Железный царь. Смута

И всё же он не забыл свой язык и веру. Значит, не только за деньги, может, и душа у него болит из-за происходящего.

– Но почему ты так решил? – спросил я. – Для чего тебе нужно обучить нас иноземному бою?

– Терция – лучшее войско в мире, – чётко произнёс Испанец. – Потому что каждый солдат действует как единое целое с остальными. Но слишком оно неповоротливое, тяжёлое, голландцы научились с нами драться и побеждать.

– Испанская пехота – это дворяне, они знают, за что воюют, – сказал я. – А у нас дворян в пехоту не загонишь. У нас конницу любят.

– Знаю, князь. Но нужно взять лучшее и от испанцев, и от голландцев, и объединить этот строй пеший с храбростью и удалостью наших русских солдат – это войско будет сильнейшим в Европе! – с большим жаром воскликнул он, но добавил с горечью: – Но никому это оказалось не нужно…

Сложная задача. Кто-то бы даже назвал её невозможной. И планы амбициозные – не просто скопировать тактику, а использовать лучшее от лучших. Но если сидеть и ничего не делать – придётся потом смотреть, как польские крылатые гусары побеждают нашу армию в поле, как и было однажды. Но их тяжёлой коннице можно бросить вызов, и время для подготовки есть.

Надо с чего-то начинать, и это хороший первый шаг, раз уже нашли инструктора, кто воевал в терции, да ещё против голландцев, по образцу которых обучают всю европейскую пехоту, включая шведскую. И успешно воевал, знает их плюсы и минусы. Если ещё добавить к этому стрелецкую манеру боя из быстро возводимых полевых укреплений и укрытий, да придумать, как сделать это войско профессиональным, ну и найти на него деньги… но если всё удастся, результат будет прорывным.

– Почему это никому не нужно? Знаешь, тебе повезло, Испанец, – я усмехнулся. – Мы как раз планируем создать такое войско – сильнейшее в мире.

Митька выпучил глаза, не понимая, к чему я завёл этот разговор, но промолчал, не стал вмешиваться.

– И всё же, – продолжил я. – Что ты хочешь для себя? Славу и уважение? Или что-то для себя?

Лучше знать это заранее, чтобы понимать, что это за человек.

А Испанец оказался честным.

– Я уже стар, а мой сын развлекался поединками и свиданиями… – он задумался ненадолго. – Молодая поросль совсем отбилась от рук.

– И не говори.

Разве что в телефоны не лезут, ведь нет ещё этих телефонов. А парнишка хлопал глазками, придерживая левой рукой сложный закрытый эфес шпаги. Дуэлянт, значит?

Ну, тут тебе, парень, разгуляться негде, дуэли у нас не любят, разве что с какими-нибудь иноземцами выйдет подраться. Но если в бою железякой махать умеешь и не сдрейфишь – тоже пригодишься.

– Покуда я жив, – продолжал Испанец, – Демьян со мной, но хотелось бы и о его будущем подумать. Ведь деньги кончаются, а земля никуда не уйдёт. Поэтому взамен за услуги я попрошу у царя поместье для сына, наследное…

– Будет тебе поместье, – уверенно произнёс я. – Но сначала… его надо заслужить. У нас будет возможность обучить сначала небольшой отряд, потом больше. И вот если отряд больше покажет себя в бою – наградами тебя осыпят с ног до головы. Но держись рядом с нами. Запомни, кто тебе отказал, а кто – принял.

– Дивно говоришь, князь, – Испанец почесал затылок. – Но будь уверен – людей обучу, и не забуду твою доброту. Когда приступать?

– Пока готовимся.

* * *

Они оба присоединились к нашему отряду, и мы продолжили путь. Митька тут же нашёл, о чём говорить со старым солдатом, потому что проявлял серьёзный интерес к разным тактикам. Не так он глуп, как считает Милославский.

А я размышлял. Путь долгий, времени на это много.

Это сказать легко – обучи армию. Сначала набери солдат, корми их, купи им экипировку, оружие, доспехи, причём подходящее, не тегиляи, а толстые кирасы и шлемы. И люди для этого нужны серьёзные, кто сможет выдержать натиск врага и не сбежать, и деньги большие, а у меня всего два десятка конников под моим командованием.

Другой вопрос – кто пойдёт в пехоту? Да, поместная конница может повалить в рейтары, особенно если им будут давать экипировку, ведь служба в кавалерии сейчас престижна, но в пехоту…

Да, есть обученные стрельцы и пешие городовые казаки – серьёзные ребята. Они хорошо умеют стрелять и маршировать, а в бою участвуют, окапываясь со всех сторон, ну и вовсю используют гуляй-город – подвижные укрепления.

Но против крылатых гусар они редко когда могут устоять. Да и надо не только сидеть в укреплениях, но и атаковать, и тут строй пикинёров, прикрытый стрелками, может справиться лучше. Просто медленно выдавливать врага с поля боя, как воюют испанцы.

Сначала надо будет обучить небольшой отряд и заручиться поддержкой Скопина-Шуйского. Он же родственник царя, скоро станет прославленным воеводой, он может одобрить такой проект.

И ещё нюанс. Я же помню из того, что изучал про Смуту, что года через два, когда Лжедмитрий Второй осадит Москву, Скопина-Шуйского отправят на север просить помощи у шведов, чтобы они дали армию.

Это поможет снять осаду со столицы, но потом всем нам выйдет боком. Появится серьёзная армия наёмников, но она не пойдёт в бой без денег, а если враг предложит больше – перейдут на его сторону без всяких зазрений совести. Так воюют в просвещённой Европе. Наёмники – сила эффективная, но крайне опасная даже для нанимателя. Поэтому испанская пехота, состоящая из солдат-испанцев, а не наёмников, так ценится. Они надёжные.

Так что шведы в итоге кусок наших земель у нас отожмут, из-за чего будет война и со Швецией, будто нам врагов мало. Но если у нас будет такая же обученная армия дома – не нужно будет тратить время на переговоры, сможем атаковать самозванца быстрее.

Хотя понятно, что, даже если переманю Скопина-Шуйского на свою сторону и не дам ему ехать в Новгород, его родственник, царь Василий Шуйский всё равно может отправить кого-нибудь договариваться со шведскими послами и пообещает им русские земли взамен за помощь. И крымских татар ещё позовёт, которые ничего не сделают и уедут назад, по пути разорив всё, что им попадётся…

Это всё нужно учитывать. Пока ехали, в голове рождался план. Поначалу нужно будет выступать на стороне Шуйских, быть в Москве, отбиваться от Болотникова, Лжедмитрия Второго, поляков, татар и шведов. Показывать лояльность царю, а заодно – вести свою работу.

Всё это время нужно копить силы и влияние, а Василий Шуйский будет слабеть с каждым своим неверным шагом. Но царь Шуйский – интриган опытный, он на заговорах собаку съел. Поэтому сразу меня уничтожит, как заметит, на всякий случай. Поэтому нужно оставаться в тени до подходящего момента.

И ещё такой момент… хм… пришла интересная мысль. Если к тому моменту, когда царя свергнет Семибоярщина, мне нужно сделать всё, чтобы снять осаду со Смоленска, и перед этим спасти большую часть царской армии от очередного разгрома…

Ведь можно объявить о новом царе прямо там, в освобождённом Смоленске. И не просто объявить, мол, смотрите, это настоящий царевич, сын Ивана Грозного (или внук, если продолжать план Милославского), а показать его в деле. Чтобы все увидели, что царевич радеет за свой народ и страну, бьёт иноземцев, и бьёт успешно.

А если ещё перед этим пустить в народе какой-нибудь слух, что-то вроде, что настоящий царь объявится в Смоленском граде, то это может сработать нам на руку…

Да, вот это наполеоновские планы. Но до нужного момента по моим прикидкам ещё целых три-четыре года. Долго, но всё равно будет шанс закончить Смуту раньше и выйти из неё с меньшими потерями.

К этому нужно готовиться заранее, а не бежать заключать союзы с теми, кто потом предаст. Лжедмитрии начинали успешно, но в итоге умирали. Поэтому подход нужен другой, основательный, без помощи поляков или прочих иностранцев. Новый царь должен сплотить страну перед лицом врага, иначе нет смысла лезть в это дело.

А чем заняться в ближайшее время? Посетить Москву, обзавестись контактами, поучаствовать в битвах с Болотниковым, подготовить первый отряд… ну а ещё – пришить карманы к штанам, потому что я к ним привык, без них неудобно, но про них ещё никто не знает. Пусть будут только у меня.

* * *

Дорога шла через болота, где сделали гати – настил из толстых брёвен, чтобы не увязнуть. Наш отряд прошёл без проблем, а дальше мы проехали мимо целого каравана.

Аж с десяток быков тащили за собой одну-единственную бронзовую пушку. Пушка – осадная пищаль, тяжёлая, длинная, тонн в семь, поэтому перевозить её сложно. Колёса огромной телеги увязли в болотистой почве напрочь, и её никак не могли выдернуть. Помимо быков, орудие тянула толпа сопровождающих, которые как бурлаки надели на себя ремни. Тяжёлое орудие перевозили с трудом.

Да, идти в поход с тяжёлой артиллерией непросто, но это – серьёзная сила, и в Русском царстве пушки действительно хороши, одни из лучших в мире. У каждого более менее крупного города была целая батарея оборонительных орудий, и в полевом бою артиллерия хороша.

Но везти с собой Большой наряд в поход – проблема большая. Думаю, надо бы озаботиться вопросом, и раздобыть пушек полегче, вроде фальконетов. Если они будут объединены в батареи, это даст серьёзное преимущество в бою, особенно, если удастся быстро их подготовить и переместить без такого количества быков. Чтобы даже в бою можно было быстро их разворачивать и стрелять, куда нужно.

Лёгкая артиллерия, тяжёлая пехота по испанскому образцу и рейтарская кавалерия – эта армия будет актуальна до середины века как минимум. Потом устареет и придётся всё менять, но на текущий момент это очень эффективная сила. Осталось только эту армию построить…

Митька поравнялся со мной, поехал рядом.

– А мне брат твой, Фёдор Юрьевич, рассказывал, как татар гоняли на Рубеже, – начал он. – Укрывали лёгкие пушки в обозе, и стрельцов царских там же прятали. Прорвётся крымчак через Рубеж, так сразу вся эта орда грабить бежит, разделяется, чтобы ясырь захватить. Как увидит обоз – на него. А их как встретят огненным боем! – Митька махнул рукой. Взгляд горел.

– И такое бывало, – я кивнул. – А давай-ка с тобой, братец, по душам поговорим. Ты же знаешь, что боярин Милославский задумал?

– А мне и не нужно знать, – он гордо выпрямился и показал мне свой орлиный профиль. – Это брату судьба уготована великая, не мне. Пусть он мне не родной крови, но я живота не пожалею, покуда ему служить буду.

– Всегда надо думать, братец, ты же неглупый человек. Разбираться надо во всём, а не быть простым исполнителем.

Похоже, загрузил я его непонятными словами. Да, работы с царским сыном предстоит ещё много, и ему, и мне. Но если подумать, то когда закончится смута, начнётся настоящая работа, как мне использовать всё, что я знаю, чтобы сделать страну сильнее. Ну и чтобы он не пошёл в отца, а то новая опричнина всех распугает. Хотя изменников не помешало бы приструнить, а то некоторые бояре то в Польшу намылятся, то в Литву, и постоянно в сговоре с кем угодно.

– Говорю – чтобы служить хорошо, надо и самому много чего уметь. Мечом махать умеешь, стрелять тоже. Но и ещё надо много чему научиться, головой в особенности думать.

– Истинно говоришь, Ромка, – он кивнул. – Голова у меня крепкая, но думы думать умею.

– А читать-то умеешь? – спросил я.

– А то! – Митька снова выпрямился.

– И языки иноземные знаешь?

– Ну, по-польски немного могу гутарить, с ляхом одним тогда повидался, разумел он меня. По-татарски немного выучился. И когда в Москве был, дядюшка велел, чтобы с немцем говорить мог, вот и постигал их язык.

– Да ты прям дьяком в приказ можешь пойти, – я усмехнулся.

Он засмеялся.

– Ну, обучали-то Ваську, брата моего, наставник-то у него был. Но и меня порой наставляли.

Понимаю, о чём он, тут сработала память старого носителя тела, молодого Романа Стригина. Я, то есть он, был вторым сыном, а Митька, официально, по крайней мере, тоже не был наследником.

А в боярских и княжеских семьях обычно уделяли внимание обучению первенца. Причём обучал его наставник, специально выделенный человек, который день и ночь проводил с воспитанником, всё показывая на своём примере. И ратному делу обучал, и чтению, и языкам. Всему, что может пригодиться знатному человеку.

Но кое-что перепало и Митьке, да и я, то есть, Стригин, иногда занимался с братом. По-польски и сам могу говорить, и татарский понимал. А вот шведский язык не осилил тогда молодой княжич.

Так что будем учиться, и я буду учить будущего царя. Но если что – короля играет свита, как говорится со старых времён. Где не знает – найдём того, кто знает и сделает…

Мы ехали дальше. Впереди был разъезд, только затем следовал основной отряд. Я расспрашивал Митьку о Москве, вёл беседы с Испанцем, пытался понять, как лучше его задействовать. А его сын пока помалкивал, присматривался к нам, держа шпагу рядом.

Солнце клонилось к закату и до монастыря оставалось недолго, но разъезд вдруг вернулся. Один из послужильцев, Прошка, если не путаю, подскакал ко мне.

Это самый молодой парень в отряде, стрелять из лука он умел плохо, поэтому я выдал ему пищаль. Парнишка бойкий и зоркий, а я ему велел быть острожным и не влезать в бой.

– Княже! – закричал он звонким голосом. – Роман Юрьевич! Засаду там устроили!

– Воры? – спросил я.

– Не ведаю, князь. Кафтаны стрелецкие у них, да вот рожи больно злые у них, как у лиходеев!

– Сколько их? – спросил я.

– Не ведаю, князь! Десяток насчитал точно. Рогатками дорогу перегородили, да спрашивают всех путников, кто такие, пропускают за денгу одну или за еду. И, – Прошка замялся, – спросил я мужиков, кого они пропустили. Говорят – ищут тати князя Стригина. Тебя, батюшка-князь.

– Спаси тебя Бог, Прошка, молодец, – я хотел похлопать его по плечу, да такой жест могут не так истолковать. – И что бой не принял, и что всё разузнал. Будешь моими очами, за разведку отвечать.

– Так, княже, я же по долгу своему твои приказы выполняю, – парень покраснел от похвалы, но ему это явно понравилось.

– Хорошо выполняешь. Так, – я оглядел отряд. – Они ищут нас, делают засаду.

– Порубить их, собак поганых, надо! – Митька выхватил свою шпагу. – Чтобы неповадно было! Чую, это Прокоп Сугорский их послал, пёс плешивый, ему всё неймётся!

– Погоди, – я почесал бороду. – Сделаем по уму. Они засаду устроили на нас, а мы на них устроим. И сделаем всё хитро и быстро. Слушайте сюда…

Глава 9

– Тоже хотите поучаствовать? – спросил я, вынимая саблю из ножен.

Испанец уже деловито зажёг фитиль своей аркебузы, а его сын Диего вынул шпагу с защитными кольцами на эфесе и несколько раз взмахнул. Тонкий клинок со свистом рассёк воздух и срубил лёгкую веточку.

– Не всё же даром твой хлеб есть, князь, – сказал Испанец. – А помочь отбиться от разбойников на тракте – долг каждого путника, кто оружие имеет.

Диего что-то сказал с усмешкой, показывая шпагой в сторону засады, но отец без лишних церемоний отвесил ему тумака.

– Уж прости, князь, он молод и горяч, – произнёс Испанец, продолжая манипуляции с аркебузой. – Но ещё образумится. Хотел уже вперёд бежать, да…

– Чего ждём?! – Митька взмахнул своей шпагой. Тут был не тонкий свист, а громкое шипение. – Резать надо псов этих!

– Подожди, надо по уму идти, – осадил я его, пока он не ускакал вперёд. – Не торопись, нам ещё придётся много сражаться.

Минимум года четыре подготовки, а потом начнётся работа. Но хоть возраст позволяет не торопиться, вообще-то мы ещё молоды. Митька нехотя остался на месте, и вложил свой заточенный лом в ножны.

– Пистолю приготовь, – посоветовал я.

– Всегда под рукой.

Тактику конного боя поместной конницы я знал не очень хорошо, но молодой Стригин, несмотря на возраст, побывать успел во многих боях, и память подсказывала, как поступил бы он, если бы остался в живых.

Дураком он не был, да и вообще, многие воеводы этого времени понимают, как нужно сражаться… хоть и не все. Конечно, прежний обладатель тела всё знать не мог, только особенности наскоков и отъездов конными лучниками, ну и основы стрельбы из пушек изучил в бою, но дальше мы будем сами развиваться.

– Так, ты и ты, – я посмотрел на послужильцев, вооружённых пищалями. – Идёте пешими, – я махнул правой рукой, показывая направления и вытащил лук из чехла. – Испанец, ты с сыном идёшь с ними. Когда будете готовы к бою, дайте сигнал – уханье совы. А вы трое со мной…

Пусть нас больше и мы конные, но надо кого-то и живым захватить, да и у них могут быть аркебузы, а это не то, с чем стоит шутить. Так что нападение будет внезапным и с трёх сторон.

Неизвестно, могут ли они знать меня в лицо. Наверняка знают в лицо Митьку. Но одно я мог сказать точно – они связаны с теми, кто напал на меня в моём подворье и поджёг терем. Так что хотят доделать работу.

Я, Митька и ещё пара послужильцев с луками пешком, чтобы кони не выдали, направились через лес. А основной отряд двинулся по дороге, делая вид, что не знают о засаде, но оружие держали наготове. Ну а пищальщики тихо подходили к точке засады.

Эта предосторожность нужна. Раз делают засаду на дороге, то и за деревьями могут прятаться стрелки.

Так и вышло, мы наткнулись на одного. Небритое мурло с мушкетом, чей фитиль едко дымил, прятался за деревом и украдкой целился в сторону дороги. Нас он услышал слишком поздно. Поняв, что не успеет развернуться и выстрелить, он просто вставил пальцы в рот, чтобы свистнуть и предупредить товарищей.

Я рубанул своей венгерской саблей. Тяжёлая и не очень острая, но с её весом и формой клинка ей и не нужно быть бритвой. Сабля коротко зазвенела, задев стрелка по голове, но даже не застряла. Тело бандита рухнуло в кусты. По лбу бежала кровь, прорубил череп глубоко.

А дождавшийся схватки Митька молча рванул вперёд, замахиваясь своей шпагой. Кто-то прятался за деревом. Он попытался уйти, но тайный царевич с размаху ткнул разбойника остриём прямо в лицо, метко и смертоносно, между глаз. Толстый клинок со шлепком вонзился очень глубоко.

Ну а на дороге разворачивалось своё представление. Стрельцы, стоящие у сколоченных на скорую руку ограждений, тут же среагировали на отряд, но не стреляли. Есть готовые к бою пищали, видно дымки от фитилей. Ждут, но и у них могла быть своя разведка, которая предупредила, что мы близко.

– Хто такие? – со странным выговором выкрикнул их главарь, одетый в красный стрелецкий кафтан.

– Послужильцы боярина Сицкого, – ответил оставленный за старшего Михалыч, как я его научил. – Пропусти! В Москву едем!

– Проезжайте, – отозвался главарь банды и махнул рукой. – Лиходеи тут рыщут, вот и выставили рогатки.

– Бог в помощь, – отозвался Михалыч, подъезжая ближе.

Не рискнули бандиты связываться, ведь всадников больше, да и не их это цель. А если бы ехал я, они бы подгадали момент, чтобы напасть. Бойцов у них меньше, но внезапность и стрельба из засады даст преимущество. Да и заплатить им могли много, чтобы рискнуть.

Но то, что это разбойник, понятно любому. Правый глаз у него закрыт, старый шрам рассекал бровь, веко и щеку. На плече бандит держал пистолю, в левой руке – топорик.

Некоторые одеты как стрельцы, только кафтаны разных цветов, но Прошка был прав – от них так и смердело, что это бандиты. Да и грязные все слишком, у некоторых вообще – будто пятна крови пытались счистить с одежды, но не вышло, и дыры от пуль и стрел зашиты плохо. Стрельца за такую форму накажут. Так что ясно – всё сняли с трупов.

Ну и ещё одна деталь, которую я приметил: три «стрельца» пытались удержать породистого коня в дорогой сбруе, а ещё двое сторожили его бывшего обладателя – связанного мужика в разорванной красной рубахе, на голову которого надели мешок. Его вещи лежали рядом, их ещё не делили.

Увидели, что богатый и без охраны – напали сразу, исподтишка. Но не убили, наверняка хотели запытать, чтобы узнать, есть ли ещё ценности.

– А это кто? – Михалыч показал на него рукояткой плети.

– Татя изловили, – отозвался атаман. – Пьяный был, честных людей грабил. Езжай давай, закрывать рогатки будем! А вы не слыхали про князя Стригина?..

– Уху! – раздалось с той стороны леса.

Второй отряд вышел на позиции. А сигнал для атаки у нас один.

– Пали, брат, – сказал я, глянув на Митьку.

Пистоля у него уже была подготовлена, он вскинул руку.

Бах!

Он выстрелил, попав в живот атаману. Михалыч не растерялся и рубанул второго своей поцарапанной саблей. Старый, а рубит не хуже молодого, башку рассёк глубоко.

Бах!

Это уже залп, несколько пищалей выстрелили одновременно с другой стороны. Несколько разбойников с ружьями повалились, так и не успев выстрелить по нам.

И мы напали разом. Я достал лук и стрелу, прицелился на одной только мышечной памяти. Пустил одну и попал! Убегающему разбойнику в спину! Он упал в грязь.

Ещё один выхватил саблю, но тут я увидел сына Испанца в деле. Один резкий выпад, и разбойник готов – парень проткнул ему грудь своей шпагой, а потом дерзко отсалютовал умирающему…

Быстро всё завершилось, несколько мгновений, и засада разбита. У нас один раненый, но легко, и одного человека потеряли. Это был холоп Милославского, и он слишком торопливо бросился на разбойника с рогатиной, забыв об осторожности. Остальные из тех, кто отправился в путь с ним, проявили больше благоразумия.

Несколько человек сразу спешились и начали обшаривать покойных, Михалыч приступил к допросу раненых, мне подвели коня, а Митька склонился над одним из пленных разбойников.

– Говори, пёс шелудивый, кто послал? – с угрозой спросил он.

– Не ведаю, князь! Атаман это всё знал! А он помер!

– Брешет, сучий сын! – послышался новый голос. – У них другой атаман, в логове остался. А эти сюда вышли, стервецы!

Послужильцы как раз развязали того связанного человека и подвели ко мне. Но они всё ещё держали сабли наготове – не понравился он им. И неудивительно, он-то походил на бандита больше всех.

Низкорослый, заросший, грязный, покрытый шрамами так, будто попал в какой-то механизм, и его чуть не порвало. Нижняя рубаха изорвана, на теле видны ещё старые шрамы. Не хватает двух пальцев на левой руке и мизинца на правой.

Я оглядел его вещи, лежащие в стороне, которые бандиты ещё не успели разделить. Удивительно, это будто шмотки боярина, в куче видны шелка ярких цветов и дорогие кожаные сапоги. А уж сабля, лежащая сверху, в красных кожаных ножнах, ещё и покрыта камнями-самоцветами. Разве что только деревянная рукоять ничем не украшена, чтобы не мешала сражаться. Но крест на груди самый простой, из грубого дерева, почти чёрного от старости.

– Брешет он, боярин, – мужик со шрамами показал на бандита. – Они, сучьи дети, меня пытать хотели, но промеж себя обсуждали, как князя в полон возьмут, но не выкупа ради, а только чтобы живота лишить. И атамана придушить хотели, чтобы долю не давать, да не знали, кто им уплатит потом за тебя! И посланник от злодея тоже там остался.

Я всё ещё сидел верхом, а этот человек стоял передо мной прямо, не кланялся, смотрел дерзки.

– Ты чьих будешь, холоп? – строго спросил Михалыч.

– Я не холоп, – с негодованием сказал мужик. – Кличут Андреем, а холопом отродясь не был.

– Колодник это беглый, батюшка, – стремянной посмотрел на меня. – Тать, ей-богу, лиходей. Ограбил купца какого-то, да платье его надел, но попался другим разбойникам. Повешать его надобно.

– За что это меня вешать-то? – возмутился мужик. – Ей-богу, лютый ты какой-то, старче. Сразу вешать!

– А если не вешать – то выпороть плетью! – предложил Михалыч. – И пусть идёт, куды глаза глядят.

– Ты казак? – спросил я, подняв руку, чтобы стремянной замолчал. – С Дона? Или из Сечи?

– С Дону, боярин, – Андрей выпрямился. – Вольный, как ветер.

– И что ты далеко забрался от тех краёв, – я опёрся на луку седла.

– Так что, боярин, куда Бог пошлёт, туда я и иду. И разные испытания мне выпадают. Только что думал, что сегодня увижу святого апостола Петра, и спросит он мою грешную душу за совершённое, да ты, боярин, спас меня. И что поделать… – Андрей огляделся, – должок теперь за мной. Позволь мне с тобой…

– Да как ты смеешь? – прокричал Михалыч и полез за плёткой. – Тебе в землю кланяться надо и благодарить князя за милость, а ты…

– Погоди, Михалыч. А что ты умеешь? – я развернул коня к казаку.

– Огненным боем владею, да на татарском говорю. Следы читать умею, зверя могу выследить любого, даже двуногого, – добавил Андрей с усмешкой. – Раны перевязать могу и зуб больной вырвать. И народ видел разный, по всей Руси был, знаю каждой собаку и на Рубеже, и южнее, и на Дону, и на Волге, и на Яике, и у Днепра, на Сечи и на Уральском камне. Побывал в Диком Поле и в Крымской окраине татара с ляхом бил, а после против Годунова бился. Вот поэтому такой, как береста изрезанный, – он засмеялся. – Но живучий, не от железа мне на роду помереть записано.