Полная версия
Макс громко выругался и пошел на кухню за очередной порцией невкусного растворимого кофе. Размышляя над рассказом сестры, что в точности подтвердил слова нотариуса, Максим не заметил, как начисто вымыл кружку от недельного кофейного налета и осадка.
Сестре он написал, что обязательно расскажет ей чуть позже все, что знает, но сейчас ему немного не до этого. Он поблагодарил ее и сказал, что теперь она может с уверенностью сказать их бабуле, что Найденовой нет среди живых, вот только умерла она не в 1948 году, а полгода назад. В Брянской области. И пока это – вся информация, которая ему известна…
Последующие две недели он много работал, много писал, параллельно изучая в интернете информацию о месте, в которое ему предстоит поехать. Макс все еще думал, что эта история выглядит очень странной, но в то же время он знал, что просидеть остаток лета в своей грязной и затхлой квартире, еще и отдавая за нее немалую сумму, имея при этом домик в деревне – не менее странно. Он уже провел здесь достаточно унылых часов, дней, недель и месяцев.
Игра ушла на второй план, а, может, даже и на третий: Максим почти не заходил в нее. Он работал, а мысли его кружились где-то над глубинкой Брянской области. Ему даже приснилась прабабка, оставившая наследство, хотя он ранее и не видел ее лица. Но все же он четко решил для себя, что съездит в Брянск, вступит в наследство, приедет в тот дом, осмотрит его, а дальше уже решит, как быть с ним. Как знать, может, потом и маму туда пригласит вместе с Ленкой… К тому же заботливая старушка заранее предусмотрела все нотариальные расходы, так что Максим практически ничем не рисковал.
Так он думал…
Глава 2
Уже почти год Ира сходила с ума. Ей казалось, нет – она была уверена, что уже готова наложить на себя руки, но маленький огонек надежды на то, что все еще можно исправить, тлел где-то глубоко в ее душе. А вот надежда на то, что все происходящее в ее жизни – не больше, чем злая шутка или чей-то дурацкий розыгрыш, уже истлела окончательно. Когда-то единственная подруга рекомендовала ей обратиться к психологу, перестать страдать, жаловаться, а вместо этого, наконец, взять ответственность за свою жизнь и за жизнь своих несовершеннолетних детей, уйти от мужа-тирана и заняться собственной жизнью. Но Ира не верила психологам, а верила, что она все сможет сама, со всем справится, все решит и обязательно устроит как надо. А депрессия, позиция жертвы, абьюз и прочие заумные словечки психотерапевтов – это эдакие волшебные, магические фразы, которые гипнотизируют человека, вынуждая его отдавать колоссальные суммы «экспертам». Подруга отчаялась надоумить Ирину к переменам в жизни, а потому добровольно исчезла из ее окружения, не расточая на нее собственные жизненные силы. Для Иры это выглядело предательством, для подруги же – разумным решением и ставкой на саму себя в выборе между своей жизнью и жизнью депрессивной приятельницы, не стремящейся к лучшему.
И все же свет в конце туннеля Ирины, наконец, появился. Так она думала. Началось все с того, что ближе к весне ей позвонил ее дедушка, с которым они общались крайне редко. Как это бывает: пока жива бабушка, дед – близкий человек, когда же не становится бабушки, то дед тут же переходит в категорию дальних пожилых родственников. Особенно если этот родственник – любитель выпить.
И тут вдруг неожиданный звонок с предложением провести лето у него в деревне, а еще лучше – уже сейчас переехать к нему. Мол, я уже старый, мне осталось совсем ничего, а так – и правнуков повидать получится, да и вам какая-никакая, а экономия. Потому-то Ирина и согласилась, но лишь на лето – до конца мая дети ходят в школу.
С мужем она уже год, как развелась. Детям бывший супруг платил минимальные алименты, хотя сам себе ни в чем не отказывал. Одной Ире было нелегко тянуть двоих подростков десяти и четырнадцати лет как морально, так и материально. На зарплату продавца сильно не разживешься, а хорошее образование девушка получить не успела: пришлось бросить университет еще на втором курсе учебы, забеременев тогда сыном. Муж в то время строил из себя героя, настаивая на том, чтобы Ира не училась и не работала, а занималась исключительно домом, за что сам же спустя пару лет и стал ее упрекать и унижать, манипулируя тем, что он единственный кормилец в семье, а потому прав у нее не больше, чем у кота, которого, к слову, муж тоже не разрешал заводить. Правда, про ее обязанности в семье он тоже не забывал ей всякий раз упомянуть.
Так, плавно перейдя из одного декрета в другой, Ира оставила свои молодые годы на кухне и в детской. Зависимость от мужа усиливалась, равно как и обманчивое убеждение того, что женщина, состоявшаяся как жена и мать, обязана полностью посвятить остаток своей жизни утверждению и закреплению себя в этом статусе.
К счастью, пару лет назад Ирина все же прозрела и смогла найти в себе силы уйти от мужа, а точнее – сбежать. Дальше была до невозможности длинная процедура развода, раздел имущества, среди которого, как оказалось, не ничего, принадлежавшего Ирине, угрозы со стороны некогда близкого человека, его запугивания тем, что он заберет детей. Хотя, когда дело дошло до обеспечения отпрысков, бывший супруг поутих, а затем и вовсе «слился», представив суду справку о минимальной заработной плате, чтобы тот присудил ему мизерные алименты. Ира знала, что отец ее детей скрывает свой истинный доход, но доказать это в суде она не смогла. Разводились и судились они целый год.
Вся эта канитель, проблемы с жильем, бесконечные переезды, работа продавщицей за сущие копейки – все это почти сломало ее, а дети, унаследовав от папы потребительское отношение к матери, доламывали остатки.
Именно поэтому Ира, недолго раздумывая, согласилась на неожиданное приглашение своего пожилого дедушки. Все ж лучше будет детям провести лето в деревне, решила она, чем слоняться по улицам города до самого сентября, пока их мать с утра до ночи будет торчать на работе. Нужно добавить, что дети особого восторга от этой идеи не испытали, но деваться им было некуда – отец, переехавший из Брянска в Крым, ограничился лишь обещаниями взять детей на каникулы на море. Однако до реализации его обещания так и не дошли.
Ира смотрела на свое отражение и думала, что лучшие годы ее жизни уже позади: под глазами появились первые морщинки, некогда аппетитные формы ее фигуры улетучились, оставив после себя лишь дряблость, что неумолимо подвергалась силе гравитации. Глаза… Ей всегда говорили, что у нее очень красивые голубые глаза, а еще густые, длинные ресницы. Но видна ли эта красота, если взгляд настолько неприкрыто излучает печаль и безысходность? Она собрала свои длинные волосы в тонкий, «мышиный» хвост и вдруг ощутила ясное желание изменить прическу.
– Мам! – грубо окрикнул ее сын, попутно громко постучав кулаком в дверь ванной. – Долго ты еще будешь там торчать? Меня пацаны ждут, мне в душ надо.
Подростки… Ира вздохнула. В последнее время Кирилл стал просто неуправляемым и невыносимым: хамил ей, грубил, позволял в ее сторону колкости и злые шутки. А душ… Сын то неделями не мылся совсем, то потом сидел там часами. Его тело менялось, и ни он, ни сама Ира пока еще не могли к этому привыкнуть: длинные, худые ноги, худощавое тело, которое не спеша трансформировалось в мужской торс, скулы и ладони становились шире, а размер ноги вырос уже до сорок второго. Не менялась только его прическа: Ирина порой называла сына растрепанным блондинистым Элвисом. Кирилл, к слову, так и не понял, кто такой Элвис.
– Выхожу, – кротко, как не так давно отвечала мужу, ответила она сыну-подростку и вышла из ванной.
– Наконец-то… – прорычал еще писклявым, ломающимся голосом Кирилл и, громко хлопнув дверью, закрылся в ванной комнате.
– Юль, я скоро вернусь, – сказала Ира дочери, спешно собираясь в салон красоты, пока не передумала менять прическу. Дочь сделала вид, что не услышала маму, продолжив играть в игру в своем телефоне. Этот холод в их маленькой семье убивал Иру больше, чем что бы то ни было. И именно этот холод был причиной желания свести счеты с жизнью. Она была уверена, что, уйдя от бывшего мужа, сможет создать атмосферу любви и взаимоуважения со своими детьми, но она не справилась с этой задачей, и, казалось, приняла поражение. И ее это убивало.
Однако она дала себе еще один шанс. Возвращаясь из парикмахерской, Ира во дворе дома, в котором снимала квартиру, встретила сына, и тот сперва даже не узнал маму.
– Ничего себе, мам! – сказал Кирилл. – Вот это перемены!
Ирина кокетливо улыбнулась сыну – ей было действительно приятно слышать от него подобные слова и видеть его восторженный взгляд.
– Мне идет? – с улыбкой спросила она.
– Не то слово! – ответил сын.
– Спасибо. Дома будь в восемь. Нам еще вещи собирать…
– Может, никуда не поедем? – протяжно провыл Кирилл.
– Все уже решено, – ответила Ирина. – Дедушка ждет нас.
– Ладно, – перебил ее подросток, видя, что из соседнего подъезда вышел его друг, – я пошел…
Ира уже привыкла, что сын общался с ней подобным образом, и надеялась, что в деревне он немного пересмотрит свое поведение: отсутствие друзей, перед которыми Кирилл любил «выпендриваться», общение с прадедушкой, который наверняка будет говорить об уважении к старшим и уж тем более – к матери, а еще труд, без которого в деревне никак не прожить.
Она снова закрылась в ванной и взглянула на себя в зеркало: аккуратное каре чуть выше плеча, волосы мышиного цвета теперь были выкрашены в каштановый с золотистым отливом, глаза излучали печаль с нотками надежды, ведь новая, спонтанная прическа в жизни женщины – это всегда первый шаг к глобальным переменам.
Зимние вещи и то, что летом в деревне не пригодится, Ира отвезла подруге – та не хотела их брать, ведь ей надоело постоянно помогать Ирине и выслушивать ее бесконечное нытье о неудачной, несчастливой и несправедливой жизни, но все же согласилась, выставив их на балкон. Она прекрасно понимала, что больше Ире действительно не к кому обратиться с такой просьбой. Остальное Ира упаковала в чемоданы и составила те в небольшой прихожей съемной квартиры, в которую она с детьми уже точно не собиралась возвращаться. Платить за жилье, которое будет пустовать три месяца – смысла не было, к сентябрю же Ирина планировала подыскать что-то другое. А там, как знать, может, и в деревне свыкнется? Была бы только поблизости школа…
Неудачный брак, болезненный развод, равнодушие и презрение со стороны детей, низкооплачиваемая работа, дешевое, некомфортное жилье – все это привело Ирину к черте. И она сломалась. Но следующим утром в 6.45 она вместе с детьми и чемоданами сядет в электричку, и все непременно изменится.
Так она думала…
Глава 3
Макс приехал в Брянск и снял на сутки недорогой гостиничный номер. Ему пришлось упаковать клетку с Жорой в дорожную сумку, не закрывая ее, дабы хомяк не задохнулся и не запекся там, как кекс в духовке. Рядом с клеткой лежала двухлитровая бутылка замороженной минералки, которая по дороге до Брянска полностью растаяла. Жара стояла неимоверная.
Он еще раз проверил все документы: ошибки не было. Аксенов все подготовил, оформил и вручил бумаги Максиму очень быстро – покойная Найденова заранее щедро вознаградила нотариуса, оплатив все предвиденные и непредвиденные траты с лихвой. Максим решил, что бабуля имела некие сбережения, которые, разумеется, с собой на тот свет бы не забрала, а потому не жадничала, когда договаривалась с Аксеновым.
– Место, конечно, мягко выразиться: удаленное, – сказал Александр Алексеевич.
– Вы там были? – спросил Максим.
– Был… Бабушка ваша сама бы ко мне не доехала. Признаюсь – захолустье. Я же не риелтор, я вам дом этот не продаю – он и так ваш, – хихикнул Аксенов. – Зато природа… Сам дом добротный, большой, крепкий. Закрыт надежно – никто залезть не должен. Да и кому нужно? Оттуда, чтобы что-то увезти, нужно не один километр до станции тащить. Или в машину грузить. А соседи, как ни крути – имеются! Хоть и старики все, но наверняка – глазастые, сразу чужака бы заприметили.
– А есть, что грузить? – не без интереса поинтересовался Макс.
– Вполне. Ваша бабуля жила не бедно. В доме есть все для комфортного жилья.
– А интернет? – спросил Максим. – Мне для работы нужен хороший интернет…
– С этим – беда, – честно сказал Аксенов. – В деревне в нем не нуждаются. А мобильный ловит не везде и не всегда. Связь с перебоями, буду честен. Вы – программист?
– Не совсем… но, можно и так сказать… – задумался Макс. – Ладно, что-нибудь придумаем. Когда я смогу туда поехать?
– Да хоть сейчас, – ответил Аксенов и достал и ящика стола связку ключей, – дом – ваш. Я абсолютно все оформил. Ваша бабуля об этом позаботилась.
Макс сидел в гостиничном номере, жевал заказанную им пиццу, запивая ее напитком прямо из бутылки. Родителям он не говорил о том, что планирует поехать в Брянск, чтобы вступить в наследство, оставленное ему какой-то непонятной бабкой по непонятным для него причинам. Вкратце он пересказал историю сестре, особо не вдаваясь в подробности. Да и какие могли быть подробности? – он сам толком ничего не знал.
Был конец июня. Максим рассчитывал провести остаток лета в деревне, после чего решить, как ему жить дальше. В салоне мобильной связи он купил несколько сим карт разных операторов, надеясь, что хотя бы одна из них сможет обеспечить его интернетом. В гостинице пришлось пробыть не один, а два дня, потому что электричка в те труднодоступные места, счастливым обладателем недвижимости в которых Макс теперь являлся, шла из Брянска только утром в 6.45. Максим все еще не знал, что его ждет в той дыре, в которую он планировал переехать хотя бы на время, а потому решил прикупить кое-каких продуктов, которые не портятся в жару: лапшу быстрого приготовления, консервы и, разумеется, банку кофе. А еще, конечно же, семечек для Жоры.
– Может быть, тебя там выпустить на волю? – спросил парень у хомяка. – Ну а что? Природа, собратья-мыши, шведский стол! Или ты у нас городской хома – в дерене один не выживешь?
Жорик внимательно смотрел своими черными глазами-бусинами на хозяина, держась лапками за прутья клетки. Он не понимал, что происходит, но всегда был рад общению с Максимом.
– Завтра заживем по-новому, – улыбнулся хомяку Макс. – Завтра у нас с тобой будет свой собственный дом!
До железнодорожного вокзала Макс добрался на такси. Финансы позволяли: он успел неплохо заработать за последний месяц, к тому же еще не все заказанные работы были им выполнены и оплачены в полной мере. Электричка комфортом немного отличалась от московских, к каким привык Максим, но ему, большую часть времени проводившему в темной, провонявшей носками, квартире, было абсолютно плевать, какого уровня комфорта будут средства для его передвижения.
Ехал он чуть больше часа. Было несколько остановок, а потому Макс нервничал каждый раз, когда поезд тормозил: боялся пропустить свою станцию. Но не проспал, не пропустил. На перроне было малолюдно, людей из поезда вышло крайне мало. «Дачники», – решил Макс.
Навигация подсказала расположение автобусной остановки, где стоял старенький Икарус. Максим заплатил водителю, сказал, где его высадить, после чего тот как-то странно посмотрел на парня и спросил:
– Ничего не путаешь?
– Не путаю, – с уверенностью ответил Максим, – у меня там – дом.
Водитель хихикнул, взял деньги за проезд и завел автобус, который зарычал и низверг из себя плотное черное облако гари. В этот момент Максим все же не удержался и провел в мыслях параллель с московским транспортом, который во всем выигрывал у местного.
Ехали не более получаса. Водитель высадил Макса на остановке, от которой оставался лишь кусок разбитой кирпичной стены, махнул ему рукой, пожелал удачи и поехал дальше, везя троих оставшихся пассажиров. Макс оглянулся и не увидел ничего, что говорило бы о том, что рядом есть поселение: полуразрушенная дорога, вокруг которой беспорядочно росли деревья и кустарники, разбитая остановка, из последней стены которой у самого ее основания росли одуванчики, а еще подкрадывающееся ощущение того, что ты бесповоротно заблудился.
Обойдя кирпичную стену, Максим заметил узкую тропинку, что уходила в зеленые дебри. За спиной у Макса висел рюкзак с его вещами и провиантом, в руке – дорожная сумка, в которой были кое-какие вещи, бутылка с подтаявшим льдом и непонимающий, что вообще происходит, Жора. Макс еще раз оглянулся вокруг и, решив, что он не богатырь, которому предлагают пойти налево, направо или же побежать за автобусом, свернул в кусты.
Шел он не менее получаса. Тропинка была узкая, но давно и хорошо протоптанная. Из кустов и деревьев Макс быстро вышел, оказавшись на огромной поляне некошеной травы, но потом тропа снова увела его в лесополосу. Пройдя немного между сперва берез, а затем – сосен, Максим, наконец, вышел к тому, что хоть и с большим трудом, но все же можно было назвать деревней: на огромном ровном участке стояло несколько домов, огороженных невысокими заборами. Все дома были бревенчатыми, на окнах, хотя некоторые из них и были металлопластиковыми, стояли резные ставни, выкрашенные в голубой или зеленый цвет. За каждым жилым домом виднелись ухоженные сад и огород. Идя по широкой земляной дороге между дворами, Макс насчитал не более двадцати домов. Все они определенно были старой постройки. Большинство из них были ухоженными и, несомненно, жилыми, но некоторые все же – заброшенными с заколоченными ставнями и поросшим травой двором.
В документах, которые получил Макс, значилось, что его новые владения были расположены в поселке Крестовка на улице Центральная. Но улица здесь была одна, оттого она, видимо, и была Центральной, решил Максим. Нумерации на домах практически не было, а потому парень шел в конец (или в начало?) улицы, где виднелся большой и весьма симпатичный дом. Макс надеялся, что это как раз то место, куда он и направлялся.
– Ни фига себе! – вдруг услышал он откуда-то слева. От неожиданности Максим вздрогнул и чуть не выронил сумку с Жорой. – Свежая кровь!
Макс посмотрел влево, и его ослепило яркое солнце.
– Откуда вы к нам? – спросил мальчишеский голос, и Макс увидел подростка, сидевшего на заборе. Тот спрыгнул и направился к Максиму, глядя на него, как на инопланетянина. – Я уже отчаялся здесь увидеть хоть кого-то, напоминающего живого человека, а не зомби, – парень рассмеялся. – Я – Кирилл.
– Максим, – Макс протянул руку, и парнишка пожал ее. – Ты здесь живешь?
Подросток обернулся, с тоской посмотрел на дом за своей спиной и махнул рукой:
– Приходится, – сказал он. – Мать привезла.
– И как здесь?
– А вы здесь первый раз? – вопросом на вопрос ответил Кирилл.
Макс с интересом взглянул на парня, пытаясь понять, сколько ему лет: светловолосый, худощавый, среднего роста, с миловидными чертами лица – чем-то похож на самого Максима в этом возрасте. Пройдет еще пару лет, и от девчонок отбоя не будет, решил он. Но голос еще был писклявым, значит, пацану не более пятнадцати лет.
– Первый, – серьезно ответил Максим, – и, надеюсь, что не последний. Мне нужен дом номер один. Знаешь, где он?
– А вот он, – пацан указал пальцем вперед, – через один дом от нас.
Максим был прав: его домом был как раз тот, на который он и подумал сразу: добротный, с хорошей крышей, надежным, крепким забором. Это радовало.
– Неплохо, – сказал он.
– Я бы так не сказал, – ответил Кирилл. – Здесь куда ни плюнь – все плохо. Вокруг одни престарелые упыри.
– Ну, теперь здесь буду я, – улыбнулся Максим, – не престарелый упырь. Как здесь с интернетом?
Кирилл в голос рассмеялся.
– Об чем вы, товарищ? – стал кривляться мальчишка. – Что есть интернет? Найн интернет!
Макс улыбнулся, сделав вид, что ему стало смешно от шуток подростка. На самом же деле ему отнюдь не было весело. Но, судя по всему, Кирилл – это единственный житель этой Богом забытой деревни, который хоть немного ближе по возрасту к самому Максиму.
– Тебе сколько лет? – спросил Макс пацана.
– Четырнадцать, – ответил тот.
– В игры компьютерные играешь?
У Кирилла загорелись глаза.
– А что есть? – спросил он, тут же спрыгнув с забора.
– Потом приходи, посмотришь. Мне еще нужно заселиться. Но если с интернетом беда, то список игрушек будет сведен к минимуму – только те, что работают автономно.
– Да я согласен даже косынку раскладывать! – умоляюще посмотрел на Макса парень.
– А мама твоя где?
Кирилл опустил глаза вниз, а затем и вовсе отвел взгляд в сторону.
– В доме, – тихо сказал он, – крыша у нее поехала.
– В смысле? – удивился Максим.
– Тоже потом расскажу, – ответил парень.
Макс почувствовал шевеления в сумке и вспомнил про Жору, который еще немного – и запечется, как духовой пирожок с начинкой. Пушистый духовой пирожок с начинкой.
– Ладно, заходи вечерком. Расскажешь, как у вас тут все.
Кирилл утвердительно кивнул, и Макс пошел к своему дому. Между домами Кирилла и Максима расположился еще один участок: дом явно был заброшен, его стены покосились, а бревна были такими темными, словно пережили пожарище, хотя это и не было так. В некоторых окнах ставни были наглухо заколочены досками, но два окна были открыты, и в них даже стояли стекла. На мгновение Максиму показалось, что за окном кто-то был, но, глядя на метровую траву, что заполонила собой двор, он решил, что это был лишь блик от палящего солнца.
На воротах его участка, а точнее – на калитке висел навесной замок, который, судя по всему, сюда повесили недавно: вероятно – Аксенов. Максим достал связку из трех ключей, и один из них без проблем открыл замок. Оказавшись во дворе, Макс вдруг что-то почувствовал, что-то, что он давно уже не ощущал: чувство, что он – дома. На душе вдруг стало как-то спокойно. Двор был аккуратным, несмотря на то, что в этом году никто за ним не ухаживал. У самого дома стояла огромная черешня, ягоды которой валялись прямо под ногами. Дальше были и другие садовые деревья, но Максим в них не разбирался. Он и черешню-то сперва принял за вишню, пока не попробовал одну из упавших на землю ягод.
– Вкуснотища, – сказал он, поднял еще ягоду, решив угостить ею Жорика. Но сперва нужно было попасть в дом…
Дверь была не новой, не современной, но вполне крепкой и надежной. Два замка без труда открылись ключами, висящими на связке, и Максим наконец-то переступил порог своего дома. В нос ударил запах нежилого помещения, а еще особый «запах старости», который непременно присутствует в домах, где живут старики.
– Ну, привет! Дом, милый дом…
Не разуваясь, Макс достал клетку с хомяком и тут же, приоткрыв маленькую дверцу, вручил Жоре черешню.
– Прохладно, правда? – спросил он. – Наконец-то. Здесь правда намного комфортнее, чем на улице.
Макс снял кроссовки, отметив, как в них вспотели ноги. Не зря он захватил с собой резиновые шлепанцы. Он взял в руки клетку с Жорой и замер, стоя в коридоре: наступила пора вступать в наследство по-настоящему. Коридор дома был застелен ковриками, которые, как и все в остальное, покрылись пылью. Справа была расположена большая кухня, мебель в которой была относительно современной: гарнитур на всю стену, электрическая плита с духовкой, микроволновая печь и маленький плоский телевизор. Прямо из коридора можно было попасть в большую комнату, из которой шла еще одна спальня. Слева – спальня, судя по всему, бывшей хозяйки, а рядом с этой комнатой – кладовая. Во всем доме была неплохая мебель, которая мало вязалась с этим захолустьем. Рядом с кухней, и Макс не сразу заметил ту дверь, расположилась ванная комната, служившая и туалетом. Сантехника была в полном порядке, и это не могло не радовать, ведь Максим боялся обнаружить деревянную кабинку во дворе – в подобных туалетах он сам ни разу не был, но многократно слышал о них.
В коридоре он нашел электрический щиток и поднял рубильник. На кухне тут же загудел холодильник. Макс открыл кран в ванной, чтобы помыть руки, и был приятно удивлен отличным напором воды.
– Откуда здесь водопровод? – задался вопросом парень и вымыл руки потрескавшимся куском мыла.
Комнату покойной Найденовой Максим решил не занимать, а выбрал спальню, которая следовала за гостиной или, что больше подходило этому месту – за залом. Кровать была не новой, но и не выглядела «дореволюционной» несмотря на то, что в доме жила почти столетняя бабуля. В шкафу нашлось чистое, глаженое постельное белье, и пускай от него пахло «неновым», Макс вспомнил, на какой грязной постели спал в своей съемной квартире в последнее время – стирал он ее нечасто. В этом доме он будет соблюдать чистоту – это он уже для себя решил. Ведь это – его собственный дом. В детстве мама заставляла убирать свою комнату, и от этого принуждения вообще ничего не хотелось делать, а однокомнатная квартирка на окраине Москвы воспринималась Максимом исключительно, как временное жилище, и потому, по его мнению, и не требовала каких-либо вложений, даже вложений в чистоплотность.
