Лапландия» придет в Саутгемптон. «Уайт стар лайн» выплатит им жалованье, и тогда они с сестрой будут свободны.

Поппи знала, что порт Саутгемптона всегда полон трансатлантических лайнеров, и их экипажи постоянно требовали пополнения. Мисс Стап не откажется дать ей рекомендации, и поэтому ничто не помешает, сойдя с одного судна, тут же подняться на борт другого. Осуществление мечты просто откладывалось. Разумеется, ей придется придумать, как получить хорошие рекомендации для Дейзи, и уж точно бессмысленно обращаться за этим к мисс Стап. Но, вероятно, в этом не будет необходимости. Когда хандра пройдет, Дейзи без труда сама получит рекомендации от кого-нибудь из офицеров. Ей достаточно будет лишь встряхнуть кудряшками и пустить слезу.

Поппи поднялась по последней узкой лестнице и вышла на прогулочную палубу третьего класса, радуясь возможности посидеть в шезлонге. Она поняла, насколько устала – от работы, от холода, от тревоги за Дейзи. Поппи нашла укрытый от ветра уголок и вытащила шезлонг на крошечный пятачок палубы, освещенный солнцем. Со вздохом облегчения она опустилась на сиденье, положив ноги на скамеечку. У нее не было возможности так расслабиться ни на «Титанике», ни даже на «Карпатии». «Значит, вот каково быть пассажиром».

Она отпустила свои мысли на волю. Сейчас можно позволить себе не думать ни о Дейзи, ни о том, как добраться до Калифорнии, ни о том, что отец может узнать, где они. Мысли, мучившие ее, пока она бодрствовала, начали растворяться в фантастических сновидениях о лесах и полях ее детства.

Неожиданно ее разбудило резкое изменение в монотонном гудении машин и плеске волн. В панике она вскочила на ноги, трясясь от страха и оглядываясь вокруг. Судно остановилось. Неужели они снова тонут? На борту «Лапландии» она не чувствовала себя в безопасности. Нахлынули воспоминания, в которых солнечный свет и голубое небо уступали место промозглой безлунной ночи. Крики чаек превратились в вопли тысячи человек, барахтающихся в воде.

Руки тянулись из воды, цепляясь за борта шлюпки.

– Возьмем их! У нас есть место!

– Их слишком много! Они нас потопят! Налечь на весла!

Поппи протянула руку.

– Только ее! Только эту женщину!

– Нет. Это приказ.

На плечо Поппи легла чья-то рука, возвращая девушку к реальности. Страшная ночь исчезла, и солнце засветило вновь, когда она увидела изуродованное шрамом лицо Эрни Салливана. Его серые глаза пристально вглядывались в лицо Поппи.

– Все в порядке. Беспокоиться не о чем, – ей показалось, что в глазах Салливана на мгновение промелькнула тень. – Воспоминания со временем уйдут.

Она была на грани паники.

– Что происходит? Почему машины остановились?

– Ничего страшного, – ответил он. – Во всяком случае, нас это не касается. «Лапландия» получила приказ остановиться и ждать буксир, вышедший за нами из Нью-Йорка.

Поппи моргнула, стряхивая остатки сна, и огляделась. Судно покачивалось на волнах. По правому борту виднелся клочок земли, увенчанный белым маяком, а со всех остальных сторон – лишь поднимающиеся и опускающиеся океанские волны. Зачем им приказали остановиться?

– Буксир везет еще кого-то из членов экипажа? – спросила она.

– Как раз наоборот, – покачал головой Салливан, – хотят забрать на берег еще несколько человек.

Он подцепил ногой соседний шезлонг и подтянул к себе. Его ладони были замотаны свежими бинтами, а белая черта шрама терялась на бледном лице. Но мужчину уже хотя бы не трясло от лихорадки. Судя по всему, аспирин, который дала ему Поппи, сбил температуру.

– Не возражаете, если я присяду рядом? – спросил он. – Мне пока тяжеловато стоять.

– Конечно, – сказала Поппи, тоже устраиваясь в шезлонге. – Моя сестра вам очень благодарна.

– Наверное, она и сама бы могла мне об этом сказать, – усмехнулся Салливан.

Поппи потупила взор, стыдясь того, что так и не сумела заставить Дейзи покинуть койку и хотя бы сказать спасибо человеку, который спас ей жизнь.

– А кого они хотят забрать? – спросила Поппи. – Они ведь не за Дейзи, да?

Салливан вскинул брови, и выражение его лица было красноречивее любых слов. «Да кому она нужна».

– Американские сенаторы в мудрости своей решили, что хотят поговорить с квартирмейстером Хиченсом и еще некоторыми членами команды.

– Почему? Чем они провинились?

– Хиченс был на мостике, когда мы столкнулись с ледышкой, поэтому ему хотят задать пару вопросов. Что до остальных, то я не знаю, что они делали в тот момент. Ходят слухи, что следствие поставило себе целью как можно скорее найти виновных. Ведь погибла целая куча народу, и кто-то должен понести наказание. Козлом отпущения могут назначить любого, кто проявит неосторожность в высказываниях. Я тогда спорил с мисс Стап, – ухмыльнулся он. – Но теперь уже не так уверен в своей правоте. Молчание для всех нас сейчас на вес золота. Ничего никому не рассказывайте.

– Я ничего и не знаю, – ответила Поппи.

– Тогда постарайтесь, пожалуйста, чтобы ваша сестра держала язык за зубами, – снова ухмыльнулся Салливан. – Она-то как раз может знать многое.

– Она тоже ничего не знает.

Салливан покачал головой.

– Ей что-то известно. А вот и наши агнцы на заклание, – добавил он, оглянувшись через плечо.

На палубе показались пятеро мужчин с холщевыми торбами. Они были одеты в плохо сидящую гражданскую одежду, пожертвованную жителями Нью-Йорка. Может быть, когда-то эти костюмы и были новыми и модными, но теперь лишь подчеркивали мрачность лиц и подавленность одетых в них людей.

На палубе стали появляться другие члены экипажа «Титаника». Даже мисс Стап со своей стайкой горничных вынырнула из-под палубы, чтобы выяснить, что происходит.

Один из пятерки – коротышка с редеющей шевелюрой – положил свою торбу на палубу и мрачно уставился в сторону города.

– Это не моя вина, – произнес он.

Никто ему не ответил, он повторил громче:

– Это не моя вина. Я делал лишь то, что было приказано. Я же не впередсмотрящий. Они должны допрашивать Ли, а не меня.

– Первым айсберг увидал Флит, – раздался чей-то голос из толпы, – и его уже забрали.

– Но это Хиченс в него врезался.

Поппи оглянулась на Салливана. Он единственный смотрел на нее. Остальные не отрывали взглядов от Хиченса. Хотя, если бы на палубе была Дейзи, все было бы совсем иначе.

– Это правда? – спросила она. – Это он врезался в айсберг?

Салливан покачал головой.

– Можно сказать, что да, но все не так просто. Управлять океанским лайнером – совсем не то же, что маленьким катером. Есть держащий в руках штурвал, но решения принимает не он. Ему сообщили курс, которого он должен придерживаться, вот и вся его задача. Всю свою вахту он лишь пялится в нактоуз[5]. При этом обязанность вахтенного офицера – следить, чтобы он не сбился с курса, а впередсмотрящий находится наверху и должен высматривать возможные опасности. Не знаю, кому могло прийти в голову обвинить Хиченса.

– Потому что это проще всего, – задумчиво произнесла Поппи. – Он стоял у руля. А значит, и очевидная цель обвинений.

– Совершенно верно, юная леди.

Поппи подняла голову и увидела Джогина, главного пекаря «Титаника», с явным презрением разглядывавшего остальной экипаж.

– Наши беды еще не закончены, – провозгласил он. – Будем молиться, чтобы кроме этих несчастных с корабля больше никого не сняли и чтобы это была наша последняя остановка. Американцы словно взбесились. Если они продолжат в том же духе, могут быть дипломатические последствия. Совершенно ясно, что они и не планируют проводить настоящее расследование. Они все это затеяли ради газетчиков. Этот их сенатор Смит – не моряк. Он услышал, что Хиченс стоял у штурвала, вот и потребовал, чтобы его доставили на берег. Он ничего не понимает. Это просто честолюбивый политик, хватающийся за любой повод.

– Вы ведь не были на берегу, – удивилась Поппи. – Откуда вы все это знаете?

– У меня есть здравый смысл, – ответил Джогин. – И я общался с офицерами «Лапландии». Они запросто беседуют со мной, понимая, что я – человек образованный, не то что эта стая палубных мартышек.

– Эй, приятель! – окликнул его Салливан. – Последи-ка за языком.

Джогин склонил голову на бок.

– Беру свои слова назад. Некоторые из вас больше похожи на горилл, чем на мартышек. Но вы, мистер Салливан, не относитесь ни к гориллам, ни к мартышкам. Я пока не могу решить, кто вы такой.

Я тоже, подумала Поппи.

– Все дело в деньгах, – объяснил Джогин. – Если расследование сенатора Смита докажет, что «Титаник» шел на небезопасной скорости, экипаж допустил ошибку или при подготовке рейса были нарушены какие-то морские инструкции, «Уайт стар» придется заплатить огромные компенсации.

Поппи не удержалась и посмотрела на Салливана, ища подтверждения этим словам. Что-то в этом австралийце выделяло его как лидера, человека, которому должно быть известно то, что не известно другим.

Он кивнул.

– Мы все на этом крючке, – сказал он. – Американцы еще только начинают задавать вопросы, но и британцы тоже не отстанут. Нам всем придется давать показания.

– Но ведь не обслуживающему персоналу же, – возразила Поппи, холодея. – Они не станут допрашивать горничных.

– Почему это? – спросил Салливан.

– Потому что мы ничего не знаем.

– Вы можете знать больше, чем думаете, – возразил Салливан. – На самом деле, возможно, мы все слишком много знаем.

Риддлсдаун-КортГарри Хейзелтон

На первый взгляд Гарри показалось, что время было милостиво к Риддлсдаун-Корту, резиденции 9-го графа Риддлсдауна. Величественное здание из красного кирпича с увитыми плющом стенами, укрытое в тени древних дубов, прекрасно вписывалось в пейзаж. Кованые железные ворота стояли распахнутыми, словно приглашая войти.

Гарри опирался на трость из ротанга, даже не пытаясь скрывать хромоту. Прежде чем отправиться в Риддлсдаун, он надел костюм из грубого твида и воспользовался зубной щеткой, намазанной белой глиной, чтобы добавить седины в волосах и на усах. Трость он считал частью своей маскировки. Он больше не был капитаном Гарри Хейзелтоном из Восточно-Суррейского полка. Он стал Сэмюэлом Ллойдом, пожилым человеком с легким валлийским акцентом, ищущим небольшой домик, чтобы уйти на покой. И вот, наткнувшись на поместье Риддлсдаун, решил поинтересоваться, не может ли граф продать или сдать ему что-нибудь подходящее. Человека с почтенными сединами и хромотой вряд ли прогонят с порога. Быть может, его даже пригласят в дом и предложат чаю.

Гарри ощутил знакомое волнение, стоя на обочине дороги и готовясь примерить личину другого человека, стать тем, кем он не был. Разумеется, то, что ему предстоит, гораздо проще, чем изображать главаря афганской банды или индийского нищего, но все равно не надо забывать о возможных трудностях. У графа Риддлсдауна нет оснований подозревать его, но Гарри был от природы осторожным человеком.

Немного осмотревшись, он изменил мнение о Риддлсдаун-Корте. «Гостеприимно» открытые ворота явно простояли так довольно долго. Под створками уже выросла трава, а ажурную металлическую решетку оплели побеги вьющихся растений, грозившие вот-вот скрыть семейный герб Риддлсдаунов, венчавший ворота.

Оценив запущенный вид въездных ворот, Гарри стал изучать само здание Риддлсдаун-Корта уже более придирчиво. Теперь он понял, что вовсе не искусная рука садовника создала это впечатление единения дома с природой. На самом деле постройка была готова вот-вот пасть под натиском времени. Плети плюща карабкались по оконным решеткам, поднимались на крышу и грозили вскоре обрушить вычурные трубы, заставшие еще времена Тюдоров. Опавшая листва дубов толстым слоем покрывала запущенные лужайки и террасы, а сами деревья были изранены и расколоты ударами молний.

Гарри поднялся по пологим ступенькам, которые вели к массивной дубовой парадной двери, и тщетно попытался отыскать веревку звонка. Как здесь посетители объявляют о своем приходе? Возможно, следует воспользоваться задней дверью или пройти через кухню? Гарри покачал головой. Он войдет через парадный вход или не войдет вовсе. Он слишком долго прожил в Индии, где привык, что с белым человеком обращаются как со знатным господином, и слишком долго прослужил в армии, где офицер всегда внушает почтение. Разумеется, он больше не в Индии и не армейский офицер, но Гарри решил, что Сэмюэл Ллойд не из тех людей, кто не станет пользоваться черным ходом. Сэмюэл Ллойд пожелал бы войти через парадную дверь. Он еще раз наскоро отрепетировал валлийский акцент, занес трость и постучал. Один раз, а потом снова.

Настойчивый стук наконец принес плоды, и дверь неторопливо приотворилась. Гарри заглянул в щелку и заметил за дверью ребенка.

– Там какой-то дядя! – объявило дитя и скрылось из виду, предоставив Гарри самому себе.

Решив, что приоткрытая дверь достаточно похожа на разрешение войти, Гарри распахнул ее и шагнул в дом. В холле Риддлсдаун-Корта все напоминало об эпохе Тюдоров – от черно-белой плитки на полу до массивных балок потолка и высоких арочных окон. Ребенок – девочка в украшенном мелкими оборками платьице – при его приближении бросился наутек, поднимая облачка пыли, которые плавали в лучах света, пробивавшегося сквозь окна. Шлепая босыми ногами, она побежала вглубь дома, без умолку крича:

– Там дядя!

Не успел Гарри решить, что ему делать, как одна из внутренних дверей открылась, и на пороге появилась девочка постарше в сопровождении угрюмой женщины в свободном домашнем платье. Малышка бросилась к ней, продолжая выкрикивать высоким взволнованным голосом.

– Там дядя, мама! Там дядя!

Затем она начала носиться вокруг женщины, громко вопя:

– Там дядя, там дядя, там какой-то дядя! Дядя, дядя…

Гарри не знал, долго ли сможет выдерживать эти крики без ущерба для барабанных перепонок, но, к счастью, с верха лестницы раздался громоподобный голос, при звуках которого девочка остановилась как вкопанная.

– Тихо! Хватит верещать, черт побери! Убирайтесь обе!

Девочки в ужасе бежали. Когда женщина повернулась, чтобы последовать за ними, голос с лестницы громыхнул снова:

– Тебя это не касается, Агнес. Ты останешься, пока мы не узнаем, что нужно этому субъекту.

Граф Риддлсдаун оказался высоким сутулым мужчиной. На вытянутом лице красовались висячие усы того же морковно-рыжего цвета, что и жидкие волосы на голове. Бледно-голубые глаза смотрели на гостя с недовольством.

Гарри быстро перебрал в уме информацию, полученную от епископа. Хмурая женщина, должно быть, леди Риддлсдаун, третья жена графа. Гарри отметил, как она задрожала в тревоге, когда муж начал спускаться по лестнице.

– Кто вы такой, черт побери? – властно спросил граф.

– Сэмюэл Ллойд, – представился Гарри.

Хотя человек на лестнице выглядел далеко не таким опасным, как даже самый плохо вооруженный пешаварский повстанец, Гарри позволил себе немного заискивающий тон.

– Я весьма надеюсь стать вашим соседом, – добавил он.

– Соседом… – буркнул граф. – Нам соседи не нужны.

– Я хотел бы найти дом, чтобы уйти на покой. Может быть, купить небольшой клочок земли…

Гарри позволил голосу Сэмюэла Ллойда неловко дрогнуть. Граф нахмурился, но угрюмое выражение лица было не в силах скрыть появившуюся заинтересованность.

– Я не продам ни квадратного дюйма своей земли.

Может, и так, подумал Гарри. Но деньги тебе явно нужны. Краем глаза он заметил, как на усталом лице леди Риддлсдаун промелькнуло что-то похожее на отчаяние.

– Понимаю, – ответил Гарри. – Наверняка ваша семья владеет этими землями уже много лет.

– Пять столетий! – фыркнул граф.

Гарри чуть подался вперед, тяжело опершись на трость.

– Пятьсот лет… – произнес он еле дыша. – Уму непостижимо. Тогда понятно, что мне будет трудно убедить вас расстаться даже с самым крошечным участком…

– И не надейтесь!

Гарри изобразил вкрадчивую улыбку.

– Может быть, я смогу арендовать один из фермерских домиков? – предложил он. – Конечно, весь необходимый ремонт будет произведен за мой счет.

– Только за ваш собственный счет, – подтвердил граф.

Гарри затрепетал – рыба заглотила наживку.

– Разумеется.

Граф спустился на нижнюю ступеньку и протянул руку.

– Лорд Риддлсдаун, – представился он и, указав на жену, добавил: – Леди Агнес Риддлсдаун.

Гарри пожал руку графу и склонил голову перед леди Риддлсдаун, отметив про себя, что под оборками платья леди Риддлсдаун скрывается основательный живот. На мгновение он забыл, где находится и каковы тут правила приличия. Джентльмену не подобает даже замечать положение леди Риддлсдаун, и уж точно ему не следует пялиться или размышлять, не родит ли женщина двойню. Но он слишком долго не был в Англии. Гарри вспомнил о временах Бурской войны. Женщины из племен Южной Африки почти не носили одежды, и беременность невозможно было скрыть. Да и бурские женщины, которых его полк захватывал и отправлял в концентрационные лагеря, любили выставлять свое положение напоказ: они гордились, что вынашивают новых граждан на благо своей родины. Что же до Индии… К горлу подступил ком. Нет, об этом он думать не станет.

Леди Риддлсдаун, чье желтоватое лицо казалось таким же огромным, как и живот, осторожно посмотрела на мужа.

– Шефердсфолд-коттедж? – неуверенно предложила она.

Граф энергично почесал лысеющую голову.

– Хм, полагаю, этот вариант можно рассмотреть. – Он посмотрел на Гарри. – Я не расстанусь ни с пядью своей собственности, которую намерен целиком передать сыну, но пожизненная аренда и оплата ремонта с вашей стороны…

– Так у вас есть сын?! – воскликнул Гарри, прекрасно зная, что это не так. Он спонтанно решил придумать Сэмюэлю Ллойду нескольких сыновей. – А у меня двое! Сколько вашему мальчику?

– Он еще не родился, – сквозь зубы процедил граф. – Но жена говорит, что ждать уже недолго. Пока же у меня только целая орава девчонок.

Гарри поспешил пополнить свое семейство еще и девочкой.

– У меня есть дочь, – сказал он. – Ей недавно исполнилось двадцать один. Уверен, она была бы рада компании, если кто-то из ваших дочерей близок по возрасту.

– Две мои дочери примерно того же возраста, – проворчал граф. – Кстати, я их что-то сегодня не видел. Где они шляются? Агнес, позови их сюда.

– Они уехали в Лондон, – произнесла леди Риддлсдаун.

Граф хмуро посмотрел на нее.

– Я знаю. Они поехали покупать одежду для брата. Помнится, Пенелопа еще клянчила у меня денег. Но это было несколько дней назад. Хочешь сказать, они не вернулись?

– Еще нет, – ответила леди Риддлсдаун, уставившись в пол.

Граф снова почесал голову.

– А почему? Где их черти носят?

– Полагаю, они задержались, – уклончиво ответила леди Риддлсдаун.

– Ладно, не будем сейчас об этом, – лорд Риддлсдаун махнул рукой и снова обернулся к Гарри. – Я переговорю со своим управляющим по поводу дома, и мы все обсудим. Где я могу вас найти?

Гарри задумался. Поскольку у него не было времени дополнить легенду отпечатанной визитной карточкой, он решил дать графу номер телефона тетушки Синтии, надеясь, что успеет связаться с ней вовремя и предупредить, что теперь она стала родственницей пожилого валлийца.

– Леди Риддлсдаун проводит вас, – бросил граф, затем отвернулся, зашагал вверх по лестнице и вскоре исчез где-то в пыльных просторах верхних этажей.

Гарри понимал: задача выполнена лишь отчасти. Он убедился, что племянниц епископа нет дома и что их отец и мачеха не знают и знать не хотят, где они. Теперь нужно было поговорить с нянюшкой Кэтчпоул.

Он посмотрел на леди Риддлсдаун, неловко стоявшую перед ним, сложив ладони на животе.

– Не могу ли я присесть на пару минут? – спросил он, слегка постучав по ноге тростью. – Память о Бурской войне не дает покоя. Получил этот подарок под Ледисмитом, и он теперь временами побаливает. Позвольте мне немного перевести дыхание, а потом я пущусь в обратный путь.

– Да, разумеется, – ответила леди Риддлсдаун. – Проходите в гостиную, я попрошу принести вам чай.

Гарри проследовал за ней в пыльную гостиную и опустился на хлипкий диван, а леди Риддлсдаун потянула шнур звонка. Пока они ожидали прихода прислуги, маленькая девочка, которая открыла ему дверь, на цыпочках вошла в комнату и плюхнулась на коврик перед пустым камином. У нее были такие же редкие волосы, как у отца, и смугловатая кожа, как у матери.

– Они уехали и не вернутся, – злорадно сказала она тихим голосом.

– О ком это ты? – устало спросила леди Риддлсдаун.

– О Пенелопе и Маргарите. Они не вернутся.

– Не говори глупостей, Оливия.

Дверь открылась, и вошла девочка постарше. Хоть Гарри и знал, что они единокровные сестры, он почти не заметил в девочках сходства. Если Оливия унаследовала отцовские волосы и некрасивый нос, то старшая девочка могла похвастаться целой копной каштановых кудряшек и изящными чертами лица.

– Они забрали с собой всю одежду и уже не вернутся, – подтвердила она.

Выражение невероятного облегчения промелькнуло на лице леди Риддлсдаун прежде, чем она успела взять себя в руки. Свою первую реакцию она решила скрыть за раздраженным тоном.

– Не говори ерунды, Диана.

Диана уперла руки в бока.

– Если они не вернутся, а твой ребенок окажется не мальчиком…

– Это будет мальчик! – испуганно воскликнула леди Риддлсдаун.

– А если нет, – настойчиво продолжала Диана, – и если они не вернутся, то я остаюсь старшей и могу стать графиней.

Леди Риддлсдаун покачала головой.

– У тебя будет брат. Твой отец так решил.

– Нянюшка говорит, что решает только Господь.

Леди Риддлсдаун неловко поднялась и указала на дверь.

– Решает твой отец, – прошипела она. – И он не потерпит иного. Сейчас же выйди из комнаты. И забери с собой Оливию.

Диана наклонилась, поставила Оливию на ноги и потащила за собой. От протестующих воплей малышки задрожали стены. Откуда-то из-за дверей донесся раскатистый голос графа, и леди Риддлсдаун поспешила следом за девочками.

Гарри вдруг остался в полном одиночестве, если не считать за компанию далекий девичий визг и рев графа. Глядя на массивные потолочные балки, он невольно подумал о Генрихе VIII. Тюдоровская архитектура Риддлсдаун-Корта, морковно-рыжие волосы графа, смерть двух его прежних жен и упрямое желание, чтобы нынешняя жена родила мальчика, невольно навевали мысли о той кровавой эпохе. У короля Генриха VIII было две дочери, которых он не желал, но они обе успели стать королевами. Быть может, судьба будет так же благосклонна и к дочерям графа.

Он покачал головой, поражаясь абсурдности своих мыслей, но тут открылась дверь и в гостиную вошла полная женщина в фартуке с чайным подносом в руках.

– Нянюшка Кэтчпоул? – спросил Гарри.

Часть вторая

Путь домой

Моим бедным товарищам по несчастью: сердце мое переполнено скорбью за всех вас и отягощено печалью оттого, что вам выпало нести это ужасное бремя, свалившееся на всех нас. Господь да пребудет с нами и дарует нам утешение.

Элинор Смит,вдова капитана Смита

Глава пятая

На борту «Лапландии»Поппи Мелвилл

Дейзи была сильна, но Поппи – сильнее. Она всегда была сильнее и всегда знала, что будет лучше для сестры. Она хранила молчание три дня, позволяя Дейзи валяться в постели и упиваться жалостью к самой себе, но всему должен быть предел. Придется Дейзи перебороть себя. Поппи стянула одеяло с сестры, чувствуя, что нянюшка Кэтчпоул одобрила бы этот поступок.