Полная версия
Татьяна Филатова
Домик в деревне
Раз, два, три, четыре, пять –
Снова я иду искать…
Каждый спрячется в могилу:
Перережет кто-то жилу,
Кто – с обрыва, кто – в петлю.
Раз, два, три… Я тороплю…
Кто-то тихо выпьет яда –
Все в могиле ждут обряда.
Отыщу всех, чтоб опять
С ними в прятки поиграть.
Пролог
К дому подступали с разных сторон. Народ в деревне был, пускай не образован, но далеко не глуп: что-то в том семействе завелось. Что-то нечистое. Сначала дочка вдовы занемогла, и все со временем решили, что она и померла. А потом вдруг стала девка та по деревне шастать да как-то странно всем улыбаться. Мать ее была тише воды, ниже травы, а девчушка-то вела себя вызывающе: заглядывала в окна к соседям, пугала детей в люльках, старикам рожи корчила и шептала им всякое. И вот когда она бабке одной, пока та на скамейке сидела около своего дома, шепнула на ухо, что придет к ней ночью и душу ее заберет себе, вот тогда-то терпение людское и кончилось… Бабка наутро не проснулась, и народ пошел к дому вдовы.
– Что с тобой стало, Валюша? – плакала женщина, глядя на свою дочь, пока под их окнами люд проклятия выкрикивал. – Что в тебя вселилось? Почему мы?
– Как это – почему, мамочка? – удивилась девочка. – Ты же сама просила, чтобы я не помирала. Говорила, все отдашь, на все готова… Вот я и не померла.
– Так это же не ты! – женщина продолжала заливаться слезами. Откуда-то потянуло гарью.
– А кто же, мамочка? – спросила девочка, да так хитро улыбнулась, так злобно, что у вдовы по телу пробежался холод, и стала она креститься.
– Свят! Свят! – причитала женщина, крестясь. – Изыди!
– Матушка, – так ехидно сказала девчушка, растянув детскую улыбку в злобном оскале, – негоже так с дочкой говорить.
– Пусть Бог меня простит! И тебя простит!
– Не простит, – она подходила все ближе к матери, а дом тем временем заполнялся дымом. – Он такого не прощает. Ты уже и запамятовала, у кого помощи просила? Так вот же я – пред тобою! Как ты и хотела!
– Ты – не моя дочь. Моя дочь была доброй…
– Вот именно – была… Она – была. А я – есть. И буду.
– Они подожгли дом. Я сгорю. И пусть тот огонь очистит мой грех. Мою душу. Но сгоришь и ты, кем бы ты ни была.
Девочка рассмеялась.
– Сгорю, – хихикнула она, – но ведь не сгину. Я дорогу оттуда сюда хорошо знаю! И мстить я им буду, уж поверь. А вот тебе уже не выбраться, мама…
Огонь уже пылал в одной из комнат. Люди продолжали кричать. Кто-то молился, кто-то плевался, а кто-то бранился. Но все они враз услышали жуткий хохот, раздавшийся из пламени. Тогда каждый, кто пришел к дому вдовы, стал креститься и причитать: «Свят, свят, свят…»
Отпевать и уж тем более хоронить на православном кладбище, что было совсем близко, не стали. Думали прямо там, на пожарище, обуглившиеся тела и прикопать, но побоялись рядом с собой нечистое хоронить, а потому закопали дальше у дороги – не доходя до кладбища. И все бы поскорее забыть то хотели, да только через пару дней девчушка одна деревенская лет шести отроду, придя домой вечером после игр у дома, сказала матери, что играла с Валькой – той самой, у которой хата погорела.
С той поры все и началось…
Глава 1
Стол был завален мусором настолько, что увидеть его истинный цвет не представлялось возможным: грязные тарелки с высохшими остатками еды, несколько кружек с несмываемыми кофейными и чайными разводами внутри, несчетное количество пустых бутылок из-под пива и банок из-под энергетических напитков, множество целлофановых пакетов от еды быстрого питания и упаковки от нее, всевозможные блокноты и смятые вырванные листы бумаги. По всему этому мусору ползали мухи, без труда находившие себе, чем поживиться и в чем отложить свои личинки. На полу картина была не лучше: вокруг стола были разбросаны все те же упаковки от фастфуда, грязные носки, многие из которых были рваными и «стояли колом», а еще грязные футболки и даже трусы – в стирку вещи Макс отправлял не чаще одного раза в неделю, причем старался все свое грязное белье сразу вместить в барабан стиральной машины, чтобы обойдись одним циклом.
Голые ноги прилипали к грязному полу, поэтому, проснувшись, он натянул на себя первую попавшуюся пару носков, игнорируя большую дырку на пятке на одном из них. Максу очень хотелось в туалет, но сперва он все же сел за компьютер, сбросив со стола на пол еще один смятый лист из блокнота. Беглый взгляд на часы внизу монитора: 13:15 – проспал почти восемь часов. Вполне.
Игра была открыта, персонаж Макса усиленно что-то продавал и покупал в то время, пока «его» человек спал. Макс проверил, удачно ли прошла торговля, и, выругавшись, все же побрел в туалет. Затем, зайдя на кухню, которая в чистоте не уступала комнате, поставил на плиту чайник, в подвернувшуюся под руку кружку, предварительно оценив ее и найдя еще весьма пригодной для использования, насыпал две чайные ложки дешевого растворимого кофе и три ложки сахара прямо из пакета. Пока вода в чайнике закипала, Макс открыл холодильник, уже зная, что ничего особенного там не найдет. В коробке из-под пиццы лежал уже подсохший кусок вчерашней пиццы с колбасой. Парень сам удивился тому, что не забыл убрать его в холодильник – все когда-то бывает в первый раз. Еще он достал открытую банку йогурта и, понюхав ее, понял, что полезные кисломолочные бактерии окончательно перешли на сторону зла. Рядом лежал лоток яиц, в котором оставалось всего два яйца, и Макс решил пожарить их и съесть вместе с куском пиццы. Сковорода была покрыта толстым слоем нагара и блестела от немытого застарелого жира, но это опять же нисколько не смутило молодого человека. Пока яйца подгорали, чайник закипел, и Макс залил кофе. Размешивая его, он разлил немного на кухонный стол – коллекция разводов и пятен пополнилась еще одним узором.
Жареные, а, точнее будет сказать – горелые яйца, Макс положил поверх разогретого в микроволновке куска пиццы, предварительно оторвав от него маленький кусочек.
– На, ешь, – сказал он, протолкнув кусочек пиццы сквозь прутья небольшой клетки. – Только не говори, что ты за ЗОЖ.
В клетке с большим удовольствием уплетал совсем непредназначенный для него завтрак хомяк, который достался Максу от его бывшей девушки Люси. Год назад, когда они решили жить вместе в этой маленькой съемной однокомнатной квартире на окраине Москвы, Люся уговорила парня завести хоть какую-то живность. Люся съехала от Макса уже через месяц, а хомяк Жора живет с ним и по сей день в этой холостяцкой берлоге. Не сказать, что Макс любил животных, но выбросить зверя он не смог и потому положился на мать-природу и информацию из интернета, где прочел, что обычно хомяки живут около двух лет. Поэтому парень решил не брать грех на душу и потерпеть, пока проблема с соседом по квартире решится естественным путем.
Завтракать Макс, как обычно, отправился в комнату – за компьютерный стол. Пустующий холодильник вынудил его проверить баланс своего счета, хотя он и без того знал, что увидит там лишь трехзначное число. Так и было. Поэтому Максим зашел на сайт, где висело его объявление о написании докладов, рефератов, курсовых работ и прочей бумажной писанины, которой были обременены студенты. Сам Макс забросил университет еще на втором курсе, однако знаний в области программирования, а также неплохих писательских способностей ему вполне хватало для того, чтобы зарабатывать на жизнь, снабжая менее умных, но более терпеливых к процессу учебы молодых людей, решивших выучиться в вузе на программиста.
В личном кабинете висело два заказа. К своей импровизированной писательской деятельности Макс относился куда чистоплотнее, чем к собственной жизни и, уж тем более, к месту обитания. Но хозяйка квартиры, к счастью, не навещала его, потому что аренду он оплачивал всегда вовремя, а у нее помимо этой маленькой и недорогой квартирки имелись и куда более солидные апартаменты для сдачи в наем, которые требовали более пристального ее внимания.
У родителей денег Максим не просил уже давно: с того момента, как отец ясно дал ему понять, что отныне его сын – не самый желанный гость в их доме. Мама, к слову, не особо возражала решению мужа, когда их девятнадцатилетний отпрыск, вернувшийся из Москвы, «обрадовал» их новостью о том, что они зря почти два года оплачивали его обучение в МГУ – ему там скучно, неинтересно, да и вообще – зарабатывать деньги, как оказалось, он умеет и без высшего образования. А то, чему его там учили, он давно уже постиг самостоятельно. Мама что-то кричала о том, что он опозорил всю семью, что теперь их единственная надежда – это Леночка, младшая сестра Макса, которая в то время училась в восьмом классе и втайне от мамы мечтала забросить учебники и пустится во все тяжкие подростковые разгулья. Леночка понимала, что папа уже копит финансы и для ее поступления в МГУ, а потому ее сознание разрывалось между двух граней: порадоваться за свободу брата и повторить его подвиг или же, задрав подбородок, показать, кем отныне может и будет гордиться их семья. В тот день отец выставил сына за порог, потребовав вернуть ему все, вложенное в его образование. Мама, конечно же, для приличия поревела несколько дней, но не могла перечить мужу, к тому же «позор» был слишком велик. Судя по всему – больше любви к сыну.
С тех пор прошло два года, и Макса вполне устраивал подобный расклад событий: он получил свободу, а также неплохой пинок судьбы, ставший мотивацией к самостоятельному продвижению. Правда, продвижение закончилось на окраине Москвы в маленькой однокомнатной квартире, что никоим образом не смутило парня. Раз в два месяца, а то и реже, он заставлял себя ходить в парикмахерскую, чтобы состричь, как выражалась Люся: свои белобрысые патлы, пару раз в неделю он нехотя сбривал растительность на лице, стараясь не заглядывать в свои карие глаза: уж больно они напоминали отцовы. А вот наличие Жоры в его жизни и необходимость ухаживать за ним были своего рода стимулом к тому, чтобы Максим не отчаивался и не опускал руки.
Друзей у Макса не было. Единственный школьный друг, который остался в родном городе, еще год назад «залетел», после чего, как порядочный парень, женился и тут же устроился на две работы. Ему точно было не до Максима, который жил в Москве, хотя Макс и знал, что тот немало завидовал его свободе и тому, что он осел в столице. В универе с дружбой как-то не сложилось, ведь Максим чаще держался особняком, но даже те, с кем он иногда гулял после пар, давно забыли о нем – они сейчас заканчивали четвертый курс, а его считали неудачником, застрявшем на одном месте.
Все познается в сравнении: для кого-то жизнь Макса казалась провальной, а место, где он обитал, можно было назвать не иначе как дырой, а для кого-то его жизнь была прообразом свободы, бунтарства и независимости, а место его обитания – раем. Сам Максим же не разделял ни того ни другого мнения: он просто жил, и на данном этапе его все вполне устраивало.
Позавтракав, Макс сходил в магазин, потратив остаток денег на пачку макарон, палку недорогой колбасы и небольшую упаковку сырых семечек из уважения к вкусам своего соседа. Придя домой, он приступил к работе – деньги нужны были срочно. Но он знал свое дело, а потому уже к ночи доклад очередному первокурснику был готов.
На поздний ужин он заказал очередную порцию чего-то быстро приготовленного и безумно вредного. Час ночи – это лишь начало активности геймеров. Макс заварил остатки кофе в той же кружке, из которой пил его утром, а в перерыве пару раз наливал туда же воду из-под крана: чистота данной посудины все еще вызывала у него доверие.
Ночь прошла привычно, уснул Макс ближе к шести утра, написав предварительно еще одному заказчику, что выполнит работу в течение двух суток, однако не откажется от аванса. Но в девять утра Макса разбудил звонок телефона.
– Иванов Максим Сергеевич? – раздался мужской голос в трубке.
– Да, это я, – сонно ответил парень, который раз отметив про себя такую простую, русскую созвучность своих фамилии, имени и отчества.
– Меня зовут Аксенов Александр Алексеевич, я нотариус, звоню вам из Брянска. Сейчас я держу в руках документ, который сегодня вступает в законную силу – завещание ныне покойной вашей прабабушки Найденовой Светланы Федоровны, в котором она указала вас единственным наследником своего имущества.
– Извините, Алексей Александрович…
– Александр Алексеевич, – поправил Максима нотариус.
– Да, Александр Алексеевич, – исправился Макс, – но я не знаю и не знал никакой Светланы Федоровны, и такой фамилии в своей родословной никогда не встречал. Это наверняка ошибка.
Говоря это, Макс сам себя пытался отругать за подобную неуместную честность, ведь сейчас свершается одно из самых частых желаний всех молодых людей: тебе звонят издалека и говорят, что некий неведомый тебе, но страшно богатый родственник скоропостижно отправился в мир иной, а все свое имущество завещал кому? – правильно, тебе. Правда, сделал он это по совершенно непонятным никому причинам, однако факт остается фактом: наследство – твое.
– Нет, уверяю вас, – ответили на другом конце, – никакой ошибки. Я все проверил. Ваша родная прабабушка по материнской линии Козленко Мария Федоровна родилась в 1938 году. Во время Великой Отечественной войны ее мать, ваша прапрабабка сперва приютила, а после войны – в 1946 году и удочерила сироту Светлану. Фамилию менять девочке не стали, потому что на тот момент ей было уже шестнадцать лет, а потому она так и осталась Найденовой – это одна из самых распространенных сиротский фамилий тех времен. Но, замечу, девочка носила эту фамилию и до начала войны. А вот отчество ей записали от вашего прапрадеда – Федоровна. В 1948 году Найденовой исполнилось восемнадцать лет, она съехала от приемных родителей, и больше их пути, если верить бумагам, никогда не пересекались.
– Как же тогда эта Найденова могла знать обо мне? – удивленно спросил Максим. – И почему именно я? Почему, к примеру, не моя прабабушка, ее, судя по всему, названая сестра? Ведь бабуля, слава Богу, еще жива и здорова. Ей уже… неважно. Много лет. Как эта Светлана могла написать завещание на мое имя? Каким способом она добыла мои данные? Ведь ей к тому же должно было быть уже совсем не мало лет…
– Она умерла в девяносто пять лет, – спокойно сказал нотариус. – Послушайте, Максим Сергеевич, я понимаю степень вашего удивления и даже разделяю его, но розыскная деятельность не входит в мои обязанности. Я оповещаю вас о том, что в силу вступило завещание, написанное на ваше имя.
– Когда оно было написано? – поинтересовался Максим.
– Семь месяцев назад. Буквально за месяц до смерти старушки.
– А она действительно была в здравом уме?
– Вы решили шутить со мной? – серьезно спросили в трубке. – У меня есть адрес вашей электронной почты, он был указан в завещании. Где, как и при каких обстоятельствах покойная раздобыла ваши данные – это уже не мое дело. Мне они были предоставлены лично Найденовой, и они полностью соответствуют действительности, и мой вам звонок – тому подтверждение. Я вышлю на вашу электронную почту отсканированную копию документа, чтобы вы могли сами убедиться в его подлинности, а также адрес, куда стоит обратиться. Напоминаю, что я звоню из города Брянска. Можете проверить нашу нотариальную контору по всем доступным вам поисковым системам, чтобы убедиться в том, что это не «мошеннический развод», о котором вы наверняка уже подумали.
Макс действительно как раз прорабатывал в своей голове версию мошенничества.
– Я так и сделаю, – сказал он.
– Но все же я рекомендую начать с беседы с вашей родной прабабушкой, раз она еще жива, дай Бог ей здоровья, – добавил нотариус.
– И это я тоже сделаю, – ответил Максим.
– Тогда жду вас. Дальнейшие указания вы получите по почте. Для удобства, чтобы не отнимать ни вашего, ни моего времени, предлагаю вести связь через переписку. При острой надобности – звоните.
Макс попрощался и положил трубку. Сон как рукой сняло. Хотя в первые мгновения этого необычного телефонного разговора Максим мог поклясться, что все еще спит.
Жора, увидев хозяина, перестал облизывать сухой металлический шарик поилки и истерично забегал по клетке. Макс подошел к нему, налил в поилку воды и насыпал семечек для хомяка прямо через сетчатую крышу клетки, даже не открывая дверцу.
– Прости, брат, не до тебя сейчас.
Максим вспомнил, что вечером допил последний кофе. Он почистил зубы, накинул дважды ношенную футболку, проверив ее перед этим на наличие неприятного запаха. В шортах на улицу он выходил уже несколько раз, но их соответствие его собственным критериям чистой одежды проверять не стал.
Макс зашел в ближайшую кофейню: она располагалась непосредственно в его доме на первом этаже с другой стороны подъезда. Он заказал капучино с двойной дозой эспрессо в большом стакане без сахара, сел за небольшой столик у окна и, ожидая свой кофе, нашел в социальной сети аккаунт сестры, с которой не общался уже очень давно. Они поздравляли друг друга с днем рождения и другими праздниками, но этим их общение ограничивалось. Сейчас Лена уже закончила десятый класс, и ее подготовка к поступлению в МГУ, дабы восстановить честное имя семьи, запятнанное опрометчивым и эгоистичным поступком непутевого сына, уже продвигалась полным ходом: родители не жалели денег на бесконечное количество репетиторов и дополнительных курсов.
Максим написал сестре сообщение:
«Привет, систер. Как дела? Не буду спрашивать, как ты закончила учебный год, уверен, что на «отлично». Слушай, у меня к тебе странная, но важная просьба. Поговори с бабушкой, вернее – с прабабушкой. С бабушкой Машей. Мне неудобно ей звонить после всего… Спроси у нее, говорит ли ей что-то имя: Найденова Светлана Федоровна. Не говори о том, что это моя просьба. Пожалуйста. Я позже тебе объясню. Если бабуля раньше не слышала о таком человеке, просто скажи, что читала в интернете о какой-то, допустим, советской актрисе или что-то в этом роде… И тут решила спросить у бабушки, знает ли она эту женщину. Если же бабуля знает ее, ты сама поймешь. Она расскажет тебе. Я не могу сказать, кто это, потому что до конца не уверен в том, что знаю, кто это. Вот такая тавтология… Но, если информация, которая мне поступила, соответствует действительности, то тебе будет интересно узнать все самой от бабушки Маши. Надеюсь на твою помощь. Заранее спасибо».
Он сделал глоток горького кофе и обжог язык. Сообщение было доставлено.
С бумажным стаканом в руке Макс вышел из кофейни, зашел в магазин, купил банку растворимого кофе, сопоставив ее стоимость со стоимостью еще недопитого им капучино – капучино явно проигрывал в доступности. Яйца, молоко, маковый рулет и пакет хлопьев. Для следующего похода в продуктовый магазин ему нужно снова работать. Скоро у его «работодателей» наступят каникулы, а значит, перед затишьем Максу предстоит написать немало работ, к большинству из которых, разумеется, у него уже имелись заготовки.
Первым делом, вернувшись домой, Макс не приступил к проверке своего персонажа в игре – тот снова занимался торговой деятельностью. Более того, Максим и вовсе свернул игру, даже не заглянув в нее. К тому же на часах было всего около одиннадцати утра, то есть, если бы не тот звонок, он бы еще спал. Он открыл браузер и уже через минуту читал доступную в сети информацию об интересующей его нотариальной конторе в городе Брянске. Все выглядело весьма убедительно и правдоподобно, а в списке сотрудников Максим без труда отыскал некоего Аксенова: на вид лет тридцать-тридцать пять, светловолосый мужчина в очках. Типичный юрист, решил Макс. И только сейчас до него дошло, что он совсем не поинтересовался, что же завещала ему таинственная двоюродная прабабка из Брянска.
На телефон пришло уведомление – ответила сестра:
«Привет… Дела в норме. Хорошо. Просьба странная, но я попробую».
Максим поблагодарил ее в ответ и уточнил, что родителям совершенно необязательно об этом знать.
На электронной почте висело письмо от нотариуса и три новых заказа. В первую очередь Максим открыл письмо от Аксенова. В нем действительно содержалась копия завещания, что еще больше вгоняло в некий ступор парня – он до последнего думал, что это какая-то ошибка или чья-то неудачная шутка. Но все содержимое письма указывало на то, что у Макса и впрямь была какая-то прабабка, к слову – не родная по крови, которая все же завещала ему…
– Дом в деревне, – прочитал вслух Максим, скривив на лице гримасу удивления. – С чего ей оставлять мне дом в деревне?
Макс посмотрел на часы и пришел к выводу, что пора бы уже позавтракать и приступать к работе. Но прежде он решил отыскать на карте место, где находится оставленный ему в наследство дом. Он снова прочел:
– Поселок Крестовка (деревня Победа).
Максим открыл карты, но не нашел в Брянской области никакой Крестовки, а деревня Победа, которая, видимо, должна была находиться рядом и служить ориентиром, если верить информации из интернета, была умирающей деревушкой, из которой вся молодежь переехала в города.
– Бред какой-то, – прокомментировал Макс.
Он включил музыку, насыпал ложку купленного только что кофе все в ту же кружку, залил кофе горячей водой, добавил туда молока, уделил полминуты внимания Жоре и отправился работать. Музыка помогала не уйти с головой в работу, чтобы часть сознания оставалась в реальности. Хотя Максим уже давно для себя решил, что в этой реальности ему особо делать и нечего.
Как бы он ни старался, мысли все равно возвращали его к загадочной истории с домом с не менее загадочной бабкой. Макс знал, что корни его прабабушки Маши уходят в Брянскую область, но ни о какой ее названой сестре он никогда не слышал.
– Зачем мне дом в какой-то глуши? – пробормотал парень, а после медленно и не без отвращения осмотрел темную, грязную комнату, в которой сидел. – Хотя, пожалуй, – сказал он, – любая деревенская халупа будет получше этой помойки. А если посмотреть с другой стороны… Работа моя – полностью удаленная, благами цивилизации я, живя на окраине Москвы, пользуюсь минимально, друзей у меня нет, девушки – тоже, мамаша с папашей от меня благополучно отреклись, а Жоре полезен свежий воздух! Он же зверь. Зверь… А я кто?
Макс рассмеялся и вернулся к работе, предварительно еще раз заглянув в письмо от нотариуса. Он повторно прочитал один пункт, чтобы убедиться наверняка: усопшая заранее оплатила все услуги и процедуры, необходимые для вступления в наследство.
– Безупречно, – ухмыльнулся Максим и продолжил дорабатывать чью-то дипломную работу.
Около восьми вечера пришел ответ от Лены – его сестры. Девушка выслала брату голосовое сообщение. Максим выключил музыку, чтобы внимательно выслушать все, что записала ему сестра:
«Привет еще раз. Я не знаю, откуда ты узнал это имя – Найденова Светлана, но, когда я назвала его бабуле, ее чуть удар не хватил. Она расплакалась и рассказала странную историю. Бабушка сказала, что во время войны ее мама удочерила девочку-подростка. Та была нелюдимой, но во всем слушала новую маму и помогала по хозяйству. Она присматривала за нашей бабушкой, но так и не стала ей сестрой по-настоящему. Тем не менее их мама, наша прапрабабушка, любила девочку, как родную, и очень переживала, когда та исчезла. Она ушла от них, когда ей исполнилось восемнадцать лет, и больше бабушка Маша ее не видела. Правда, в прошлом году на день рождения бабушке пришла открытка. Представляешь, по почте, как раньше было когда-то – обычная открытка, в которой написано: «Маша, с днем рождения. Света». Бабушка сохранила ее и показала мне. На ней стоит штемпель Брянска, но не указан обратный адрес и полное имя отправителя. А еще бабушка допытывала меня, откуда я могла узнать про Найденову. Ну мне и пришлось сказать, что это ты просил меня узнать… Бабушка удивилась, но ничего не сказала. Только нервничала немного. Она просила передать тебе большой привет и сказать, что очень любит тебя. Она добавила, что, как бы там ни было, но та Светлана – нам не родная кровь, а все документы, связывающие ее с нашей семьей, наверняка давно утрачены. Бабушка до прошлого года была уверена, что та погибла еще девушкой, тогда, когда ушла из их семьи. А теперь она не знает, что и думать. Я, кстати, тоже. Маме с папой я ничего не скажу, как и обещала, бабуля тоже промолчит. Но все же, мне кажется, я заслужила знать правду – откуда ты узнал об этой Светлане…»
Максим был ошарашен. Все подтверждалось. В глубине души он надеялся, что его прабабка скажет, что впервые в жизни слышит фамилию Найденовой, и что она никогда не встречала такого человека. Тогда все разрулилось бы само собой: Макс сказал бы поверенному Найденовой, что у них возникла какая-то ошибка, и ему не пришлось бы ломать голову над тем, с чего бы это вдруг неизвестная далекая родственница, с которой у него даже нет кровного родства, решила после своей смерти оставить ему дом в русской глубинке. Теперь, судя по всему, все же голову ломать придется…
