Я – Распутин. Время победителей

Алексей Вязовский

Я – Распутин. Время победителей

Серия «Фантастический боевик. Новая эра»

Выпуск 81

© Алексей Вязовский, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава 1

Легко сказать – похитить царевича Алексея… А как? Дворец охраняется серьезно. И полиция с Герарди, и ЕИВ конвой из казаков. На въезде КПП с пулеметом, патрули с винтовками, гвардия в пяти минутах скачки на лошадях. Все освещено, везде глаза и уши прислуги, которая докладывает новому-старому начальнику дворцовой полиции.

Плюс моральная сторона дела. Боевики никакого пиетета перед царской семьей не сохранили – насмотрелись уже в столицах разного. Имели шанс сравнить свою сельскую жизнь с крестьянами Европы. Как говорится, небо и земля. Я же сомневался – от такого стресса с больным царевичем что угодно может случиться. Пойдет кровь носом, и остановить не сможем. Или еще что… И тут был большой задел для размышлений насчет «слезинки» ребенка.

Впрочем, колебался недолго.

– Ищите место, где можно будет спрятать Алексея.

– Да что его искать? – зевнул шурин. – Дом Ник Ника, где он с полюбовницей миловался, пустой стоит. Я там недавно мимо проходил.

Боевики заулыбались, вспоминая наш визит с фотографом в гнездышко развратников.

– Тогда давайте думать, как проникнуть в Царское чело… – я почесал в затылке. – Только перед этим вот что. Ты, Коля, говорил, что окрутил какую-то телеграфистку на почте?

– Что есть, то есть. – Распопов довольно заулыбался. – Машка – девка-огонь. В рот мне смотрит, замуж хочет…

– Знает она, кто ты?

– Я шо, дурной? Нет, Емельяном представился. Питерским каретных дел мастером.

– Сможет она для нас телеграммы тайком отослать? Анонимно?

– Какие? Кому?..

– Надо бы вздернуть наших аристократов слегка. Чтобы им было сейчас не до меня. Нужно время на подготовку…

– Как же их можно «вздернуть» какими-то телеграммами? – удивился Аронов.

– Есть способ! – заулыбался я, вспоминая проделку Конан Дойла с лондонскими банкирами в десятом году. – Найдете адреса Герарди, великих князей, окромя «инженера», начальника жандармерии, главных их гвардейцев. Пусть твоя Анна пошлет им телеграммы без подписи: «Все вскрылось, срочно бегите!»

Боевики сначала хлопали глазами. Потом засмеялись. Идея такого «спама» захватила их.

Я же все думал про похищение. Надо подманить Алексея на прогулке в парке Царского Села. Отвлечь как-то бонну и… А если будет на прогулке Деревянко? Он же мигом нас опознает!

Так, давайте с другого бока. Помнится, читал я рассказ Честертона или кого-то из англичан, как ловкий вор обобрал клуб в Лондоне – он просто надел фрак, и джентльмены принимали его за слугу, а слуги – за джентльмена, ибо и те, и другие тоже носили фраки… Вот и нам нужен такой фрак-невидимка. Кого вокруг дворца много? Да конвойцев же! Две, а то и три сотни! Никто и внимания не обратит, если не лицом к лицу столкнутся! Ну так тут смотреть надо – форма у казаков яркая, приметная, издалека видная, вполне можно заранее разойтись.

Еще там постоянно ходят молочницы с царскосельской мызы и соседних ферм, по преимуществу финки. Отличная пара вырисовывается – казак и молочница, они же свинарка и пастух. Царевича можно необычной игрушкой увлечь. Сделать, раскрасить поярче – не проблема. Отвести в сторонку… а как дальше? На телегу с молочными флягами! Самый неприметный транспорт в Царском. Можно даже настоящую угнать – дать по башке и отыграть свое, гори оно огнем! Только надо очень внимательно отследить по времени, где какие караулы меняются, где и когда эти самые телеги ездят… Черт, а вот это будет непросто, там долго не просидишь. Комнату снять? Так непременно в полицию стукнут, придут проверять. На работу устроиться? Так работать надо, времени наблюдать не будет. Опять же опознают… Надо думать! Но уже ясно, что нужна Елена.

Отбил эсерке срочную телеграмму, и спустя двое суток она уже была в Питере.

В столице началась оттепель, застучала капель. В Юсуповском дворце битком – кроме эсерки я вызвал глав всех крупных ячеек «небесников» и представителей стрелковых клубов. Первых на партийную «учебу» – попросил пару известных кадетов, а также Вернадского с Булгаковым прочитать лекции про конституционную монархию, всеобщую избирательную систему… Заодно капитан под шумок устроил аудит финансовых документов. Некоторых лидеров хорошенько так допрашивали, было даже одно «персональное» дело о мошенничестве. Нижегородскому главе светила настоящая уголовка за недостачу. Умник пустил партийную кассу в предприятие друга-купца. Тот прогорел, сбежал в Париж – иди теперь его ищи-свищи…

Стрелки тоже были позваны не просто так. И у них состоялась своеобразная «лекция», ее читал специально приглашенный из Сестрорецка Владимир Григорьевич Федоров. Как оказалось, этим летом он вчерне закончил работы над автоматической винтовкой и у него уже даже был рабочий прототип. Помогал ему не кто-нибудь, а сам Дегтярев. Который служит слесарем опытной мастерской при Офицерской стрелковой школе Сестрорецкого оружейного полигона. Спайка двух гениев.

У прототипа были проблемы с осечками и задержками, но в целом стало ясно – автоматическому оружию быть. И пора начинать работы над автоматом Федорова с магазином на двадцать пять патронов.

Приглашение от стрелковой ассоциации Владимир Григорьевич принял с удовольствием. Власть не баловала оружейника вниманием, почти все свои изобретения он, по сути, делал за свой счет, так сказать, на общественных началах. И когда после лекции и демонстрации автоматической винтовки я выписал ему чек на сто тысяч рублей – удивлению и даже растерянности не было предела. Федоров долго отнекивался, отказывался брать деньги, пришлось убеждать всем миром. Под общественным давлением чек он все-таки взял, тут же пообещав передать на испытания в клубы еще несколько создаваемых винтовок. Большой военной ценности они не имели, для пехоты нужнее полноценный ручной пулемет. Но мне было важно, чтобы Федоров почувствовал общественную поддержку, ускорился с опытными образцами. Чтобы они в армию попали не в двенадцатом году, а на пару лет раньше. Пока там оформят государственный заказ, пока обкатают в частях… Самое главное – ручной пулемет сильно ударит по сознанию армейцев. Они, наконец, поймут, какой огромный запас патронов потребует будущая война.

* * *

– Ты сошел с ума! – Елена выглядела настоящей гранд-дамой. Большая шляпа с полями, манто, меховая муфта из соболя. В пустом зале, где только что закончилась лекция, эсерка вертела в руках винтовку Федорова. Умело откидывала затвор, щелкала предохранителем… Прямо русская амазонка.

На входе стояли хмурые боевики, разворачивали подальше всех желающих войти внутрь.

– У тебя есть другой план? – коротко, не желая вызвать бурю, ответил я.

– Ты! Хочешь! Похитить! Ребенка!

«На время позаимствовать», – чуть не схохмил я, но вовремя себя оборвал.

– Дадим ему снотворное. Алексей не пострадает. Даю тебе слово!

– Ты чудовище!

– Год назад ты была готова не просто похищать – убивать людей. По политическим основаниям.

– И я со стыдом вспоминаю этот период своей жизни! К тому же это были царские чиновники, взрослые мужчины!

– И у них есть жены, дети…

– Это все плохо кончится! Даже если Николай отречется… Он потом передумает.

– Не дадим. Поезд уже уедет. Лена… – я взял эсерку за руки, посмотрел ей в глаза. – Я тебе помог. Теперь твоя очередь, помоги не мне – Родине!

Прозвучало пафосно, но похоже подействовало.

– Это низко так упрекать прошлым! – девушка заколебалась.

– Елена Александровна… – я тяжело вздохнул, перекрестился. – Видит Бог! Я перебрал все другие способы, пытался найти выход. Его нет. Стране нужна Конституция, а Думе – выборное, ответственное правительство. Только так мы сможем подготовиться к будущей войне. Если Николай останется главой государства, этого государства через десять лет не будет на карте. Заодно история слизнет десятки миллионов русских. И сколько там будет детей – одному Богу известно! Да и Никсе с детьми также не уцелеть…

Этот спич произвел впечатление. Елена испытующе на меня посмотрела, коротко спросила:

– Что от меня нужно?

– Вот это уже деловой разговор. План таков…

* * *

Тихая паника волнами гуляла по Александровскому дворцу, накрывая крылья, выплескиваясь на курдоньер, отдельно стоящую кухню и расходясь дальше по Царскому Селу всполошенной прислугой, усиленными караулами и патрулями гвардейцев, нервными криками городовых, мчащимися санями и авто с полицейскими, военными, гражданскими…

В крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Екатерины Великой я вышел из автомобиля, страшно ругаясь на дурацкую конструкцию без теплой кабины, и почти сразу натолкнулся на взмыленного Герарди. Явился, не запылился! Жалко, недолго действовал мой «спам» – услать бы этого проныру годика так на два, на три… На Сахалин!

– Добрый день, Борис Андр… – только и успел я сказать, как он, едва ли не спихнув меня с дороги, умчался к ожидавшему его экипажу, запрыгнул в него и был таков в вихре снега из-под полозьев.

«А крепко их тут пробрало», – подумал я, проходя анфиладой в восточное крыло, где были покои царской семьи. Еще бы, такого скопления полиции тут, наверное, никогда не было и никогда не будет, вон, даже Филиппов тут.

Главный сыскарь Питера лишь на минуту выглянул из кабинета, передал бумаги флигель-адъютанту и махнул рукой ожидавшему у стены Деревянко. Тот с отчаянием обреченного закрыл за собой дверь – надо полагать, сейчас его будут допрашивать. А потом и остальных лакеев, мамок-нянек и вообще тружеников дворцового хозяйства, стоявших в очереди на совершение процессуальных действий, как написали бы в протоколе. Допрос, даже в качестве свидетеля – не сильно приятная штука, а уж для тех, кто косвенно или прямо отвечал за пропавшего цесаревича…

Да, у нас все получилось – ну так не зря столько готовились. Четыре толковые бабенки, «сосватанные» мне Манькой Шепелявой, трудились на местных фермах, обеспечивая молоком, маслом и сметаной дворцы и казармы Царского Села. Ну заодно и примечая, что, где и когда происходит.

Аронову по кусочкам надергали форму конвойца – заказывать напрямую было слишком стремно, а «своему» портному я доверил только окончательную подгонку. И не потому, что не доверял, извините за каламбур, а просто там в форме такая куча тонкостей, что человеку со стороны, хоть бы и умеющему шить, ни в жисть не понять. Вон, был у нас возле университета клуб реконструкторов, на наполеоновскую эпоху бухали, так они о плетении этишкетов чуть ли не до драк спорили. Так и тут – малость в этих «выпушках, погончиках, петличках» ошибешься и все, опытный взгляд мгновенно разоблачит. А так-то портняжка был мой с потрохами – еще бы, я ему открыл путь к славе и процветанию, пол-Петербурга вслед за мной обшивались. Ну, может, не половина, а четверть, но тоже неплохо.

Семью свою я тоже не стал в Питер перевозить, снял им дом в Царском Селе. Митька мотался по всему городу, Варька тоже не отставала. Жаль, конечно, что их из дворца выперли, идеальная же позиция была, но хоть так…

Вышло все почти идеально – Аронов отвлек няньку болтовней, Лена в костюме молочницы подманила царевича леденцом-петушком. И мало-помалу увела за собой. Немного хлороформа, царевич спит. Алексея положили на молочную тележку, прикрыли соломой, заставили флягами и увезли.

А я тем временем сидел в Юсуповском дворце и трясся, поскольку поставил на карту всё. И сорвись мой блеф – все дела пойдут насмарку, а я в лучшем случае в каторгу. И то не факт – могут и придушить, не доводя до суда.

Первым позвонил Дрюня и парой кодовых фраз сообщил, что все прошло удачно. Потом, правда, оказалось, что боевая группа чуть не засыпалась, когда дорогу тележке преградил шедший в казармы эскадрон желтых кирасир и проснувшийся было Алексей помахал им ручкой. Хорошо хоть Лена догадалась перед этим закутать ребенка большим клетчатым платком крест-накрест, и цесаревича приняли за сына работницы с фермы…

Второй же звонок был уже из Царского Села, звонил, как ни странно, барон Фредерикс и голосом с визгливыми интонациями, совершенно необычными для него, потребовал моего срочного приезда. Вот я и приехал.

Государь был плох. Мешки под глазами, руки ходуном, постарел разом на десяток лет. Еще хуже с царицей – та ожидаемо впала в истерику и безутешно рыдала. Когда я появился в гостиной – даром что не бросилась мне на грудь, причитая, что зря позволила отселить Парашку с детьми. Умоляла простить и вымолить сына.

Меня же колотило ничуть не меньше – ничего ведь еще не кончено, все может сорваться в любой момент.

Совместный молебен немного всех успокоил, заплаканных княжон увели спать, когда примчался бледный Герарди и прямо в руки передал Николаю конверт.

В нем было письмо, составленное из букв, вырезанных из газет.

«Завтра в полдень подписать публично, в присутствии репортеров и послов, Конституцию кадетов и передать всю власть избранной Думе. Ребенок будет передан обратно через три дня в полдень на одном из вокзалов. В противном случае… Время пошло».

Царь поначалу просто не поверил.

– Нет, нет, этого не может быть! – и бросил лист, на который я с таким трудом ночью наклеивал буквы, прямо на пол.

Потом начал кричать. Лицо самодержца так покраснело, что я испугался – вот хватит его удар и власть передавать будет просто некому. Но нет, Николай выдержал первый приступ. Суета слуг, обморок Аликс, которая подобрала письмо…

Вот кому реально поплохело – начальнику штаба Отдельного корпуса жандармов Саввичу. Схватился за грудь, еле успели подхватить под руки.

– Никто! Слышите, никто… – помазанник ткнул в конверт, – не должен узнать об этом. Всех слуг, нянек изолировать. Казаков запереть в казарме…

– Какой позор! – рядом тихо вздохнул Фредерикс, вытирая пот со лба платком.

Следом разъяренный царь наорал на полицейских за то, что они до сих пор не смогли найти никаких зацепок.

– Может, привезти собак из питомника в Петергофе? – потерянно пролепетал Герарди.

– Если вы сами ни на что не способны, везите хоть собак, хоть кошек! Найдите Алексея! Сегодня же!

Полицейские гурьбой покинули кабинет, от греха подальше. Остались только мы с Фредериксом да император, который неожиданно придвинул стул к окну, сел и прислонился к стеклу лбом.

– Если бы они попросили выкуп… Но Конституция! Нет, России без самодержавия не выстоять…

– Ваше величество… – начал было барон, но Николай только махнул рукой.

– Подите прочь!

Министр ушел, а я вот – нет. Сел рядом, положил руку на плечо царя. Было ли мне его жалко? Было. Но Россию было жальче.

– Подпиши, бумага стерпит…

– Ты еще тут?

– Где же мне быть?

– Я окружен предателями… – Николай закрыл лицо руками. – Все бесполезно.

– Манифест от семнадцатого, – продолжал нашептывать. – Считай, та же Конституция. Ну будет еще одна бумажка, большое дело. Как вернут Алексея и, ежели похочешь, порвешь ее и всех делов. Жизнь сына важнее!

Царь отнял руки от лица, посмотрел на меня долгим взглядом.

– Великие князья не позволят подписать… да и маман.

Как же ему тяжело даются решения. До последнего всегда тянет.

– Ежели сына по частям начнут присылать? Тогда что?..

Николай побледнел, в глазах показались слезы. В кабинет зашла Аликс. Царица зачем-то переоделась во все черное, будто уже кого-то хоронить надо. В глазах у нее плескалось безумие. Сейчас она устроит Никсе… Надо валить.

– Пойду молится, чтобы Господь ниспослал мне видение о цесаревиче.

Николай и Аликс подняли на меня глаза. Видок у меня, надо думать, был еще тот – нечесанные с утра патлы, круги под глазами.

– Прикажите в часовню никого не пускать.

Меня довели до двери с красивыми резными крестами, пропустили внутрь и затворили. Теплый свечной дух и запах ладана подсказал мне, что делать – я взял несколько свечей из ящичка, зажег их от лампадки перед иконой и поставил перед алтарем, а сам лег крестом на пол.

И заснул – организм от этой нервотрепки как выключился.

Сколько спал, не знаю, но свечи прогорели до конца и в темноте светились только огоньки лампад.

В коридоре мне навстречу поднялся Старков – молодой парень-лакей, знакомый мне с первого визита во дворец.

– Веди, Прохор. Было мне видение.

Новость пожаром пролетела по всему дворцу, и по дороге я слышал, как шепчутся две горничные:

– Батюшка Григорий Ефимович всю ночь в молениях провел.

– Спаси Бог, спаси Бог…

Николай и Аликс сидели на диване, обнявшись, и дремали, склонив головы друг к другу, – наверное, так и не легли.

– Жив царевич, было мне видение, – сказал я, присев перед ними и взяв обоих за руки. – То правильно, что Конституцию подпишешь, – спасешь сына.

– Где Алексей?! – спросила царица.

– То мне неведомо, но где-то рядом, чувствую с ним связь.

* * *

Думу от Манифеста о даровании Конституции разорвало, как того хомячка от капли никотина. Тут, понимаешь, один парламент за другим разгоняют, на депутатов кричат, а Николай вдруг лично приезжает в Таврический дворец и в присутствии репортеров, сенаторов, послов подписывает Манифест.

В последний момент все чуть не сорвалось по второму кругу. Владимир Александрович буквально бросился в ноги царю, отговаривая его и хватая за руки. Великий князь чуть ли не плакал, умоляя Николая повременить и дать время полиции. Царь нашел меня взглядом, я лишь покачал головой.

Под вспышки фотоаппаратов мы прошли в зал заседаний, помазанник подписал Манифест, отдал его Головину.

Надо было видеть лица депутатов. История о похищении царевича так и не вышла за пределы Царского Села – никто ничего не понимал. Началась давка на балконе, где находились репортеры и публика, потом она перекинулась в зал – все хотели посмотреть, а что именно подписал Николай.

Надо было срочно публиковать и Манифест, и Конституцию. Но у нас был первый документ и только черновик второго.

Октябристы бушевали, Пуришкевич орал с трибуны, Шульгин и Балашов мутили в кулуарах, но явно согласованной позиции не имели. Все были в страшной растерянности. Слишком крутые перемены… и никто к ним не был готов.

Заседать исключительно нашим с кадетами блоком я посчитал неправильным. Все-таки у октябристов полторы сотни голосов, да и начинать такое дело ссорой со Столыпиным не стоит. Последний, кстати, сам заявился на собрание, сел справа у стола. Как министр внутренних дел он, естественно, знал о событиях в Царском, но помалкивал.

– Заседание Сеньорен-Конвента Думы объявляю открытым… – откашлялся Головин, посмотрел вопросительно на меня.

На столах у всех лежал проект Конституции кадетов, отдельно поправки от «небесников», которые составил Варженевский с приглашенными юристами. Разумеется, следуя моим ценным указаниям.

– Выборы должны проходить по цензовому принципу! – начал с самого важного Шульгин.

– Полностью согласен, Василий Витальевич! – в ответную атаку пошел я. – Ценз предлагаю двойной – либо имущественный, либо образовательный.

– Это как?..

– Недвижимое имущество на определенную сумму и окончание гимназии либо приравненных заведений, реальных училищ, например. Если проходит хотя бы по одному цензу – то может голосовать.

Парламентарии задумались – октябристам импонировал имущественный ценз, кадетам – образовательный. Столыпина устраивали оба варианта.

– И как часто вы предлагаете проводить выборы?

– В думу – раз в пять лет, как в рейхстаг.

– А в Государственный совет?

– Своих представителей губернии могут избирать когда угодно. Тоже на пять лет. И государь также может назначать в любое время.

– Назначать?

– Именно. А еще судей Верховного и Конституционного суда, причем этих – пожизненно. Еще государю необходимо право вето на утвержденный Думой состав правительства.

Николая никак нельзя было оставлять без рычагов, а то эти говоруны могут без надзора вразнос пойти. Потому мы предложили совместить посты главы государства и верховного главнокомандующего.

Думцы заволновались, но после короткой дискуссии согласились, что это приемлемо. Судя по всему, их уже начинало раздувать от чувства собственного величия – еще бы, первый настоящий парламент в России, ответственное правительство! Ничего, я эту свору еще взнуздаю, узнаете, что такое настоящая работа. А то ишь, в реале сидели, по пять-семь лет важнейшие законы не могли принять!

Пока депутаты шумели, Столыпин кивнул мне на выход. Пора было договариваться о реальной власти.

Глава 2

– Мне все это очень и очень подозрительно! – премьер посмотрел на меня долгим взглядом.

Сели в кабинете, Анечка принесла на подносе чай. И этим сбила Столыпина с мысли. Я ввел для сотрудников секретариата униформу – черные юбки, белые блузки, никаких сложных причесок у женщин. Волосы закалывать в пучок или хвост – офисный минимализм. Но и в таком виде Танеева выглядела прекрасно. Девушка стала носить очки на цепочке – прямо учительница в старшем классе, мечта пубертата.

– Вы? Анна Александровна… Как же так? Здесь? Секретарем?.. – премьер увидел чай на подносе.

– Всякая работа почетна! – Танеева сказала, как отрезала. И подала мне срочный номер «Слова», который мы втайне готовили, чтобы обойти конкурентов. Гигантский тираж, огромные, аршинные буквы в заголовке. «Конституция! Слава царю!»

Столыпин впился глазами в передовицу, я подвинул газету ему поближе.

– Ничего подозрительного тут нет, – я ловко перевел разговор, показывая глазами Танеевой, чтобы она оставила нас. – Имел беседу с редактором «Слова». Каюсь, проговорился о вчерашних разговорах про Конституцию в Царском Селе. Вот они и подготовились.

Я хитро посмотрел на Столыпина.

– Сегодня же вечером хотим у Зимнего торжественный митинг собрать. Ты не против, Петр Аркадьевич?

Напор и напор. Не дать ему вернуться к подозрениям.

– Зачем митинг?..

А чтобы царь ненароком не передумал.

– Разумеется, в поддержку Манифеста. Сколько народ чаял свободы, и вот она, бери, не хочу! Я бы и завтра митинг собрал, а також всю неделю славил царя на площадях.

– Стало быть, судьба Алексея тебя не волнует?

– Молюсь за него каждый день! Было мне видение – все будет ладно, вернут малого в целости.

Разговор опять повернул в ненужную сторону.

– Дозволяешь митинги?

Столыпин поперхнулся чаем. Вот так за здорово живешь брать на себя ответственность?

– По премьерству твоему все решим прямо тута, – я решил зайти с козырей. – Как только соберется Дума, назначим заново главой нового правительства. Все голоса на то у нас есть…

Столыпин задумался. Он явно меня в чем-то подозревал. Но и куш перед ним светил приличный. Стать сразу первым избранным премьером страны, главой ответственного правительства. Не нужно прогибаться перед великими князьями, слушать часами жалобы Аликс и угождать царю – бери и делай. Прямо просвещенная Европа. Большой соблазн.

– Фрейлины тебе чай подают, министры на поклон ездят, теперь уже и премьеров, значит, назначаешь?

А вот на эту провокацию мы не поведемся!

– Не я, народ! А за Танееву мне выговаривать – стыдно. Вон, девок без любви в деревнях выдают, так сколько их потом вешается или топится… Давно на похоронах не был?

Повздыхали. Столыпин, похоже, неплохо знал о ситуации с фрейлиной и в этой истории еще не успел дойти до конфликта с ней.

– Какие условия? – премьер допил чай, достал из портфеля бумагу, макнул перо в чернильницу. Записывать готовится.

– Деловой подход, – покивал я. – Мыслю так. Надо бы разделить премьерство и пост министра внутренних дел.

– Согласен. Сам уже с трудом справляюсь. Кого хочешь на МВД?..

– Зубатова! – вздохнул я. Сейчас начнется жар. Добавил: – Охранное отделение с жандармерией надо бы слить – одним делом заняты. Назвать, скажем, Службой государственной безопасности. А хошь – комитетом, как французишки называют.

Я посмеялся про себя. Сколько уже бабочек в этой истории перетоптано – не сосчитать.

– Отделения жандармерии в войсках отдать Смершу.

Вот тут наконец до Петра Аркадьевича дошло, и он заспорил. Поскольку не хотел создавать второе силовое ведомство – конкурента МВД. Пришлось нажать на него, рассказать о прогнившей охранке. Рачковский – экс-глава зарубежного отделения – был много лет завербован французами и работал на Второе бюро. Замешан в убийстве Плеве, якшался с Азефом, который, собственно, и укокошил бывшего министра внутренних дел. Рачковский сейчас хоть и в отставке, но его люди работают во всех отделениях, зачитываются «Протоколами сионских мудрецов» от бывшего шефа. Тут требуются чистки. Проще это делать во время реорганизации. Да и вообще правильно разделить полицию и спецслужбы. А то, когда они все варятся в одном котле… Не к добру это.