Колесо крутится. Леди исчезает

– Только чтобы посмотреть Джорджа Арлиса и Диану Уиньярд, – пояснила мисс Флуд-Портер.

– Это все объясняет, – сказал викарий. – Он точно не Джордж Арлис, и она тоже не Диана.

– Тем не менее, я уверена, что в их истории есть какая-то тайна, – продолжала мисс Флуд-Портер.

– Я тоже, – согласилась миссис Барнс. – Я… я задаюсь вопросом, действительно ли они женаты.

– Правда? – быстро спросил ее муж.

Он мягко засмеялся, когда его жена покраснела до самых ушей.

– Извиняюсь, что смутил тебя, дорогая, – сказал он, – но разве не проще поверить, что мы все являемся теми, кем кажемся? Даже священники и их жены. Он выбил золу из трубки и встал с кресла. – Думаю, я пойду прогуляюсь в деревню, поболтаю с друзьями.

– Как он может с ними поговорить, если не знает их язык? – прямо спросила мисс Роуз, когда викарий ушел из сада.

– О, он заставляет их понимать, – гордо объяснила его жена. – Сочувствие, знаете ли, и обычная человечность. Он бы и с дикарем носами потерся.

– Боюсь, мы его прогнали, обсуждая сплетни, – сказала мисс Флуд-Портер.

– Это моя вина, – заявила миссис Барнс. – Я знаю, люди думают, что я любопытна. Но на самом деле мне приходится заставлять себя интересоваться делами соседей. Это мой протест против нашей ужасной национальной стеснительности.

– Но мы гордимся этим, – вмешалась мисс Роуз. – Англия не нуждается в рекламе.

– Конечно, – согласилась миссис Барнс. – Но мы проходим этот путь только раз. Я должна напоминать себе, что незнакомец, сидящий рядом, может быть в беде, и я могла бы помочь.

Сестры посмотрели на нее с одобрением. Она была стройной женщиной средних лет, с бледным овальным лицом, темными волосами и милым выражением лица. Ее большие карие глаза были и добрыми, и откровенными – а манера общения искренней.

В ней нельзя было найти ничего, кроме непреклонной честности. Они знали, что она предпочла бы запутаться в неловких объяснениях, чем рисковать создать ложное впечатление.

В свою очередь, ей нравились сестры. Они были людьми солидными и респектабельными. Чувствовалось, что они с честью исполнили бы свой долг в суде присяжных и перед богом и ближним, не требуя указаний относительно его сущности.

Они также были людьми с достатком, обладали очаровательным домом и садом, обученными служанками и замороженными средствами в банке. Миссис Барнс знала об этом, и, будучи человеком, ей доставляло некоторое чувство превосходства осознавать, что единственный мужчина в их компании – ее муж.

Она могла оценить это чувство собственности, потому что до сорока лет она проводила свои ежегодные отпуска в компании других старых дев. С тех пор как она покинула школу, она зарабатывала на жизнь преподаванием, пока не произошло чудо, которое подарило ей не только мужа, но и сына.

Они с мужем были так поглощены ребенком, что викарий иногда опасался, что их преданность искушает судьбу. Накануне их отпуска он предложил заключить соглашение.

– Да, – согласился он, смотря на спящего мальчика в его кроватке. – Он прекрасен. Но… Мне предоставляется привилегия читать заповеди другим. Иногда мне кажется…

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – перебила его жена. – Идолопоклонство.

Он кивнул.

– Я так же виновен, как и ты, – признал он. – Поэтому я собираюсь дисциплинировать себя. В нашем положении у нас есть особые возможности влиять на других. Мы не должны становиться однобокими, а должны развивать каждую частичку своей натуры. Если мы хотим, чтобы этот отпуск пошел нам на пользу, он должен полностью изменить наше мышление… Моя дорогая, давай договоримся не говорить исключительно о Гаврииле, пока мы в отъезде?

Миссис Барнс согласилась. Но ее обещание не помешало ей постоянно думать о сыне. Несмотря на то, что они оставили его на попечение компетентной бабушки, она с беспокойством думала о его здоровье.

Пока она считала оставшиеся часы до возвращения к сыну, а мисс Флуд-Портер улыбалась в предвкушении встречи с садом, мисс Роуз размышляла о своем первоначальном ходе мыслей. Она всегда следовала своей логике до конца, не отклоняясь от намеченного пути.

– Я не понимаю, как вообще можно лгать, – заявила она. – Разве что какой-нибудь бедняга, боящийся увольнения. Но люди вроде нас… Мы знаем одну богатую даму, которая хвастается, что дает ложные показания на таможне. Это же чистейшее мошенничество.

Когда она говорила это, Айрис появилась у ворот отельного сада. Она старалась обойти компанию за столом, но не могла не услышать сказанное.

– Может быть, мне не стоит судить других, – заметила миссис Барнс своим ясным голосом, напоминающим голос наставницы. – Я никогда не испытывала ни малейшего искушения солгать.

«Лгунья», – подумала Айрис автоматически.

Она была в состоянии крайней усталости, которая граничила с обмороком. Только усилием воли она заставила себя добраться до отеля. Это испытание довело ее нервы почти до предела. Хотя ей хотелось побыть в тишине своей комнаты, Айрис знала, что не сможет подняться по лестнице, не отдохнув немного. Когда она опустилась на железный стул и закрыла глаза, каждый мускул у нее сводило.

«Если кто-то ко мне подойдет, я закричу», – подумала она.

Сестры Флуд-Портер обменялись взглядами и опустили уголки ртов. Даже мягкие глаза миссис Барнс не выражали теплоты, поскольку она была особенно уязвима к невоспитанным манерам и эгоизму их компании.

Они вели себя так, как будто купили отель, а другие постояльцы были незваными гостями, требовавшими привилегий – и добивавшимися их – путем подкупа. Это нарушение принципа честных отношений вызвало раздражение у других туристов, поскольку они придерживались условий оплаты услуг туристического агентства, которые включали обслуживание.

Их компания монополизировала бильярдный стол и всегда занимала лучшие места. Их всегда обслуживали первыми во время приемов пищи; блюда заканчивались, а вода в ванных становилась едва теплой.

Даже викарию было трудно сохранять благожелательность. Он старался относиться снисходительно к юношескому задору, хотя понимал, что некоторые из этой компании давно вышли из возраста юности.

К сожалению, среди так называемых друзей Айрис были двое, чье поведение не служило лучшей рекомендацией для английской нации; а поскольку в купальных костюмах девушки выглядели схожими, миссис Барнс полагала, что все они занимаются одним и тем же – напиваются и флиртуют.

Ее представления о приличии оскорбляло загорание на солнце, а ночной покой нарушался шумом. Поэтому она особенно радовалась перспективе провести два мирных дня среди великолепных пейзажей и в приятной компании.

Но, по-видимому, компания разъехалась не полностью; оставались ее отголоски – в лице этой девушки, а возможно, и других. Миссис Барнс смутно запомнила Айрис, потому что та была красива и за ней ухаживал один купальщик с матронной фигурой.

Поскольку мужчина был женат, его выбор не говорил в пользу девушки. Но она выглядела настолько изможденной, что добросердечная миссис Барнс вскоре упрекнула себя за недостаток сочувствия.

– Вы остались совсем одна? – обратилась она к ней самым приветливым тоном.

Айрис вздрогнула от неожиданного обращения. В тот момент ей меньше всего на свете хотелось, чтобы к ней проявили интерес, который, по ее опыту, маскировал любопытство.

– Да, – ответила она.

– О, как жаль. Вам, наверное, одиноко?

– Нет.

– Но вы ведь довольно молоды, чтобы путешествовать без друзей. Никто из ваших не смог поехать с вами?

– У меня никого нет.

– Совсем без семьи?

– Нет, и никаких родственников. Разве мне не повезло?

Айрис была слишком далеко, чтобы услышать пораженный возглас сестер Флуд-Портер, но молчание миссис Барнс дало понять, что резкий ответ Айрис достиг цели.

Чтобы избежать дальнейшего допроса, она сделала решительную попытку встать, потому что ее суставы начали затекать, и с трудом добралась до отеля и поднялась в свою комнату.

Миссис Барнс попыталась разрядить обстановку смехом.

– Боюсь, я снова допустила оплошность, – сказала она. – Она явно обиделась на меня. Но ведь было бы нечеловечно сидеть, как манекены, и не проявлять к ней никакого интереса.

– А она проявляет интерес к вам? – резко спросила мисс Роуз. – Или к нам? Такие девушки совершенно эгоистичны. Она и пальцем не пошевелит, чтобы помочь кому-либо.

На этот вопрос существовал лишь один ответ, который миссис Барнс была слишком добросердечна, чтобы озвучить. Поэтому она промолчала, не желая лгать.

Ни она, ни кто-либо другой не могли предсказать, что в течение следующих двадцати четырех часов эта девушка – стоя в одиночестве против множества свидетелей – испытает такие душевные муки, что ее рассудок окажется на грани, ради незнакомки, к которой она не испытывала никаких личных чувств.

Или, точнее – если такая особа, как мисс Фрой, вообще существовала.

Глава 4. Англия зовет

Поскольку на ладони Айрис был так называемый «квадрат» – знак, который, по словам гадалки, означал защиту, – Айрис верила, что живет под особым покровительством.

Хотя тогда она и рассмеялась, на самом деле это произвело на нее впечатление: ведь ее жизнь действительно складывалась так, словно кто-то хранил ее от бед.

В этот тревожный момент звезды, как и прежде, будто бы сражались на ее стороне. Даже горы, казалось, подали ей некое предварительное предупреждение. Вечером она тоже получила знаки – приглашения к общению, которые могли бы избавить ее от чувства одиночества и замкнутости.

Но она сознательно разорвала все нити, связывавшие ее с безопасностью – из ложной преданности своим друзьям.

Она ощутила их отсутствие, едва войдя в гостиную: там царила тишина и пустота. Проходя по коридору, Айрис миновала пустые спальни с разобранными кроватями и захламленными полами. Из каждого окна свисали матрасы, а маленькие веранды были завалены подушками.

Айрис ощущала нехватку не только общества, но и моральной поддержки. Компания, к которой она принадлежала, никогда не утруждала себя переодеванием к ужину – разве что ради удобства кто-нибудь надевал фланелевые брюки. Однажды они даже удостоились жалобы: одна из женщин пришла на ужин прямо в купальнике.

Жаловались, конечно же, сестры Флуд-Портер – они всегда появлялись в дорогих, хотя и сдержанных вечерних нарядах. Айрис вспомнила тот случай, когда закончила принимать ванну. Немного стыдясь того, что поддалась общественному мнению, она все же выудила из чемодана нераспакованное дневное платье из жатого крепа.

Горячая ванна и отдых немного ее освежили, но, прислонившись к перилам, Айрис вновь ощутила одиночество. Ее задумчивая поза и изящный силуэт в легком платье привлекли внимание мистера Тодхантера, если верить регистрационной книге, – который как раз вышел из своей комнаты прогуляться.

Он не имел ни малейшего представления, кто она такая, и уж тем более не знал, что в ущелье невольно стал для нее чем-то вроде путеводной звезды. Он с женой питались в уединенном салоне и никогда не общались с остальными гостями. Поэтому он решил, что она просто какая-то случайная постоялица, которую он не заметил в общей суматохе.

Окинув девушку одобрительным, опытным взглядом, он остановился:

– Тихо сегодня, – заметил он. – Освежающая перемена после шума того ужасного сброда.

К его удивлению, девушка посмотрела на него холодно:

– Да, тихо, – сказала она. – Только, к сожалению, я скучаю по своим друзьям.

Спускаясь по лестнице, она испытывала вызывающую радость от того, что заставила его осознать свою ошибку. Защита ее друзей имело большее значение, чем светское благоразумие. Но, несмотря на ее триумф, инцидент был несколько неприятным.

Их компания гордилась своей непопулярностью – им это казалось признаком некоего превосходства. Они часто снисходительно говорили: «Эти люди нас не любят» или «Мы им не по вкусу». Под действием общего самодовольного настроя Айрис, и сама не хотела другой репутации. Но теперь, когда она осталась одна, было уже не так весело осознавать, что прочие постояльцы – по всей видимости, вежливые и благовоспитанные люди – считали ее чужой.

Она вошла в ресторан с мрачной решимостью. Это было большое, почти пустое помещение, с тяжелыми темно-синими обоями, украшенными шаблонными золотыми звездами. Электрический свет исходил от грубых кованых люстр, будто сошедших со съемочной площадки псевдосредневекового фильма. Почти ни один стол не был накрыт, а у входа безучастно стоял единственный официант.

Через несколько дней отель должен был закрыться на зиму. После отъезда большой английской группы значительная часть сезонного персонала уже стала не нужна и разъехалась по домам в окрестностях.

Оставшиеся постояльцы, казалось, ничуть не замечали той атмосферы запустения и заброшенности, что неизбежно витала в воздухе под занавес сезона. Обе мисс Флуд-Портер делили столик с викарием и его супругой. Все четверо пребывали в превосходном настроении и, словно оказавшись наконец в своей стихии, с увлечением обменивались остротами, почерпнутыми из журнала Punch.

Айрис нарочно выбрала крохотный столик в дальнем углу. Пока ждала, когда ее обслужат, она закурила сигарету. Остальные уже вовсю наслаждались трапезой, и ей было в новинку ощущать себя отстающей от общей компании.

Миссис Барнс, душевная и доброжелательная женщина, не держала зла за недавнюю обиду и с искренним восхищением смотрела на девушку.

– Как же красиво она выглядит в этом платье, – заметила она.

– В дневном платье, – уточнила мисс Флуд-Портер. – Мы всегда надеваем вечерние наряды к ужину, когда бываем на континенте.

– Если бы мы не наряжались, это было бы предательством по отношению к Англии, – пояснила младшая сестра.

Хотя Айрис тянула свой ужин до последнего, в конце концов ей пришлось вернуться в холл. Она слишком устала, чтобы гулять, а для сна было еще рано. Оглядевшись, она с трудом могла поверить, что всего лишь вчера вечером здесь царили блеск и веселье в духе европейского курорта – пусть и привнесенные в основном англичанами. Теперь же, когда друзей больше не было, ее поразила дешевая театральная мишура обстановки. Позолоченные плетеные кресла потускнели, а бархатная обивка цвета спелой вишни выглядела потертой и обветшавшей.

Груда окурков и обугленные спички в пальмовых кадках сжали ей горло – это все, что осталось от вчерашней толпы.

Она сидела в стороне, и викарий, с трубкой в зубах, наблюдал за ней с задумчивой хмуростью. Его лицо с четкими чертами было одновременно сильным и чувствительным – почти идеальное сочетание плоти и духа. Он играл в грубый футбол с деревенскими юношами, а потом буквально штурмом брал их души. Но, вместе с тем, он по – настоящему понимал проблемы своих прихожанок.

Когда жена рассказала ему о стремлении Айрис к уединению, он понял ее чувства – ведь и сам порой мечтал сбежать от людей… даже от собственной жены. Хотя естественным порывом было бы оставить девушку наедине с ее скукой, его тронули тени под ее глазами и грустный изгиб губ.

В конце концов он решил успокоить совесть, даже ценой холодного приема. Он знал, что отказ неизбежен – Айрис слишком настороженно вскинула взгляд, когда он пересекал холл.

«Еще один», – подумала она.

Издали она восхищалась его духовным выражением лица, но сегодня вечером он уже числился в ее списке недоброжелателей.

«Ужасный сброд». Эти слова всплыли в памяти, как раз в тот момент, когда он заговорил с ней:

– Если вы возвращаетесь в Англию одна, не хотите присоединиться к нашей компании?

– Когда вы уезжаете? – спросила она.

– Послезавтра, на последнем прямом поезде сезона.

– А я уезжаю завтра. Но спасибо большое.

– Тогда пожелаю вам приятного путешествия.

Викарий едва заметно улыбнулся ее молниеносному решению, затем направился к столику и принялся подписывать багажные ярлыки.

Его отсутствие дало шанс его жене. В стремлении сдержать обещание, она зашла слишком далеко и ни разу толком не упомянула своего младенца перед новыми знакомыми, позволив себе лишь раз сказать небрежное: «наш мальчик». Но теперь, когда отпуск подходил к концу, она не смогла устоять перед искушением показать его фотографию – ту самую, что получила приз на местном конкурсе младенцев.

С виноватым взглядом на спину мужа она достала из сумочки мягкий кожаный футляр.

– Это мой милый мальчик, – сказала она, стараясь скрыть гордость.

Сестры Флуд-Портер были исключительно любительницами животных и к детям относились прохладно. Но они сказали все, что положено говорить в таких случаях, с такой безупречной учтивостью, что сердце миссис Барнс преисполнилось триумфа.

Однако мисс Роуз быстро перевела разговор на другую тему, как только викарий вернулся от письменного столика:

– Вы верите в вещие сны, мистер Барнс? – спросила она. – Потому что прошлой ночью мне приснилась железнодорожная катастрофа.

Вопрос привлек внимание Айрис, и она затаила дыхание, стараясь расслышать ответ викария.

– Я отвечу на ваш вопрос, – сказал он, – если вы сначала ответите на мой: что такое сон? Это подавленное предчувствие…

– А вы не хотите посмотреть фотографию моего сыночка, Гариила? – вдруг прозвучал у самого уха Айрис бодрый голос.

Айрис смутно осознала, что миссис Барнс – хранительница английских традиций в обвисшем кружеве цвета увядшей розы – села рядом и теперь показывала ей фотографию голого младенца.

Она сделала вид, что смотрит на снимок, хотя изо всех сил старалась уловить слова викария.

– Гавриил, – рассеянно повторила она.

– Да, в честь Архангела. Мы назвали сына в его честь.

– Как трогательно. А он прислал подарок?

Миссис Барнс с недоверием уставилась на нее, и ее чувствительное лицо залилось краской. Она была уверена, что девушка нарочно выказала святотатство и оскорбила ее драгоценного сына в отместку за скуку. Плотно сжав дрожащие губы, она вернулась к своим подругам.

Айрис облегченно вздохнула, когда звон в ушах наконец утих. Она не заметила своей оплошности – ведь услышала лишь обрывок объяснения миссис Барнс. Все ее внимание было приковано к разговору о предчувствиях.

– Говорите что хотите, – заявила мисс Роуз, решительно отметая доводы викария, – но здравый смысл – на моей стороне. Они всегда стараются запихнуть слишком много народу в последний приличный поезд сезона. Я, например, вздохну с облегчением, когда окажусь наконец в Англии.

От ее слов в воздухе повисло тревожное напряжение.

– Но вы ведь не на самом деле боитесь несчастного случая? – воскликнула миссис Барнс, вцепившись в фотографию Гавриила.

– Конечно, нет, – ответила за сестру мисс Флуд-Портер. – Просто, пожалуй, мы ощущаем себя немного в стороне от проторенных маршрутов – и так далеко от дома. А главное, мы не знаем ни слова на местном языке.

– Она имеет в виду, – вмешалась мисс Роуз, – что с бронью и купонами все в порядке, пока мы держимся отелей и поездов. Но если вдруг случится что-то непредвиденное – задержка, отмена, пересадка – и мы застрянем где-нибудь в глуши, мы будем абсолютно потеряны. К тому же, с деньгами выйдет неловко. Мы не взяли ни одного дорожного чека.

Старшая из сестер обратилась к викарию:

– Посоветуете ли вы нам воспринять сон моей сестры как предупреждение и уехать завтра?

– Не уезжайте… – едва слышно прошептала Айрис.

Она с болезненным напряжением ждала ответа викария: ей вовсе не хотелось оказаться в одном поезде с этими чужими ей людьми, которые, к тому же, могли счесть своим долгом составить ей компанию.

– Вам стоит поступить по велению сердца, – сказал викарий. – Но если вы уедете преждевременно, то тем самым уступите суеверию – и лишите себя еще одного дня в этих великолепных местах.

– Да и бронь у нас на послезавтра, – заметила мисс Роуз. – Лучше не рисковать путаницей… А сейчас я поднимаюсь собирать вещи – к возвращению в милую старую Англию.

К всеобщему удивлению, ее властный голос неожиданно задрожал от волнения. Мисс Флуд-Портер дождалась, пока сестра не выйдет из холла, и только потом объяснила:

– Нервы. Перед самым отъездом у нас был очень неприятный случай. Доктор настоял на полном изменении обстановки, и мы выбрали это место вместо Швейцарии.

В этот момент вошел хозяин гостиницы и, желая угодить своим постояльцам, начал настраивать радио. Ему с трудом удалось поймать Лондон на длинных волнах. Сквозь пулеметную трескотню помех до них донесся знакомый бархатный голос: «Вы только что слушали…»

Но никто так и не понял, что именно они слушали.

Мисс Флуд-Портер мысленно перенеслась в свой сад, залитый сиянием жатвенной луны. Она размышляла, набухли ли бутоны хризантем, посаженные по три в горшок, и не съели ли слизни голубой шалфей.

Мисс Роуз, энергично укладывавшая обувь на дно чемодана, вздрогнула от внезапного воспоминания: перед ее мысленным взором вновь возникла зияющая дыра в клумбе, где накануне росла любимые белые дельфиниумы… Это была не только потеря драгоценных цветов, но и мучительная тревога от незнания – куда нападет «враг» в следующий раз.

Викарий с женой подумали о своем младенце, спящем в кроватке. Им предстояло решить – просто заглянуть к нему, или рискнуть разбудить поцелуем.

Айрис вспомнила своих друзей, мчащихся в ревущем экспрессе, и ее вдруг захлестнула волна тоски по дому.

Англия звала.

Глава 5. Ночной экспресс

Айрис разбудил в ту ночь, как обычно, пронесшийся сквозь темноту экспресс. Она вскочила с постели и подбежала к окну, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он огненной нитью очертил изгиб озера. Когда поезд прогрохотал под отелем, золотая полоска развернулась в цепь освещенных окон, которые затем снова сомкнулись, словно звенья браслета.

Когда состав скрылся за ущельем, Айрис еще долго следила за ним по следу дрожащего красного дыма. В воображении она видела, как поезд мчится сквозь Европу, словно взрывной челнок, разрывающий обожженное полотно карты. Он захватывал города и нанизывал их на сверкающую свистящую нить. Мелькали и исчезали огни с названиями – Бухарест, Загреб, Триест, Милан, Базель, Кале.

Вновь ее захлестнула тоска по дому, даже несмотря на то, что ее будущим адресом был всего лишь отель. Это чувство перемешивалось с предчувствием беды – даром, оставленным ей горами.

«А что, если что-то случится, и я не вернусь?»

В тот момент ей казалось, что любое несчастье может встать у нее на пути домой. Железнодорожная катастрофа, болезнь или преступление – все это были не просто мрачные фантазии, а реальные события, которые уже происходили в чужих судьбах. Все это происходило вокруг нее – и в любой миг какая-то линия могла оборваться в охранном «квадрате» на ее ладони.

Крутясь в постели, она утешала себя мыслью, что это последняя ночь под тяжелым, комковатым перьевым одеялом. Следующие две ночи она и сама будет нестись сквозь темные ландшафты, пробуждаясь от вспышек света, когда экспресс будет пронзать станции.

С этой мыслью она проснулась утром и увидела, как горные пики, покрытые инеем, вырисовываются на фоне зари.

«Сегодня я еду домой,» – сказала она себе с ликованием.

Когда она выглянула в окно, утренний воздух был сырой. Над озером, зеленовато поблескивавшим сквозь пожелтевшие ветви каштанов, поднимался туман. Но, несмотря на голубое и золотое великолепие осени, она чувствовала себя равнодушной к ее красоте.

Она была также равнодушна и к недостаткам своей комнаты, которые обычно раздражали ее утонченный вкус. Деревянные стены были выкрашены в грубый оттенок сырой сиены, а вместо водопровода имелась только покосившаяся умывальня с жестяной банкой, накрытой тонким полотенцем.

Душой Айрис уже покинула отель. Ее путешествие началось задолго до отъезда. Когда она спустилась в ресторан, она почти не замечала других гостей, которые еще несколько часов назад вызывали у нее антипатию.

Сестры Флуд-Портер, облаченные в наряды для письма на свежем воздухе, завтракали за столиком у окна. Они не поздоровались с ней, хотя, поймай они ее взгляд, наверняка бы кивнули из вежливости.

Айрис не заметила этого – для нее они уже перестали существовать. Она пила кофе в молчании, нарушаемом лишь редкими репликами сестер, рассуждавших о погоде в Англии и о том, благоволит ли она к военному свадебному параду.

Ей сопутствовала удача: ей удалось избежать общения с другими постояльцами, поглощенными своими делами. Проходя мимо бюро, она увидела, как миссис Барнс привлекала внимание официанта к письму в одном из почтовых ячеек. Ее серый трикотажный костюм и сверток с бутербродами указывали на намерение отправиться на прогулку.

Викарий, набивавший трубку на веранде, тоже был одет не повседневно – в шорты, свитер, ботинки с подковками и местную фетровую шляпу с крошечным голубым пером – сувенир с отпуска.

Он улыбался так счастливо, что Айрис подумала: он выглядит одновременно торжественно и добродушно – словно святой сбежал со своего алтаря, немного съехав нимбом, чтобы покрыть бледную гипсовую кожу загаром.