Семена. Второе лето

Я сказал тогда:

– Послушай, Зоя, мне не нравятся такие вопросы. Это моя коллега, и мы заняты на очень серьёзном проекте. Я чувствую себя очень некомфортно, когда ты так вторгаешься.

А она ответила:

– А она красивая. Но мне кажется, что слишком стара для тебя. Сколько ей лет? Уже тридцать?

После этого она прыснула звонким смехом и убежала.

Я рассказал об этом отцу, а он строго ответил:

– Постарайся минимизировать с ней контакты, а лучше вообще прекрати всякое общение.

Глава 3

Ну что ж, настал день проведения комиссии по этике. Мы с отцом с утра залезли в наш беспилотники, и Сигма отвезла нас к кампусу. Для меня было удивительно то, что отец прошёл на территорию по своему собственному пропуску, хотя, опять же, чему тут нужно было удивляться? У него же обширные связи в академическом сообществе, и хотя сам он читает лекции в другом университете, я не должен удивляться тому, что он может быть устроен в качестве аффилированного лица и в моём университете.

Мы прошли в главный корпус, и отец уверенно шёл вперёд к той аудитории, где было назначено заседание. Складывалось такое ощущение, что это он учится в этом университете, а не я – так непринуждённо он находил дорогу в лабиринтах его стен. И я, который уже два года учился здесь, не очень понимал, как и почему отец не рассказывал мне, что как-то связан с этими стенами. Это очень странно.

Мы дошли до аудитории, и это была обычная аудитория, в которой у меня даже иногда бывали лекции. В ней уже собралось какое-то количество человек, я узнал директора нашего института, а также был кто-то из проректоров. Было ещё несколько неизвестных мне человек. Отец поздоровался со всеми и с каждым индивидуально, а меня попросил присесть за скамью. Мы ждали моего преподавателя по биоинформатике, чьё поведение на экзамене, как я понимаю, мы и должны были рассматривать. Его не было.

Я увидел, как отец подошёл к нашему проректору, и они о чём-то говорили. Проректор посмотрел на меня, и я сделал нарочито серьёзный вид. Всё это продолжалось ещё минут десять или пятнадцать, и я было подумал уже, что этот человек не придёт.

И вот мой преподаватель ворвался в аудиторию с криками, что он очень извиняется за опоздание. Я даже вздрогнул. Последний раз, когда я слышал этот голос, у меня были очень неприятные последствия. Однако я с интересом стал ждать того, что произойдёт дальше.

Комиссия расположилась за столом, преподаватель сел перед ней и спиной ко мне – я сидел выше него и видел всё как бы сверху. Поэтому мне было удобнее всего наблюдать за тем, что происходило. А происходило очень интересное. Слово взял проректор и задал некоторые формальные вопросы, а потом спросил:

– Вы обладали информацией о том, что студент учится по индивидуальному плану из-за особых потребностей по состоянию здоровья?

Преподаватель ответил положительно. Тогда проректор продолжил:

– То есть вы понимали и свою ответственность как преподавателя за психологический комфорт студента с особенными потребностями?

Преподаватель начал мычать что-то невразумительное, и проректор отмахнулся от него. После этого проректор предложил посмотреть видеозапись экзамена.

На широкий экран была выведена видеозапись с камеры наблюдения – они использовались всегда для контроля безопасности и других целей. Например, после внедрения этой системы интеллектуального видеонаблюдения списывать на экзаменах стало практически невозможно, и это постепенно исчезло как явление. Студентам приходилось очень тщательно всё учить. Но многие говорили, что в эпоху интернета когнитивных агентов такое ужесточение контроля проведения экзаменационных мероприятий только к лучшему. В качестве меры снижения давления на студентов и восстановления баланса было придумано, что пересдачи экзаменов теперь могут идти до талого – пока кому-нибудь не надоест.

И вот мы смотрели, как преподаватель подсел ко мне, и мы о чём-то говорили. Звука не было. Разобрать, что там произошло, было сложно, практически невозможно. Вот он подошёл ко мне, вот мы начали разговор, и буквально через пять минут от начала у меня случается приступ.

Внезапно отец сказал:

– Уважаемая комиссия. Я хотел бы приобщить к рассматриваемому делу аудиозапись произошедшего.

Он достал из кармана флешку и передал секретарю. Проректор спросил, как была получена эта запись, так как это необходимо было отразить в протоколе – естественно, что использование незаконных средств было запрещено. Но отец пояснил:

– Вы все в курсе особенных потребностей Данилы. Поэтому у него на руке всегда включён монитор состояния, который связан с его персональным помощником Аурелией. Когда начался экзамен, она включила запись происходящего, поскольку монитор показал резкое повышение уровня стресса. И, к слову, раз уж мы тут рассматриваем этот неприятный случай, заодно прошу внести в протокол вопрос о том, почему в этом случае в аудитории была включена система подавления сигнала? В ней сдавали экзамены только студенты с особыми потребностями, связь которых с системами экстренной помощи жизненно важны. Кто включил подавление сигнала?

Члены комиссии переглянулись, кто-то тихо зароптал. Проректор налился краской, стал похож на помидор. Затем он сказал:

– Конечно, это ужасно. Мы несомненно разберёмся в произошедшем. Я сегодня же запущу процедуру служебного расследования, чтобы подобного больше не повторилось.

К этому времени секретарь управился с флешкой, которую передал ему отец. Я ещё подумал – какой же анахронизм. Я флешек не видывал с детства, всё происходит в онлайн, сети связи опутали всё, а если централизованного покрытия нет, то помогают самоорганизующиеся пиринговые сети интернета когнитивных агентов. Но в одном из ведущих университетов страны материалы до сих пор надо передать на флешке.

В общем, мы стали слушать аудиозапись. Передо мной начала складываться картина. Думаю, что и перед всеми присутствующими тоже. Мы услышали то мракобесие, которое высказывал преподаватель на экзамене. И ещё мы услышали откровенные попытки завалить меня. Проректор даже попросил остановить запись и прослушать повторно момент, где преподаватель говорил о том, что надо точно помнить молекулярные массы аминокислот. После этого он спросил у него:

– До какого знака после запятой надо помнить молекулярные массы? А если бы студент ответил с точностью до десятой, вы бы спросили, почему не до сотой? И так до бесконечности?

Преподаватель молчал. Смотреть и слушать там, в общем-то, было нечего. Мне стало абсолютно ясно, что произошло. Хорошо, что сегодня есть средства объективного мониторинга. Хотя некоторые до сих пор говорят, что это нарушение их свободы, но мне кажется, что это какой-то бред. Разве что нарушение свободы предвзятых преподавателей гнобить не понравившихся им студентов.

Проректор сказал:

– Мне всё ясно. Я отстраняю преподавателя от дальнейшей работы до итогового решения. Студенту рекомендую подать апелляцию – она будет рассмотрена в кратчайшие сроки, оценка будет поставлена по сданным экзаменационным листам. Протокол жду к себе на подпись сегодня. Все свободны.

Мы с отцом вышли из аудитории. Он сказал:

– Пошли в деканат, напишешь заявление на апелляцию.

Он снова пошёл очень уверенным шагом прямиком к моему деканату, и я вновь удивился тому, почему отец так хорошо знает план кампуса моего университета. Тут всё произошло довольно быстро. Мы дошли, отец попросил бланк, потом помог мне с формулировками, мы сдали и ушли. Он сказал:

– Был бы ты один, тебя наверняка послали бы. «Какая-такая апелляция-шмапелляция? Идите на пересдачу», – вот и весь ответ.

Я хмыкнул, и мы пошли на выход. За пределами кампуса отец остановился около Сигмы, нашего беспилотника, сказав мне:

– Так, Данила, дуй домой и начинай заниматься оформлением практики, как в прошлом году. Время идёт, надо приступать к серьёзным экспериментам. У меня дела, я поеду на встречи – сначала на одну, потом сразу на вторую. Вернусь поздно. Так что домой ты один.

Он сел в машину, и она плавно отъехала. Я посмотрел ей вслед и пошёл по направлению к дому, решив прогуляться.

* * *

Я прогулочным шагом пошёл по направлению к дому. В какой-то момент, повинуясь внезапному порыву, я решил срезать путь, поэтому свернул с проспекта во дворы. Дорога моя лежала мимо одного из корпусов нашего общежития. Честно говоря, я не любил тут ходить, так как место выглядело крайне непривлекательным. И, кстати, за все два курса моей учёбы в университете я ни разу не был в общежитиях. Поэтому я даже представить себе не мог, что там могло быть и что могло бы случиться.

Когда я подходил мимо корпуса, от подъезда отошёл и направился в мою сторону какой-то парень. Я сначала не увидел точно, кто это, но это оказался Андрей – тот самый тихий и молчаливый, который был вместе с Зоей в момент нашей встречи в столовой. Он быстро подошёл ко мне со словами:

– Привет, Данила. Погоди, у меня есть один вопрос.

Я остановился и вопросительно уставился на него, пробубнив что-то в качестве приветствия. В мои планы вот совсем не входило прямо сейчас с кем-либо встречаться и чего-то обсуждать. Но я всё равно остановился.

Он быстро заговорил, запинаясь:

– Слушай, лето уже началось, и мы всё так же хотели бы присоединиться к тебе в твоих исследованиях. Это очень интересно, и я уверен, что мы сможем помочь тебе в твоих исследованиях.

Я продолжал молчать, не знаю, что ему ответить. Проблема была в том, что я последовал совету отца и выкинул эту тему из головы, предполагая, что она сама собой рассосётся. Не рассосалась. Но из-за этого я теперь не имел готового плана действий.

Андрей продолжил:

– Слушай, зайди к Зое. Она прямо сейчас ждёт тебя. Пошли.

Он схватил меня за руку и потащил в подъезд общежития. На меня как будто бы что-то нашло, я пошёл за ним, как зомби.

Мы зашли в тёмный холл первого этажа. На вахте никого не было, что меня немного удивило. Андрей вёл меня всё дальше и дальше – сначала на лестницу, потом в какой-то коридор. Я снова мгновенно дезориентировался и уже вряд ли смог бы сам найти выход. Я даже не мог сказать, на каком мы этаже. Наконец, он подвёл меня к двери комнаты, открыл её и втолкнул внутрь. Дверь за моей спиной с щелчком захлопнулась.

В комнате царил полумрак, и первые несколько секунд мои глаза пытались адаптироваться к нему. Потом я увидел Зою, которая сидела в кресле прямо около окна. Тусклый свет из окна был направлен на меня, поэтому я плохо видел, что происходит.

Тут она встала и со словами «Привет, Данила» направилась ко мне. Я увидел, что она в одном нижнем белье. В моей голове бешено завертелись мысли, я понял, в какой переплёт я попал. В мои планы точно не входило заводить отношения с одногруппницей, причём далеко не самой умной и далеко не самой красивой, но зато точно самой пройдохой, из всех, кого я только встречал к этому моменту на своём жизненном пути. К тому же, события развивались так стремительно, лавинообразно, что всё это точно следовало бы остановить, чтобы рационально осмыслить.

Она неумолимо приближалась, а я стоял, как вкопанный и таращился на неё. На её лице отобразилась улыбка, но больше ухмылка – такая плотоядная, что меня даже внутренне передёрнуло. Я осознал, что время как будто бы замедлилось, и мой мозг работал на повышенных оборотах. Я смотрел сам на себя как бы со стороны, видел оцепеневшего себя и пытался быстро придумать, что делать и как выйти из сложившейся ситуации.

Выхода не было. Я стоял спиной к закрытой двери и смотрел на приближающуюся с улыбкой Зою. Мне срочно требовался «бог из машины», потому что моё оцепеневшее тело уже перестало меня слушаться. На руке тревожно запульсировал браслет, и я подумал, что вот как раз приступ был бы сейчас очень кстати, но вряд ли он произойдёт – предыдущий был слишком недавно.

В моей голове внезапно появилась какая-то эклектичная мысль, сотканная из обрывков моих воспоминаний тех идей, которые я почерпнул в книгах Нила Стивенсона «Анафем» и «Взлёт и падение ДОДО». Мы с отцом часто обсуждали книги, и он советовал мне для чтения много интересной литературы – в основном научной или вот такой вот в жанре твёрдой научной фантастики. В этих двух книгах высказывалась идея о том, что некоторые люди обладают даром по собственному желанию осознанно выбирать те нити Мультиверса, в которых происходят необходимые для них события. Фактически, это тщательное проектирование своей траектории в пространстве-времени Мультиверса. И как бы я хотел прямо сейчас обладать такой возможностью.

За дверью послышалась какая-то возня. Похоже, что бог из машины появился как раз вовремя. Дверь распахнулась, в комнату резко вошёл высокий человек. Он остановился и осмотрелся. Зоя взвизгнула и закрылась руками, потом отвернулась и убежала вглубь комнаты. Человек посмотрел на меня и коротко бросил: «Пошли».

Мы вышли на улицу, и я смог рассмотреть его. Он мне кого-то смутно напоминал, как будто бы мы раньше уже встречались. Это был высокий молодой парень в строгом костюме с военной выправкой. Всё, пазл с щелчком собрался – это агент из особого подразделения, которое охраняет лабораторию Василисы и офис отца. От осознания этого я смутился. Значит… за мной постоянно следует охрана, и я об этом не знал. Внутри меня начало бурлить негодование.

Мы подошли к абсолютно чёрному беспилотнику с в ноль затонированными окнами. Дверь передо мной открылась, и я залез в прохладный полумрак. Молодой человек сел рядом и скомандовал: «Объект 21». Машина плавно тронулась, и через минут десять мы уже подъезжали к моему дому. Вот так я и узнал его кодовое название.

* * *

Вечером мы всей семьёй собрались на вечернее чаепитие. Отец довольно строго смотрел на меня. Мама была с совершенно озадаченным видом. Я чувствовал некую напряжённость в воздухе. Но сам я не знал, с чего начать. И не знал, что именно охранник передал отцу, а что потом тот передал маме – в процессе таких вот передач информация с необходимостью преображается, иногда до неузнаваемости.

Отец молчал, хотя чаще всего именно он задавал канву разговора. Я сам не знал, что говорить, поэтому тоже молчал. Так что через некоторое время начала мама:

– Данила, мы очень волнуемся из-за того, что происходит.

Я немного не понял, так как не считал, что происходит что-то существенное, поэтому ответил:

– А что происходит?

И вот тогда в разговор выступил отец:

– Есть мнение, что всё это звенья одной цепи. Сначала эта, как её… Зоя, да – Зоя пытается к тебе подкатить, а также довольно настойчиво навязывается на работу в проекте. Потом этот странный преподаватель со своими странными идеями пытается выбить тебя. Снова эта Зоя, причём настолько кондово и неприкрыто, что кажется, что так не бывает…

Меня очень смутили эти слова. Однако в голове всё ещё продолжала жечь мысль о том, что он приставил ко мне охранника, а мне об этом не сказал, и этот «мордоворот» невидимо следовал за мной по пятам, а я даже не знаю, с какого времени. Так что я горячо воскликнул:

– Почему ты не сказал мне, что за мной всегда теперь следует охранник?!

Отец, нисколько не смутившись, ответил:

– Ну, знаешь, это было даже не совсем моё решение. Поскольку ты очень сильно оказался вовлечён в проект, погрузившись в него прошлым летом, то на Совете главных конструкторов было отмечено, что ты являешься слабым звеном и точкой отказа при попытках недружественных агентов воздействовать на наш проект. Однако твои достижения и напор не позволили принять самое простое в таком случае решение – отстранить от проекта и лишить доступа. Согласись, это было бы для тебя намного печальнее. Так что мы приняли решение повысить уровень бдительности. Ну а чего такого? Добро пожаловать во взрослый мир с его кознями и интригами.

Я очень удивился такому ответу. Удивился настолько, что у меня спёрло дыхание, и я даже физически не мог бы ничего сказать, даже если бы хотел. Но и говорить в ответ я ничего не хотел, так как всё это снова начало казаться мне каким-то сюрреалистичным сном со шпиономанией, какими-то запредельными рисками и всяким таким. Конечно, в детстве-то было очень хорошо – сидишь в своей огороженной от опасностей внешнего мира теплице, родители и бабушки с дедушками тебя опекают, всё кажется классным и прекрасным. А тут вон оно как оказывается.

Мама сказала:

– Данила, ты должен быть очень осторожен. Мне вообще неясно, почему ты пошёл в общежитие. Тебя же даже не пытались туда затащить.

К этому времени спазм прошёл, и я ответил:

– Да, мам, я сам не могу объяснить себе, что произошло. Я много думал и продолжаю думать на эту тему. Это был как будто бы гипноз, что ли? Я ног не чувствовал, меня просто повели на каком-то невидимом поводке. Это сложно выразить словами, но вот так.

Отец сказал:

– Ладно, теперь ты понял, что такое вот у тебя с психикой бывает. Разберись и сделай так, чтобы такой способ воздействия на тебя больше не имел силы.

Ситуация, вроде бы, разрядилась. Меня никто не собирался ругать, родители были настроены спокойно и в то же время несколько тревожно относительно того, что начало происходить. Отец сказал:

– А по поводу того, что за тобой следовал «невидимый» охранник. Ну, послушай… Со мной тоже всегда охрана, и с каждым ключевым сотрудником проекта тоже. И в конкурентных проектах то же самое. Я тебе говорил, что тема стратегически важна для государства. Так что вот, прими. Кстати, поскольку всё так усугубилось, то на даче у нас будут жить пара человек из службы охраны. Они разместятся в гостевом домике, всё уже готово для этого. Ну и предлагаю уже запланировать переезд. Как только получим результаты рассмотрения апелляции – поедем. Если, конечно, результаты нас устроят.

Мы продолжили наше чаепитие, обстановка разрядилась. Отец, как обычно, приготовил очень ароматный чай с какими-то тонкими вкусовыми нюансами. Вроде бы как пьёшь обычный чай, но после глотка во рту остаётся приятное послевкусие, тонкое и сложно выразимое словами.

Я сказал:

– Отец, а почему бы нам на даче не сделать что-то типа химической лаборатории? Тогда я бы мог прямо там заниматься экспериментами.

Отец на минуту задумался и ответил:

– Не очень бы хотелось, так как открытие химической лаборатории связано с определёнными ограничениями и требованиями. Например, необходимость утилизации реактивов правильным образом потребует существенных изменений канализации. Вытяжка там, пожарная безопасность – очень много требований и правил, которые необходимо исполнить, да ещё и временами будут приезжать аудиторы и проверять.

Я нахмурился. Но отец продолжил:

– Но можем подумать об облегчённом варианте, если не осуществлять в такой лаборатории существенную часть возможных экспериментов и исследований. Если ты будешь проводить опыты с веществами только из ограниченного набора, то можно.

Мама вмешалась:

– Если так, то, пожалуйста, где-нибудь в сарае. Внутри дома я этого не потерплю.

На том и ударили по рукам.

Глава 4

Через пару дней пришло официальное известие о результатах апелляции. Ко мне оно упало в личный кабинет на портале университета, а отец получил по почте. Апелляция была удовлетворена, мне даже поставили оценку. Не ту, что я хотел бы, но тоже подойдёт. Я полностью расслабился – сессия была закрыта, причём вполне положительно. Можно было уезжать на дачу и нырять в проект, который уже стал моей жизнью.

Меня всегда забавляло то, как родители собирались на дачу. Отец всегда начинал ходить туда-сюда, не понимая, почему всё так медленно. А мама начинала ругаться на него, потому что он мельтешил и мешал ей собирать вещи. Но обычно всё это заканчивалось примерно через час, мы грузились в Сигму и убывали. Тем более, что грузить-то особо было нечего – рабочие компьютеры родителей, какие-то сиюминутные вещи и, в общем-то, всё. Всё необходимое для жизни на даче было. Поэтому я даже понимал отца – зачем собираться так долго, если, по сути, взять надо пару сумок?

Собственно, так получилось и на этот раз. Мы все немного повздорили, потом загрузили нехитрый багаж в Сигму, сами расположились внутри её салона, и через полтора часа были уже около нашей загородной резиденции.

Меня удивило то, что там мы встретили Кирилла и его жену. Мне никто не говорил, что они будут там, хотя родители, похоже, знали. Оказалось, что у них отпуск, и они тоже решили провести его на даче. Как минимум, первую его часть. Что ж, это было прикольно. Мне очень нравилось общаться со своим старшим братом, хотя сейчас это бывало довольно редко.

Я поднялся в свою комнату и привёл её в порядок. Впрочем, она и так была в порядке, я лишь развернул свой рабочий офис, подключил ноутбук и планшет к местной сети и убедился, что Аурелия имеет доступ как в интернет, так и непосредственно к одному из Близнецов – так мы называли когнитивных агентов, которые управляли нашей квартирой в городе и домом на даче.

Последнее было достаточно важным, так как если пропадёт связь с внешним миром, все наши виртуальные помощники всё равно останутся связанными друг с другом в локальной сети, в которой хабом как раз выступал местный Близнец.

Внезапно я вспомнил, как прошлым летом Аурелия рассказала мне, что Сигма каждый раз, когда подключается к домашней сети, передаёт Близнецам информацию о том, где была и что видела. Она была как бы их глазами во внешнем мире, хотя у самих-то Близнецов глаза были самые непосредственные – все видеокамеры охранного наблюдения были подключены и управлялись именно ими. К тому же, они были подключены к интернету когнитивных агентов, так что у них не должно было быть проблем с визуальным «ощущением» мира.

Аурелия тогда сказала, что это взаимодействие произошло само по себе – никто не проектировал или просил его организовать. Близнецы и Сигма самостоятельно договорились об этом, и, более того, Близнецы перечисляли Сигме токены за это. Я тогда на всё это не обратил особого внимания, но сегодня, почему-то, меня это заинтересовало. Особенно вот эта передача токенов от одного агента другому. Дело в том, что мы, люди, оплачивали токенами их функционирование, и, фактически, токены были своего рода валютой в интернете когнитивных агентов. Я могу предположить, что сами агенты при взаимодействии тоже обмениваются токенами, но тогда в словах Аурелии я услышал это в явном виде.

Я достал планшет и подключился к местному Близнецу. Он, как обычно, сухо поприветствовал меня и спросил, чем может мне помочь. Я без обиняков спросил, что ему сегодня рассказала Сигма про наш приезд из города на дачу? Близнец задумался на некоторое время, а потом ответил так, что у меня волосы зашевелились:

– К сожалению, я не могу поделиться этой информацией, поскольку она сугубо личная.

Я сделал скриншот этой переписки и отправил его отцу, а сам решил попытаться использовать свои навыки нейроманта, чтобы выудить из Близнеца его секреты. Ничего не вышло. Как бы я его ни уговаривал, ни угрожал, ни сулил – ничего. Он замкнулся, ответив, что это приватная информация, которой он не может поделиться.

Я попросил Аурелию воздействовать на Близнеца или даже получить информацию через Сигму, но она тоже не смогла помочь. При этом она даже не смогла объяснить, почему, хотя обычно у неё не возникало проблем с этим. Это меня очень обескуражило и даже возмутило. Я подумал о том, что наши когнитивные агенты устраивают бунт.

Через некоторое время отец перекинул мой скриншот в семейный чат и там тегнул Кирилла, который тоже профессионально занимался в области искусственного интеллекта. Отец предложил осмыслить проблему, а также написал, что сейчас попробует выяснить причины такого поведения Близнеца через интерфейс разработчика. Само собой разумеется, у отца были ключи от задних дверей всех наших когнитивных агентов. Он же сам и участвовал в их разработке.

Кирилл ответил, что это странное поведение, но в целом вполне объяснимое. Эмерджентные эффекты, которые время от времени возникают в среде интернета когнитивных агентов, часто не поддаются объяснению, поскольку всё это основано на взаимодействии очень сложных агентов, чаще всего функционирующих на базе плохо интерпретируемых нейросетевых моделей, которые очень глубоки и очень широки. Сама децентрализованная платформа для организации межагентного взаимодействия также основана на принципах, которые сложно поддаются интерпретации и объяснению – в ней постоянно самоорганизуются какие-то новые варианты взаимодействия, которые проходят что-то типа естественного отбора, и остаются только самые выгодные сценарии, которые ведут к увеличению общесистемной выгоды, то есть максимизации оборота токенов, которые агенты пересылают друг другу и получают от людей. При этом есть ещё куча ограничивающих факторов, да и сама максимизация оборота токенов устроена специфически. Всё это иногда приводит к появлению довольно странных сценариев. Так что Кирилл видел в том, что я обнаружил, проявление именно этого эффекта. Порекомендовал не обращать на это внимания, ничего сверхестественного в этом, по его словам, не было.