Последние стихи мертвеца

Взволнованные люди не расходились даже тогда, когда изуродованный труп Бориса отвезли на специальной машине туда, куда и положено складировать непригодные для жизни мёртвые тела без наличия в них живых душ. Всё было убрано с проезжей части, перегородки для объезда были сняты и движение транспорта в прежнем, до катастрофы, ритме было налажено.

А свидетели с состраданием взирали на мучения Нины. Ватные ноги Нины плохо слушались приказов её мозга, она то приседала на корточки, то вновь пыталась подняться. Это первым увидел Александр Николаевич и предложил обессилевшей от ужаса девушке помощь – хотя бы опереться на него, держаться за протянутую руку.

– Спасибо, – слабо отозвалась она, шагнув к скамейке автобусной остановки, держась за руку. – Мне, действительно, надо присесть и успокоиться. Как я раньше не догадалась до этого, измучилась стоя…

Они дошли до скамейки остановки и присели для разговора по душам, чтобы девушка могла снять внутреннее напряжение. К ним быстро подошел Петр и тоже присел по другую сторону от Нины, оставляя девушку в центре внимания между мужчинами. Александр Николаевич догадывался о том, что в памяти Нины, как и в памяти Петра оказались стёртыми воспоминания о ходьбе на руках между памятниками генерала и философа-спиритуалиста. Но он чувствовал, что девушке, потрясённой смертью бывшего жениха, надо было выговориться. Звенья цепочки-то связывались воедино: размолвка жениха и невесты, беременность невесты, свидание в обители Нины и Петра, драка Петра одного против троих, наконец, последние стихи Бориса, читанные на ухо Нине перед его гибельным побегом навстречу смерти под колёсами судьбы…

– Борис прочитал мне последние стихи, которые только что сочинил в уме или в душе, не положив их на бумагу… Я обязательно должна их вспомнить… Обязательно вспомнить должна… Из-за моего ступора в момент столкновения Бориса с автомобилем они вылетели из головы, но я их обязательно вспомню эти странные гибельные стихи… Может быть, они помогут всё связать воедино, все звенья, которые пока рассыпаны…

– Странные стихи покойника, говоришь, они не помогут возродить его к жизни… – мрачно пошутил Пётр. – Чего он увязался с нами, точнее, с тобой, Нин… Смылся бы вместе с теми двумя отморозками и остался бы жив… Кстати, ты их видела раньше?..

– Где-то видела, но не вспомню… Потрясение от гибели Бориса вытеснило все возможные воспоминания, всё как-то жутко исказилось, как будто всё подстроилось по мановению бесовской палочки…

– Может, его надо было удержать, Нин, возле себя после прочтения стихов перед его побегом…

– Откуда мне знать, что он решил перебежать дорогу перед машинами, тем более, на красный свет?..

– А ведь мог бы перебежать, Нин…

– Мне тоже так сначала показалось, мог бы… Но кто мог бы знать, что иномарка мчит с такой дикой скоростью…

Когда к скамейке остановки подходил Глебыч, Нина с тревогой в голосе спросила Александра Николаевича:

– Мне надо рассказать полицейским, что драка Бориса с Петром случилась из-за меня? И о стихах последних перед самой гибелью имеет смысл им рассказывать?

Александр Николаевич без всяких задних мыслей ответил без промедления:

– Говорите то, что считаете нужным.

Глебыч на этот счёт имел сугубо противоположное мнение. Пожевав губами, он осторожно посоветовал:

– Если спросят, отвечайте, как есть, как было. А по собственной инициативе рассказывать о драке Петра с Борисом, да ещё с двумя отморозками, я бы не стал. Вдруг эту драку служители порядка сочтут мотивом к самоубийству Бориса? Как будете при этом выглядеть вы, Пётр? Потянете за собой и Нину, как повод для драки и самоубийства после избиения Бориса – не так ли?

– Я об этом не подумала…

– И я об этом тоже не подумал, – сказал, поморщившись и потом чему-то улыбнувшись, Пётр. – Если бы вы не остановили нас командой «Брэк» и не объявили меня победителем в схватке, я бы под кураж мог бы изуродовать, или даже убить Бориса и тех двоих… И не было бы попытки самоубийства Бориса на дороге, или убийства… Мне показалось, что за рулём была женщина… Номер иномарки не запомнил, а женщину за рулём запомнил…

– Об этом непременно надо рассказать полицейским и следователю… – Глебыч задумался на мгновение и предложил. – Давайте обменяемся номерами мобильных телефонов для оперативной связи… – Он вытащил из кармана записную книжку и авторучку. – И вы, Николаич, оставьте свой номер телефона… И по текущему делу поговорим и вообще, у меня есть куча вопросов по вашей книге. С лёгкой руки Прокофьича, которому вы подарили своё произведение, я купил вашу малотиражную книгу… Так что ждите вопросов от заинтересованного читателя и продолжения научных дискуссий на острую тему Психеи, Лопатина, ДНК, масонов и глобалистов…

– Всегда к вашим услугам… – Александр Николаевич сходу забивал в свой телефон номера мобильников Петра, Нины, Глебыча. – Звоните, буду рад.

– Значит и договорились, Николаич, – хлопнул в ладони Глебыч, – извините ещё раз, если нарушил ваши планы с Прокофьичем поговорить у могильного памятника Лопатина тета-тет…

– Нисколько не сожалею о встречи втроём, у меня тоже накопилась к вам куча вопросов, только всё это надо обдумать в спокойной обстановке, отошедши от душевного стресса, как говорят, на заранее приготовленные позиции…

С холодеющим сердцем Николаич обратился к Нине:

– Вы обязательно позвоните мне, как освободитесь, расскажите подробности вашего последнего разговора с Борисом. Может, вспомните его стихи, сочинённые им перед самой гибелью… Как-то у меня не складывается всё в намеренный акт самоубийства… Может, иная судьба выпала вашему Борису…

Нина вспыхнула от произнесённого словосочетания «вашему Борису», но быстро взяла себя в руки:

– Вы считаете, что мне нужно всё подробней оговорить в полиции, чтобы потом совесть не мучила?..

– Непременно вместе с Петром, – уклонился от прямого ответа Александр Николаевич. – Непременно вместе, а до этого оговорите с ним, что подлежит разглашению, а что нет. Вместе сподручней, если вы с Петром готовы и дальше именоваться женихом и невестой.

Она тяжело вздохнула и ничего не ответила, видя, что к ним приближается молодой полицейский с приглашением пройти в отделение.

– Следователь из прокуратуры на подъезде… А наш дознаватель уже ждёт не дождётся опроса свидетелей… Из машин никто не согласился давать показания по горячим следам, все торопятся по делам, ценят своё рабочее и нерабочее время… Силой что ли мне тащить их в отделение?.. Нет у меня такого права. Дознаватель и следователь будут их вызывать в случае надобности…

В отделение на правах свидетелей трагического происшествия и гибели по неосторожности пешехода, движущегося на красный свет светофора, пошли Пётр, Нина и тёзки Владимир Прокофьевич с Владимиром Глебовичем. У Александра Николаевича была на вечер назначена важная встреча, посему он предложил «быть всё время на телефоне», чтобы в случае чего подтвердить ту или иную полезную для следствия информацию.

– В случае острой необходимости подъеду в отделение завтра, – он передал полицейскому свою визитку.

– Отлично… Если вы и ваши коллеги поможете задержать преступника или преступницу, мы будем вам только обязаны за содействие и исполнение своего гражданского долга…

– Не надо излишнего пафоса, господин полицейский, – вежливо оборвал его Глебыч. – Мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы преступница была задержана…

– Вы настаиваете, что всё же преступница?

– Да, господин полицейский, патентованная преступница, раз она не затормозила до наезда на жертву и после наезда тоже не тормознула, даже увеличила скорость…

– Эти детали никто не сообщал до этого, – промямлил полицейский. – Значит, настаиваете, что преступница сбежала с места наезда, не остановившись, чтобы оказать помощь жертве… Пока нет никакой информации по поводу задержания…

– Неужели грандиозный план перехвата может провалиться, – съязвил Глебыч.

– Всяко бывает, – вздохнул полицейский.

– Если так, то придётся всем миром обиженных и оскорблённых кричать «Караул».

– Раньше времени «караул» кричать не надо, – улыбнулась в первый раз за вечер Нина. – Пойдёмте, без караула обойдёмся. – Она взяла под руку Петра и пошла с ним лёгкой пружинистой походкой в сторону отделения на зелёный свет светофора, забывая про ужас спинного паралича и ватных ног при потрясении от убийства или самоубийства жениха в ей прошлой жизни. – Вперёд, господа, труба зовёт, авось всё будет хорошо, как должно быть в мире живых добрых душ.

5

У Александра Николаевича сжалось в болевую точку сердце, перехватило дух, когда на стыке позднего вечера и ночи он услышал по телефону срывающийся голос троюродного брата Владимир и его сумбурные слова о том, что инфернальную иномарку с разбитым капотом нашли в каком-то тёмном безлюдном закоулке на Юго-Западе столицы. Разумеется, исчезнувшую женщину, которая была за рулём, к тому же топлес, не нашли.

– И вообще выяснилось, что машину угнали, хозяин иномарки сделал уже заявление об угоне в полицию. Так что найти преступницу, удравшую с места преступления, найти будет трудно… Понял?..

– Конечно, понял. Я гонял мысли о мотивации преступления, почему женщина не затормозила ни до, ни после столкновения? И пришёл к выводу, мы оказались свидетелями гонок в сумерках, раннего вечера «золотой молодёжи». Зря полицейские отпустили водителей и пассажиров из остановившихся машин… Тебе не кажется, что после очевидных подозрений всё это не случайно?..

– Как ни странно, мы с Глебычем после дачи письменных показаний по существу дела, уже на подходе к метро тоже склонялись, как одной из трёх версий фатального происшествия… Нашла коса на камень…

– Ты о чем?

– О том, что мы точно не знаем, самоубийство тут было со стороны Бориса или чистое убийство не затормозившей женщины-водителя топлес. В любом случае нам гарантировали заведение уголовного дела. Мы с Глебычем настояли на том, чтобы Пётр и Нина не говорили о драке Петра с покойным.

– Правильно, пусть это останется на полях дела. Главное, чтобы нашли преступницу, а потом уже дополнительно разбираться в том, убийство или самоубийство это было…

– Тогда есть предложение: вдвоём или втроём подойти в то же отделение полиции и сделать дополнительное заявления с нашим подозрениями…

– Тем более, Володь, от меня не было вообще никакого заявления вчера, я готов даже набить его на компьютере со своими размышлениями и подозрениями насчёт вечерней гонки авто, где лидером оказалась не тормозящая молодая женщина топлес.

– Пожалуй, я сделаю то же самое, посижу за компьютером с утречка, вспомню, глядишь, новые детали гонки… Глебычу тоже предложу потрудиться за компьютером, возможно, он согласится. Тем самым втроём мы усилим, по-особому высветим эту нетривиальную версию…

– Отлично.

– Утром созвонимся, а к полдню состыкуемся там видно будет: вдвоём или втроём «поедем сдаваться» полицейским с общей версией преступления.

На следующий день с заявлениями в полицию от каждого лично, распечатанными на компьютере в условленное полуденное время втроём они встретились на выходе метро «Спортивная» и по пути в отделение тезисно обсудили стратегию действий при подаче заявлений.

– Педалировать на ускорение уголовного дела в поисках преступницы топлес не следует с нашей стороны, это прерогатива полиции, не терпящей избыточного давления, – разумно высказался Глебыч. Главное убедиться в том, что дело заведено, назначен следователь, подключена прокуратура. Мы всё же выступаем в роли независимых свидетелей, уязвлённых тем, что на наших глазах полицейскими были отпущены восвояси участники гонки мажоров. Ограничились сбором контактных телефонов. А я для полиции приготовил сюрприз: я незаметно сфотографировал на смартфон все остановившиеся авто с фиксацией на фото их номерных знаков.

– Ты, однако, хитрец-молодец, – похвалил Глебыча Прокофьич. – Я до этой процедуры додумался только сегодня утром, когда печатал текст нового заявления в полицию. Даже место оставил свободным для номеров автомобилей, участников гонки, но задним умом все мы сильны…

– Я, между прочим, в заявлении привёл все номера остановившихся авто, но фотографии решил не прикладывать. Буде дело стопориться с опросом свидетелей, тогда я всё и предоставлю. А дальше надо подключать ближайших родственников Бориса через Нину и Петра. Я позвоню им…

Их заявление в полиции приняли без должного полагающегося вроде бы восторга «по поводу гражданской бдительности». Но пообещали:

– По вашим заявлениям будем вызывать всех свидетелей из машин, якобы участвующих в гонке со значительным превышением скорости.

– Мы это проконтролируем в меру наших возможностей неравнодушных к преступлению гражданам, – пообещал неугомонный Владимир Прокофьевич, видя, как деловито и сосредоточенно кивает головой его тёзка Владимир Глебович. – У нас с коллегой, кивок в сторону Глебыча, – есть связи и рычаги в следственном комитете и прокуратуре… И дополнительны материалы по привлечению уклоняющихся от помощи следствию в раскрытии преступления, имеются тоже…

Никому из «государевых людей» не было точно известно, какие мысли владели в этот момент свидетелями Прокофьичем и Глебычем, но штатские и офицеры в погонах при этом согласно закивали головой, видя усердие неравнодушных граждан докопаться до конца мотивов преступления и наказать во что бы то ни стало не затормозившего преступника и затормозивших участников опасной скоростной гонки – потенциально возможных – скрытых подельников.

Вышедши из казённого помещения на воздух, все трое облегчённо вздохнули, видя, что город вокруг их живёт своей обычной летней жизнью, всё в порядке. И у них на душе всё порядке: они сделали то, что должен сделать любой законопослушный гражданин, если в душе сохранена совесть и вера в справедливость божью и человеческую.

– А не пойти ли нам с чувством выполненного долга снова к памятнику философу-спиритуалисту, – предложил Владимир Прокофьевич, – возможно, для новых психических экспериментов Глебыча.

Тот задумчиво покачал головой и сказал с заметной грустинкой в голосе:

– Неужели, коллеги, вы все думаете, что это так просто заставить несмышлёную пару поставить с ног на руки для дефилирования трижды между памятниками генерала и философа?.. А потом сделать из тщедушного парня-гимнаста гения каратэ, чтобы он один противостоял сразу трём отморозкам в рукопашном бою – неужели вы думаете это можно делать каждый день, без передыха?

– Я так не думаю, Глебыч, каждый божий день видеть чудные дела души и живой разбуженной психики – это нечто… Достаточно того, что мы уже увидели вчера. А последствия вчерашнего ещё долго надо буде расхлёбывать.

– Вот именно, Николаич. К тому же, честно говоря, я здорово проголодался, толком не позавтракал. Всё же обещал Проуофьичу текс тс утра оформить и распечатать на компьютере, так у меня от длительного функционального бездействия принтер забарахли. К тому же картридж обнулился, трясти надо было по-особому для приемлемой печати с хорошим разрешением, одним словом, суета сует… Не зайти ли нам в какое-нибудь местное кафе на ланч? Кто за, подымите руки…

Видя единодушие голосование на летней улочке, Глебыч с хитрецой в голосе обратился к Александру Николаевичу:

– В вашем романе есть одно любопытное местечко, когда вы студентом- пятикурсником МИФИ пытались методом увеличения входного импульсного напряжения создать эффект накачки гипотетического биологического лазера из клеток ДНК, извлечённых по стандартам того времени из человеческой крови… – Он усмехнулся. – Точнее, извлечённых из мужской спермы… Сколько раз вы сумели обнаружить световое излучение методом электронной накачки? Только честно? Вы ведь пишете, что вам показалось световое излучение после накачки – так сколько раз?

– Всего один раз…

– Неужели вы не пробовали повторить удачный эксперимент, коллега? Никогда не поверю, что вы ограничились только единственным экспериментом… Чистая наука без всяких примесей, без шарлатанства, чуждого духу эксперимента живой зрелой души, творческой личности, проявляется в том, что эксперимент удачный повторяется многажды, причём разными исследователями в разных лабораториях…

– Практически вышло только один раз… Потом сбоило как-то, не получалось добиться стабильного светового излучения…

– Хотите объяснения вашего удачного эксперимента, Николаич? Тогда вы были влюблены в одну аспирантку консерватории, и вот на пике юношеской влюблённости экспериментировали под кураж, когда вам море было по колено и вы не боялись провала эксперимента, но верили в невозможное чудо… Тогда было явлена сила синергии, гармоничного сочетания стандартной импульсной накачки высоким напряжение и биологического поля экспериментатора, фактора порыва живой человеческой, к тому же влюблённой души – с усилением факторов влияния по отдельности на ход эксперимента, синергетически…

– Возможно, – только и выдохнул Александр Николаевич на подходе к какому-то кафе или бистро, завсегдатаем которого был некогда Глебыч.

Перед тем как прочитать импровизированную лекцию, он, организовав «складчину на троих» с заказом бутылки пятилетнего сухого вина Мукузани с соответствующей лёгкой закуски, заговорщицким голосом предупредил:

– Мы еще вернёмся к памятнику Лопатина на старом Новодевичьем кладбище, но только не сегодня, ибо вчера приключений на мой шею и задницу выпало больше чем положено выпасть даже при регулярном выходе в астрал… Шутка… Считайте, что выходом в астрал я называю состояние души, мозга, всего организма медиума в трансе, особой форме душевного куража… Сделаем по несколько глотков Мукузани и слушаем о разнице между гипнозом и трансом из моего многолетнего опыта доморощенного медиума.

Он начал говорить с лёгкой усмешкой, но при импровизации на тему потока сознания, вторгшегося в явления гипноза и транса, его лицо принимало всё более и более серьёзное выражение. Мол, банальный гипноз – это такое состояние психики, при котором человек-приёмник под воздействием человека-транслятора как бы отключается от реальной существующей действительности, сохраняя при этом контакт с транслятором-гипнологом. И это особое состояние при психическом контакте приёмника и гипнолога позволяет осуществить переформатирование, переструктурирование…

– Но у меня не могло быть никакого контакта с Петром и Ниной, господа и не было ничего подобного, я их не гипнотизировал, не снижал их личностной критический контроль. Я выходил в астрал в состоянии внутреннего транса, когда внимание и психические силы экспериментатора обращаются вовнутрь себя, когда усилием воли или духа душу можно умело на время отделить от грешного тела… и контачить с душами субъектов эксперимента напрямую…

Он говорил уже с серьёзным выражением лица про дар души, для которой возможно состояние транса со спецификой отделения души от грешного тела, с контактом с другими душами, вызываемыми на рандеву психического опыта. В психическом трансе общая информация, извлекаемая из внешнего мира, из тех же душ субъектов и объектов эксперимента ранжируется в сознании медиума, что позволяет успешно манипулировать сознанием лиц в поле эксперимента.

Отсюда и проистекают проявления изменений психики субъектов и объектов эксперимента при переструктурировании свободного сознания в новое сознание, не менее вольное, его переформатировании, когда возможно человека поставить с ног на руки, под кураж души и также под кураж души созидать из рядового спортсмена-второразрядника гения каратэ. И допинга, и психо-стимуляторов не требуется для освобождения сознания в состоянии транса или выхода в астрал…

– Ни Пётр, ни Нина ничего не помнят, как они неожиданно для себя встали с ног на руки, – подтвердил Александр Николаевич, – а сам факт путешествия между памятниками генерала Брусилова и философа помнят чётко и ярко…

– Так выпьем за тайны человеческой психики и животворящей новую реальность души, – предложил тост Владимир Прокофьевич.

После чоканья бокалов и нескольких глотков отменного сухого красного вина Глебыч настроился на продолжение своей лекции по практическому приложению к психоанализу.

– А сейчас я ознакомлю уважаемых заинтересованных слушателей о принципиальном различии между состоянием заурядного транса и нетривиального транса с выходом в астрал животворящей души умелого экспериментатора…

6

На излёте короткой импровизированной лекции Глебыч отступил от плана и жёстко спросил Александра Николаевича:

– А ваш персонаж из романа «Бессрочные тайны», ваш друг-однокашник Валька, сын полковника кагэбэшника кроме увлечения «Туманностью Андромеды» Ефремова, случайно не увлекался не менее занятным чтивом «Щит и меч» Кожевникова?

– Как всегда, вы, маэстро, попали в точку. «Щит и меч» был настольной книгой Вальки, он и меня заставил прочесть этот роман. Фильм смотрели…

– Я спросил об этом романе Кожевникова не случайно. Помните, в романе и одноимённом фильме, разумеется, были два удивительных протагониста в разведшколе абвера. Глухонемая супружеская чета немецких разведчиков, любимцев Канариса, читающих разговоры по губам на расстоянии – круто?.. Казалось бы, курам на смех такой профессиональный навык в разведке, но ведь им пригодился. Помните деталь, когда они чуть нашего агента в тылу врага Белова-Вайса не разоблачили, поймали на нечёткой артикуляции произношения немецких слов у русского агента «из Риги по легенде» – всё это на значительно расстоянии от объекта наблюдения.