Островитяне. Поиск сокровищ

Хани положила нам огромные порции креветок с полентой. Она была совершенно права – я ужасно проголодался. Поэтому уписывал за обе щеки. В жизни не пробовал таких вкусных креветок – и все же мне хотелось поскорее узнать про ситуацию с интернетом в доме. Я просто не верил своим глазам. Теперь все иначе!

– То есть этим летом мне можно будет пользоваться компьютером? – уточнил я, возвращаясь к прежней теме.

Хани дожевала то, что было у нее во рту, отпила воды, промокнула губы салфеткой.

– То, что у меня теперь есть доступ в интернет, совершенно не означает, что мы с утра до ночи будем сидеть в Сети.

Я понял по голосу – она говорит серьезно.

– Да, конечно, – заверил я ее.

Она посмотрела на меня, типа, и ты меня не перехитришь.

– Да, в доме теперь есть компьютер. Но это не значит, что все изменится. Я смогла оценить, в чем его польза. Но скажу сразу: он не будет управлять нашими жизнями, ясно? Мы определим, на сколько часов в день будем его включать. Кроме того, пользоваться им можно будет только для определенных целей. Я не собираюсь отказываться от привычного образа жизни. Нам нужна тишина, чтобы дикая природа могла найти дорогу в сердце и в душу. Тишина, когда слышно собственные мысли – и когда Господь рядом. – Бабушка помолчала. – Вы меня поняли?

Я всегда думал, что рассуждения о Боге – это только для взрослых. Гуляя в одиночестве и лежа в кровати у себя в лофте, я много думал. И по ходу дела учился отличать важное от неважного. Понимать, чего хочу, а чего нет. Что мне нужно. Если в это время со мной разговаривал Господь, тогда ладно.

– Так точно. Ну, вроде поняли.

– Ты все очень правильно сказала, мам. – Папа поднял стакан за ее здоровье.

Хани улыбнулась. Посмотрела на мою опустевшую тарелку, добавила:

– Иди добавки возьми. И папе заодно тоже.

Я сбегал к плите и притащил две тарелки, наполненные до краев дымящимися креветками и кукурузной кашей. Уселся и вернулся к прерванному разговору:

– А можно я привезу свою игровую приставку?

Хани выпрямилась на стуле.

– Ну уж нет. Ни в коем случае. Не бывать этому, – отрезала она, скрещивая руки на груди. – Да уж, такому палец в рот положи – всю руку откусит, – обратилась она к папе.

Он только пожал плечами и бросил на меня понимающий взгляд: мол, ну терпи, дружище.

– Ну ладно. – Я испугался, что меня выпихнут из интернета прежде, чем я успею туда залезть. – Честное слово.

– Природа за стенами этого дома куда интереснее видеоигр, – фыркнула Хани.

– А если дожди пойдут?

– Будешь читать.

– Книг здесь сколько угодно, – добавил папа. – Они будто множатся, пока ты спишь, мам.

Мы все рассмеялись – очень это было похоже на правду.

Хани продолжила:

– Для меня компьютер – вещь новая, так что будем искать какой-то баланс. Уверена, что найдем. Ни к чему постоянно торчать в интернете вместо прогулок, творчества, чтения. Джейк, – продолжила она, повернувшись ко мне и нахмурив брови. Встала, собрала наши пустые тарелки и, помолчав, сообщила: – Пароль к вайфаю написан на боковой стенке роутера.

Я вымыл посуду, папа протер стол и столешницы. Кто готовит, тот посуду не моет – в доме у нас всегда действовало это правило.

– Так, мужчины, – окликнула нас из гостиной Хани, – я хочу кое о чем с вами поговорить. – Она помахала руками. – Давайте, садитесь.

Мы с папой сели на диван, Хани встала перед нами. Сцепила перед собой ладони.

– Давайте обсудим, как будем жить этим летом. Распорядок вы знаете. Те же дела по хозяйству, что и в прошлом году. Джейк, ты по-прежнему отвечаешь за вынос мусора, почту и запас воды в доме. В прошлом году на тебя вполне можно было положиться.

Я ухмыльнулся, а папа протянул руку и похлопал меня по плечу.

– Эрик, – продолжила бабуля, повернувшись к папе, – твоя задача – следить, чтобы все было в исправности: тележки для гольфа, кухонная техника, кондиционер. Если я правильно помню, руки у тебя золотые.

Я в свою очередь улыбнулся папе.

Хани нагнулась, взяла с кофейного столика две черно-белых толстых тетради. Я их узнал – точно такую же она подарила мне в прошлом году. Тетради она протянула нам с папой.

– Ваши журналы наблюдений за природой!

– Класс! – обрадовался я. Я до сих пор гордился своим прошлогодним журналом.

Папа посмотрел на бабушку в замешательстве.

– Спасибо. – Он поднял тетрадь, будто прикидывая, сколько она весит. Печально улыбнулся. – Мам, только я уже большой.

– Вести журнал можно в любом возрасте! Кроме того, будет у вас с Джейком общее занятие. А еще я не хочу, чтобы мы занимались интересным делом, а ты нет. – Хани улыбнулась. – Для природы мы все – дети.

В тот вечер я забрался по деревянной лестнице, похожей на корабельный трап, к себе в комнату. Это было мое самое любимое место во всем доме. Комната находилась в лофте, что значит, что вместо четвертой стены там была лестница с крепкими деревянными перилами – через них можно было перегнуться и смотреть, что происходит внизу. Как на судне.

Над широкой кроватью находилось окно, которое я называл «окном Хайди», большое, круглое, как в том всем известном романе[3]. Однако вместо гор, на которые смотрела Хайди, я видел приморский лес, где росли дубы, пальмы и сосны. За лесом расстилалось таинственное болото, по нему змеилась протока. Небо уже окрашивалось в темно-синие и алые тона с вкраплениями оранжевого и мадженты. Последние минуты светового дня в первый мой день после возвращения на Дьюис.

Когда папа был маленьким, он жил в этой комнате. В ней по-прежнему лежали его вещи. Теперь комната стала моей. Я разложил сумку – вот и мои вещи на прежних местах. Повесил одежду в крашеный деревянный шкаф, подошел к книжным полкам, провел пальцем по корешкам зачитанных книг. Бывшие папины, но за прошлое лето я успел многие из них прочитать.

А еще тут были наши журналы наблюдений. Прошлым летом Хани подарила мне тетрадку, я вырывал из нее страницы и писал папе письма в госпиталь. Он их все сохранил и переплел в кожу – такие же журналы были и у него в детстве. Теперь мой собственный журнал в кожаном переплете стоял рядом с папиными.

Я рассмеялся, вспомнив, как вытянулось у папы лицо, когда Хани сказала, что этим летом нам снова придется вести журналы. По-моему, она молодец. Будет здорово делать что-то с папой вместе. Весь последний учебный год мы с ним почти все время были рядом. Вот только не припомню, чтобы мы занимались чем-то интересным. Что там сказала Хани? Для природы мы все – дети.

Вечером я лежал в постели, подложив руки под голову; я зевнул, вспоминая, каким интересным выдался этот день. Веки отяжелели, я смотрел наружу через большое круглое окно. Этот час был одним из моих любимых. Снаружи стемнело, можно глядеть в небо, выяснять, какая сейчас фаза луны, показались ли звезды, наползают ли облака.

Возвращаясь на остров, я думал: хорошо бы все осталось в точности таким же, каким было в момент моего отъезда в прошлом августе. Однако многое изменилось. Главная перемена – интернет. А еще в бабушкином доме стало чище. Мне казалось, что в этой чистоте отражается новообретенное счастье Хани. Даже Мейсон с Лоуви выглядели другими, более взрослыми. И это было странно, потому что я был уверен, что сам-то совсем не изменился.

И папа… Мама, уезжая на очередное задание, сказала, что она очень надеется – на острове папа снова станет собой. Ведь он там вырос. Но мне кажется, дело было не только в этом. Никто не произносил этого вслух, но мы все понимали: папа так и не смирился с тем, что у него больше нет ноги. И при мысли об этом у меня сжималось сердце.

Я шумно выдохнул. В полутьме последний раз обвел комнату взглядом. По крайней мере здесь, в моем убежище, все осталось как было.

Глава 3

Поиски сокровищ начинаются!

Я проснулся под громогласную перекличку птиц в кронах деревьев за моим круглым окном. Попытался уснуть снова, однако запах жареного бекона выманил меня из кровати. И тут я вспомнил: сегодня же совершенно особенный день! Быстренько оделся и подумал: «Операция “Поиск сокровищ” начинается»!

Мне страшно хотелось поскорее увидеть Лоуви и Мейсона. Я бегом спустился из лофта, и в нос мне снова ударил запах бекона. В животе громко заурчало. Ладно, все дела после завтрака.

– Доброе утро, соня! – приветствовала меня Хани, сидевшая за столом.

Папа, устроившийся рядом, высунул нос из книги.

– Доброе утро, рядовой, – сказал он, слегка улыбнувшись. Он был еще в пижаме.

И папа, и Хани заядлые читатели. У них всегда книга под рукой. Прошлым летом Хани только и делала, что читала. А вот наводить в доме порядок и готовить забывала. Теперь все стало по-другому. Бабушка была страшно занята: работа в Природоохранном центре, дела в Черепашьем отряде, уборка дома, приготовление еды для всех нас.

Мне было тяжело смотреть на сидящего папу. Раньше он всегда будил меня песней «Проснись и пой!». А кроме того, папа любил бегать и даже участвовал в триатлонах. Но после ранения он просто сидел на месте – почти все время. Говорил, что с протезом быстро устает, что ему тяжело, но мне почему-то казалось, что его просто больше ничего особо не интересует… в том числе и я.

– Я тебе кричала, чтобы ты приходил завтракать, но ты дрых без задних ног, – сообщила Хани. Постучала по тарелке рядом с собой. – Давай ешь. Я чуть не подралась с твоим папой – он пытался стащить последние кусочки бекона.

Я засунул хрустящий бекон в рот, но перед тем оторвал кусочек для Живчика – тот приветственно махал хвостом. Позавтракав, я надел рюкзак и отнес свою посуду в раковину.

– Пойду к Мейсону. Нам нужно спланировать поиски сокровищ.

– Не забудь дела по хозяйству, – напомнила Хани.

– Слушаюсь, мэм. – Я вытащил из мусорки два мешка, с обычным мусором и для переработки, их нужно было отнести в тележку.

– Да, Джейк, – крикнула мне вслед Хани, – можешь пользоваться подъемником, чтобы спускать мусор. Но только для этого, ясно? Хочу, чтобы ты больше двигался.

Я просиял.

– Спасибо, бабуль!

Поставил в тележку флягу для свежей воды, оба мешка с мусором. Я научился делать все дела быстро, чтобы потом бежать к друзьям. В прошлом году я научился водить тележку для гольфа, а в этом году уже водил свою собственную! Я сдал назад из-под толстых деревянных свай, на которых стоял дом. Собственно гаража у Хани не было. Только закрытая площадка, посыпанная гравием. Все дома на острове были подняты на этаж над землей либо на цементных блоках, либо на деревянных сваях – на случай наводнения. Приливная волна, которая накатывала в сильную бурю, была частью здешней жизни.

Первую остановку я сделал в Центре по приему и переработке мусора. Здорово было опять трястись по ухабам островных дорог. Дороги были сухие, пыльные, над головой сияло жаркое солнце, и все равно из всех летних месяцев июнь я любил сильнее всего, потому что днем еще не так припекало, как в конце июля и в августе. Вот тогда я возвращался домой весь мокрый от жары и влажности!

По дороге я высматривал разных животных – оленей, енотов и аллигаторов. Особенно меня интересовал Большой Ал. Здесь, на острове, если аллигатор решал перейти дорогу, все движение останавливалось. Однажды вечером прямо в свете моих фар дорогу перебежал койот.

В глаза бросилось что-то белое, я затормозил, чтобы вглядеться. На ветку сосны, на высоте метров пять, приземлилась крупная птица. Я видел, что в длинных когтях она держит какую-то несчастную рыбину. Птица подняла белую голову и уставилась на меня почти вызывающе, расправив темно-бурые крылья.

– Отличный улов, – похвалил я скопу[4] и поехал дальше.

Я избавился от мусора, забрал почту, набрал воды и вернулся в «Птичье Гнездо». Затащив воду наверх, снова двинулся к выходу. Мне страшно хотелось повидаться с друзьями. Папа так и не снял пижаму, сидел в кресле и читал.

– Пойду повидаюсь с Мейсоном и Лоуви! – крикнул я ему.

Папа молча махнул рукой, даже не подняв головы.

Я шумно выдохнул, свистнул Живчику. Он, к моему удивлению, не подбежал на зов. Остановился точно между мною и папой, будто бы сомневаясь. Повернул голову, посмотрел на папу, заскулил.

– Давай, – тихо ответил ему я. Я знал: он, со своими чуткими собачьими ушами, точно меня услышит.

Живчик подбежал к папе и, негромко фыркнув, лег с ним рядом. Я смотрел, как папа опускает руку и гладит Живчика по спине – вроде как и не думая, что делает.

Дом, принадлежавший родителям Мейсона, был в два раза больше дома Хани, да и вообще одним из лучших на острове. Я ехал по гладкой, ухоженной подъездной дорожке, подмечая, что все кусты и деревья, пусть и дикорастущие, аккуратно подстрижены, ничто не задевает бока тележки, как у Хани. Меня не смущало, что Симмонсы богаче нас и у них такой отличный дом. Меня просто удивляло, как им удается нанять людей, которые специально приезжают на Дьюис на пароме, расчищают дорогу, держат дикую природу в повиновении. У нас дома за газоном следил я. Косил траву, расчищал подъездную дорожку. Сделал мысленную заметку: на этой же неделе заняться подъездом к дому Хани.

Дом Мейсона был ярко-белым, с двумя толстыми колоннами по бокам большого крыльца. Ко входной двери вела красивая лестница, на ней стояли огромные голубые горшки с пышными цветами. Когда я заходил в дом к Мейсону, мне всегда казалось, что я попал в журнал «Жизнь на Юге».

Я позвонил в звонок, и через две секунды дверь рывком распахнулась.

Мейсон раскраснелся.

– Наконец-то! Заходи. Лоуви скоро будет. – Он закрыл за мной дверь, одновременно отпихнув в сторону розовую игрушку. – Смотри под ноги.

Я с изумлением рассматривал дом Мейсона. Ух, как тут все изменилось! Прошлым летом их дом напоминал мне отель: безупречная чистота, белая мебель, повсюду цветы. А теперь он превратился в огромную детскую! Тут и там игрушки – раскиданы по полу, по диванам, одна даже валялась в цветочном горшке! На кухонном столе громоздилась грязная посуда, на диване лежала груда выстиранного белья. По всему дому разносился младенческий рев.

– С ней все в порядке?

Мейсон с отвращением махнул рукой.

– Да ну, она всегда так орет. – Он закатил глаза. – Спать хочет.

– Судя по голосу, не очень-то она устала, – заметил я.

Мейсон потряс головой, нагнулся, подобрал с пола цветной резиновый кубик.

– Поможешь их собрать? Мама сказала, что никуда меня не отпустит, пока я не наведу здесь порядок. – Он бросил кубик в корзинку для игрушек. – Она меня теперь постоянно припахивает.

Я поднял с пола несколько игрушек и тоже попытался зашвырнуть в корзинку. Мейсон рассмеялся и стал делать то же самое. Работа превратилась в игру! Мы наперегонки бросали игрушки – кто точнее попадет.

– Я победил! – закричал я.

– Поздравляю! За это будешь мне теперь помогать складывать полотенца, – ехидно объявил Мейсон.

– Да уж, достойная награда, – ответил я саркастически. – И как одна крошечная девчонка умудряется устроить такой беспорядок?

– Да вот умудряется. Ты даже не представляешь, сколько труда требует младенец. И сколько от него шума! – Он скривился.

Я еще ни разу не слышал, чтобы Мейсон вот так жаловался, и это тем более меня удивило, что прошлым летом он все время трещал о том, как рад, что у него скоро появится сестренка.

Только мы закончили, позвонили в дверь. Пришла Лоуви.

– Привет, народ. Что делать будем?

– Ты прямо вовремя, – пробурчал Мейсон, запуская Лоуви в дом.

Я подбежал к двери.

– Погоди. Пошли-ка отсюда, а то твоя мама тебе сейчас еще дел найдет.

– Правильно мыслишь. – Мейсон быстренько написал маме записку, прикрепил ее к холодильнику. – Вперед!

Мы со смехом неслись вниз по лестнице к своим тележкам. Мейсон запрыгнул ко мне.

– А где Живчик? – спросила Лоуви.

– Дома остался, с папой. Ну? – Я положил руки на руль. – Куда едем?

– Давайте на наше место на пляже, – предложил Мейсон. – Я еще не видел океан.

Лоуви залезла ко мне на заднее сиденье, перегнулась вперед.

– Вас обоих ждет сюрприз.

На ухабистом проселке мы встретили лишь несколько тележек для гольфа. Казалось, что мы единственные люди в этом диком месте.

Мы по очереди рассказывали о событиях прошедшего года, смеялись, подшучивали друг над другом. Как обычно. Глядя друзьям в лица, я понимал, что и они очень довольны тем, что мы опять вместе. Но я, наверное, радовался сильнее всех. Новая школа, мамины отъезды на задания, папа в депрессии – по друзьям я скучал очень сильно, хотя и не хотел им об этом говорить.

– Стоп. Сверни туда! – крикнула с заднего сиденья Лоуви. Мы так заговорились, что я едва не проскочил мимо указателя: «Пляж с древними дюнами».

Дорожка, бежавшая вдоль песчаного пляжа, оказалась совсем неровной – на ней повсюду торчали корни. Но вот мы добрались до деревянного настила, проложенного через заболоченный участок. Из бурой воды торчали высокие стебли цветов и пни. Наконец мы доехали до беседки. Это было наше любимое место для встреч, после Природоохранного центра. Кроме того, именно здесь прошлым летом проходила бесславная операция «Койот». Грустно было видеть, что белая краска на беседке совсем облупилась, сетка кое-где порвалась по углам и хлопала на ветру.

– Почему она так? – спросил я.

– Шторма. Погоди, сейчас увидишь, что дальше! – сказала Лоуви и понеслась по настилу.

– Убежала… – сказал Мейсон и припустил следом.

Мы мчались за Лоуви, наблюдая, как она ловко перепрыгивает через дырки в настиле. Мы следовали ее примеру, неслись мимо небольших дюн, заросших морским овсом, желтыми примулами и другими дикими цветами. Выскочили на пляж. Над океаном распахнулось огромное небо, и я невольно почувствовал, как сердце встрепенулось в груди. Мейсон проскочил мимо, я рванул вдогонку. Мы все втроем встали плечом к плечу, обводя взглядом пустынный пляж.

Я стоял на знакомом пляже, но все выглядело странно непривычным. Природа как бы переставила мебель в своем доме. Некоторых небольших дюн, которые я запомнил с прошлого года, больше не было вовсе. Черта прибоя оказалась ближе, чем раньше. Пляж казался меньше.

– У меня было точно такое же выражение лица, когда я это увидела несколько недель назад, – сказала Лоуви. – А вы бы поглядели на другие подходы к пляжам. Дорожку к Скопам смыло полностью.

– Но что здесь произошло? – удивился я.

– Уровень моря поднялся, – объяснил Мейсон, когда мы зашагали к воде.

Я знал, что у нашего ходячего Гугла обязательно найдется ответ. Меня это в Мейсоне страшно впечатляло. Он знал хоть что-то почти обо всем.

– Я что-то такое слышал в школе, – произнес я.

– Наводнения стали чаще и сильнее, – заметила Лоуви. – Если в Чарльстоне гроза, то всё заливает, приходится плавать по улицам на каноэ. А здесь, на островах, исчезают пляжи.

Я посмотрел на воду. Волны мягко набегали и уходили, океан напоминал большого дышащего зверя. Трудно было даже представить себе его мощь, когда он встрепенется и начнет пожирать берега.

Мейсон кивнул в сторону дорожки вдоль пляжа.

– А мы тут не одни.

Я обернулся и увидел какого-то дядьку в порыжевшей камуфляжной шляпе, низко надвинутой на лоб. Он шел в нашу сторону медленной нетвердой походкой. Выглядел он даже старше Хани и слегка горбился. В руке держал какой-то металлический прибор.

– Это то, что я думаю? – спросил я, зорко вглядываясь.

– Ух ты, – восторженно произнес Мейсон. – Это металлоискатель.

Прямо на наших глазах старик подошел к берегу, немножко повозился со своим прибором. К металлической палке крепился круглый сканер. Старик взял палку обеими руками, вытянул перед собой и двинулся дальше. Действовал он очень сосредоточенно, голову наклонил низко и не отводил взгляда от прибора. Вперед-назад, вправо-влево, он медленно методично водил металлоискателем в нескольких сантиметрах над песком.

– Это наверняка он и есть! – повернулся я к Лоуви. Она озадаченно поглядела на меня, а я пояснил: – Ну, тот, про которого писали в газете.

Лоуви сделала несколько шагов вперед, прищурилась. Потом снова повернулась к нам, жестом подзывая подойти поближе.

– Да! – произнесла она взволнованным шепотом. – Он самый!

– Искатель сокровищ? – спросил, подходя, Мейсон.

Когда Лоуви кивнула, мы все разом повернулись и стали наблюдать за стариком.

– Бинокль, – попросил я, постучав Мейсона по плечу.

Мейсон снял с шеи бинокль, передал мне. Я поднес его к глазам, настроил, навел на мистера Мейнарда.

На нем были летные очки – зеркальные, которые отражают солнечный свет. Из-под шортов цвета хаки торчали худые коленки, а ниже были натянуты белые гольфы. Вглядевшись, я различил множество красных шрамов, которые сползали по левой стороне щеки и скрывались под белой рубашкой с коротким рукавом.

– Он, похоже, поцарапался, – заметил я негромко.

– Дай посмотреть, – попросил Мейсон, протягивая руку.

Я вернул ему бинокль, Мейсон поднес его к глазам.

– Ух ты… – Он передал бинокль Лоуви. – Это шрамы от ожогов.

Лоуви тоже вгляделась в старика, потом медленно опустила руки.

– Это точно мистер Мейнард. Гарольд Мейнард. Взрослые его зовут Гарри. – Лоуви говорила тихо, а мы все делали вид, что высматриваем что-то в воде. – Он живет рядом с моей тетей Сисси. Загадочный человек. Ни с кем не общается. Она мне однажды сказала…

– Гляди-ка, – прервал ее я. – Он остановился. Похоже, что-то нашел.

Лоуви передала мне бинокль, я стал смотреть, как мистер Мейнард остановил металлоискатель в одной точке. Потом отставил его в сторону, медленно опустился на колени, стал разгребать песок.

– Что-то выкапывает, – пояснил Мейсон – шепот его звенел от возбуждения.

– Если он сейчас найдет остатки клада, я умру, – объявил я с тихим стоном.

– Ш‐ш-ш, – шикнула на меня Лоуви. – Что ты видишь, Джейк?

Я еще раз посмотрел в бинокль.

– Вытаскивает что-то из песка.

Мейсон шумно втянул воздух, я почувствовал, как Лоуви схватила меня за плечо. А потом я тихо хихикнул.

– Что? – спросила она.

– Банка из-под колы, – сообщил я, опуская бинокль.

Мейсон зажал рот рукой, стараясь не расхохотаться.

– Так что наш клад никуда не делся, – произнес я уверенно.

– Пока, – поддразнила меня Лоуви. – Ты посмотри на него. Ищет дальше. Ходит там все время. Не бросает это дело. Тетя Сисси говорит, у него весь дом набит сокровищами и древними диковинками. Он забирает себе все, что вымыло на берег.

– Глядите, он еще что-то достал! – воскликнул я, глядя в бинокль.

Мистер Мейнард снова остановился, нагнулся, стал копать. Мы подошли поближе – рассмотреть, что он скребет острием своей лопатки. Затаили дыхание, когда он отложил лопатку и стал действовать руками. Что-то выхватил из сыпучего песка – совсем маленькое, не разглядеть. Тщательно рассмотрел, засунул в карман рубашки. Рубашка надулась под порывом ветра, который разметал и пряди его волос.

– Нашел еще одну монету? – прошептал я. Любопытство просто зашкаливало.

– Пошли узнаем, – решил Мейсон, делая шаг вперед.

Однако Лоуви потянула его обратно.

– Не надо. Он не любит… короче, никого не любит, – сказала она. – Тетя Сисси мне велела к нему не лезть.

Старый мистер Мейнард медленно, осторожно встал на ноги. А потом вдруг резко повернул голову и уставился в нашу сторону, как будто чутье подсказало ему, что за ним подглядывают. А мы и правда подглядывали! Его бледно-голубые глаза уставились мне прямо в лицо. Я втянул воздух – мне было ужасно стыдно, что меня застукали на подглядывании. Тут же отвернулся и сделал вид, что заметил что-то интересное в лужице, оставшейся после отлива. Мейсон с Лоуви последовали моему примеру.

– Он все заметил, – произнес я совсем тихо.

– Блин… – пробормотал Мейсон, застыв со мной рядом.

– Так и смотрит на нас? – прошептал я.

Мейсон оглянулся через плечо.

– Угу.

Ситуация возникла патовая. Старик стоял и смотрел, а мы стояли и делали вид, что ничего не замечаем. По моим сандалиям ползали муравьи, я боялся, что меня покусают. Но я все равно не шевелился.

Через некоторое время старику, видимо, все это надоело, потому что он пошел дальше вдоль самой кромки прибоя, поводя металлоискателем вправо и влево.

– Пошли, – сказал я и сорвался с места: несся вдоль пляжа, каблуки зарывались в песок. Мейсон с Лоуви бежали следом. Мы домчались до тележки и прислонились к ней, тяжело дыша.

– Что скажете про этого типа? – осведомился Мейсон, когда снова смог говорить. – У меня от него мурашки по коже.

– Думаешь, он рассердился на нас за то, что мы за ним следили? – поинтересовался я, вытирая пот со лба.

– А то нет! – заявил Мейсон. – Он же искал клады. Больно ему надо, чтобы мы за ним шпионили. Вдруг найдет что-то ценное.

Я подумал про зловещие шрамы – откуда, интересно, они у него?