Ветви прошлого

Её голос прозвучал ровно, безупречно выверенно, с той мягкой, но несомненной силой, которая могла как успокоить, так и приказать. Её жесты были плавными, продуманными, словно каждое движение имело скрытый смысл.

Она держалась так, будто этот зал, этот вечер и все присутствующие существовали только для того, чтобы стать фоном для её сияния.

Я невольно поймала себя на мысли, что смотрю на неё не просто с уважением – с белой завистью. С желанием однажды, возможно, стать такой же.

Пока зал бурно аплодировал, я заметила одного человека, который остался совершенно равнодушен к происходящему. Он сидел за столиком в дальнем конце зала, лениво откинувшись на спинку стула, и с холодной отстранённостью смотрел в экран своего телефона, будто происходящее вокруг было для него пустой формальностью. Загадочный опоздавший гость – единственный, кто не поднял глаз на Веронику, не скрылся за маской вежливого внимания, даже не сделал вид, что ему не всё равно.

Я продолжала наблюдать за ним, ощущая странную смесь раздражения и любопытства. Было в его манере что-то вызывающе невнимательное – словно он пришёл сюда не потому, что хотел, а потому, что так было нужно. Может, ему заплатили за присутствие? Может, он вообще не понимает, что делает на этом вечере? Или, наоборот, понимает слишком хорошо?

Я не слушала, что говорят со сцены, пока не услышала своё имя.

– А теперь я хочу передать слово Элисон Маре, которая стала идейным вдохновителем и главным организатором сегодняшнего вечера.

Моё сердце замерло. Я знала, что мне придётся выступить, но, несмотря на подготовленную речь, шаги к сцене казались самыми трудными в моей жизни.

– Ты справишься, – шепнула Вероника, тепло улыбнувшись, пока передавала мне микрофон.

Я выдохнула и шагнула вперёд.

Свет софитов слепил глаза, и лица гостей исчезли в темноте зала, оставив лишь размытые силуэты. Казалось, весь мир сузился до этой сцены, до микрофона на трибуне и до звука моего собственного дыхания. Я знала, что нужно говорить, знала текст своей речи наизусть. Но ощущение чужого, пронизывающего, холодного взгляда заставило меня забыть всё.

Я сглотнула, стараясь не выдать волнения, и сделала глубокий вдох.

– Добрый вечер, дорогие гости, – начала я, не в силах сдержать лёгкую дрожь в голосе. – Благодарю каждого из вас за то, что вы сегодня с нами. Этот вечер посвящён тем, кто не может попросить о помощи сам – бездомным животным, которые нуждаются в нашей заботе.

Голоса в зале стихли, но в ушах всё равно шумело. Я продолжала говорить, вспоминая каждую строчку о приютах, которые мы поддерживаем, о животных, которые обретают здесь шанс на новую жизнь. Я пыталась сосредоточиться на словах, но внутри меня бушевал хаос.

Кто-то следил за мной.

Это ощущение было слишком реальным. Как невидимая нить, натянутая между мной и кем-то в зале. Холодная, тревожная, почти осязаемая. Я не видела его в этот момент, но знала – этот человек всё ещё наблюдает.

Может быть, я надумываю?

Но нет.

Где-то среди множества лиц был один взгляд, который прожигал меня насквозь. Не просто изучающий – оценивающий. Будто этот человек пытался понять, что во мне настоящего, а что – просто образ, созданный для сцены.

Мои пальцы крепче сжали трибуну. Я не позволю себе потеряться в этом чувстве. Не позволю дать ему власть над моими словами.

– Сегодня у нас есть возможность подарить этим животным шанс, – продолжила я твёрже. – И я искренне верю, что вместе мы сможем изменить их судьбы.

Я не знаю, насколько уверенно это прозвучало, но когда я закончила, зал взорвался аплодисментами.

Вероника первой встретила меня с объятиями, окутывая теплом и уверенностью, которых мне так не хватало.

– Ты большая молодец! – сказала она с искренним восторгом, её голос был наполнен гордостью.

Я хотела бы почувствовать то же самое – облегчение, удовлетворение от выступления. Но где-то глубоко внутри продолжало свербить беспокойство, как заноза под кожей.

– Спасибо, – ответила я, силясь улыбнуться. – Без тебя я бы не справилась.

Вероника лишь мягко сжала мою руку, её взгляд был тёплым, обнадёживающим.

– Ты справилась, – твёрдо повторила она.

Я кивнула, но не смогла полностью расслабиться.

Я чувствовала себя актрисой, которая отыграла сцену и вышла за кулисы, но чей-то взгляд по-прежнему настойчиво пробирался сквозь занавес.

Гул голосов стих, когда ведущий объявил начало аукциона. Люстры рассыпались бликами по столам, создавая иллюзию спокойствия, но я знала – именно сейчас начинается самая важная часть вечера.

Лоты были продуманы до мелочей: от картин талантливых местных художников до уникальных поездок в экзотические страны. Мы долго работали над тем, чтобы каждый предмет нашёл своего покупателя, а сумма в итоге превзошла все ожидания. Но насколько успешным окажется этот аукцион – предсказать было невозможно.

– Итак, начнём с первого лота! – провозгласил ведущий с безупречной уверенностью, заставляя внимание собравшихся сосредоточиться на сцене.

Суммы быстро росли. Тонкие деревянные таблички с номерами вспыхивали в воздухе, словно птицы, взмывающие в полёт. Голоса звучали чётко, ставки объявлялись сдержанно, но с азартом. Люди внимательно следили за соперниками, выжидали, взвешивали каждое решение. Я чувствовала, как напряжение в зале только нарастает.

Видя, как взлетают цифры, я ощущала и гордость, и страх. Волнение накапливалось внутри, но я старалась не выдать себя, сжимая бокал с водой, чтобы руки не дрожали.

Но что-то продолжало выбивать меня из равновесия. Или кто-то.

Каждый раз, когда ведущий объявлял новую ставку, я ловила себя на том, что мой взгляд снова и снова возвращается к нему. К загадочному опоздавшему гостю.

Он не сделал ни единой ставки.

Он просто сидел за своим столиком, слегка откинувшись назад, с ленивым, почти пренебрежительным видом. Лёгкий наклон головы, расслабленная, но не небрежная поза – всё в нём кричало о том, что происходящее его не интересует. Ни картины, ни путешествия, ни азартная борьба за редкие лоты.

Но самое странное было даже не это.

На его лице не отразилось ни малейшей эмоции. Ни скуки, ни любопытства, ни досады. Ничего. Будто он находился не здесь, а где-то далеко, в другом мире, закрытом для всех остальных.

Но ситуация изменилась, когда на сцену вынесли последний лот.

Гул голосов мгновенно стих, словно кто-то невидимый перекрыл воздух в зале. Ведущий, выдержав театральную паузу, аккуратно стянул тонкую ткань, скрывающую полотно.

Картина.

Она была написана специально для этого вечера – работа известного художника, выполненная в мягких, почти призрачных тонах. На холсте изображён один из "постояльцев" приюта: маленькая собака с короткой светлой шерстью и грустными, почти человеческими глазами. Художник гениально передал атмосферу одиночества, но не отчаяния. Взгляд животного был полон надежды, хрупкой, но всё ещё живой. Свет, падающий с невидимого источника, подчёркивал эту тонкую грань между печалью и верой в лучшее.

Я почувствовала, как напряжение сгустилось в воздухе, почти осязаемо. Что-то в этой картине тронуло каждого из присутствующих. Кто-то выдохнул, кто-то тихо прошептал соседу пару слов, но никто не мог отвести взгляд.

Но больше всего меня удивило другое.

Выражение лица загадочного мужчины.

Он больше не выглядел отстранённым. Не смотрел в телефон, не демонстрировал скуку. Он слегка наклонился вперёд, сцепив пальцы в замок, и, хотя его лицо оставалось холодным и непроницаемым, в глазах мелькнуло что-то… сложноуловимое. Воспоминание? Сожаление? Сочувствие?

Я не могла сказать точно.

– Начальная ставка – пять тысяч долларов! – объявил ведущий.

На несколько секунд в зале повисла пауза. Люди переглянулись, кто-то поднял табличку, назвав следующую сумму. Но никто не ожидал того, что произошло дальше.

Его голос.

Чёткий, спокойный, звучащий так, будто ставка не имела для него ни малейшего значения.

– Семьсот пятьдесят тысяч.

Тишина.

Все разом обернулись, кто-то тихо зааплодировал, кто-то обменялся удивлёнными взглядами. Никто не осмелился перебить его ставку.

Он не проявлял ни малейшего волнения. Так же спокойно сидел в своём кресле, чуть склонив голову, не отводя взгляда от картины. Словно увидел в ней что-то, чего не заметили другие.

Я поймала его взгляд.

И в этот миг в его синих глазах я увидела нечто большее, чем просто холодную уверенность.

Что-то настоящее.

После завершения аукциона я хотела подойти к нему, чтобы поблагодарить за такую щедрую ставку. Его поступок мог кардинально изменить судьбу приюта, и мне казалось неправильным просто оставить это без внимания.

Но, обходя зал, улыбаясь гостям и выслушивая их похвалу за организацию вечера, я с каждым шагом всё больше осознавала: его здесь больше нет.

Когда я наконец добралась до его столика, меня встретила лишь пустота.

Пустой стул.

На белоснежной скатерти стоял нетронутый бокал воды, его поверхность была гладкой, без следов губ. Словно он ушёл так же внезапно, как появился, не оставив ни одного намёка на своё присутствие. Только слабый аромат чего-то терпкого и едва уловимого всё ещё витал в воздухе, смешиваясь с запахом цветов и дорогих духов гостей.

Я не могла сдвинуться с места.

Сердце гулко стучало, а в голове крутилась лишь одна мысль: кто он?

– Элисон!

Я вздрогнула от неожиданности, когда услышала голос Вероники. Она подошла почти бесшумно, её осанка, как всегда, была безупречной, а в глазах читалось довольство.

– Я вижу, вечер превзошёл все наши ожидания. Ты молодец. Я не сомневалась в тебе.

Я кивнула, выдавив улыбку, но мысли были далеко.

Весь остаток вечера я пыталась сосредоточиться на гостях, поддерживать беседы, благодарить за поддержку и отвечать на вопросы. Но тревожное ощущение не покидало меня. Будто я упустила что-то важное. Что-то, что было совсем рядом и исчезло, не дав мне возможности понять его смысл.

Когда последние гости начали расходиться, зал постепенно погружался в тишину.

Свет софитов уже погас, оставив помещение в мягкой полутьме. В этой приглушённой тишине всё, что казалось суетой несколько часов назад, стало неважным.

Я провела рукой по столу, на котором стоял оставленный бокал воды. Стекло хранило ледяной холод, будто только что его держали в руках, но теперь этот след жизни исчез, оставляя за собой лишь пустоту.

Пальцы машинально потянулись к клатчу, и я нашла там пачку сигарет. Привычное движение, почти инстинктивное.

Я тихо выскользнула на небольшую террасу, где ночь встретила меня прохладным воздухом и лёгким запахом влажной мостовой. Первые затяжки вернули ощущение контроля, будто этот ритуал помогал унять хаос в голове. Я смотрела, как дым закручивался в воздухе, растворяясь в темноте, а мысли снова возвращались к загадочному гостю.

С улицы было видно, как сотрудники начали убирать зал, осторожно складывая скатерти, собирая бокалы, стирая с зеркал следы праздника. Внутри было тепло и светло, но я чувствовала себя так, словно стою на границе двух миров – одного, полного людей, музыки и блеска, и другого, тихого, наполненного лишь шёпотом ветра и тёмными силуэтами домов.

Кто он? Почему именно он решил сделать такую ставку?

Я вспоминала, как его взгляд скользил по залу, холодный, оценивающий, словно он не просто наблюдал, а выискивал что-то. Или кого-то.

Яркий свет изнутри выхватывал из темноты очертания автомобилей на парковке, а где-то вдалеке раздался приглушённый звук закрывающейся дверцы. Он ушёл, не попрощавшись, не оставив никаких следов, кроме этого ощущения… ощущение, что всё было не просто так.

Я глубоко затянулась, но вкус дыма казался горьким. Окурок тлел в пальцах, прежде чем я отбросила его в урну и направилась обратно внутрь.

Когда двери зала закрылись за мной, я сделала глубокий вдох.

Я правда справилась.

Но странное ощущение, что что-то важное ускользнуло сквозь пальцы, всё ещё не покидало меня.

Глава 4

Элисон

Мягкий свет из окон кабинета мог бы казаться уютным, если бы не гора документов, скопившаяся за последние дни. Тёплое освещение настольной лампы бросало длинные тени на стол, подчёркивая хаос из распечаток, отчётов и пометок, сделанных в спешке.

На краю стола покоилась кружка с остывшим чаем – тёмный след на стенках выдавал, что я даже не сделала ни одного глотка. Рядом лежала пачка сигарет, которую я машинально положила сюда несколько часов назад, но так и не открыла.

Монитор компьютера освещал груду бумаг холодным, неоновым светом, придавая им ещё более угрожающий вид. Экран мелькал, сменяя таблицы и письма, но я почти не вникала в их содержание.

Я провела рукой по лицу, ощущая усталость. Временами казалось, что эти бумаги растут сами по себе, и сколько бы я ни разбирала, их количество не уменьшалось. Словно они отражали мои мысли, которые, вместо того чтобы проясняться, только запутывались ещё больше.

Мероприятие завершилось всего пару дней назад, но ощущение, что я нахожусь в эпицентре событий, никак не отпускало. Будто вечер продолжал жить где-то на границе сознания, мелькая отдельными фрагментами – вспышками камер, гулом голосов, блеском бокалов под светом люстр.

На экране компьютера мелькали фотографии. Я листала их одну за другой, вглядываясь в детали: изысканные наряды, лёгкие улыбки гостей, приглушённый свет, который добавлял снимкам почти кинематографичную атмосферу. Всё выглядело идеально. Но я знала, сколько сил стоило, чтобы создать эту иллюзию безупречности.

Нужно было обработать отзывы, выбрать лучшие снимки от фотографа, написать пост с итогами вечера. А ещё – пролистать десятки статей, которые, как я уже знала, будут не только хвалебными. В прессе обязательно найдутся те, кто разберёт мероприятие по косточкам, отыскав неудачные моменты или подводные камни.

Я остановилась на одной фотографии. В кадре Вероника, уверенно держащая микрофон, и я рядом, ловящая её взгляд. Со стороны это выглядело так, будто мы ведём игру, в которой нет права на ошибку.

Но больше всего меня зацепил другой снимок. На переднем плане шёл аукцион, гости увлечённо делали ставки, а в глубине кадра, чуть в тени, сидел он. Его глаза… Глубокие и одновременно холодные. Взгляд словно проникал через монитор, заставляя почувствовать лёгкий укол вины за то, что я смотрю на него так пристально.

«Марк Миллер», – выдохнула я себе под нос, едва слышно.

Имя, которое за последние дни мелькало в заголовках новостей, как вспышка, озарившая тёмное небо. Бизнесмен, чьё исчезновение три года назад стало предметом слухов и догадок, внезапно объявился на благотворительном вечере, организованном моей командой. Его возвращение стало темой номер один.

Я открыла несколько статей, бегло просматривая заголовки:

«Тайна Марка Миллера: почему миллиардер ушёл в тень и что значит его возвращение?»

«Годы без следа. Где пропадал один из самых влиятельных людей Нью-Йорка?»

«Миллер снова в деле? Загадочный бизнесмен замечен на закрытом мероприятии»

Фотографии были разные: кадры из прошлого – он на деловых встречах, пожимает руки влиятельным людям, даёт интервью. Дальше – совсем другие снимки. Размытые кадры папарацци: Марк Миллер выходит из элитного клуба поздней ночью, галстук ослаблен, в руке стакан с чем-то тёмным. В другом – идёт по улице, неся пиджак на плече, а рядом с ним – смутно различимая женская фигура. Ещё один кадр: Марк садится в машину, резко отвернувшись от вспышек фотокамер, лицо напряжено, глаза скрыты тенью.

Я пролистывала их дальше, пока не наткнулась на свежие снимки. Новые кадры, сделанные на нашем вечере. Его холодный взгляд, безупречный костюм, лёгкое безразличие в осанке. Здесь он выглядел иначе – более собранным, отстранённым, но без следа прежнего разгульного образа.

Что-то во всём этом не складывалось. Почему человек, который годы назад буквально растворился в воздухе, теперь снова появился на публике – и выбрал для этого именно наш благотворительный вечер?

Я нахмурилась, закрывая вкладку. Потёрла виски пальцами, пытаясь справиться с нарастающим напряжением.

Как он оказался там? Почему решил прийти?

Эти вопросы не давали мне покоя. Он не оставил ни намёка на свою цель, не пытался выделиться, но его присутствие само по себе выбивалось из привычной картины.

Я снова посмотрела на экран, где среди снимков гостей выделялся один – тот самый момент, когда он поднял табличку, делая ставку. Уверенно, спокойно, как будто решение не требовало раздумий.

– Ты ведь знаешь, что должна сделать всё это не за один день? – раздался голос Данайи.

Я вздрогнула и резко обернулась. Она стояла в дверях, лениво опираясь на косяк, скрестив руки на груди. В её взгляде читалась смесь усталости и той самой заботы, от которой мне всегда становилось не по себе.

– Напугала, – пробормотала я, откидываясь на спинку стула. – Будешь и дальше так бесшумно появляться, я тебе когда-нибудь чем-нибудь запущу.

– Надеюсь, это будет что-то лёгкое. Степлером, например, – хмыкнула она и шагнула ближе, ставя на стол чашку чая.

Я бросила на неё быстрый взгляд.

– Что это? Взятка?

– Это отчаянная попытка напомнить тебе, что ты человек, а не машина по выполнению задач, – она села напротив и пристально на меня посмотрела.

– Просто не могу остановиться. Нужно доделать список дел.

Даная поджала губы, и я буквально увидела, как в её голове включается таймер самоконтроля. Кажется, она мысленно считала до десяти, чтобы не сказать что-нибудь слишком резкое.

– Ты понимаешь, что этот список никогда не закончится? – наконец произнесла она. – Это как голова гидры: закроешь одну задачу – на её месте вырастут две новые. Да, ты у нас профессионал, но вообще-то ты ещё и человек. Напомнить тебе, что люди иногда отдыхают?

Я вздохнула, чувствуя, как внутри нарастает протест, но он тут же угасает.

– Ладно, – сказала я, беря чашку в руки. – Подумаю над твоими словами.

– Вот и умница, – Даная ободряюще улыбнулась, но тут же сузила глаза. – Только не вздумай врать мне, что ты отдыхала на выходных.

Я сделала самое невинное лицо, какое только могла, и уставилась на чай, изучая, как пар завивается над его поверхностью.

– Ага, я так и думала, – фыркнула она. – Ну, знаешь что? Сегодня ты уйдёшь ровно в пять. В ванну, с книгой, с бокалом вина или хоть под одеяло с дебильным реалити-шоу, но чтобы я видела, как ты уходишь.

– Поняла, начальник, – проворчала я, откидываясь в кресле.

– И не думай меня обманывать. Я могу прийти и убедиться лично. Приду к тебе ночью и буду смотреть, как ты спишь, как твой личный Эдвард Каллен. Бу!

Я невольно усмехнулась, качая головой.

– Отлично, а я всегда мечтала о преследователе.

– Вот и славно, – весело отозвалась она, поднимаясь на ноги. – Тогда увидимся вечером. Если, конечно, ты не сгоришь на работе, как мотылёк на свечке.

Я только фыркнула в ответ. Она знала, что говорила дело. И, что самое ужасное, я знала это тоже.

Я снова повернулась к монитору, открыла другой файл с фотографиями. На экране одна за другой сменялись сцены прошедшего вечера: гости с бокалами шампанского, Вероника, смеющаяся у сцены, ведущий, замерший в ожидании новой ставки. Свет софитов придавал картинке сказочную атмосферу, но мне всё равно казалось, что я смотрю на эти кадры через толстое стекло – будто всё это случилось не со мной, а с кем-то другим.

Я пыталась сосредоточиться на задаче, мысленно подбирая текст для поста. «Это было незабываемо. Вечер, полный света, тепла и добрых сердец. Спасибо каждому гостю, который сделал этот день особенным».

Но слова казались чересчур стандартными, вылизанными, как пресс-релиз. Они не передавали того напряжения, что пронизывало вечер. Не передавали ощущение, что за идеально сервированными столами и вежливыми улыбками скрывалось что-то ещё.

Я прокручивала снимки дальше. Вот кто-то поднимает бокал в тосте. Вот Вероника кивает кому-то в зале. А вот… Я замерла.

На экране снова появился он.

Марк Миллер.

На этом фото он сидел чуть в стороне от остальных, склонив голову, словно прислушиваясь. В полутьме его лицо казалось резче очерченным, холодным. Но во взгляде было что-то неуловимое, что цепляло меня с новой силой.

Я провела пальцами по губам, пытаясь отогнать мысли, но в голове уже начали складываться вопросы, которые не давали мне покоя.

Что-то в его присутствии раздражало. Возможно, то, что он затмил всю работу, вложенную в организацию вечера. Все эти месяцы подготовки, согласований, переживаний – и в итоге главной темой стало не мероприятие, не его смысл, не собранные средства, а он.

Каждый разговор, каждая статья, каждая публикация – везде его имя мелькало крупнее, чем сама цель вечера. Будто всё, что мы делали, превратилось в фон для его эффектного возвращения.

А может, раздражало другое. Тот факт, что его внезапное появление всколыхнуло больше интереса, чем десятки спасённых жизней. Люди говорили не о том, сколько денег удалось собрать, а о том, почему он вообще был там. Почему после года тишины он выбрал именно этот вечер?

Тишина в кабинете, нарушаемая лишь щелчками клавиатуры, становилась всё более давящей. Ощущение, будто комната с каждым часом становилась всё меньше, сжимаясь под тяжестью накопившихся задач. Я сосредоточенно пробегала глазами по документам, пока внезапный звонок телефона не вывел меня из этого состояния.

Я взглянула на экран. Незнакомый номер. Скорее всего, подрядчик или журналист, который попросит комментарий о прошедшем вечере.

– Это Элисон Маре? – раздался чёткий женский голос.

– Да, слушаю.

– Меня зовут Ника Вуд, я личный ассистент Марка Миллера. Мы очень хотели бы, чтобы вы занялись организацией дня рождения.

Я нахмурилась, откинувшись на спинку кресла. Марк Миллер? Вот уж чего я точно не ожидала.

– Спасибо за доверие, но вам нужно обсудить это с моим руководством. Оно принимает окончательное решение, – ответила я спокойно, стараясь скрыть удивление.

– Мы готовы подстроиться под ваши условия, – голос Ники звучал профессионально, но слишком настойчиво.

– Мне очень приятно, но вам правда стоит обратиться к моему начальству. Я не могу принимать такие решения самостоятельно.

Она сделала небольшую паузу, будто оценивая мои слова.

– Понимаю. Тогда мы свяжемся с вашим руководством. Спасибо за уделённое время.

Разговор закончился так же быстро, как начался. Я уставилась на телефон, пытаясь осмыслить услышанное.

Заняться днём рождения Марка Миллера?

Я невесело хмыкнула. Он действительно привык получать всё, что хочет, не так ли?

Когда я повесила трубку, заметила на краю стола маленькую шоколадку. Даная.

Я усмехнулась, машинально взяла её в руки и повертела в пальцах. Она всегда так делала – оставляла мелочи, которые могли хоть немного скрасить мой день. Никаких слов, никаких лишних вопросов. Просто тихий знак заботы.

День тянулся бесконечно. Я пыталась сосредоточиться на задачах, но мысли то и дело возвращались к Миллеру. Почему он выбрал именно меня? Это было странно. У нас в агентстве есть люди с куда большим опытом в организации частных мероприятий. Почему не они?

В голове всплывали отрывки вечера: его безразличный взгляд, лёгкая, почти пренебрежительная усмешка, с которой он следил за аукционом, и тот момент, когда он вдруг сделал свою единственную ставку.

Я потерла виски. Может, я просто накручиваю себя?

Ровно в пять вечера в дверях снова появилась Даная.

– Давай, собирайся, крошка. Я прослежу, чтобы ты не осталась тут допоздна, – заявила она, сложив руки на груди.

Я оторвала взгляд от монитора и устало выдохнула.

– Ты неисправима, – покачала я головой, но всё же захлопнула ноутбук и начала складывать бумаги.

– Нет, просто я хочу, чтобы ты отдыхала, – возразила она, хитро улыбнувшись. – Всё, что ты не сделаешь сегодня, сделаешь завтра.

– А если не сделаю?

– Тогда я приду ночью и буду стоять у кровати, пока ты не исправишься.

– О, значит, план «Эдвард Каллен» всё ещё в силе?

– Абсолютно. Так что лучше просто послушайся меня.

Я рассмеялась и покачала головой. В такие моменты я особенно ценила её.

Улица встретила меня мягким осенним вечером, обволакивая прохладным воздухом с лёгким ароматом мокрой листвы. Свет фонарей дрожал на зеркальной поверхности луж, напоминая о давно прошедшем дожде. Казалось, весь город затих, ожидая ночи, и лишь редкие прохожие спешили по своим делам, оставляя за собой шорох шагов на влажном асфальте.

В воздухе витало что-то успокаивающее – смесь свежести и лёгкой сырости, которая, казалось, проникала в каждую клетку. Небо было затянуто облаками, из-за которых звёзды не могли пробиться, но их отсутствие лишь добавляло уюта этому моменту. Едва заметные капли дождя оседали на моих волосах, словно нежные касания.