Ветви прошлого

Несмотря на усталость, я чувствовала себя почти свободной. Словно груз, который тянул меня вниз весь день, наконец-то исчез. Впереди меня ждали горячая ванна, мягкий свет свечей и книга, которую я давно хотела дочитать. Эта мысль согревала лучше, чем пальто, и я чуть ускорила шаг, чтобы скорее оказаться дома.

Глава 5

Марк

Все выходные я избегал соцсетей, будто их молчание могло обеспечить мне спокойствие. Ника и мой пиарщик уверяли, что отсутствие комментариев лишь подогреет интерес к моему внезапному появлению на благотворительном вечере. Всё было продумано до мелочей: нужные люди, фотографии, идеально подобранный повод. Их уверенность раздражала, как раздражает музыка, застрявшая в голове на повторе.

Они знали, как работает этот механизм: несколько снимков, пара фраз, и вот уже моё имя снова звучит в кругах, которые я так старательно избегал последний год. Это был их план. Не мой.

Я сидел в своём кабинете, окружённый роскошью, которая теперь казалась чужой. Просторное помещение с панорамными окнами, откуда открывался вид на серое небо мегаполиса, наполняло ощущение отстранённости. Оно больше напоминало пустой декорацией, чем местом, где я когда-либо жил.

На столе лежал планшет с открытыми заголовками новостей. Каждый из них кричал о моём возвращении:

"Марк Миллер: неожиданное возвращение",

"Три года тишины и громкое появление" – слова, которые я перестал воспринимать как что-то значимое. Всё это казалось пустым эхом, от которого хотелось скрыться.

Я встал и медленно прошёлся по кабинету. Тишина давила, заставляя движения казаться тяжёлыми.

На полке, покрытой лёгким слоем пыли, стояла коллекция пластинок – рок, джаз, классика, редкие издания, которые мы с сестрой собирали ещё в университете. Я помнил, как мы часами бродили по старым музыкальным магазинам, спорили, какие альбомы достойны занять место в нашей коллекции. Для нас это был ритуал, способ запечатлеть моменты, оставить частицу себя в каждом купленном виниле.

Когда-то я находил в них вдохновение. Музыка наполняла комнату жизнью, каждая песня была привязана к какому-то воспоминанию. Теперь же они были всего лишь предметами. Напоминанием о человеке, которого больше нет.

Я медленно провёл пальцем по обложке пластинки, той самой, которую она подарила мне на день рождения. На виниле осталась тонкая трещина – я уронил его в ту ночь, когда узнал о её смерти. Тогда я думал, что смогу склеить её, как и всё остальное в своей жизни. Но время показало, что некоторые вещи не поддаются восстановлению.

Когда-то музыка была для меня источником вдохновения. Теперь – всего лишь напоминанием о том, что больше не вернуть.

Единственная новая вещь в моём кабинете, которая привлекала внимание, – картина, купленная на аукционе. Она стояла в углу, прислонённая к стене, словно нежеланный гость, которого не решаешься выгнать. Тщательно прикрытая плотной тканью, она будто требовала признать её присутствие, но я упрямо игнорировал этот вызов.

Каждый раз, проходя мимо, я ловил себя на том, что бросаю на неё короткий взгляд. Казалось, ткань не просто скрывала изображение, а сдерживала нечто большее – чувства, которые я не хотел выпускать наружу.

Я знал, что под ней. Худой пёс с грустными, полными тоски глазами. Он выглядел так, словно потерял нечто бесценное, и это чувство поселилось в нём навсегда. Глаза, которые смотрели прямо в душу, точно зная, что скрыто в её самых тёмных уголках.

Я купил эту картину импульсивно, не задумываясь, а теперь она превращалась в странный символ – что-то большее, чем просто произведение искусства. В её обрамлении скрывалось что-то личное, болезненное. Воспоминания, которые я старался не трогать, как зажившие, но всё ещё чувствительные шрамы.

Я понимал: стоило мне лишь снять покрывало, и я дал бы волю этим воспоминаниям. Позволил бы им заполнить комнату, пропитать воздух, вплестись в сознание, захватить меня с головой. Но пока я оставлял её закрытой. Как оставляют закрытой дверь, ведущую к тем чувствам, которые легче игнорировать.

Я купил эту картину почти импульсивно, не раздумывая. В момент, когда её вынесли на сцену, я почувствовал какой-то странный отклик внутри. Это было не просто изображение животного – в нём была душа. Тоска, впитанная в мазки краски, словно дотянулась до чего-то глубоко спрятанного во мне.

В детстве моя сестра мечтала о собаке. Она умоляла отца, раз за разом возвращаясь к этой теме, но тот был категоричен: «Никаких животных в доме». Тогда она нашла другой способ. Втайне от всех она начала ездить в приюты и помогать там, тратя все карманные деньги на корм, одеяла, лекарства.

Я помню, как однажды застал её, когда она украдкой перебирала стопку ободранных фотографий щенков. Она выбирала, кого бы взяла домой, если однажды удастся уговорить отца. Её глаза светились такой теплотой, что мне казалось, она могла обогреть весь мир.

Думаю, эта картина понравилась бы ей. В каком-то смысле она напоминала её саму – ту самую сестру, которая умела видеть красоту даже в самом потерянном и забытом. Ту, кто, несмотря ни на что, всегда знала: даже самым одиноким нужен шанс на новое начало.

Подойдя к окну, я увидел своё отражение в стекле. Тусклый свет настольной лампы выхватывал резкие тени на скулах, под глазами залегли тёмные круги, а губы сжались в тонкую линию. Когда-то я выглядел иначе. Живее, что ли.

Этот год изменил меня. Однажды я бы назвал это взрослением, но сейчас всё больше напоминало разочарование. Не тот горьковатый, но естественный привкус опыта, который приходит с годами, а тяжёлый осадок, который въедается в кости, делая их ломкими.

За стеклом город жил своей жизнью – машины мчались по мокрому асфальту, отражая неон вывесок, силуэты людей скользили по тротуарам, растворяясь в толпе. Мир не остановился, даже когда мой застыл.

Я невольно провёл рукой по щеке, словно проверяя, настоящий ли я ещё. Или уже стал призраком самого себя.

Телефон завибрировал на столе, звук был глухим, почти раздражающим в тишине кабинета. Я взглянул на экран – сообщение от Ники.

"Ты всё ещё не комментируешь. Они начинают нервничать."

Я медленно провёл пальцем по экрану, но не стал отвечать. Снова.

Скользнув взглядом по сообщению, я отложил телефон и откинулся на спинку кресла. Всё шло так, как они и планировали. Пресса раздувала моё появление, обсуждала детали, гадала, почему именно этот вечер, этот аукцион. Им казалось, что они понимают мотивы. Череда заголовков мелькала перед глазами:

"Триумфальное возвращение Марка Миллера."

"Миллер сделал крупнейшую ставку на благотворительном аукционе!"

Они думают, что я вернулся. Вернулся, чтобы снова играть свою роль. Быть тем, кем они привыкли меня видеть – самоуверенным, веселым, всегда на шаг впереди, любителем вечеринок и свободы.

Они ошибаются.

Я снова включил музыку. Негромкий джаз начал разливаться по комнате, ноты мягко перекатывались в воздухе, будто пытаясь заполнить пустоту, но даже они не могли заглушить внутренний шум. Всё это было не тем, что я искал.

Я провёл ладонями по лицу, пытаясь отогнать усталость, и снова вернулся к ноутбуку. Лента новостей теперь была заполнена снимками с благотворительного вечера. Блики света, гулкий смех, дорогие костюмы, изящные платья, бокалы с шампанским, отражающие вспышки камер. Всё выглядело именно так, как должно было выглядеть – идеально.

Но среди десятков фотографий я нашёл её.

Элисон Маре.

На снимке она стояла чуть в стороне, с лёгкой улыбкой, которая явно не предназначалась для камеры. В руках блокнот, пальцы чуть сжаты, как будто она только что сделала пометку. Её взгляд был устремлён за кадр, сосредоточенный, внимательный. В отличие от большинства людей на вечере, позировавших и ловивших объективы, она выглядела естественной.

Я задержался на этом снимке чуть дольше, чем следовало бы.

В нём было что-то необычное.

Я щёлкнул тачпадом и закрыл ноутбук, прежде чем успел подумать о чём-то лишнем.

Зазвонил телефон, резко выдернув меня из собственных мыслей. Конечно, это была Ника.

– Марк, ты принял решение? – её голос, как всегда, звучал нетерпеливо, будто я заставил её ждать не пару часов, а несколько суток.

Я медленно провёл пальцами по столу, прежде чем ответить:

– Да.

– И?

– Я хочу, чтобы она занималась организацией.

На другом конце провода повисла пауза. Я почти мог представить, как Ника поджимает губы, формулируя аргументы против.

– Ты уверен? – наконец спросила она, тщательно подбирая слова. – Мы видели её впервые на этом вечере. Может, как обычно, доверим это Веронике?

– Нет.

Мой голос прозвучал жёстче, чем я ожидал.

– Это мой выбор. Она справится.

Ника тихо вздохнула – коротко, едва слышно, но я заметил.

– Хорошо, – сказала она, не скрывая недовольства. – Я свяжусь с ней.

Разговор закончился, оставив странное чувство пустоты. Я положил телефон на стол и снова подошёл к окну.

Серая дымка за стеклом медленно рассеивалась над горизонтом, отражая мои мысли – туманные, непонятные, ускользающие, как призраки прошлого, которые я никак не мог оставить позади.

Я закрыл глаза, пытаясь упорядочить мысли. Они разлетались в разные стороны, как пепел, рассыпанный по ветру.

Вспомнился тот момент, когда я увидел её впервые.

В зале было шумно: звучали голоса, смех, звон бокалов, редкие вспышки фотокамер, выхватывающие из толпы лица. Я не хотел быть там. Но необходимость диктовала свои условия, и я сделал то, что всегда делаю – наблюдал.

И вдруг я увидел её.

Не среди тех, кто жаждал внимания, не среди тех, кто поднимал бокалы и позировал для камер. Она двигалась иначе – уверенно, но не напоказ. Словно дирижёр невидимого оркестра, который задаёт ритм, оставаясь в тени.

Её жесты – сдержанные, почти невидимые – казались идеально выверенными. Когда она поправляла что-то на столе или говорила с официантами, в этом было что-то странно завораживающее. Она держала ситуацию под контролем, но не пыталась ею хвастаться.

– Кто она? – спросил я тогда у Ники, продолжая следить за ней взглядом.

Ника даже не сразу поняла, о ком речь. Пришлось едва заметно кивнуть в её сторону.

– Организатор вечера. Новенькая, но уже одна из лучших в своём деле, – ответила она, скользнув по Элисон оценивающим взглядом.

Я не сказал ничего. Просто продолжил наблюдать.

И теперь, разглядывая её фотографию на экране, я понимал: это не было случайностью.

Телефон завибрировал снова.

Новое сообщение от Ники:

"Она отказалась. Сказала, что все вопросы через её руководство."

Я прищурился.

Отказалась?

Перечитал сообщение дважды, будто от этого могло что-то измениться. В голове медленно складывался пазл.

Либо она действительно была принципиальной – из тех, кто не выходит за рамки правил, держится за свой профессионализм, даже когда перед ней открываются возможности.

Либо ей было что скрывать.

Я медленно вернулся к креслу, опустился в него, закинул ногу на ногу и позволил себе ухмыльнуться.

Интересно.

Глава 6

Элисон

Я ненавидела сны.

Не имело значения, приносили ли они радость или горечь – их завершение всегда оставляло пустоту. Просыпаться было всё равно что резко оборвать киноплёнку на самом интересном моменте, осознавая, что продолжения не будет.

Даже если во сне я возвращалась к чему-то светлому – к голосам, которых больше не услышу, к рукам, которые больше не смогут меня обнять, – я знала, что эти мгновения остались в прошлом. Они были лишь иллюзией, которую бессознательное щедро подсовывало мне, чтобы утром я чувствовала себя ещё хуже.

Но был один сон, который я ненавидела больше остальных.

Он возвращал меня в тот день.

В тот холодный ноябрьский вечер, когда моя жизнь раскололась на «до» и «после».

16 ноября 3 года назад.

Тикали часы на стене. Их звук резал тишину моей квартиры, и я чувствовала, как каждая секунда отдаётся в висках. Мама и сестра должны были приехать ещё двадцать минут назад.

За окном сгущались сумерки. Лёгкий дождь, который начался днём, превратился в морось, отчего улицы блестели, как полированные камни. Ветер толкал мокрые листья по асфальту. Я сжала руки в кулаки, чтобы унять дрожь, и отошла от окна.

Кухня пахла специями и свежей зеленью. Я накрыла стол: их любимый суп, горячие пироги, которые всегда исчезали быстрее, чем я успевала заметить. Чашка чая стояла в углу, как всегда, в ожидании мамы.

Я отправила ей сообщение: «Где вы? Всё готово.» Ответ пришёл через пару минут: «Мы в пути, скоро будем.»

Я облегчённо выдохнула, но тревога не ушла. Странное предчувствие, словно в воздухе что-то изменилось, будто сама тишина стала плотнее. Я села на диван, уставившись в экран телефона, ожидая, когда появится новое уведомление.

Прошло полчаса. Потом ещё десять минут. На экране вспыхнул входящий звонок.

Имя сестры.

– Алло?

На том конце провода голос, наполненный напряжением.

– Произошла авария. Ваша мама и сестра в больнице. Приезжайте быстрее.

В ушах зашумело, телефон едва не выскользнул из рук.

– Что?.. Где?.. – мой голос сорвался.

Я машинально схватила ключи, выбежала из квартиры. На улице резко пахло мокрым асфальтом, ветер хлестал лицо, но я ничего не замечала. Машины проносились мимо, как в замедленном фильме.

Путь до больницы растянулся в бесконечность. Я не помню, как добралась. Помню только стерильный свет больничных ламп и лица врачей – пустые, усталые, как будто они говорили не с человеком, а с проблемой, которую нужно решить.

– Мы сделали всё, что могли…

Мир застыл. Эти слова разлетелись осколками, врезаясь в грудь.

Я стояла в коридоре, как в тумане. Где-то рядом скрипели носилки, медсестра выкрикивала что-то врачу, автомат с кофе гудел, но все звуки смешались в один монотонный гул.

Мама и сестра ушли. В голове мелькала мысль: "Я была дома. Я ждала их."

Мы поругались днем, из-за того что они не хотели приезжать на этот ужин. Но я настояла на своём говоря, что это традиция и мы не виделись целую неделю. Если бы не я, то всего этого бы не произошло.

Я вернулась домой, как будто во сне. Дождь закончился, но холод остался. Ключ с трудом повернулся в замке. Когда я вошла, меня накрыла волна запахов, которые теперь казались чужими. Еда на столе остыла. Чашка чая, всё ещё стоящая в углу, сделалась символом того, что они не приедут.

Я села за стол, уставившись на пустую тарелку напротив. Никто больше не будет смеяться, рассказывать истории, ругать меня за то, что я слишком много работы оставляю на потом.

В тот день я поняла: я больше не могу оставаться в этом доме.

Каждая мелочь здесь была призраком прошлого. Кружка на полке, которую она всегда брала первой. Шарф на вешалке, забытый в спешке, но так и не тронутый с тех пор. Тени, застывшие в углах, – они будто ждали, когда я снова оступлюсь и позволю себе вспомнить.

Я не могла.

Поэтому я жила по инерции. Поднималась утром, выходила из квартиры, ехала на работу, закапывалась в дела. Удерживала себя в этом ритме, потому что знала: если остановлюсь, если позволю себе замедлиться, реальность тут же накроет меня с головой.

Иногда, стоя в вагоне метро, окружённая сотнями людей, я ловила себя на том, что чувствую себя абсолютно одинокой. Вокруг меня – движение, смех, разговоры, сигналы поездов, мерцающие рекламные экраны. Люди куда-то спешили, планировали, мечтали.

А я просто существовала.

И всё это казалось частью другого мира. Мира, к которому я больше не принадлежала.

Иногда я говорила себе: «Ты справишься». Но каждый раз эти слова звучали, как ложь.

Однажды вечером, возвращаясь с работы, я прошла мимо кофейни, где мы часто бывали с сестрой.

Тот самый стол у окна всё ещё стоял на своём месте. Маленький, с шаткими ножками, с которого мы всегда убирали сахарницу, потому что она мешала нам размахивать руками во время разговоров.

Там сидела молодая пара. Девушка что-то оживлённо рассказывала, жестикулируя ложечкой, а парень, опершись подбородком на руку, смотрел на неё с тёплой улыбкой. Они смеялись, и в их голосах звучало то самое лёгкое, беззаботное счастье, которое когда-то было таким привычным и для меня.

Я остановилась.

Дождь моросил, стекая по волосам и затекая за воротник пальто, но я не двигалась. Стояла и смотрела, как кто-то другой строит своё настоящее там, где когда-то было моё прошлое.

Горло сдавило, пальцы начали замерзать, но я не могла отвести взгляд.

А потом я заплакала. Не громко, без рыданий. Просто слёзы смешались с каплями дождя, и я даже не сразу поняла, что они есть.

Сны не давали мне покоя. Они возвращали меня в ту ночь, заставляя переживать её снова и снова. Казалось, что я застряла в петле времени: просыпалась в одном и том же дне, проживала его на автопилоте, а затем засыпала, чтобы снова вернуться туда, откуда так отчаянно пыталась убежать.

Я продолжала жить. Вернее, существовать.

Но однажды утром я проснулась с ощущением, что больше так не могу.

Если ничего не изменить, это никогда не закончится.

Я долго смотрела на телефон, прежде чем решиться. Написала заявление об увольнении. Затем нашла квартиру – маленькую, но главное, что в ней не было прошлого. Отправила резюме в компанию, где никто обо мне ничего не знал.

Это было сложно. Каждый шаг казался неправильным, каждое движение сопровождалось страхом, что я совершаю ошибку.

Но когда я переступила порог новой квартиры и закрыла за собой дверь, во мне вдруг вспыхнуло странное чувство.

Искорка.

Маленькая, почти незаметная, но она была.

На следующее утро я заставила себя встать. Потом – выйти на улицу. Потом – войти в офис.

Пустота внутри не исчезла. Я по-прежнему чувствовала, что часть меня осталась там, в прошлом, и уже никогда не вернётся.

Но впервые за долгое время я поняла: я сделала первый шаг.

Я не знала, куда он меня приведёт. Но он был сделан.

Глава 7

Элисон

В первый день я долго рассматривала доску с фотографиями и заметками, которая висела у входа в главный зал. Коллаж из улыбчивых лиц, заметок о прошедших мероприятиях, ярких карточек с мотивационными цитатами. "Команда – это сила!", "Мы делаем мир лучше!", "Каждый день – это новая возможность". Всё это выглядело живым, наполненным энергией.

Но в этом мире не было меня.

Я ощущала себя случайным гостем в истории, которая уже давно идёт своим чередом. Чужие лица, чужие воспоминания.