Полная версия
Александр Бубенников
Последние стихи мертвеца
1
Чудо живой жизни, данной случайно, в том смысле, что Его Величество Случай – это, как ни крути и ни верти, всё же есть Промысел Божий – представляется как светлейшая улыбка Бога. Причём без всяких нарочитых натяжек внешних и внутренних: есть Бог? нет Бога? доказуемо это или не доказуемо? Типа того, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе? Науке это не было известно в 1956-м, в год выхода на экран «Карнавальной ночи», как объяснил зрителям поддатый лектор «из общества по распространению», да и сейчас насчёт жизни на Марсе «наука ещё не в курсе дела, Асса». А живая жизнь проявляет себя в живой материи и нематериальном (или частично материально проявляемом) духе, что без улыбки вечно живого Бога – Разумной Природы, Мыслящей Вселенной Созидающего Сознания! – вряд ли реально возможно…
Так случилось, что троюродные братья инженер-физик Александр Николаевич и психотерапевт-невролог Владимир Прокофьевич, после традиционного летнего посещения одного из московских кладбищ, в разных углах которого были похоронены их родители и родичи, поехали на видавшем виды автомобиле врача, после приведения в порядок могилок с подземными отеческими гробами, в старинный Новодевичий монастырь к знаковому для обоих памятнику профессора МГУ, философа-спиритуалиста Льва Михайловича Лопатина, чтобы там поговорить неспешно «по душам», пофилософствовать…
У памятника спиритуалиста разговорились на тему истинного исторического места захоронения в стенах старинного Новодевичьего монастыря: ведь памятники сдвигали при реконструкции старого погоста после многих стихийных бедствий, неизвестно где останки, косточки лежат, на месте, обозначенном памятником или ещё где? «Живая душа спиритуалиста витает где-то над нами возле памятника, – подумал Александр Николаевич, ей, Психее, может быть, не важно, где действительно находятся косточки философа, материальные свидетельства его прошлой жизни… Может, духовные начала тленных или нетленных мощней, значимей материальных?.. Воистину, чудны дела Твои, Господи, на стыке духовных и материальных проявлений жизни и судьбы человека в русской и мировой истории…»
– Как же бездарно озлобился наш мир за время своего существования, пока его великие философы, такие как досточтимый Лев Михайлович Лопатин нагружали его своим великими мантрами и максимами о величии природы идеального… – тихо произнёс Владимир Прокофьевич. – Удивительно, но я обратил внимание, как в последнее время стали жестоки, просто дико жестоки стали люди. Раньше говорили, что в творимом зле люди жестоки, как звери. А теперь лес шелестит, мол, звери жестоки, как люди. Бездуховность – быт люда без духа, без идей поражает воображение в наши последние времена. Пример?
Глядя в сторону медленно приближающегося к ним по замысловатой траектории между памятниками мужчины средних лет, он лапидарно «в двух словах», точнее, в двух предложениях изложил рядовой сюжет из бытования Последних Времён. Одна бабуля божий одуванчик, 70 лет с гаком, собирала грибы в лесу, неподалёку от её дачи, подошла вторая бабуля-одуванчик, практически ровесница первой, проживающая в том же дачном посёлке, и попыталась собирать грибы на той же полянке. Первая стала прогонять вторую с любимого места, когда та воспротивилась уйти подобру-поздорову и не приняла всерьёз её угроз – пристрелить, не моргнув глазом на грибном месте конкурентку! – несколько раз выстрелила той в лицо и грудь из травматического пистолета.
– Как результат злобной бездуховности, выбитый глаз и сломанное ребро неуступчивой пожилой бабки-грибника. – Заключил Владимир Прокофьевич и добавил хмурой скороговоркой. – Я нарочно привёл пример из жизни поколения в финальном возрасте дожития. О злобной, просто немыслимой дикости современного криминального быдляка-молодняка и говорить лишний раз не приходится… Сколько расстрелов в школах из оружия малолетних психов, обидевшихся на одноклассников и учителей, сколько насилий и убийств юных жертв руками сопляков и соплячек, возомнивших себя вершителями судеб, на школьных дворах и в тёмных переулках… Душа мучится ужасами быта паразитного быдла-молодняка – ни духа там, ни идей в бытовании золотого тельца, по примеру хозяев жизни миллиардеров, несправедливый капитализм породил корыстный быт бездуховности и безыдейности…
Александр Николаевич неожиданно для собеседника взмахнул рукой, прерывая тираду, и мягко возразил:
– Быт бездуховности и безыдейности опасных наших времён, говоришь? Злобные последние времена банальных пророчеств забытых пророков? А профессор-спиритуалист Лопатин, между прочим, учил нас с тобой, что дух есть не идея, но живая сила или психическое существо, действующее и взаимодействующее с другими психическими существами…Памятуя, что душа – это Психея… А есть пример из жизни молодняка, может даже женского пола, который потряс тебя, твою Психею?
– Дьявол всегда в деталях, понимаю… Одну школьницу из десятого класса попытался изнасиловать один гастер-амбал. Девица то ли отбилась, то ли нет. Обратилась за помощью к своим одноклассникам «наказать», с которыми состояла в любовных отношениях, в форме ранней половой связи. Те в защите чести своей юной любовницы отказали. Девица взяла пистолет у отца, майора милиции, сначала пристрелила насильника, а потом и двух своих коварных любовников. Психическое помешательство, клиника, душевный надрыв, который объясним искажением души, здравого духа, потерей их.
– Нельзя жить без души, без духа, если категорично рассуждать, а если не так категорично, то можно, но не рекомендуется в сложном и подчас опасном и даже жестоком мире существовать без здоровых духа и души.
– Да, эту фразу с чеканной формулировкой Лопатина о животворящей психической силе души человеческой я запомнил навек. Все мыслящие разумные существа с психической силой души – Психеи – в ходе своего эволюционного развития приходят к глубинному осознанию конечности своего существованию, обязательной смертности не только своей психической личности, но и… – Он внимательно поглядела на Александра Николаевича и глубокомысленно продолжил. – Но и общества потенциальных гениев и реальных психопатов, созданной многими поколениями родной высокой культуры и её неблаговидных вывертов… А великолепная формулировка Лопатина здесь как нельзя кстати… Это из тех бумаг, оказавшихся у тебя нашего с тобой прадеда, служившего у философа в московском доме в Гагаринском переулке?
Александр Николаевич утвердительно кивнул головой, отвечая на вопрос, и разглядывал улыбающегося мужчину, подошедшего к ним с приветствием:
– Здравствуйте, коллеги.
Владимир Прокофьевич, пожимая протянутую ему первым руку любезно отрекомендовал Александру Николаевичу представительного улыбчивого мужчину:
– Прошу любить и жаловать, мой тёзка и продвинутый коллега психиатр и психолог Владимир Глебович.
– Александр Николаевич, я воспользовался случаем увидеть вас с братом обоих в знаковом месте силы у памятника Лопатину. Владимир Прокофьевич мне вчера в телефонном разговоре сообщил, что вы сегодня собираетесь вдвоём посетить древнее кладбище Новодевичьей обители.
Владимир Прокофьевич смущенно пожал плечами под пристальным взглядом Александра Николаевича и тихо, немного рассеянно произнёс:
– Было такое. Но… однако… – он хотел добавить несколько слов насчёт неожиданного даже для него появления коллеги, но только с еле скрываемым лёгким раздражением только махнул рукой, мол, какая разница, налицо факт вторжения в их доверительную, «философическую, по душам» беседу третьей персоны. Вдруг это нарушит гармонию душевного общения?
– Я дико извиняюсь за невольное вторжение в ваш учёный разговор, который я зацепил случайно краем уха, но он показался мне крайне любопытным и интересным мне с профессиональной точки зрения.
– В смысле?.. – Отреагировал кротко Владимир Прокофьевич с усталым сосредоточенным выражением лица. – В чём состоит твой интерес, Глебыч, чем продиктовано любопытство профессионала?
– А вот в чём, мне близка проблематика, когда развитая психическая личность при долгой эволюции приходит к глубинному осознанию конечности своего существованию, неизбежной своей смертности. Вроде бы всё безвыходно, образно говоря, для разумных существ, живой души, для Психеи, так сказать, всё бессмысленно и обречено…
Он с лукавой усмешкой на губах покачал головой, дёрнул некрасиво, зато уверенно щекой и поглядел немного свысока на собеседников, чей подслушанный разговор позволил отточить давно вызревавшую мысль пробуждения.
Только у животворящей Психеи или разумной космической материи в какой-то решающий, я бы сказал, стратегический момент существования должен возникнуть внутренний порыв самоорганизации сохранить свою эволюционную значимость, если хотите, духовную силу, неизбывное желание сберечь и даже преумножить своё личностное развитие, культуру и достижения эволюции… – Он, на несколько секунд задумавшись, сделал на д собой внутреннее усилие, чтобы решительно заключить. – …Сотворив из драмы, даже трагедии своей конечности и смертности, эволюционное скачкообразное бессмертие. Вот такая фишка – от смертности к бессмертию…
– Да, такие слова у памятника философа-спиритуалиста Лопатина подталкивают на продолжение беседы в позитивном, но всё же излишне оптимистическом ключе в наши последние времена, – усмехнулся Александр Николаевич.
– Принимаю вашу тонкую иронию или горький сарказм в сопряжении с упомянутыми последними временами, – улыбнулся в ответ Владимир Глебович, – атеистам мои слова по барабану, а идеалистам-спиритуалистам, к коим относится наш уважаемый Лев Михайлович, мои слова, как бальзам на живую, не умирающую никогда душу.
Владимир Прокофьевич покачал головой как-то неопределённо, выражая сочувственное отношение к сказанному, но с толикой ментального противостояния, и задумчиво произнёс:
– Вот я атеист с младых пионерских ногтей, а ныне стихийный христианин, разумеется, без должного воцерковления, так смею заверить, твои слова, Глебыч, не по барабану скептикам-атеистам, не говоря уже о стихийных православных христианах. Душа – субстанция чрезвычайно тонкое, Лопатин исследовал Психею с идеалистической, предельно идеальной, высочайшей колокольни своего мировоззрения просвещённого дореволюционного масонства.
Он обратил к Александру Николаевичу свой взгляд серых, крупных блестящих глаз, то ли за поддержкой, то ли с предложением вступить в беседу, но тот, не отведя взгляда, посчитал, что его время вступить в учёный разговор коллег ещё не наступил. Перевёл взгляд на Глебыча, как бы предоставляя тому первоочередное право высказаться на предложенную им тему с учётом ремарки родича.
Тот многозначительно хмыкнул, немного пожевал губами, старательно подбирая самые нужные и весомые слова и сказал со значением, понижая тембр голоса:
– О масонстве Лопатина мы ещё поговорим отдельно… Всё же, Николаич, я прочитал вашу книгу, которую мне рекомендовал ваш брат и мой старинный приятель-коллега, но об этом как-нибудь потом. Я ведь здесь, чтобы поговорить о более существенных вещах, о разумной Психее, как о разумном субъекте. В этой связи место силы у памятника философа-спиритуалиста призывает как-никак, более того, обязывает… Вы не будете, надеюсь, возражать, что в нашей беседе и даже в ходе моих психологических экспериментов in situ, на месте силы, у памятника, я вас буду называть «Николаич»?
– Пожалуйста, как вам будет угодно. О каких психологических экспериментах вы изволили говорить, Глебыч?
– Об этом узнает чуть позднее, как только к памятнику Лопатина направится какая-нибудь живая душа… Или живые души, что ещё лучше, две или три?
– Сеанс гипноза? – поинтересовался Владимир Прокофьевич. – В гипнозе ты мастак, Глебыч.
– Нет, астральный выход души из физического тела и контакт душ in situ.
– И такое возможно здесь и сейчас, Глебыч, на месте силы, – мягко улыбнулся Александр Николаевич. – Вы меня заинтересовали, я весь внимание…
– Чтобы психологический эксперимент был предельно чистым, вы сами, Николаич, выберете живую душу, то есть человека, чтобы не было эффекта недоверия, так сказать, подставы.
– Отлично, Глебыч. Ограничения по подбору субъектов есть? Может быть, предпочтения по выбору.
– Никаких, вы, Николаич, выбираете и вместе согласовываем психологическое задание для людей, точнее, разумных душ, направляющихся к месту силы. А мы отойдём немного отсюда, например, к памятнику историка Погодина, там скамеечка есть, присядем и будем наблюдать…
– Выход души коллеги Глебыча в астрал для контакта? – иронично заметил Владимир Прокофьевич. – Оригинальней для душ не придумаешь.
– Обратите внимание, это отнюдь не игра в дефиниции, термины здесь не имеет никакого практического значения, так я называю на собственном ущербном жаргоне «выходом в астрал» нечто «моё» психическое личностное взаимодействующее с тонким миром, с непременным душевным контактом разумных мыслящих субъектов, на античной сцене Психеи. – Глебыч малость задумался, как бы уходя в себя для концентрации внутреннего состояния и решительной разящей мысли, но затем, стряхнув руками внутреннее напряжение, также голосом пониженного доверительного тембра произнёс. – В конце концов, ресурсы и потенциальные возможности развивающейся разумной цивилизации из множества живых мыслящих Психей позволят воспроизводить разумные мега-субъекты, оперируя физической реальностью макро-гравитации и ультра-гравитации чёрных дыр, чтобы сохранять информацию о своём созидании и генерировать новую информацию развивающегося разума, если хотите, нового звёздного сознания бесконечной и разумной Вселенной…
Александр Николаевич с большим напряжённым вниманием выслушал его, отметив его неожиданный переход размышлений вслух на звёздное, наверняка, световое сознание разумной Вселенной с её непредсказуемыми для вроде бы умных, да не столь искусных в распоряжении собственным естественным интеллектом, не говоря уже об искусственном интеллекте, могущим выйти из-под контроля. Всё это было близко и понятно ему по банальной причине: это давно занимало его и составляло основу его старых и новых научных интересов.
«Видать, не такая уж и не актуальная для нынешних времён постановка вопроса, – подумал он, – наличие живой души, психики развитой разумной личности и разумной Вселенной. Рукой подать от мыслей о психических свойств души идеалиста-спиритуалиста Лопатина, до разумной Вселенной, с гравитационной трансформацией разума чёрных дыр звёздных галактик, видимых и не видимых с Земли». Но спросил со странным интуитивном вызовом удостовериться в опыте и возможностях продвинутого в психологии коллеги:
– А вы не могли прямо здесь и сейчас, на месте продемонстрировать психические возможности души, например, с вашим выходом в астрал Вселенной?
– Как скажете, – спокойно сказал Глебыч, – пусть всё это случится на ваших глазах, от нашей диспозиции у памятника историка Погодина, до представления от памятника Льву Михайловичу до памятника генералу Брусилову… – Он хитро улыбнулся неизвестно чему, показывая на памятники философу и знаменитому полководцу Первой мировой войны. – …Так сказать, всё действо под наблюдением спиритуалиста Лопатина из горних высей… Выбирайте объекты для психологического эксперимента… Вам ведь интересны не мои измышлению на тему моего выхода в астрал, вам хочется увидеть зримое представление без элементов банального гипноза…
– С мысленным внушением на расстоянии? – уточнил Владимир Прокофьевич.
– Пусть будет так, если вам удобно так пояснить скорое действо, психологический перформанс, взаимодействие живых разобщенных до этого мгновения психической истины человеческих душ… – И добавил с толикой мрачной сосредоточенности. – И вообще пусть будет то, что будет…
– Случайная выборка? – осторожно спросил Владимир Прокофьевич. – Первый или первые, кто появится на асфальтовой дорожке к памятнику Брусилова и потом к памятнику Лопатина – так? Тогда просьба не фиксировать взгляд «на пациентах», Глебыч…
Тот нисколько не обиделся на лёгкий подкол коллеги с «пациентами, только сдержанно хохотнул и так же мрачно добавил:
– Как скажите, уважаемый, так и будет: увижу, кто идёт, и тут же отвернусь, чтобы никого не смущать взглядом – для чистоты эксперимента, будь он не ладен или ладен.
Троюродный брат Владимир легонько дотронулся на скамейке до ладони Александр, мол, смотри внимательно на пару молодых спортивных, хорошо сложенных людей в одинаковых узких синих джинсах: черноволосого юношу в кожаной куртке и его спутницу, белокурую девушку в белой ветровке, и обратился к Глебычу, также увидевшего пару у памятника:
– Отвернись от них и шепотом формулируй задание в эксперименте.
Глебыч еле слышно произнёс:
– Пара доходит до памятника Лопатина, юноша останавливается, читает надпись на обелиске, потом становится на руки и на руках возвращается к памятнику Брусилова… Девушка в недоумении наблюдает за своим спутником юношей… И подчиняется его воле: также становится на руки и идёт на руках вслед за ним… Я усложняю своё мысленное задание, точнее, задание моей души грешной, вышедшей в астрал… Пара, дошедшая до памятника Брусилову, от памятника Лопатина, трижды повторит этот путь на руках. – Он уже отвернулся от пары, моментально вставшей с ног руки, чтобы ничего не видеть, только что-то чувствовать, руководить с высот душевного астрала мысленным, нет, уже чисто физическим экспериментом. – Подчёркиваю, коллеги, юная пара повторит путь на руках между знаковыми памятниками не один раз, а трижды… Понимаете, трижды… Для чистоты эксперимента и достигнутого душевного контакта инициатора контакта и подшефных… Славные ребята… Сделают то, что по своей воле – они ведь даже не гимнасты и, тем более, не цирковые акробаты – никогда бы не сделали…
Троюродные братья Александр и Владимир с удивлением наблюдали, как юноша и девушка сначала неуверенно сделали стойку на руках, потом осторожно сделали «ручной шаг» от памятника Лопатина к памятнику Брусилова и уверенно зашагали без тени колебаний и стыдливости – а вдруг кто увидит и сделает молодёжи замечание? – и всё это залихватски весело, на кураже… Только не оказалось никого, кто мог бы сделать такое замечание, братья были единственными зрителями случившегося по воле Глебыча акробатического представления – хождения на руках по асфальтовой дорожке. Ладно бы раз прошли туда и обратно ребята… Так они, выполняя наказ своего неведомого тренера-учителя, трижды совершили променад на руках между памятниками полководца-генерала и философа-спиритуалиста…
«Как же я не заметил, что Глебыч сумел так здорово связать воедино разнополую пару в странный акробатический этюд. – Сокрушенно подумал Владимир Прокофьевич. – Ведь они синхронно, рука в руку, прошли трижды маршрут между памятниками. Но ведь было заметно, что парень в паре выступает в роли ведущего, а девица – в роли ведомой… Надо так всё организовать, чтобы я поговорил с каждым акробатом из этой удивительной пары, выполнившей все условия ментального эксперимента… Душевного натурного эксперимента… Только причём тут выход в астрал их тренера?..»
«Чудны дела твои, Господи, если мне удалось увидеть удивительные дела взаимодействия человеческих душ. Я ведь могу свидетельствовать только одно: экспериментатор Глебыч глядел в сторону молодой пару секунду не более, а потом по нашей просьбе отвернулся. Не было, как в гипнотическом сеансе, контакта глаз. Могу ведь поручиться, что в момент появления ребят на асфальтовой дорожке, ребята не глядели в сторону Глебыча. Они глядели влюблённо друг на друга, явно не в сторону Глебыча. Помнится даже одна деталь: они держались за руки, а на дорожке уже расцепили руки, чтобы…»
– Демонстрация удалось, коллега, поздравляю, – выдохнул Владимир Прокофьевич. – Прокомментируешь?..
Глебыч мрачно и сосредоточенно покачал отрицательно покачал головой и тоном заговорщика сообщил:
– Эксперимент не закончился, он будет продолжен, при обоюдном согласии сторон.
Александр Николаевич вопросительно глянул на Глебыча и попросил уточнения:
– Что вы имеете в виду?.. Ваш эксперимент мне показался чрезвычайно интересным и познавательным. Неужели демонстрация контактов живых существ на расстоянии выявила какие-то нюансы и шероховатости, требующие продолжения эксперимента?
Глебыч ничего не ответил, только что-то тяжело и мучительно обдумывал. Он даже несколько раз тяжело вздохнул, как бы подчеркивая, что именно сейчас у него нет никакого желания, да и настроения комментировать детали прошедшей демонстрации и возможности продолжения эксперимента на новом витке грядущих событий.
– Видите ли, у ребят душевные проблемы и комплексы… Я влез во время нашего душевного контакта, грубо говоря, в своих пыльных сапогах, в их душевную хрупкую обитель, отсюда и моё угнетённое состояние, раз я случайно поставил из с ног на голову, точнее, на руки… Это как калейдоскоп, тряхнул и изменил положение красок и контуров душевной настройки… Короче им вместе и каждому в отдельности нужна помощь профессионального терапевта… Эти профи могу быть я или ты, дорогой коллега Володя…
– Помилуй, старик, у тебя ведь был психический контакт, Глебыч, не у меня… Что я могу знать?.. Я видел только то, что видел – стойку на руках и ручной променад между памятниками… Больше ничего, к сожалению, я не увидел и не понял…
– Неужели ничего, Володь?
– Ничего, Глебыч, кроме, может быть одной малозаметной психологической детальки: парень подчинялся тебе, а девушкой управлял парень. Элемент психологического доминирования парня налицо.
– Молодец, старик, хотя бы это заметил. – Глебыч дернул щекой и внимательно посмотрел на Александра Николаевича.
– А вы, Николаич, заметили элемент доминирования парня над девушкой. – Видя, что тот кивнул головой, он добавил. – Может, что ещё заметили? Говорите, мне это важно для продолжения эксперимента…
– Кроме начального весёлого куража хождения на руках, честно говоря, я поймал себя на том, что на кураже девушка прошла не так уж и много. Дальше ей потребовалось мобилизовывать значительные внутренние ресурсы, чтобы соответствовать порыву своего парня. Она даже какой-то несчастливой себе представилась из-за покорности женской, девичьей, раз приходится действовать под указку парня… Даже несчастной показалась…
– Вот именно, несчастливой невестой, – резко рубанул рукой воздух Глебыч. – У неё психические душевные проблемы, причём гораздо большие, чем у её парня.
– Вы хотите им помочь, Глебыч, во второй части вашего эксперимента – так я понимаю?
– Правильно понимаете, Николаич?
– Они же упорхнули, старик… Где же их искать?
– Да никуда не упорхнули и не упорхнут, Володь, они пошли на монастырское озеро, чтобы побродить у стен обители, рука за руку, разумеется. Так я за ними… Идёмте… Потом можем вернуться к нашему Лопатину, у меня есть куча вопросов к Николаичу по его книге, in situ.
2
Пока они спускались к озеру, Глебыч кратко и оперативно разъяснил, что поначалу он хотел, чтобы парень и девушка помолились у памятников философа и генерала. Но тогда никто не поверил в его всемогущество мага-мастера, научившегося под кураж выходить в астрал.
«Было бы вопиющей дикостью, профанацией если бы ты, Глебыч заставил не помолиться, а помочиться – под кураж! – их, попавших в твои сети душевного манипулятора у стен собора, у памятников, раз лишних глаз соглядатаев нет… – подумал со злой усмешкой чем-то раздражённый Владимир Прокофьевич. – А ведь мог бы заставить, сукин кот, всё может, раз выходит в астрал по щелчку пальцев, на счёт: раз, два, три».
– Под кураж выходить в астрал, действительно, занятно, – заметил погружённый в свои мысли Александр Николаевич. – И всё же, как вам удаётся выходить субстанцией души из своего тела? Есть ли какие-то объективные свидетельства выхода в астрал, кроме ваших субъективных? – Кто это может подтвердить, наконец?..
– А вам, Николаич, недостаточно реального подтверждения, когда двое ребят ни с того, ни с сего, с бухты барахты трижды синхронно прошли на руках между памятниками Брусилова и Лопатина… Лично я смотрел на этот проход на руках с астральной высоты, в отличие от вас, видевших горизонтальное парадоксальное воплощение мысленного эксперимента…
– Значит, душа в астрале способна мыслить?..
– А вы, как думаете, коллега, живая мыслящая, животворящая душа в астрале способна на многое… Честно говоря, априори, до начала эксперимента, у меня не было никакой уверенности, что девушка вообще способна стать с ног на руки, тем более, пройтись на руках значительное расстояние… Трижды, обратите внимание…
– И всё же физического подтверждения твоего выхода в астрал, Глебыч, мы не увидели, при всём нашем желании, – спокойно и едко заметил Владимир Прокофьевич. – Ты сидел с нами на одной скамеечке, отвернувшись от ребят, по нашей просьбе. Нет объективного подтверждения выхода в астрал…
