Любовь по назначению

Аида Родан

Любовь по назначению

Встреча

Дорога тонула во мраке, густом и абсолютном, словно сама ночь опрокинула на землю чернильную чернильницу. Ни единого фонаря, ни проблеска света вдалеке – только непроглядная темень, обволакивающая мир бархатным, но зловещим покрывалом. Машина еле ползла вперед, словно слепой котенок, ее фары бессильно освещали лишь жалкий клочок асфальта прямо перед капотом. Колеса осторожно перекатывались по неровностям, будто чувствуя невидимую угрозу.

– Ты что так медленно едешь? – недовольно пробурчал пассажир, нервно ерзая на кожаном сиденье. Его пальцы барабанили по центральной консоли.

Водитель, его пальцы побелели от напряжения на руле, лишь покачал головой, не отрывая взгляда от темноты за лобовым стеклом.

– Я тут вообще ничего не вижу. Дорога не освещается. Мало ли что. Неровность, яма, животное какое…

– Да что тут может быть? – пассажир махнул рукой, откидываясь на подголовник. – Просто езжай прямо. Она же ровная!

– Нет, не люблю я такую темноту, – упрямо повторил водитель.

И в тот же миг – резкий силуэт под фарами. Что-то белое, мелькнувшее и исчезнувшее. Сердце водителя упало в пятки, нога рефлекторно ударила по тормозам. Машина дернулась и замерла.

Тишина.

– Что это было? – прошептал пассажир, его глаза расширились от внезапного адреналина.

Но водитель уже распахнул дверь и выскочил наружу.

На дороге, в холодном свете фар, лежала девушка. Раскинутые руки, бледное лицо, русые волосы, прилипшие к щеке.

Она дышала. Медленно, но ровно. А потом ее глаза открылись.

Большие, голубые, бездонные, словно озера в лунном свете. Глубокие, прозрачные и немного испуганные.

– Вам нужна помощь? – голос водителя дрогнул, он присел рядом на корточки, боясь дотронуться. – Вы в порядке?

Девушка промолчала, только губы ее слегка дрогнули, будто она пыталась что-то сказать, но не могла.

– Нет, нет, так не пойдет, – пробормотал он себе под нос, наконец находя в себе смелость сжать ее холодные, почти ледяные пальцы. – Давай-ка мы тебя отвезем на обследование?

Пассажир, выскочивший из машины, резко повернулся к нему, его брови взлетели к волосам.

– Ты чего? – прошипел он, озираясь по сторонам, как будто опасаясь подвоха.

– Надо убедиться, что все в порядке.

– Да все в порядке! Просто поскользнулась, упала…

– Могла головой удариться! – уже строго сказал водитель, его собственный страх сменился решимостью. – Чего ты споришь?

Он уже не слушал возражений. Он аккуратно, подхватил девушку на руки. Она была легкой, почти невесомой, и он нес ее бережно, будто боялся сломать.

– Я отвезу ее к Павлу, – твердо заявил он, укладывая ее на заднее сиденье.

Пассажир тяжко вздохнул, закатил глаза к темному, беззвездному небу, но спорить уже не стал.

– Окей, – сдавленно бросил он, плюхаясь на пассажирское сиденье. – Павлу так Павлу.

Водитель с заботой поправил сбившуюся прядь волос на ее бледном лбу.

– Все в порядке? – снова спросил он, и в его голосе звучала неподдельная тревога.

Девушка молча кивнула, ее глаза снова закрылись, будто веки стали свинцовыми от усталости или потрясения. Машина тронулась, сначала так же медленно, но вскоре тьма по краям дороги стала редеть. Фары выхватили из мрака размытую обочину, и асфальт заиграл под колесами влажным, почти живым блеском после недавнего дождя. Машина рванула вперед с рычанием, словно сорвавшись с невидимой цепи, жадно поглощая теперь уже хорошо освещенное пространство дороги.

– Ну ты даешь! – пассажир фыркнул, его пальцы вцепились в ручку двери так, что костяшки побелели. – То ползешь, как сонная черепаха, то несешься, будто… – он задумался на секунду, подбирая сравнения, – …точно, как этот синий ежик из игр!

– Да, расслабься! – водитель не сводил рук с руля, но в его голосе появились теплые, почти веселые нотки. Смена скорости будто сбросила с него и часть напряжения. – Сейчас заскочим к Павлу, пусть осмотрит девушку. Все будет хорошо, потом отвезем домой.

– Серьезно? Еще и на порог проводишь! – пассажир скептически поднял бровь.

– Ага, специально сверну с пути, чтобы вышвырнуть ее в канаву, – водитель бросил короткий взгляд в зеркало. – Ты вообще нормальный?

– Я-то нормальный, а вот ты… – начал было пассажир, но замолк, предпочитая сохранить остатки мира.

Наступила тишина, наполненная лишь рокотом двигателя и шумом ветра за стеклом. Вскоре машина свернула в тихий переулок, где в гуще разросшихся кленов, словно прячась от всего мира, стоял аккуратный домик с резной деревянной калиткой. За одним из окон горел уютный, теплый свет, обещая безопасность.

Водитель заглушил мотор, и внезапно наступившая тишина оглушила. Он вышел, постоял секунду, вдыхая прохладный ночной воздух, пахнущий мокрой листвой и спокойствием, а затем нажал на кнопку звонка у калитки.

Тишина. Потом из глубины двора донеслись неторопливые шаги. Калитка открылась, и на пороге появился молодой парень. Он был в простой домашней футболке, на лице легкая усталость и вопрос. Его взгляд скользнул по припаркованной машине, задержался на заднем сиденье, где виднелась женская фигура, а потом вернулся к водителю, ожидая объяснений. В его глазах читалась не тревога, а скорее привычная готовность к любым ночным сюрпризам.

– Нам нужно, чтобы ты осмотрел девушку, сказал водитель, и его голос прозвучал глубже обычного, выдавая сдерживаемое волнение.

Павел, стоявший на пороге, нахмурился, его сонные глаза мгновенно стали внимательными.

– Вы чего? – в его тоне прозвучало легкое недоумение, смешанное с профессиональной настороженностью.

– Да нет, все нормально, – водитель замялся, потирая ладонью шею. – Нечаянно… ну, в общем, сбили.

– В смысле?! – Павел оторопел, его брови поползли вверх.

– Да нет, не в таком смысле! – поспешно парировал водитель, махнув рукой, словно отгоняя саму возможность такого исхода. – Ладно, сейчас…

Он распахнул пассажирскую дверь. В салон ворвался ночной воздух, пахнущий мокрой листвой и свежестью. Девушка сделала глубокий вдох, словно вдыхая саму жизнь.

– Я могу идти сама, – сказала она, и ее голос, тихий, но чистый, прозвучал удивительно нежно и красиво в ночной тишине.

– Ты уверена? – его глаза изучали ее лицо, будто пытаясь прочитать по бледной коже признаки надвигающейся слабости или обморока.

– Да, кивнула она, и в ее взгляде читалась твердая решимость.

– Хорошо, пойдем.

Она ступила на землю. Ноги ее слегка дрожали, но держали. Водитель шел в полушаге сзади, его рука незримо тянулась вперед, готовясь в любой момент подхватить ее. Павел стоял на крыльце, склонив голову набок. В его внимательном взгляде читалось не столько недоумение, сколько тихое профессиональное любопытство, будто перед ним разворачивалась какая-то странная, но увлекательная история.

Павел мягко провел девушку через короткий коридор, освещенный теплым, приглушенным светом ламп.

Его кабинет оказался небольшим, но уютным помещением. Воздух в нем был напоен легким ароматом лекарственных трав и стерильной чистоты. Все здесь говорило о частной, но очень аккуратной практике, обустроенной с искренней заботой о пациентах.

Он усадил девушку в мягкое кожаное кресло и начал осмотр профессиональными, но бережными движениями. Его пальцы, теплые и уверенные, аккуратно исследовали возможные ушибы, задавая попутно тихие, спокойные вопросы: «Здесь болит? Кружиться ли голова? Чувствуешь ли тошноту?» Его голос был ровным, умиротворяющим, способным успокоить любую тревогу.

Убедившись, что никаких серьезных повреждений нет, лишь несколько ссадин и легкий шок, Павел кивнул ей ободряюще и вышел прихожую. Там его ждали двое мужчин – водитель и его пассажир, которые переминались с ноги на ногу.

– С ней все в порядке, – сообщил Павел, понижая голос до доверительного шепота. – Но вы в курсе, что она несовершеннолетняя?

Олег, высокий черноволосый парень, провел рукой по коротко стриженным волосам. На его лице отразилось мгновенное облегчение, смешанное с легкой растерянностью.

– Главное, что здорова, – выдохнул он, и в его голосе звучала искренняя забота, которая, казалось, успокоила и его самого.

Сергей, более коренастый и импульсивный, тут же подхватил, похлопывая Олега по плечу:

– Ну вот и отлично! Отвезем ее домой, и дело с концом.

Когда девушка вышла из кабинета, в коридоре, освещенном мягким светом, ждал только Олег. Сергей с Павлом уже вышли на улицу, и их приглушенные, обрывочные фразы доносились через открытую дверь, смешиваясь с шелестом ночных листьев.

Олег прислонился к стене. Он изучал хрупкую фигуру перед собой, такую потерянную и в то же время невероятно стойкую.

– Как тебя зовут? – спросил он, и его голос, обычно такой твердый, сейчас звучал почти нежно.

– Николь, – ответила она, и ее имя прозвучало странно, как мелодичный диссонанс в этом простом русском доме, пахнущим чаем и старым деревом.

– Это твое настоящее имя? – уточнил Олег, слегка наклонив голову.

– Да, мое, – в ее голосе послышалась тень усталой обороны, будто этот вопрос ей задавали уже много раз.

– Необычное, – заметил он, пытаясь поймать ее взгляд.

– Папа был немцем, – пояснила она монотонно, словно заученную, давно надоевшую фразу.

– Был… То есть его уже нет? – Олег невольно сделал шаг вперед, его интерес стал глубже, выходя за рамки простой вежливости.

– Я не знаю его. Он исчез, когда я была маленькой, – ее глаза на мгновение встретились с его взглядом, и в них промелькнуло что-то неуловимое – не боль, а скорее привычная, выстраданная пустота, как давно затянувшаяся рана.

– А мама? – не унимался Олег, чувствуя, что задевает что-то болезненное, но не в силах остановиться.

– С мамой? Мы не общаемся, – ее голос оставался ровным, но в нем появилась легкая стальная нотка.

Олег отшатнулся, будто получил невидимый удар в грудь.

– Как можно не общаться с мамой? – вырвалось у него с неподдельным, почти детским потрясением. Он смотрел на эту хрупкую девушку с необычным именем и понимал, что ее «все в порядке» – это всего лишь физическое состояние. А внутри… внутри была пустота, которую он, такой сильный и взрослый, даже не мог до конца осознать.

Слова Николь повисли в воздухе, холодные и безжизненные: «Мы не общаемся». И в этот миг перед глазами Олега всплыли образы, размытые, как старые фотографии, но от этого не менее острые.

Мама. Его мама. Уставшая, с потрескавшимися от холода и работы руками, но всегда – всегда! – улыбающаяся ему. Даже когда ее глаза были мутными от выпитого, в них теплилась искорка любви только для него. Она пахла дешевым одеколоном и домашним супом, и даже в самые трудные дни ее объятия оставались для него неприступной крепостью, единственным настоящим миром.

Потом – голоса за дверью. Соседи. Социальные работники. Их строгие, неумолимые лица. «Она не справляется», – говорили они, а он, семилетний, прижавшись к маминой поношенной юбке, не понимал. Разве опасно, когда тебя гладят по голове, когда читают сказки на ночь, даже если голос иногда спотыкается и путает слова? Разве опасность – это теплые, пусть и дрожащие руки?

Но его забрали.

Детский дом. Два года бесконечных правил, чужих взглядов, тоски по запаху маминых духов и ее смеху. И побег. Долгий, изматывающий, через полгорода, с одним-единственным желанием – вернуться.

Но дома ее уже не было.

Пустая квартира, и тихий голос соседки: «Твоя мама умерла».

Он так и не смог простить себя. Не смог простить их всех – тех, кто забрал, кто не дал шанса, кто разлучил их навсегда.

А теперь перед ним стояла она. Николь. С ее бездонными глазами и коротким «мы не общаемся», сказанным так легко, будто это просто факт, а не оборванная на взлете нить самого важного жизни.

Он смотрел на нее, и в груди клубилось что-то тяжелое, удушающе знакомое – смесь вины, боли и яростного, животного протеста против этой несправедливости.

– Ты… – его голос дрогнул, сорвался. Он замолчал, потому что не находил слов. Какие слова можно сказать тому, кто, кажется, уже смирился с пустотой? Кто принял ее как данность?

Он вдруг понял, простую и страшную вещь. Он не хочет, чтобы она исчезла. Не хочет, чтобы ее жизнь продолжила катиться по этому накатанному пути одиночества, как когда-то исчезла его мама, оставив после себя лишь тишину и чувство вины, которое он несет всю жизнь. В этом хрупком, раненом создании он увидел отголосок собственного прошлого. И против этого он восстал всей душой.

Олег вдруг резко вздохнул, словно набравшись решимости перед прыжком в неизвестность.

– У меня есть к тебе предложение, – его голос прозвучал неожиданно твердо, хотя в глубине глаз читалось сомнение. Он и сам не понимал, откуда взялись эти слова, будто кто-то другой говорил его устами. – Ты можешь поехать со мной?

Николь медленно подняла на него глаза. Большие, бездонные глаза, в которых читалось скорее удивление, чем испуг. В них отразился его собственный силуэт, напряженный и немного нерешительный.

– У меня есть дом, бизнес, – он говорил быстро, сбивчиво, будто боялся, что передумает, что она прервет его. – И я тебе не буду мешать. У тебя будет отдельная комната, – он сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Ты можешь отказаться или уехать в любой момент, я не буду возражать.

Он замер, ожидая. Сердце бешено стучало где-то в висках, а в голове крутилась лишь одна мысль: «Что я вообще несу? Это безумие».

Но она кивнула. Тихо, всего один раз, коротким движением головы, но это был кивок.

– Тогда нам пора, – Олег выдохнул, не ожидая такого простого согласия. В его груди что-то екнуло – облегчение, смешанное с новой порцией тревоги.

Они вышли во двор, где в клубах сизого дыма стояли Павел и Сергей. Последний как раз затягивался сигаретой, выпуская дым аккуратными колечками в ночной воздух, пытаясь скрыть свое напряжение.

– Она едет с нами, – бросил Олег, стараясь говорить ровно, без эмоций, как будто сообщал о погоде.

Сергей поперхнулся. Дым резко вырвался из его легких, превратившись в бесформенное белесое облако. Он закашлялся, тыча пальцем в сторону Олега, глаза его были круглыми от непонимания.

– Ты…, ты вообще в своем уме?! Ты ее знаешь? Кто она такая? – его голос сорвался на фальцет.

Но Олег лишь пожал плечами, и в его взгляде читалось странное, новое спокойствие, будто решение было принято кем-то свыше, а он лишь исполнял волю.

– Я да, и мы едем вместе, – его тон не допускал возражений.

Павел молча наблюдал за этой сценой, скрестив руки на груди. Его взгляд внимательный, аналитический, скользнул с Олега на Николь, потом обратно. И в уголках его глаз появилось что-то, отдаленно напоминающее понимание. Он ничего не сказал, лишь слегка кивнул, как будто видел нечто большее, чем остальные.

Ночь вокруг была все такой же темной, воздух – все таким же холодным. Но теперь в ней появилась какая-то новая, едва уловимая нить. Тонкая, как паутинка, но на удивление крепкая. Как первое, еще робкое обещание, данное в тишине между двумя людьми, которых судьба свела на темной дороге.

Глава 2

Ночь тянулась бесконечно долго, словно темный-шелковый шлейф, окутывающий дорогу. Николь дремала, прислонившись головой к холодному стеклу машины. Ее дыхание рисовало призрачные, мимолетные узоры на поверхности, которые тут же таяли. Она не видела, через какие спящие села и темные поля пролегал их путь, не знала, куда именно они едут. Мир за окном был всего лишь черным бархатным полотном, усеянным редкими серебряными булавками звезд.

Когда машина наконец плавно остановилась, сквозь пленку сна она уловила легкий скрип тормозов и тишину, наступившую после затихшего мотора. Подняв тяжелые, слипающиеся веки, Николь увидела сначала размытые контуры высокого кованого забора, который в свете фар казался сложной черной кружевной оградой, отгораживающей какой-то иной, незнакомый мир.

Автоматические ворота бесшумно раздвинулись, без единого скрипа, пропуская их внутрь. Дорога утопала в темноте, но фары выхватили из мрака огромный дом. Таким большим, что в свои шестнадцать лет Николь даже представить не могла, что у одного человека может быть подобное жилище. Каменные стены, высокие арочные окна, отражающие лунный свет, черепичная крыша, теряющаяся в тенях – все это напоминало декорации из какого-то старинного фильма, а не реальное место, где ей предстояло теперь жить.

Дверь машины с мягким щелчком открылась, впуская внутрь прохладный, пахнущий цветами ночной воздух.

– Не спишь? – голос Олега прозвучал тихо, почти шепотом, будто он боялся ее напугать или разбудить слишком резко.

– Нет, – ответила она. Ее собственный голос показался ей чужим, приглушенным усталостью и легким онемением от долгой дороги.

– Хорошо. Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – он сказал это просто, но в его словах чувствовалась какая-то особая забота. – Я позвонил, попросил подготовить ее для тебя.

Он вышел и обошел машину, чтобы открыть ей дверь. Его рука, сильная и уверенная, протянулась ей для опоры. Николь задумалась на мгновение, затем приняла его помощь. Ее ноги затекли от долгого сидения, и земля под ногами показалась немного неустойчивой.

Они пошли по гравийной дорожке к массивной дубовой двери. Ночь вокруг была наполнена тихим стрекотанием сверчков и сладким, тяжелым ароматом ночных цветов. Этот дом, этот сад – все казалось нереальным, волшебным сном, в который она нечаянно попала. И человек рядом, такой уверенный и спокойный, был ее проводником в этот новый, неизведанный мир.

Внутри дома горел приглушенный свет, теплый свет, льющейся из изящных бра на стенах. Он был не ярким, но достаточным, чтобы разглядеть длинный коридор с темными деревянными панелями, в которых отражались их силуэты. Их шаги глухо отдавались на полированном паркете, нарушая царящую здесь торжественную тишину.

Поднявшись по широкой, плавно изгибающейся лестнице на второй этаж, Олег остановился перед одной из дверей.

– Вот, – он мягко кивнул в сторону двери. – Твоя комната. Располагайся.

Николь молча кивнула, ее глаза с любопытством скользнули по поверхности двери, пытаясь представить, что скрывается за ней.

– Ах да, – Олег вдруг хлопнул себя по лбу, и в этом жесте было что-то почти мальчишеское, снимающее напряжение. – У тебя же нет вещей. Ничего. Завтра что-нибудь придумаем, ладно? А сейчас можешь принять ванну. Отдохнуть после дороги. Ванная прямо в комнате.

– Да, наверно… Спасибо, – прошептала неуверенно Николь, и сделав глубокий вдох, переступила порог комнаты.

Пространство, в которое она вошла, встретило ее мягким, золотистым светом настольной лампы и легким, едва уловимым ароматом свежего белья. Большая кровать с высоким изголовьем, застеленная покрывалом цвета сливок, утопала в груде пушистых подушек. Письменный стол из темного дерева стоял у высокого окна, за которым теперь была только ночь. Книжные полки частично заполненные, словно ждали своего наполнения. Все здесь выглядело так, будто терпеливо ждало ее появления долгие годы.

Дверь за ее спиной тихо закрылась, оставив ее наедине с этим новым, незнакомым и пугающе прекрасным пространством.

Николь медленно, почти робко, провела ладонью по стене, ощущая под пальцами прохладную, едва заметную фактуру дорогих обоев. Она сделала несколько шагов вглубь комнаты, ее босые ноги тонули в мягком ворсе ковра.

Она замерла на пороге ванной комнаты, и ее глаза слегка расширились от изумления. Просторное помещение с отделкой из светлого мрамора с золотистыми прожилками казалось ей огромным, роскошным, куда больше той крохотной, тесной каморки, которую она когда-то называла своим уголком. Все здесь было новым, чужим и невероятным.

Здесь все было продумано до мелочей. На вешалке у ванной аккуратно висел пушистый халат цвета крем-брюле. Рядом, сложенное идеальным прямоугольником, лежало большое банное полотенце, а поменьше – с изящной вышивкой в уголке – для лица. На стеклянной полочке, словно экспонаты в музее, лежали новенькие тапочки в целлофане и зубная щетка в стерильной упаковке. Рядом выстроились стройный ряд флаконов с шампунями и гелями для душа, с незнакомыми ей французскими названиями, пахнущими то альпийскими травами, то цветущим миндалем.

«Наверное, так выглядит пятизвездочный отель», – подумала Николь, хотя никогда не бывала даже в самой захудалой гостинице. На секунду ее даже посетила странная мысль: а вдруг они действительно находятся в отеле?

Но нет. Олег говорил, что это его дом.

Она быстро приняла душ, смывая с себя дорожную пыль и усталость. Горячая вода обжигающе приятными струями смывала не только грязь, но и тяжёлые воспоминания последних месяцев. Холодные подъезды с граффити, случайные ночлежки, голодные вечера. Вода уносила все это в сток, оставляя кожу чистой и пахнущей чем-то незнакомым и дорогим.

Вернувшись в комнату, Николь аккуратно разложила подушки. Большинство из них, пухлых и нарядно-белых, отправились на глубокое кресло у окна, оставив на кровати лишь две. Белоснежное постельное белье, пахнущее свежестью и чем-то цветочным, манило своей идеальной гладкостью. Легкий аромат, витающий в воздухе, щемяще напоминал ей о чем-то давно забытом, утерянном. Может, о детстве, которого у нее почти не было – о коротких мгновениях, когда мама еще читала ей сказки на ночь.

Перед тем как погрузиться в сон, Николь задумалась: «А будет ли ее кто-то искать?»

В памяти всплыли образы последних дней в той квартире, которую она когда-то с наивной надеждой называла своим домом. Мать, вечно недовольная, с глазами, полными раздражения: «Ты испортила мне жизнь своим рождением». Потом появился у матери новый мужчина, и Николь стала совсем лишней, пятном на их новой, «правильной» жизни.

Последний год учебы она практически жила на улице. Ночевала то в подъездах, то у подруг. Ела, что придется: то скудные школьные обеды, то случайные угощения.

Но самое страшное было даже не это. Самое страшное было то, что мать даже не пыталась ее искать. Ни разу. Никто не знал, и не спрашивал, что она уже давно не живет дома. Она была призраком, невидимкой, исчезновение которой никто не заметил.

Николь закрыла глаза, уткнувшись лицом в невероятно мягкую подушку. Впервые за долгое-долгое время она чувствовала себя в безопасности. В этой странной, роскошной комнате, в этом огромном, тихом доме, с этими незнакомыми, немного странными людьми. За окном тихо шумел ночной ветер в кронах деревьев, будто убаюкивая ее, шепча: «Спи, теперь все будет хорошо».

Но Николь не верила в сказки. Слишком много раз жизнь больно била ее, забирая последние надежды. Она просто позволяла себе эту ночь. Одну- единственную ночь тепла, чистоты и покоя, прежде чем завтра снова встретиться с суровой реальностью. И этот миг, этот хрупкий островок безопасности, она приняла как дар, затаив дыхание, боясь спугнуть.

Глава 3

В просторной гостиной, затянутой в легкие солнечные тени, царила почти идиллическая картина. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь кружевные занавески, играли бликами на столе, накрытом белоснежной льняной скатертью. За столом сидели трое. Олег, откинувшись на спинку стула, лениво перелистывал глянцевый журнал, хотя взгляд его скользил по страницам, не задерживаясь. Сергей, сидевший напротив, с аппетитом уплетал свежий хлеб с хрустящей корочкой, явно не дожидаясь подачи первого блюда. Рядом с ними, изящно откинувшись, расположилась Света, сестра Сергея. Она поправляла непослушную прядь белокурых волос, выбившуюся из небрежного хвоста.

Тетя Оля, истинная хозяйка и душа этого дома, степенно разливала по глубоким тарелкам ароматный суп – тот самый, с нежными фрикадельками и тонкой вермишелью, который Олег обожал с самого детства. Запах свежего укропа и домашнего бульона витал в воздухе, создавая уютную атмосферу.

– Как твоя гостья? – неожиданно спросил Сергей, прерывая комфортную тишину и отправляя рот последний кусок хлеба.

Света тут же подняла глаза от своей тарелки, насторожившись. Ее взгляд стал острым, изучающим.

– Какая гостья? – в ее голосе прозвучала легкая, но явная нотка недоумения и любопытства.

Олег лишь ухмыльнулся в ответ, не удостоив ее взглядом, и повернулся к тете Оле, которая уже убирала пустую супницу.

– Гостья еще не спускалась? Вы не проверяли?

– Проверяла, – кивнула та, и на ее добром лице появилась теплая, почти материнская улыбка. – Спит, малышка, сладко.

– Спит малышка? – Света резко отодвинула свою тарелку, ее идеально подведенные брови поползли вверх от изумления. – О чем вы вообще? Что за малышка?

– А вот та самая гостья, – Сергей махнул рукой в сторону лестницы, его голос прозвучал с насмешливой небрежностью, но в глазах читался интерес.