Бюро Душ. Возврат душ не предусмотрен

Мия молча прикрыла Ванину порцию спиной. Ее пальцы сами собой сжались в кулаки.

Серега засмеялся: «Расслабься, я пошутил. Хотя…» – его взгляд скользнул по их скудным запасам, – «…может, вам помочь? У меня есть дело для шустрой девахи.»

8:00. Школа. Мия ненавидела эти желтые стены, пахнущие дезинфекцией и отчаянием. Но здесь было тепло. И главное – в столовой сегодня давали гречку с подливой.

– Мальцева! Опять без формы! – рявкнула завуч.

Мия показала язык ей в спину. Форма? У нее одна рубашка на все случаи жизни, и та с чужого плеча.

После урока математики в столовой она украдкой сунула в карман две булочки. Одна – для Вани. Вторая… Вторая для старухи Нины с первого этажа, у которой не было родных.

14:30. Свалка. Ржавые банки, битое стекло, запах разложения. Мия, как профессиональный археолог, копалась в грудах мусора.

– Алюминий – 50 рублей за кило, – бормотала она, выковыривая банки из-под пива. – Пластик – 20. Жесть – гроши.

Ее руки, покрытые царапинами, работали автоматически. Где-то здесь должна быть та самая груда… Да! Пять целых бутылок из-под дорогого виски. Минус одна – для Серегиного «дела». Остальные – их еда на завтра, если смогут продать.

17:00. Работа для Сереги.

Темный подъезд. Пахло мочой и опасностью.

– Просто проследи, когда тетка из 35-й уходит, – шептал Серега, суя ей в руку леденец. – И свистни.

Мия швырнула конфету под ноги.

– Дай сто рублей. Или сам следи.

Серега засмеялся:

– Пацанка! Ладно, держи.

Она сунула смятые купюры в носки – самый надежный банк в их районе.

19:30. Дом. Ваня сидел на кровати, разглядывая свою добычу – три тетрадных листа и карандаш.

– Миш, научи рисовать?

Мия вздохнула. Достала из-под матраса книгу – потрепанный том сказок, подаренный старухой Ниной.

– Лучше читать будем, – она устроилась поудобнее, – Сегодня про… про страну, где у всех есть еда.

Ваня прижался к ее худенькому плечу. За окном выли сирены, где-то грохотали выстрелы. Но здесь, в их маленькой крепости из одеял и книг, было тихо.

Мия гладила брата по волосам, мысленно подсчитывая: бутылки – 120 рублей, Серега – 100, завтра можно будет купить молока…

Главное правило выживания: не доверять никому. Кроме одного маленького человечка, который верил, что она сможет сотворить чудо. Хотя бы на страницах потрепанной книги.

Ледяной февральский ветер выл в щелях их барака, как голодный зверь. Мия прижала к себе Ваню, накрывая его своим стареньким пуховиком. Брат сопел, прижимаясь к ее ребрам – его личный термометр всегда показывал «холодно», если не чувствовал ее дыхания на макушке.

Той ночью сон нашел ее неожиданно быстро. Обычно она ворочалась часами, прислушиваясь к скрипам дома, к шагам за дверью. Но сегодня…

«Она стояла посреди комнаты, которая была больше, чем вся их пятиэтажка. Пол блестел, как лед на луже, в которой тонут монеты. Стены – нет, это были окна во всю высоту, и за ними…

– Москва, – прошептала Мия, хотя никогда не видела столицу. Город лежал у ее ног, как брошенная игрушка.

Вдруг – движение. В зеркале, которое оказалось дверью, появилась девочка. Та самая, из прошлых смутных снов. Блондинка в шелковом платье цвета, которого нет в Миином мире.

– Опять ты, – хрипло сказала Мия.

Девочка – Лея – подняла глаза. Они были красными, будто она тоже провела ночь на морозе. Только Мия замерзала без тепла, а эта – без… без чего?

– Уйди! – внезапно закричала Лея. – Не смей приходить в мои сны!

Мия оскалилась:

– Ты в моих! И перестань реветь, дура! У тебя же все есть!»

Стены роскошной комнаты дрогнули. На секунду Мия увидела – нет, прочувствовала – что-то важное. Пустоту за красивыми вещами. Одиночество, которое не согреет никакой камин.

Она проснулась с сердцем, колотящимся как вор в закрытой лавке. Ваня всхлипывал во сне. Мия прижала его крепче, вытирая пот со лба.

«Как можно быть несчастной, когда у тебя ЕДА ЕСТЬ?!» – прошипела она в темноту, но вопрос повис в воздухе, как неразменный рубль.

Три ночи спустя сон пришел другой. Страшный.

«Мия – нет, она была Леей – сидела за столом, уставленным едой. Но руки не слушались. Вилка – слишком тяжелая. Блюда – их так много, что тошнит от одного вида.

– Дорогая, тебе не нравится трюфели – спросила женщина напротив. Мать. Но не мама.

Мия-Лея подняла глаза и закричала. У всех за столом не было лиц. Только гладкие маски с нарисованными улыбками.

– Что с тобой?! – «мать» наклонилась, и из-под воротника посыпался песок. Весь ресторан начал рассыпаться, как старый пирог.»

Мия проснулась с воплем. Рука сама потянулась под подушку – проверять, на месте ли нож. Но мысли крутились вокруг одного:

– А что, если у той жизни свои трущобы? Без стен, но с решетками?

Ваня заворочался. Мия натянула на него одеяло, сшитое из старых свитеров.

– Спи, солнышко, – прошептала она словами, которые никогда не слышала от матери.

А в голове роились новые мысли – может, эта Лея не избалованная дура? Может, она тоже… заперта?

На улице завывала вьюга. Мия прислушалась – казалось, в ее тоне появились новые ноты. Жалость? Нет, она еще не знала этого слова. Но что-то близкое, как голод в соседнем желудке.

Двор был пуст, кроме кучки местных гопников, собравшихся у мусорных баков. Их смех резал воздух – грубый, безрадостный, как всё в этом районе. Мия шла мимо, таща за собой мешок с пустыми бутылками, когда услышала жалобное мяуканье.

– Давай, сука, прыгай! – орал самый крупный из них, здоровый детина с выбритыми висками. Он держал за шкирку рыжего кота, поднося его к бочке с дождевой водой.

Кот выгибал спину, царапал воздух когтями, глаза – два круглых желтых шара ужаса. Остальные пацаны ржали, снимая на телефон.

Мия остановилась.

– Брось его.

Гопник обернулся, ухмыльнулся.

– О, Малютка Мишка! – он знал её, конечно. Всё её прозвище звучало как издевка. – Ты чего, кошатница теперь?

Она бросила мешок.

– Я сказала – брось.

Он засмеялся, размахнулся – и швырнул кота в бочку.

Мия двинулась вперед.

Первый удар ребром ладони в горло ближайшему подручному. Тот захрипел. Второму – в солнечное сплетение, он сложился пополам.

Главный гопник, тот, что бросил кота, рванул к ней. Его кулак врезался ей в щеку, она почувствовала, как губа распалась, теплая кровь залила подбородок.

Но она не отступила.

Вцепилась ему в волосы, рванула вниз, коленом – в лицо. Раздался хруст. Он завыл, хватаясь за нос. Кто-то ударил её сзади – по почкам. Боль пронзила спину, но она развернулась, плюнула кровью и вцепилась в ухо нападавшего зубами.

Тот взвыл.

Бочка. Вода. Лапы, мечущиеся под поверхностью. Мия рванулась к ней, опередив попытку гопников схватить её снова. Она опрокинула бочку. Мокрый, дрожащий комок шерсти вывалился на асфальт, отчаянно закашлял.

Позже гопники стояли поодаль. Главный, с разбитым носом, вытирал кровь рукавом.

– Ты псих, – пробормотал он.

Мия подняла кота. Он дрожал, но не убегал – прижался к её груди, как к единственному спасению.

– Ты крепкая, пацанка, – кивнул один из них, не то с уважением, не то с опаской.

Она не ответила. Плевать на их уважение. Кот был жив. Это было важнее.

Лампочка мигнула в последний раз и погасла, погрузив комнату в густую, липкую тьму.

– Опять свет отрубили, – пробормотала Мия, не поднимая головы.

Ваня зашевелился на кровати, его дыхание стало частым, испуганным.

– Миш… темно…

Она знала этот тон. Он боялся темноты. Боялся, что в ней прячется всё то, от чего она его пока защищала.

– Ничего страшного, – сказала она, хотя сама ненавидела эту беспомощность.

Руки нащупали в кармане украденную добычу – шоколадку, приплюснутую, немного подтаявшую. Она развернула её в темноте, и сладкий запах какао заполнил комнату.

– Держи.

Она отломила кусок и сунула Ване в ладонь. Он схватил её пальцы, липкие от шоколада.

– Миш, а откуда?..

– Не спрашивай.

Он послушно затих, жуя.

Тьма была такой густой, что можно было представить, будто их комната – единственное, что осталось в мире.

– Расскажи сказку, – попросил Ваня.

Мия вздохнула.

– Жили-были в одной стране… – начала она, – Там где всегда было тепло. И светло. И у всех были целые окна, без дыр.

– А еда?

– Еды было столько, что её даже выбрасывали.

– Правда?

Она почувствовала, как он придвинулся ближе, его худенькие коленки уперлись в её бок.

– Нет, – сказала Мия. – Не правда.

– О…

– Но притворяться же бесплатно.

Он засмеялся.

И в этой кромешной тьме, с липкими от шоколада пальцами и пустым желудком, они на секунду поверили, что такая страна существует. А потом – просто закрыли глаза и сделали вид, что они там.

В Бюро Душ экран мерцал, показывая Мию, которая в темноте прижимала к себе брата. На столе перед богами стояли три чашки: у Тестарха – черный кофе без сахара, у Эларии – цветочный чай с мёдом, у Дрима – что-то ярко-синее и подозрительно дымящееся.

Тестарх щёлкнул пальцами, и в воздухе появились цифры.

– Показатель жизнестойкости – 89%, – произнёс он, прищурившись. – При таких условиях среды прогнозировалось не выше 65%. Любопытно.

Элария прижала руки к груди, отчего её нимб засиял ярче.

– Она защищает его! – воскликнула она. – Смотрите, она отдала ему большую часть шоколадки! Это же чистое, настоящее добро!

Дрим фыркнул, развалившись в кресле. Его крылья – единственные из троих, кто выглядел потрёпанными и неопрятными – дёрнулись.

– Добро? – он бросил в рот горсть синих кубиков, которые трещали на зубах. – Она только что украла эту шоколадку. И на прошлой неделе разбила нос тому парню. И…

– И защищала слабого, – перебила Элария.

– Выживала, – поправил Тестарх, делая заметку золотым пером.

Дрим засмеялся и поднял ноги на стол, чуть не опрокинув чашку Эларии.

– Скоро она или станет главной в этом районе, или свалит оттуда. – Он подмигнул. – Ставлю десять божественных монет на первое.

Тестарх взглянул на новые цифры, всплывающие перед ним.

– Вероятность лидерства – 78%. Вероятность побега – 22%. Но… – он нахмурился, – есть новый фактор. Эти сны.

Элария оживилась:

– Они начинают чувствовать связь! Может быть, они…

– Испортят весь эксперимент? – Дрим зевнул. – Надеюсь. Было бы скучно, если всё пойдёт по вашему сценарию.

На экране Мия крепче обняла Ваню, прикрыв его своим телом, как щитом. В Бюро Душ воцарилась тишина. Даже Дрим на секунду замолчал, наблюдая, как на потрескавшейся стене над кроватью детей дрожит тень – то ли от свечи, то ли чего-то другого.

Тестарх первым нарушил тишину:

– Продолжаем наблюдение.

Но в его обычно бесстрастном голосе прозвучала едва уловимая нота – то ли сомнения, то ли предвкушения.

Мать вернулась затемно, согнувшись под тяжестью трех рабочих смен. Ее руки, шершавые от химикатов, дрожали, когда она снимала рваные сапоги у порога.

– Спите? – прошептала она, замечая Мию, притворявшуюся спящей.

Мия приоткрыла один глаз, наблюдая, как мама осторожно пробирается к Ване, поправляет на нем одеяло, целует в макушку. Потом подходит к ней.

– Я знаю, что не спишь, – устало улыбнулась мама. Ее пальцы, легкие как птичьи крылья, провели по Мииной щеке, задевая свежий шрам. – Спасибо, что смотришь за ним.

Мия не ответила. Но когда мама отвернулась, она украдкой вдохнула ее запах – дешевое мыло, фабричная пыль и что-то неуловимо родное.

На следующее утро. Старуха Нина, соседка-гадалка, сидела на лавочке у подъезда, разложив перед собой карты и кости. Мия остановилась перед ней, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну? – хрипло спросила старуха. – Опять сны?

Мия кивнула.

– Та девочка… Она богатая. Но во сне она плачет.

Нина бросила кости. Они выпали треснувшей стороной вверх.

– Души связаны, – пробормотала она. – Ты – ее тень, она – твое отражение.

– Это… плохо?

Старуха оскалила единственный зуб.

– Это значит, что у тебя есть выбор. Остаться здесь… – она ткнула костью в землю, – …или найти дорогу к той жизни.

Мия сжала кулаки.

– А если я не хочу ту жизнь?

Нина рассмеялась.

– Значит, выберешь третье. Свое.

Ночью Мия лежала, прислушиваясь к вою сирен за окном. Ваня сопел рядом, укрытый ее курткой. В руке она сжимала нож – старый, заточенный о канализационный люк. На стене дрожали тени от уличного фонаря. На мгновение ей показалось, что они складываются в силуэт – девочку в платье, которая смотрела на нее из другого мира.

В Бюро Душ экран погас. На нем вспыхнули кроваво-красные буквы:

«Образец Б: стабильно держится. Но до первого настоящего выбора…»

Дрим бросил в экран горсть попкорна.

– Вот теперь начинается интересное.

Глава 3 СНЫ ОТРАЖЕНИЯ

7:30 утра. Автоматические шторы бесшумно раздвинулись, впуская в спальню ровно столько солнечного света, сколько предписывал режим «Идеальное пробуждение». Лея застонала и натянула на голову подушку за 3000 долларов – она не высыпалась. Опять.

На тумбочке из карельской березы вибрировал телефон. «Мама: Улетаю в Швейцарию на детокс. Твой стилист будет в 10.»

Лея швырнула девайс в шелковое покрывало. Второе сообщение заставило её скривиться:

«Дима: Привет, принцесса! Папа просил передать – купил тебе остров. Ну, почти. Точнее, внёс депозит. Ты же понимаешь, там ещё бумаги…»

– Идиот, – прошипела она, но пальцы сами потянулись ответить. Остановилась в последний момент. «Пусть поволнуется.»

8:00. Завтрак.

Няня-француженка Клотильда (настоящее имя Светлана, но «так благозвучнее») уже разложила на мраморной столешнице:

Авокадо из персональной теплицы (разрезанное ровно под 45 градусов)

Ягоды годжи, собранные тибетскими монахами (по договору 2018 года)

Смузи из… Лея даже не стала читать табличку.

– Мадемуазель, сегодня…

– Не сейчас, – Лея уткнулась в телефон, где очередной блогер выкладывал фото с её вчерашней вечеринки. «Ужасный ракурс. Надо будет его забанить.»

8:30. Бассейн.

Вода с ионами серебра идеально отражала потолок с фресками. Лея легла на дно и задержала дыхание. Тишина. Пустота. Никаких сообщений, никаких ожиданий…

9:17. Первая истерика дня.

– Почему вода сегодня ТАКАЯ?! – её крик разнёсся по террасе.

Дежурный техник поперхнулся кофе:

– М-м-мисс Мальцева, мы просто добавили новую систему минерализации…

– Откатите всё назад! – она вылетела из воды, оставляя мокрые следы на полу. – И чтобы завтра этого… этого ПРИВКУСА не было!

В спальне её ждал новый комплект одежды (предыдущий «пах бассейном»). На зеркале стикер: «Не забыть: остров. Или не остров. Какой-то депозит.»

Лея швырнула блузку в витрину с коллекционными куклами. Одна упала, отломив фарфоровую руку.

– И пусть, – пробормотала она, наступая на обломок. – Всё равно уродливая.

Где-то в этом особняке на 45 комнат не было ни одного человека, который бы услышал, как она тихо добавила:

– Как и всё здесь.

Но это уже не имело значения. В 10:00 приедет стилист. В 12:00 – личный психолог. В 14:00 – курьер с новым телефоном (предыдущий случайно утонул в бассейне).

Жизнь продолжается. Совершенная. Бессмысленная. Золотая.

Лея засыпала в шестисотом по счету положении, ворочаясь на итальянском матрасе, который должен был гарантировать «сон как у младенца». Но в тот вечер сон пришел другим.

«Холодный бетон впивался в босые ноги. Лея открыла глаза и тут же зажмурилась от вони – затхлой, густой, как физическое существо. Она была в подвале. Нет, не в том винном подвале их особняка с коллекцией бордо, а в настоящем – с плесенью на стенах и лужами непонятной жидкости на полу.

Ее руки, покрытые грязью и царапинами, дрожали. На полу перед ней лежал кусок хлеба. Заплесневелый, липкий, с черными пятнами. Живот сжался от боли – она никогда не чувствовала такого голода.

– Ешь, – раздался голос из темноты.

Лея подняла голову. В углу, между ржавыми трубами, стояла девочка. Ее лицо было скрыто тенью, но Лея знала – это та самая, из прошлых снов. Та, что жила в трущобах и смеялась над ней.

– Я не буду это есть! – попыталась крикнуть Лея, но голос звучал хрипло, чужим.

Девочка засмеялась.

– Ты уже ела. В прошлый раз. И в позапрошлый. Ты просто не помнишь.

Лея посмотрела вниз. Хлеб был надкусан. Во рту стоял вкус плесени и отчаяния.

– Ну что, богачка, вкусно? – девочка сделала шаг вперед. На мгновение свет из ниоткуда осветил ее лицо – точную копию Леиного, но с оскалом голодного зверя. Хочешь, я расскажу, из чего на самом деле делают твой утренний смузи?»

Лея закричала.

Она вскочила на кровати, хватая ртом воздух. Пальцы впились в лицо – и на них осталось что-то липкое. Грязь? Нет, просто пот. Но ощущение не исчезало.

– Агнес! – ее крик разнесся по спальне. – Агнес, немедленно!

Горничная ворвалась в комнату через две минуты (на тридцать секунд дольше положенного).

– Мисс Мальцева, что слу…

– Снимите это постельное белье! Сожгите! И купите новое – шелковое, чтобы даже намека на этот… этот кошмар не осталось! – Лея дрожала, сжимая простыни. – И пижаму! Новую! Чтобы даже не пахло этим подвалом!"

Агнес заморгала:

– Но мисс, это белье из эксклюзивной коллекции…

– СЕЙЧАС ЖЕ!

Когда горничная выбежала, Лея подошла к зеркалу во весь рост. Ее отражение казалось чужим – глаза расширены, губы дрожат. Она медленно подняла руку и провела пальцем по зеркалу, оставляя едва заметную полосу.

– Я не нищенка, – прошептала она. – Это просто сон. Просто…

Из кармана брошенной на пол пижамы выпал крошечный кусочек чего-то черствого. Лея замерла.

Хлебная крошка. Настоящая.

Бутик Valentino. Лея влетела в салон, как ураган, заставив вздрогнуть даже невозмутимого консультанта.

– Мне нужно что-то… другое, – она провела рукой по витрине с пижамами, оставляя следы на стекле. – Не просто шелк. Что-то, что полностью перезагрузит сознание.

Консультант заулыбался:

– У нас есть новинка – пижама с кристаллами Сваровски, заряженными лунной энергией. 5000 долларов.

– Беру, – бросила Лея, даже не взглянув. – И все остальные тоже. Каждого цвета.

В галереи современного искусства доктор Штерн, личный психолог матери, жестикулировал перед инсталляцией из ржавых труб: «Арт-терапия, дорогая Лея! Вы должны выразить свои страхи через искусство!»

Лея скривилась, разглядывая картину Бэнкси – девочку с воздушным шариком в виде сердца. Что-то в этих потрескавшихся стенах на холсте…

– Я беру, – неожиданно сказала она.

Менеджер галереи чуть не уронил шампанское: «Это миллион долларов, мисс Мальцева!»

Чек был подписан, картина упакована. Но когда грузчики уже несли ее к лифту, Лея вдруг скомандовала: «На склад. Я передумала.»