Ветви прошлого

Полина Евсеева

Ветви прошлого

"Если бы у меня был шанс всё изменить, я бы не пригласила тебя на тот благотворительный вечер. Не взглянула бы в твои синие глаза, которые сначала пугали своей глубиной, а потом стали тем, в чём я находила спокойствие. И, возможно, я была бы счастливее. Или хотя бы целее."

Пролог

Иногда нам кажется, что мы самые потерянные люди в этом мире. Что никто не чувствует той боли, что прожигает нас изнутри, той пустоты, которая вытягивает силы, оставляя лишь тень от прежнего "я". Мы видим других: они улыбаются, смеются, ведут свои привычные, упорядоченные жизни. Их миры кажутся цельными, полными смысла и направления. А наш – будто разбился на тысячи осколков, которые не собрать.

Но что, если это только иллюзия? Что, если за каждой улыбкой скрывается своя драма? За каждым успехом – утраты и страхи, о которых никто не говорит вслух? Возможно, мы видим только фасад, лишь вершину айсберга, а всё важное остаётся скрытым. И, быть может, эти "идеальные" люди тоже сидят ночами в тишине, задавая себе те же вопросы, что и мы. "Почему это случилось со мной?" "Как жить дальше?" "Когда же всё станет легче?"

Все мы храним свои секреты. Те истории, которые отравляют нам жизнь или, наоборот, придают ей вкус. Потери, которые сделали нас теми, кто мы есть. Ошибки, которых нам не забыть. Воспоминания, к которым мы возвращаемся вновь и вновь, даже если знаем, что они причинят боль. Слова, что не были сказаны вовремя. Люди, которых мы не удержали.

Но что, если именно эти трещины связывают нас крепче, чем что-либо другое? Что, если в своей хрупкости, в этой неидеальности мы становимся по-настоящему живыми?

Может быть, даже самые потерянные души иногда находят друг друга. Не случайно, а потому, что им суждено было встретиться. Потому что никто так не поймёт твою боль, как тот, кто носит свою. Никто не примет твои тени так, как тот, кто борется со своими.

Истории переплетаются, жизни пересекаются, и, порой, кажется, что в этом хаосе всё же есть какой-то смысл. Мы теряем, чтобы находить. Мы ломаемся, чтобы научиться быть сильнее. Мы падаем, чтобы кто-то смог протянуть руку. Иногда это просто случайный человек, а иногда – тот, кто станет для нас чем-то большим.

И дальше всё зависит только от нас – останемся ли мы на дне или попробуем подняться наверх.

Потому что, может быть, в конечном итоге, никто из нас не так уж и потерян.

Глава 1

Элисон

– Мне кажется, эта рубашка не подходит, – пробормотала я, глядя в заднее зеркало такси. В отражении мелькали вечерние огни города, но всё, что я видела, – это свою неуверенность. Ткань словно липла к коже, жемчужные бусы казались слишком громоздкими, а юбка— слишком длинной.

Я нервно дёрнула ткань перчаток. Внутри всё сжималось.

– Элисон, – раздался усталый голос Данаи. Она сидела рядом, скрестив руки на груди, и смотрела на меня так, будто вот-вот ударит по руке за попытку испортить вечер ещё до его начала. – Если ты ещё раз начнёшь…

– Что? – тихо огрызнулась я, не отрывая взгляда от окна в котором очертания города сменились лесом, который окружал поместье.

– Паниковать.

Она закатила глаза, но я знала, что за этим скрывалось её искреннее желание поддержать меня. Последние две недели я почти не говорила ни о чём другом: благотворительный вечер, ответственность за приюты, помощь бездомным животным. Всё это навалилось на меня так тяжело, что я едва спала, просыпаясь среди ночи с ощущением, будто забываю что-то важное. Казалось, что если я хоть на минуту позволю себе расслабиться, всё рухнет, и сотни маленьких жизней, за которые я взялась отвечать, окажутся в опасности.

– Ты не понимаешь, – начала я, но Даная быстро оборвала:

– Нет, Элисон, это ты не понимаешь. Всё будет хорошо. И если ты сейчас не успокоишься, я лично разверну это такси и отвезу тебя домой. Завернём тебя в плед, ты сможешь перечитывать свои книги, как мечтала.

Её угроза была настолько нелепой, что я невольно улыбнулась. Конечно, она права. Я слишком нервничала. Всё утро я готовилась к мероприятию, стараясь отвлечься от мыслей, которые накатывали волнами. Моё отражение в зеркале было слишком непривычным, слишком утончённым.

Я выбрала воздушную белую блузку с декоративными объемными деталями, напоминающими крошечные перья, которые мягко колыхались при движении. На шее лежала каскадная цепь жемчужных бус, добавляющая образу элегантности, но не перегружая его. Длинная юбка глубокого карамельного оттенка струилась мягкими складками, напоминая лёгкий шёлковый ветер, а тонкие перчатки из кремовой ткани скрывали руки, делая жесты изящнее.

На ногах – мюли из коричневой кожи с аккуратными пряжками, надетые поверх тонких вязаных носков, которые неожиданно удачно завершали образ, добавляя немного винтажной романтики. На сиденье рядом лежала маленькая замшевая сумка того же оттенка, что и мюли, в которую я небрежно закинула всё необходимое.

Мои волосы были уложены в лёгкие волны, которые обрамляли лицо мягкими прядями. Я провела рукой по локонам, машинально поправляя их, хотя прическа была безупречной. Макияж я сделала максимально нежным, но продуманным: лёгкая вуаль тонального крема подчёркивала свежесть кожи, румяна добавляли щёкам легкий оттенок, а коричневые стрелки аккуратно выделяли глаза, делая их взгляд чуть глубже и выразительнее. Завершал образ прозрачный блеск для губ с мягким карамельным отливом.

Я провела пальцами по складкам юбки, разглаживая их, хотя ткань и так лежала идеально. Почему-то мне казалось, что каждая деталь моего внешнего вида должна быть безупречной, словно это могло заглушить внутренний хаос. Бусы мягко поблескивали в свете проезжающих фонарей, и я невольно выпрямила спину, сделав глубокий вдох.

"Ты справишься," – прошептала я себе почти неслышно и пытаясь взять себя в руки.

Такси остановилось у ворот поместья, и я на мгновение задержалась, разглядывая это место. Высокие кованые ворота возвышались передо мной, словно граница между реальностью и миром, в который я ещё не была готова войти. Свет фонарей отражался в безупречно чистых окнах, заманивая внутрь, обещая тепло и блеск, но мне казалось, что за этим фасадом скрывается что-то большее – что-то, что мне ещё предстоит понять.

«Думай о цели. Ради чего ты здесь?»

Я проверила свои заметки и списки ещё раз. Сегодня всё должно было быть идеально – для приютов, для животных и для Вероники, которая доверила мне это мероприятие. Но в глубине души я знала, что этот вечер важен не только из-за работы. Это была моя проверка. Смогу ли я доказать себе, что способна справляться, что могу быть не просто частью команды, но кем-то, кто способен на большее?

Внутри меня ждали гости, музыка, свечи и мерцающий свет канделябров. Я бросила взгляд на старинное окно у входа, в котором отразилась я сама – немного растерянная, но полная решимости. Рука невольно потянулась в карман. Там лежала зажигалка, напоминая, что у меня есть способ борьбы с тревогой. Но сегодня я позволила себе только короткий вдох, полный решимости.

«Без этого. Всё будет хорошо»

Глава 2

Марк

– Я не понимаю, зачем мне ехать на этот чёртов благотворительный вечер. Мы можем просто выписать им чек, – проворчал я, сжимая телефон так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Водитель осторожно продвигался вперёд в затянувшейся пробке, огни фар и витрин лениво скользили по окнам машины, рассыпаясь бликами на лобовом стекле. Гул вечернего города раздражал, как и всё остальное.

Костюм, который будто специально скроили так, чтобы сковывать каждое движение. Неудобная бабочка, которая впивалась в шею, словно удавка. Даже слабый аромат моих духов в замкнутом пространстве салона казался навязчивым, слишком приторным, почти удушающим.

Я провёл рукой по лицу, стараясь унять раздражение, но всё было бесполезно. Вечер даже не начался, а я уже был вымотан.

– Потому что ты живёшь последний год как затворник, – спокойно ответила Ника. Она сидела на переднем сиденье, склонив голову к окну. В её тоне звучала раздражающе уверенная нотка, как будто она заранее знала, что я не смогу её переубедить.

– Это не затворничество, это… рациональность, – бросил я, стараясь придать голосу уверенности, но звучало это жалко.

– Все скоро начнут думать, что ты умер в тот день, – продолжила она, не оборачиваясь, но с каждым словом её голос становился резче, – и теперь за тебя ходит твой клон.

Я коротко усмехнулся, хотя её слова задели меня сильнее, чем я готов был признать.

Ника всегда была прямолинейной, порой до жестокости, но, возможно, именно за это я её ценил. Она не ходила вокруг да около, не пыталась успокоить меня ложными словами утешения. Она говорила правду – холодную, обжигающе резкую, как лезвие.

И сейчас это лезвие вонзилось точно в цель.

Я чувствовал её взгляд, даже несмотря на то, что смотрел в окно машины, стараясь отвлечься. Почувствовал напряжение в её позе – как будто она сдерживалась, чтобы не сказать ещё больше. Или уже пожалела, что сказала слишком много.

Но что бы я ни ответил, спорить было бессмысленно. Мы оба знали – она права.

Я помнил слухи и сплетни, окружавшие её. В жёлтой прессе не раз упоминали, что Ника якобы держится на своей должности только благодаря внешности. Это было смешно и одновременно раздражало.

Да, отрицать её красоту было бы глупо: длинные тёмные волосы, блестящие, как чёрное зеркало, большие карие глаза с лукавым прищуром, который мог ввести в заблуждение любого. Но я давно перестал обращать на это внимание. Её профессионализм затмевал всё остальное.

Иногда я задавался вопросом, почему она выбрала работу личного помощника. С её харизмой, умением убеждать и находить компромиссы она могла бы стать кем угодно. Политиком, успешным предпринимателем, главой крупной корпорации. Но она почему-то выбрала этот путь – быть рядом, но оставаться в тени.

Ника была мастером своего дела. Она находила то, что казалось невозможным, и договаривалась о вещах, которые другим казались недостижимыми. Её голос мог звучать мягко, но за этой мягкостью скрывалась стальная выдержка. Каждый её шаг был выверен, каждое действие – безупречно рассчитано.

Она выполняла любые поручения – от простых до безумных – с той уверенностью, которая заставляла людей сомневаться в своих собственных способностях. Иногда мне даже казалось, что она играет на несколько шагов впереди меня, будто в её голове была карта моего хаоса. И если я чувствовал, что рушусь, Ника уже знала, как меня собрать.

Иногда я даже боялся её. Не в том смысле, что она внушала страх, – скорее, уважение, смешанное с осознанием её силы. Её уверенность и жёсткость были таким контрастом с моей собственной разбитостью, что я чувствовал себя перед ней почти беззащитным. Она не просто знала, как держаться на плаву – она управляла бурей так, словно это была всего лишь лёгкая рябь на воде.

Но именно её характер, этот несгибаемый стержень, помог мне не сломаться до конца в те моменты, когда мир казался пустым и бессмысленным. Когда каждый день сливался в туман, а каждое утро приносило не облегчение, а лишь напоминание о том, что ничего уже не вернуть.

Она была рядом в самые тяжёлые дни, даже когда я сам не хотел никого видеть. Она не жалела меня, не сюсюкала, не пыталась утешить словами. Она просто была. Действовала, когда я не мог. Поддерживала, даже если это выглядело, как пинок под дых.

Она была рядом в тот день. Когда я стоял в больничном коридоре, не находя себе места. Когда мой мир рухнул за секунды, оставив после себя пустоту и бесконечное чувство вины. Она не говорила ничего лишнего, не убеждала, что со временем станет легче. Она просто стояла рядом, не давая мне упасть в эту бездну окончательно.

Она видела меня в те дни, когда я не мог заставить себя встать с постели, и в те ночи, когда пил так, что не помнил, как добирался до дома. Она знала, как тяжело мне было собирать себя по кусочкам, словно из осколков разбитого стекла, и не задавала лишних вопросов.

Она была моим щитом, а порой – мечом, разрубающим проблемы, с которыми я не мог справиться. И сейчас, сидя рядом со мной, она снова напоминала, почему я её ценю. Её слова, пусть и колючие, были для моего же блага, и где-то глубоко внутри я это понимал. Потому что, несмотря на всё, что я потерял, у меня всё ещё была она.

– Я просто не вижу смысла в таких мероприятиях, – пробормотал я, отводя взгляд в водительское окно. Огни города мелькали равнодушно, словно подчёркивая, насколько я оторван от всей этой суетной жизни. Машины проносились мимо, не оставляя следов, люди шли по улицам, растворяясь в общем потоке, и я чувствовал себя таким же – частью движущегося механизма, но при этом пустым внутри.

– Ты не видишь смысла ни в чём, кроме работы. Но это не жизнь, Марк, – сказала она мягче, как будто устала от спора, но всё равно хотела достучаться до меня.

Я почувствовал её взгляд через зеркало заднего вида – внимательный, немного усталый, но всё ещё полный терпения. Она всегда смотрела на меня так, словно знала обо мне больше, чем я сам.

– Может, этот вечер напомнит тебе, что мир не ограничивается твоим офисом и квартирой, – продолжила она.

Я хотел возразить, но слова застряли в горле. Потому что, возможно, она была права.

Машина тронулась, и огни города за окном начали мелькать быстрее, размываясь в нечеткие полосы. Но внутри меня ничего не менялось. Ощущение пустоты по-прежнему висело грузом в груди, холодное и неподвижное, как застывшая вода.

Подъезжая к воротам, я заметил, как мягкий свет свечей, расставленных внутри поместья, отражался в старинных витражных окнах. Они казались живыми, словно в их стеклянных глубинах отражались сотни прошедших лет, хранивших чужие голоса, чужие судьбы. Каменные стены здания дышали историей, и, несмотря на их монолитность, я почувствовал, как что-то внутри меня дрогнуло – слабый, едва ощутимый отклик на это место, словно его тишина была знакомой.

На мгновение я задержал взгляд на массивных деревянных дверях, покрытых потемневшей от времени резьбой. Её узоры казались древними, словно таили в себе забытые обещания и неразгаданные тайны. Около входа мерцали золотые огоньки гирлянд, и в их мягком свете здание выглядело почти нереальным – будто за этими дверями начинался не просто вечер, а другой мир, готовый поглотить каждого, кто войдёт.

«Может, она права?»

Слова Ники эхом звучали у меня в голове. Надо было хотя бы попытаться. Выйти из привычной темноты, из укрытия, которое я сам для себя построил, и снова вспомнить, каково это – быть частью чего-то большего.

– Мы приехали, – объявил водитель, прервав мои мысли. Его голос прозвучал нейтрально, этот момент для него не имел никакого значения. Всего лишь ещё одна поездка, ещё одна остановка.

Я выдохнул, собираясь с силами. Сердце предательски сжалось, хотя я сам ещё не понимал, почему. В конце концов, это просто вечер. Просто формальность. Просто необходимость.

Пальцы коснулись ручки машины, но я замер, давая себе ещё одну минуту. Свет свечей за массивными окнами колыхался, как отблески воспоминаний, музыка, доносящаяся изнутри, напоминала далёкий, неясный сон, а шум голосов за стенами смешивался в ровный гул. Всё это одновременно манило и отталкивало.

«Чтобы узнать, стоило хотя бы сделать шаг из этой машины».

Сжав зубы, я открыл дверь и вышел в прохладный вечерний воздух. Лёгкий ветер коснулся моего лица, пробежался по волосам, будто пытаясь привести в чувство. Под ногами глухо зашуршал гравий, и с каждым шагом напряжение внутри сжимало грудную клетку всё сильнее.

Но останавливаться было поздно. Я пересёк двор, поднялся по широким ступеням и замер перед входом. Где-то в глубине души я понимал – за этими дверями скрывалось нечто большее, чем просто благотворительный вечер. Это был порог, переступив который я мог изменить гораздо больше, чем просто свой вечер.

Глава 3

Элисон

Я стояла у края зала, стараясь незаметно поправить перчатки. Тонкая ткань приятно холодила кожу, но я всё равно ощущала, как ладони слегка вспотели. Всё шло лучше, чем я могла предположить: гости улыбались, звенели бокалы, а ведущий уже несколько раз напомнил о цели вечера. Фонд собрал внушительную сумму, официанты сновали между столиками с подносами, наполненными шампанским, а в воздухе витало ощущение благополучия и праздника.

Но напряжение всё равно цепко держало меня за горло.

Я пыталась скрыть его за вежливой улыбкой, но внутри было беспокойство. Казалось, что что-то неуловимое, почти невидимое, нависло над этим вечером, как гроза, которая ещё не ударила, но уже наэлектризовала воздух.

Словно по сценарию, машина последнего гостя, которую я заметила десять минут назад, так и не принесла его в зал. Я украдкой бросила взгляд на вход, на хрупкие языки пламени свечей у дверей, на спины людей, занятых разговорами.

Где он? Почему не приходит?

Может, передумал? Или всё-таки вошёл, затерялся в толпе, просто я его не заметила?

Но почему тогда у меня не проходило это странное, тягучее предчувствие, что именно его появление станет той самой каплей, которая изменит этот вечер?

– Перестань смотреть на дверь, – прошептала Даная, протягивая мне бокал воды. Её голос был спокойным, но в глазах мелькнуло беспокойство. – Все заметят, что ты нервничаешь. А тебе нужно выглядеть как человек, который управляет этим вечером с идеальной уверенностью.

– Это профессиональный навык, который я ещё не освоила, – попыталась я отшутиться, но голос предательски дрогнул.

Даная привычно скрестила руки на груди, бросив на меня взгляд, который говорил: «Соберись». Её уверенность подействовала на меня лучше любых слов. Я глубоко вдохнула, заставляя себя отпустить это беспокойство.

Вместо того чтобы снова устремить взгляд на дверь, я обвела глазами зал.

Тепло приглушённых огней отражалось в бокалах, звонкий смех растворялся в общем гуле голосов, официанты ловко скользили между гостями, наполняя бокалы шампанским. Всё, что я вижу, говорит об успехе.

Всё – кроме собственных мыслей.

Где-то на границе сознания продолжало зудеть предчувствие. Чувство, что что-то важное вот-вот случится. И когда это произойдет, назад пути уже не будет.

Я сжала в пальцах ткань рубашки, словно пытаясь удержать себя в рамках, не дать напряжению полностью захватить меня. Всё внутри казалось натянутой струной, вот-вот готовой лопнуть.

На одной из колонн зала я заметила указатель на балкон. Мысль вспыхнула внезапно – всего минута на свежем воздухе, только я, тишина и сигарета.

Я не курила целый вечер.

От одной этой мысли в груди стало легче, будто само осознание, что у меня есть этот выход, уже давало ощущение контроля. Пальцы сами потянулись к маленькому клатчу, где лежала пачка. Холодная гладкость упаковки подушечками пальцев, знакомый вес зажигалки – всё это успокаивало, обещая хотя бы минуту уединения.

Но прежде чем я успела сделать шаг, Даная схватила меня за локоть.

– Не вздумай исчезнуть, – сказала она строго.

Я остановилась, чувствуя, как лёгкое раздражение борется с чувством вины. Вдох-выдох. Всё под контролем.

– Ты отлично справляешься, – уверенно добавила она. – Если кто и сможет провести вечер лучше тебя, то разве что сама королева Англии.

Я закатила глаза, но улыбка всё же проскользнула. Даная всегда умела удержать меня в рамках, даже когда я сама хотела выскользнуть за их пределы.

– Сомневаюсь, что королева Англии справилась бы с этим лучше меня, – пробормотала я, надеясь, что сарказм скроет остатки волнения.

Даная лишь хмыкнула, не отпуская мой локоть. В её взгляде читалось слишком много: забота, уверенность в моих силах и, конечно, знание всех моих привычек.

– Просто продержись ещё немного, – сказала она тише, сжимая мою руку на секунду.

Я кивнула, пряча пачку обратно в сумку. Ощущение никотинового голода не исчезло, но что-то внутри стало устойчивее. Может, она была права. Может, я и правда справлюсь.

Но как только входная дверь всё-таки открылась, и в зал вошёл тот самый последний гость, моё мнимое спокойствие пошатнулось.

Он выглядел… иначе, чем я ожидала. Высокий, с выправкой, словно вылепленной из холодного мрамора, он излучал такую уверенность, что казался почти нереальным. Лицо с чёткими, резкими чертами напоминало маску – скулы высокие, подбородок волевой, а тонкие губы были плотно сжаты, будто каждое слово требовало тщательной фильтрации перед произнесением. Его глаза – глубокие, ледяного серо-синего оттенка – бесстрастно скользили по толпе, словно высматривая кого-то или что-то. Этот взгляд был настолько холодным и отстранённым, что мне стало не по себе, будто он мог видеть тебя насквозь, при этом совершенно не замечая.

Единственной чертой, которая выдавала в нём человека, а не статую, были его волосы. Иссиня-чёрные, густые, с лёгким блеском, они выглядели так, словно их пару минут назад нервно взъерошили, а потом в спешке попытались пригладить. Этот едва заметный элемент хаоса резко контрастировал с его остальной, почти пугающей сдержанностью.

На нём был безупречный костюм глубокого тёмного цвета, сидевший так идеально, что, казалось, он родился в нём. Даже детали – манжеты рубашки, мелькнувшие под лацканом пиджака, и часы на запястье – были безукоризненны. Но его спокойствие было не тем, что успокаивает. Это было что-то пугающее – как тихая угроза перед бурей.

Но даже несмотря на идеальный образ, детали в нём ломали картину безупречного джентльмена.

Я заметила это не сразу, но когда он двинулся дальше в зал, мягкий свет люстр скользнул по его коже, выдавая спрятанные под тканью костюма рисунки. Татуировки.

Тонкие линии чернил выглядывали из-под манжетов рубашки и воротника. На его кистях тёмными штрихами расплывались символы, похожие на руны или знаки, смысл которых я не могла разгадать. Над бровью, чуть ближе к виску, тянулись небольшие буквы, а на ключице под тонкой цепочкой угадывался силуэт расправляющего крылья существа – возможно, грифона или дракона. Но самой выразительной была татуировка на шее: две фигуры с переплетёнными телами и крыльями, глядящие друг на друга. Они выглядели так, словно должны были олицетворять борьбу или союз, но смысл всё равно ускользал.

Контраст между этим скрытым, почти бунтарским хаосом и его холодной, отточенной манерой держаться сбивал с толку. Казалось, он человек, который привык жить сразу в двух мирах – мире власти и престижа, и мире, где правят совсем другие правила.

Когда он повернул голову и снова оглядел зал, в воздухе повисла неуловимая напряжённость. От него исходила аура холодной недосягаемости, будто он находился на другом уровне существования. Эта отстранённость заставила меня замереть, словно меня поймали на чём-то запретном.

В этот момент я не поняла, почему его присутствие так сильно выбило меня из равновесия. Но что-то в нём заставило меня почувствовать себя уязвимой. Словно этот человек не просто гость. Словно он пришёл сюда с целью, которая никак не связана с благотворительностью.

– Приглашаем на сцену человека, благодаря которому, состоялся этот важный вечер – Веронику Даркмуд! – голос ведущего отвлёк меня от размышлений.

Я повернула голову, и моя начальница уже поднималась на сцену. Она двигалась уверенно, без лишней спешки, словно знала, что каждый взгляд в зале был прикован именно к ней. Вероника всегда умела притягивать внимание, и это было не просто результатом природной харизмы – это было её оружием, выверенным до мельчайших деталей.

На ней было длинное вечернее платье изумрудного оттенка, которое подчёркивало её безупречную фигуру. Ткань мягко струилась, ловя свет люстр, будто в её наряде было спрятано настоящее волшебство. Тонкие бретели открывали хрупкие ключицы, а глубокий, но не вульгарный вырез на спине намекал на безупречный вкус.

Её волосы, уложенные в строгий, почти архитектурный пучок, подчёркивали высокие скулы и длинную шею. Этот образ создавал впечатление абсолютной недосягаемости – идеальный баланс между женственностью и властью. Даже её украшения, массивные, но не кричащие, выглядели как часть её самой, а не просто дополнение. Серьги из белого золота сверкали в свете люстр, а тонкий браслет на запястье ловил свет при каждом движении её руки.

Она вышла на середину сцены, и зал замер, будто ожидая её слов с благоговейным вниманием. Её улыбка была тёплой, но в ней таилась та особая недосягаемость, которая заставляла людей одновременно восхищаться ею и немного побаиваться.