Парасомния

– Я хочу помочь вам расшифровать письмо.

– Придурок, ты ему и про письмо уже растрепал? – отвесил подзатыльник Тевину лысый.

Он был выше Рована и значительно худее. А глаза неестественно поблескивали, словно бармен из «Ледяного Ложа» не жалел для них коктейлей.

– Я ж как лучше хотел, парни, ну, – пропищал Тевин. – Может, он нам пригодится.

– И с чего такое желание, каллинкорец? – брезгливо одарил меня зеленым взглядом Рован. – Вор никогда не поделится добычей, тебе ли не знать?

– Я не ворую, я просто перераспределяю. Согласитесь, это проще, – скучающе ответил я, подмечая, как Тевин одобрительно закивал. – Если в письме всё так, как вы думаете, то выручки на всех хватит. Я возьму себе небольшую долю за участие, и мы разлетимся в разные стороны, как чужие.

– А если ты нам нахрен не сдался? – помахал у меня перед лицом средним пальцем лысый, и трое остальных загудели.

Я обвел глазами экипаж воров, в составе пятерых. Три каллинкорца и два существа с… да понятия не имею, с какой планеты были эти черти.

Оглядел задумчиво тех, кто промышляли тем же, чем и я на протяжении многих лет. Отбросы родных планет, сыны деструктивного выбора – вот кем мы были. И раз уж мне пришлось связаться с ними, нужно было грамотно обыграть конкурентов.

– Тевин сказал, – неторопливо стал рассуждать я, – что вы высадились всем экипажем на планете. А значит, свой корабль вы бездумно кинули на поверхности… без присмотра.

Толпа нервно замешкалась, от чего я понял, что попал в каллинкорское яблочко.

– А вот я, в отличие от вас, олухов, свой корабль пустым не бросаю, – теперь уже я махал средним пальцем перед притихнувшим лысым. – Поэтому стоит мне только нажать на вот эту кнопочку, как моя команда захватит ваш корабль и отгонит его с Блокайса. Будете остаток дней морозить промежность и сопли жевать, – я занес палец над кнопкой, которая была всего лишь кнопкой регулировки отопления в скафандре, и надеялся, что эти тугодумы не имели в своем арсенале похожего скафандра, плохо разбираясь в технической части снаряжения.

И моя тирада сработала, потому что после короткого молчания Рован оттаял.

– Дружище, – слащаво запел человек, тряхнув бородой, а остальные подались вперед, повторяя за главным, – не нужно сразу переходить на угрозы. Мы ведь не враги друг другу. Давай посотрудничаем вместе. Это может быть даже весело. Что скажете, парни? – обратился он к экипажу.

– А я сразу так и сказал! – затараторил Тевин, но Рован снова раздраженно отвесил ему подзатыльник, видимо, внутренне проклиная туповатого парнишку.

– Будет жар, как весело, – одарил ухмылкой пятёрку я.

Воспоминание 3–5–2.

… В воздухе витала апатия, а мои родители… Они смотрели на всё, как на неизбежность, на естественный процесс. Мать пропадала целыми днями на огороде, тщетно пытаясь спасти скупую часть урожая, который едва мог прокормить нашу семью, не говоря уже о продаже, а отец, как всегда, был в своем космическом ангаре, занимаясь тем, что всегда умел – чинить космические корабли.

Мне было 16, и я думал, что всё заканчивается. Родная планета, которая когда-то была домом, теперь казалась мне лишь глухим уголком Вселенной, обреченным на смерть. Я не знал, что делать. Люди не хотели ничего менять. Они привыкли. Привыкли к мракобесию, к гибели, которая медленно, но верно забирала нашу планету. И в какой-то момент я понял – они не будут бороться. Не для них этот бой. А я… я был молод, и мне хотелось быть тем, кто изменит всё. Я был уверен, что если останусь, если не уйду, то стану частью этого застоя. Я не мог этого допустить. Каллинкорский подростковый максимализм бушевал в моих венах, диктуя разгоряченному уму смелые идеи.

Перед тем как покинуть планету, я пошел к тому, в ком по-прежнему нуждался больше всего – к старшему брату. Мать в то время родила еще одного ребенка, и я понимал, что он уже не будет столь вхож в наш священный братский круг. Не для меня.

Я был уверен, что с Кэлом всё будет по-другому, что он поможет нам уйти, что мы начнём новую жизнь. Вдвоем. Кэл был старше меня, и в свои 16 лет я считал его более зрелым, более осознанным. Я думал, что он тоже видит, как наша планета погибает, и что мы не можем сидеть сложа руки, когда всё вокруг уходит в небытие.

Но Кэл уже оказался в том возрасте, когда, по меркам местных, смиряешься, когда не хочется бороться, когда легче просто плыть по течению, закрыв глаза на разрушительные глыбы камней вокруг. Он был старше и как-то легче принял тот факт, что всё идёт к концу. В отличие от меня, он не видел смысла во всей этой борьбе, не хотел рисковать ради чего-то неопределённого, ради абстрактных иллюзий.

Когда я попросил его полететь со мной, он просто покачал головой.

– Ты молод, Итти, – ухмыльнулся брат, поднося ко рту самодельную сигару.

Мы стояли на скрипучей веранде хижины, пока его каллинкорская жена гремела кастрюлями внутри, её ворчание доносилось через тонкие стены.

– Разговоры про Каллинкор преувеличены, я тебе говорю. Тебе просто не хватает терпения притормозить и оглядеться. Веришь всяким выдумкам. Не зря ма тебя галактоголовым кличет, – Кэл стряхнул пепел с сигареты и протянул мне. – На, вот, расслабься и иди домой.

– Ты правда этого хочешь? Притормозить и просто быть, словно заплатки на штанах и каллинкорка в спальне – это предел мечтаний? – грубо спросил я, отказываясь от предложения брата ускорить свою кончину некачественным дурманом.

На Каллинкоре вошло в привычку любые сложности перекрывать дешевыми развлечениями. Планета давно обменяла свою борьбу на седацию.

– Следи за языком, Итти, – вздохнул Кэл, уголёк сигары пульсировал в сумерках. – Понимаю, гормоны бушуют, сам был такой.

– И что потом с тобой стало? – подавил желание расплакаться я. – Куда делся мой старший брат-энтузиаст?

– Повзрослел, – сухо сказал Кэл. – Чего и тебе советую. Бредни про планетарное освоение оставь другим. Не хватало еще, чтобы среди соседей о нас судачили. Скажут, предатель и трус завелся среди Кендесов.

– А тебя, стало быть, давно мнение соседей волнует?

– Кто-то же должен головой думать. Не всё в этой жизни – битва, Итти. Иногда нужно просто выжить.

– Ты прав, – отрешенно ответил я и пошел в сторону ангара за полем, которое когда-то добротно было засеяно пшеницей.

Теперь это было серое, сухое пятно безжизненной пыли.

– Отец сегодня отдыхает, – крикнул мне Кэл. – В ангаре никого.

– Знаю, – тихо сказал я, не оглядываясь.

Но я знал, спиной чуял, что брат направился к па, чтобы рассказать о моем предложении. Медлить было некогда.

Я готовился к этому событию тщательно. Ну… для шестнадцатилетнего. Изучил варианты управления кораблем. Собрал дорожный рюкзак, надеясь, что припасов хватит долететь до ближайшей планеты. А потом просто планировал перескакивать с одной на другую, как космический кузнечик, пока не обрету уверенность и более точный план действий. Умно же?

Я представил, как Кэл говорит па о моих планах как о чём-то беспокойном, почти сумасшедшем. А отец… наверняка молчит. Он всегда был молчалив. Брат станет таким же с годами, а потом и младший, и дети Кэла, если к тому времени на планете еще можно будет дышать, не то что говорить. Язык моего народа, по инопланетным меркам, и так считался скупым. А потом, наверное, и вовсе опримитивится.

Я больше не ждал от них ничего. Ничего не ждал от людей. В тот момент я понял, что если я останусь, то буду таким же, как они – растерянным, беспомощным, подавленным. И я принял решение.

Кэл не хотел идти со мной. Это было его право – чертовски болезненное для меня, но я знал: если я не уйду сейчас, останусь здесь навсегда. В этом месте, где не осталось ни надежды, ни будущего.

Я был готов улететь. Один. Чувствуя за плечами родную планету и брата, который решил остаться, окончательно вычеркнув меня из своей каллинкорской жизни.

Единственный, кто помог мне тогда, был механик, который работал с моим отцом в мастерской. Он был стар, прилично уставший, но глаза его горели каким-то мудрым внутренним огнём, как будто он знал, что жизнь ещё может подарить приятное потрясение. Механик показал мне корабль, который, по его словам, был на ходу и готов к бескрайнему путешествию.

– Я хотел сам улететь в прошлом, – сказал пожилой каллинкорец, когда я с волнением подошёл к кораблю. Его голос был сухим, как астероидная пыль. – Но так и не решился. Всё время думал, что починю ещё пару кораблей, принесу пользу напоследок. Вот так и остался здесь.

Он взял мою руку и крепко пожал, как жмут руки тем, кто совершил подвиг.

– На этом корабле есть голограмма. Она запрограммирована помогать. Просто представься и придумай ей имя. А она будет следовать твоим указаниям и со временем станет тебе другом, мальчик.

Я не знал, что сказать. Всё это казалось нереальным, как если бы я оказался в одной из тех межпланетных историй, которые Кэл всегда высмеивал. Но я был слишком решителен, чтобы сомневаться.

Механик сделал на память мое фото, затем вытащил микро-драйв из своей камеры и вложил мне в руку, успокаивающим жестом направляя к кораблю.

– Поторопись, – скомандовал он, оглядываясь через плечо. – Кэл с твоим отцом скоро будут здесь.

Я резко развернулся и побежал к кораблю, чувствуя, как сердце стучит в груди. Когда я успел подняться на борт, я оглянулся, желая увидеть единственного, кто провожал меня в открытый космос. Механика уже не было – его следы исчезли в пыли, поднимающейся от заведенного корабля.

Я вбежал в кабинный отсек и сразу же включил приборную панель. К счастью, я знал эту модель. На экране вспыхнуло приветствие. Я задумался на мгновение, прежде чем ввести имя – «Скайла». Почти сразу голограмма активировалась, её голубое свечение наполнило кабину. Система отозвалась на мое имя, и голограмма приветствовала меня мягким, идентичным человеческому, голосом.

– Добро пожаловать на борт, Итан Кендес. Давай начнем наше путешествие.

Я вздохнул, почувствовав, как страх сменяется каким-то странным облегчением, когда корабль начал стремительно набирать высоту. Отец всегда говорил, что я не годен для пилотирования, что у меня нет терпения, чтобы управлять такой громадной машиной. Теперь-то я мог доказать ему обратное.

Вставил флешку в монитор, и на боковой стене появился первый космоглиф [3], на котором я стоял у корабля, по-детски улыбаясь. Его металлизированный корпус отражал меня, и собственное тело показалось мне чужим, каким-то отторгающим. Снимок был сделан механиком, когда я был ещё полон надежды. Надежды на что?

Тогда я действительно верил, что впереди меня ждёт новая жизнь. Скайла и я – мы находились на пути в бескрайний космос. Ввергая свою жизнь в «руки» посудины. Я не знал, куда меня приведёт этот путь, но я знал одно: я уже не вернусь.

Странным было то, что в металлическом корпусе корабля было четкое отражение моей спины, но вот отражения механика, который фотографировал меня, не было. Я долго смотрел на это отражение, пытаясь понять, как это возможно. Корабль был обновленным, будто только что с конвейера, и металл его блестел, отражая свет вокруг. Но почему в нем не было отражения механика? Я оглянулся по сторонам, но в отсеке не было никого, кроме меня и Скайлы, которая отключилась, ожидая остальных настроек. Положил руки на штурвал.

Я не мог понять этого, но с каждой секундой, по мере отдаления от Каллинкора, чувство неясной тревоги снижалось.

Вроде бы всё было логично – механик, флешка, его последние слова. Неужели это могло быть просто совпадением? Однозначно.

Я отвел взгляд от движущейся фотографии и почувствовал, как пульс выравнивается. Не знал, что думать. Может, мне всё показалось? Конечно.

В тот момент я решил не тратить время на размышления. Внутренние силы, которые привели меня сюда, заставляли двигаться вперед. Всё, что оставалось, – это довериться этому кораблю и его встроенной голограмме, которая в мгновение заменила мне общество.

Хоть, в целом, я был один. И я был свободен. Свободен от этой осточертевшей планеты, от людей, которые не верили в перемены, от их бездействия, от самого себя. Когда я поднялся в небо, оставляя позади ту горькую реальность, что когда-то называл домом, я знал – назад пути нет. Но, возможно, впереди есть что-то, что даст мне шанс спасти себя и… погибающий Каллинкор…

Глава 4. Звёзды молчат о потерях

Настоящее – лишь точка старта, а будущее – это бескрайний горизонт, не поддающийся пределам.

– А я тебе говорю, что надо направо. Налево мы уже ходили! У тебя ориентиры, как у танцовщицы из «Ледяного Ложа», сбиты.

Я вырезал из твердого снега небольшую кривую фигурку пятиконечной звезды и поглядывал на идиотов, которые уже десять минут спорили, откуда мы пришли и куда дальше.

– Стоп, парни, тормозите, – потерял терпение я. – Я знаю, куда дальше.

– И куда? – прищурился лысый.

– Если мы хотим осуществить наш план как можно скорее, то действовать необходимо радикально, – твердо сказал я.

– Насколько? – округлил глаза Тевин.

– Местные любят пить чаёк из своих собратьев, когда те умирают, вы вкурсе?

– Мерзость, – фыркнул Рован.

– Слыхали, – кивнул Тевин.

– А вы слыхали, что чужаки, прибывшие на Блокайс, если сами растопят холодника, автоматом станут преступниками? – дал я время экипажу обдумать услышанное.

– Ты чё это, убийство предлагаешь? – охнул Тевин.

– Мы профессиональные воры. Убивать – не в нашей крови, – покачал головой лысый.

– В вашей крови Фростбрю или вещи похуже, – хохотнул я, придавая своему голосу надменный тон. – А я вам говорю, что это самый верный путь.

– И как выбрать, кого не жалко? – сморкаясь, прошептал Тевин.

– Жалко всех и всегда, – отчеканил я. – Это называется сострадание, пацан.

– И кому мы будем сострадать? – хмыкнул Рован.

– Есть у меня на примете кое-кто, – ответил я и двинулся в сторону пещерной площади.

Пока мы огибали коридор за коридором, лысый нагнал меня, видимо, боясь упустить из виду.

– Как давно вы в космосе? – решил разрядить скрипящее напряжение я.

– С 2486 года, – быстро ответил лысый, словно держал это на поверхности памяти.

– И за всё время ни разу не посетили Каллинкор?

– А чё там делать? – поравнялся с нами Тевин, включаясь в диалог. – Рован говорил, что наши бросили экипаж в трудную минуту.

– Еще хоть слово скажешь – клянусь, вырву твой язык и закопаю в снег, – стиснул зубы лысый.

– О чём он? – не понял я.

Худощавый мужчина осунулся и резко показался очень старым. Его веки слегка опустились, будто он закопался в собственное подсознание, выуживая ответ.

– Рован и я были в составе экипажа «Стратос-7», – его голос прокатился по пустому ледяному коридору и Тевин затих, хоть слышал эту историю много раз. – Слыхал о таком?

– Исследовательское судно, – кивнул я. – Одно из.

– В составе восьми членов экипажа мы прибыли на планету под названием Венера. Целью экспедиции было совершить забор материала и исследовать его на пригодность к использованию в инженерных разработках. Еще на подлете к планете мы поняли, что что-то не так, – содрогнулся мужчина.

– Что произошло? – поторопил лысого я.

– Планета не была населена живыми организмами, так утверждала Элла – голограмма с нашего корабля. Но когда неизвестное магнитное поле воздействовало на систему корабля и связь с центром управления Каллинкора была потеряна, мы едва не разбились, чудом посадив «Стратос-7».

– Тогда впервые Ферран стал вести себя странно, – продолжил Рован. Взгляд мужчины был сдержанно-тоскливым, словно воспоминания приносили ему жгучую боль. – Наш робот-добыватель отказывался слушаться, вместе с остальной техникой космического судна. И всё время куда-то двигался, уводя нас от корабля. Когда мы проследили за ним, то обнаружили незнакомые установки, которые оказались магнитами.

– Кто их разместил? – нахмурился я.

– Проще сказать, кто их не размещал, – хмыкнул лысый. – Такая технология ранее не была известна и уж точно не принадлежала людям. Мы пытались связаться с Каллинкором, чтобы нас забрали, но со временем стало очевидно, что нас попросту бросили.

– Ты там волосы потерял? – не удержался от шутки я.

– Ты понятия не имеешь, чего мы все лишились тогда, – отрезал Рован, заставляя меня остановиться. Его руки цепко держали меня за запястье. – Ловушка Венеры – не миф. Эта гиблая планета не просто источник технологий будущего, она станет кладбищем для нас всех.

По подсчетам хронометра, я потратил на этих кретинов два часа, а значит оставалось надеяться, что бордель еще не успел опустеть.

Мы вошли внутрь и я одарил своих знакомых рукопожатием, стараясь стереть из памяти мрачный рассказ каллинкорцев.

– Глугет, Глациус, – протянул я. – Очнулись?

– Жар, как хорошо отдохнули ночью, – послышался у меня в наушнике голос Глациуса. – А ты, смотрю, уже встретил каллинкорцев.

– С приветствием на Блокайс, – сказал пятерке Глугет.

– Мои приятели говорят, что страсть как хотят погреть косточки у геотермального источника, – сказал я, поднимая брови. – Составите нам компанию?

– Каллинкорец, ты, видно, совсем плохо осведомлен о нашем виде, – гаркнул Глугет. – Мы существа холодолюбивые.

– Но при этом приходите раз в неделю «погреться» сюда, – скрестил руки на груди я, медленно подходя с пятеркой и холодниками к источнику.

– Нам не навредит тепло, когда вокруг морозы, – загадочно ответил Глациус. – Однако прямое воздействие высоких температур – это всё равно что сунуть руку каллинкорца в турбину космического корабля.

– Тевин, – окликнул я парня. – Тогда мы с тобой погреемся, а остальные будут на подхвате.

– А нам это не опасно? – засомневался парень, шмыгая носом.

– Ты заболел, а на Каллинкоре у нас традиция была – дышать над местным бататом. Помнишь? – спросил я, стоя возле бурлящей жижи.

– Но я родился на корабле, – насупился парень.

– Я зато помню, полезная штука, – тараторил я, подводя парня к пару. – Лечит сразу.

– Итан, что-то я не уверен, – шепнул мне Тевин.

– Доверься мне, приятель, – прошептал я в ответ и резко наклонил парня над булькающей водой.

Пузырьки стремительно лопались и Тевин начал кричать и вырываться, когда кипяток от лопающихся пузырей брызгал парню в лицо.

– Остановите его! – взгремел Глугет, – Он же покалечит этого каллинкорца.

Но команда бедолаги не шевельнулась, разинув рот. К счастью для меня и печали для парня, они начали понимать ход моих действий.

Наконец, спустя минуты три, Глугет не вытерпел и подбежал к нам. Когда он оттаскивал орущего Тевина от источника, я слегка подтолкнул холодника, и тот окунул левую руку в кипяток. В этот миг рёв существа заполонил весь бордель и, наверняка, площадь.

Пока покалеченные Глугет и Тевин стонали от своих масштабных ран, я стремительно схватил с барной стойки ковш и зачерпнул синеватую пену с бортика источника, которая представляла собой ни что иное, как бывшую руку Глугета.

– Ваше здоровье, – крикнул я зрителям, которые в ужасе вытаращили на меня глаза.

Я зажмурился и сделал пару глотков. В этот момент пол поплыл перед глазами, а холодники стали троиться, пока сладковатая жидкость, медленно растекалась по моему телу.

– Это недопустимо! – грокотал Глациус, придерживая раненного друга. – Вы все будете наказаны за свое преступление. Я об этом позабочусь!

"Давай, приятель, – туманно думал я, начиная засыпать. – Мне нужно, чтобы ты об этом позаботился и как можно скорее".

* * *

– …и Итан Кендес – каллинкорец, – я проморгался и вяло уставился на огромного холодника, метров пять ростом, который зачитывал наши имена.

Потянулся, заметил ледяные оковы на руках и ногах. Перевел взгляд на команду, которая испуганно косилась на существо. Тевин сидел рядом и всхлипывал, прикладывая ледовые наручники к обожженной щеке.

– Как ты мог? – булькал парень. – Неужели тебе было не жаль так поступать?

– Жалко всех и всегда, – отвернулся от парня я, повторяя недавние слова. – Все живы и в этом заключается сострадание.

– Молчать! – по холодильному залу пронесся голос холодника, да так, что я почувствовал вибрацию под ногами.

– Я Шариус, вершитель правосудия на планете Блокайс. Верный слуга бури и времени.

– Извиняюсь, – сказал я, поднимая руки вверх, так как наручники мешали использовать одну.

– Как смеешь ты вступать в диалог без разрешения, каллинкорец? – почти выплюнул мое звание холодник.

– Поэтому и извиняюсь, господин Шариус, – виновато кашлянул я, радуясь, что Лингватрон у меня не отобрали. – Но пока вы не начали разносить нас направо и налево, хочу заметить, что ситуация у нас здесь более чем спорная.

– И в чём же тут спор? – процедил холодник. – У меня есть свидетель в лице Глациуса, покалеченный, Глугет и ваш каллинкорец. И есть ты, – надменно тыкнул мне в лоб ледяным пальцем Шариус. – Ты не только причинил непоправимые увечья моему жителю, но и осмелился на его же глазах испить талый напиток.

– А вот тут прошу обратить внимание, что днем ранее бармен из «Ледяного Ложа» предлагал мне такой напиток. Да еще и из Криозора, который приходился ему дядюшкой, – я часто моргал, всё еще ловя мелькающие мошки перед глазами от жидкости.

– Скончавшийся талый разрешается к употреблению, каллинкорец, – снова отрезал Шариус. – Ты же осмелился на такое, когда остальное тело холодника еще живо и в твердом уме.

– Моя команда замышляла нечто похуже, – цокнул я, и экипаж истерично подскочил со своих мест.

– Сидеть! – велел им Шариус и наклонился надо мной.

Я почувствовал его ледяное дыхание и зажмурился, чтобы меньше слезились глаза.

– Что замышляла твоя команда? – грозно спросил холодник.

– Да они вообще не моя команда, судья… мистер, – ответил я, намеренно источая страх. – Я их встретил утром, когда прогуливался. Думал, будет здорово потусоваться со своими, но кто ж знал.

– Чё ты мелешь?! – крикнул лысый.

– Да как есть говорю, – затараторил я, глядя на холодника. – Они хотели утащить на свой корабль побольше местного пойла. А для этого им нужно было холодников прикончить. Они даже обшарили ваш «Полярный госпиталь», искали кого можно похитить и увезти. А там, у себя на корабле, они бы кирдык и устроили!

Я замолчал, оставляя Шариусу фору всё обдумать. И это сработало, так как судья начал громко расхаживать по холодильной камере, сотрясая воздух.

– И ты считаешь, что своими действиями послужил на благо Блокайс? – спросил он.

– Жар, как считаю, – уверенно кивнул я. – Мне нужно было как можно скорее привлечь Ваше внимание, судья, к этой пятёрке.

– Почему ты не пришел сразу ко мне? К чему было устраивать это показательное насилие?

– Я не знаю вашей местности, – вполне честно ответил я. – В то время как я бегал бы по лабиринтам в поисках подмоги, экипаж успел бы напасть на моих друзей, – я с грустью вздохнул. – Бедный Глугет и Глациус были в огромной опасности, и мне пришлось принять болезненные меры, чтобы спасти их жизни.

– Зачем же ты испил талого? – судья явно сомневался в моей адекватности.

– Под влиянием сильного стресса, единственное, на что у меня хватило ума в тот момент, так это вспомнить слова бармена, что жидкость талого является успокоительным. Простите, судья, но я не мог всё это стерпеть, сохраняя трезвый ум, – пробормотал я, склоняя голову в демонстрации стыда.

– Пригласите этого бармена на допрос! – наконец велел Шариус, отдавая приказ холодникам у выхода.

Существа поклонились и вышли. Через двадцать минут томительной тишины Гелсион предстал перед судьей. У холодников было спокойное лицо, словно они давно знакомы.

– Вы знаете этого человека? – задал первый вопрос бармену Шариус.

– Да.

– Можете ли вы подтвердить, что рассказали каллинкорцу о свойствах талого?

– Да, – кратко ответил бармен.

– Как вы считаете, каллинкорец мог, полагаясь на ваши слова, испить талого в момент стресса?

– В «Ледяном Ложе», – немного подумав, сказал Гелсион, – этот человек отказался пробовать коктейль. Я видел в его лице отвращение. Представить, что каллинкорец захотел бы специально испить талого, да еще и живого, мне трудно. Но вот эти, – указал рукой бармен в сторону пятёрки, – пару ночей назад пробовали у меня всё, что на глаза попадалось. Как падальщики у первой оттепели.