Парасомния

Василиса Чмелева

Парасомния

Часть 1

Глава 1. Дальше самого Ригеля

– Приветствую на станции «Кочующий беспризорник». Отчет хрен знает какого дня. Начать запись.

– Итан, скажи нормально. Для записи отчета нужны конкретные сведения, а не твой сарказм.

Я скучающе откинулся в кресле и посмотрел на мою спутницу, которая сливалась в ровные заостренные на углах линии, имитируя визуально скрещенные на груди руки. По её угловатым пропорциям бегал алый свет, что на языке голограмм означало злость или негодование.

– Ладно, ладно. Не будь занудой, Скайла. Уже и пошутить нельзя, – буркнул я. – И хватит каждый раз прибегать к этой светотехнике, словно я в «Стратосфере»[1]. Уже в глазах рябит.

– Ты сам меня запрограммировал на это. Спасибо, кстати, так мне проще проецировать свое состояние. А теперь, если ты перестал изображать ребенка, начнем заново. Предыдущая версия записи удалена, – скомандовала спутница своим монотонным голосом.

– Более 8,5 парсеков от дома – вздохнул я. – Довелось повидать четвертого по яркости звездного гиганта. Достаточно удалены от дома, чтобы увидеть часть звездных скоплений. Как думаешь, за звезду много дадут?

Запись отчетов давно мне наскучила, но я упорно продолжал посылать их на мою планету. Даже если обратной связи на корабле не имелось, начиная с 2,5 парсеков.

На протяжении 20 лет я бороздил просторы Галактики, пытаясь найти свое место. Безуспешно…на данный момент.

– Если ты закончил самобичевание, то я отключаюсь, – выдала голограмма, затухая. Так она каждый раз давала понять, что даже машина устает от моего непрерывного монолога.

Поначалу Скайла постоянно уточняла: “Ты со мной разговариваешь, Итан?”

"Сам не знаю", – сухо повторял я, пока голограмма не перестала уточнять, вбив в свой цифровой ум привычку не отвлекать.

Развернувшись в своем любимом крутящемся кресле, в форме вытянутой миндалины, я посмотрел на левую часть глянцевой белоснежной стены, где были изображены космоглифы меня и всего, что мне было когда-то дорого.

Фотографии двигались сокращенным стоп-кадром, даруя секунды ностальгии. На одной из них мне было 16 лет. Как раз тот возраст, когда я в последний раз стоял на родной земле Каллинкора.

Планета Каллинкор когда-то была процветающим миром, полным жизни, ресурсов и цивилизаций. Будучи еще мальчишкой, я помню, сколько к нам прилетало существ с других планет. Мы принимали делегации, устраивали шумные праздники, и каждая раса существ презентовала что-то свое в обмен на наши предложенные товары. Но с течением времени моя планета погрузилась в упадок. Для жителей других миров Каллинкор стал печальным напоминанием о том, что бывает, когда не можешь удержать баланс между природой и собственной историей.

Проморгавшись, я снова взглянул на себя шестнадцатилетнего. Я стоял возле огромного космического корабля, который назвал впоследствии Элиот, и улыбался. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, что миссия, уготованная мне судьбой, будет чем-то увлекательным и принесет мне желанное признание семьи. Идиот. Семья, наверняка, забыла обо мне, как только пыль осела после взлета. Их трудно винить: на Каллинкоре каждая минута – это тяжелый процесс выживания. Мы медленно истощали свой дом и, надеясь на иной исход, стали наделять иллюзиями добровольцев, согласившихся отправиться на поиски заменяемых ресурсов, раз уж опытные члены экипажа не смогли. Думая об этом, понимаю, что каллинкорцы умом не блистали. Опытные группы не смогли достичь цели, а у энтузиастов, конечно, должно было получиться.

К чёрту. Вот я здесь. Посреди огромной Галактики. Мне 39 лет, и я каллинкорец, другими словами, человек – так мы называем себя в неформальной беседе. Я чертовски привлекателен, загорел и невероятно популярен среди женщин… Купились? На самом деле я обычный среднестатистический житель Каллинкора. И я патологически ненавижу смотреть в зеркало. Обычно мне Скайла говорит, когда пора побриться или вернуть привычный вихор на голове. Подозреваю, что у меня есть даже седые волоски, но знать наверняка я не готов. Мои желания ещё не реализованы, чтобы двигаться в сторону сморщенной задницы и пониженного либидо.

Что до Скайлы, она представляет собой голограмму на борту космического корабля – искусственный интеллект, созданный как универсальный помощник, выполняющий различные задачи на Элиоте: от навигации и технического обслуживания до анализа планетарных данных и изучения видов существ, населяющих те или иные планеты. Внешне она выглядит как проекция, состоящая из сложных цветных узоров и прозрачных 3D-форм. Однако, несмотря на её функциональность, Скайла обладает уникальной чертой: её программный код позволяет ей взаимодействовать с людьми так, как если бы она была живым существом, несмотря на отсутствие чувств и реальных эмоций.

Люблю подшучивать над ней и говорить, что однажды мы долетим и до её планеты, где она найдет себе цифрового самца и остепенится. Она отмахивается, насколько это вообще может сделать искусственный интеллект.

Физического тела Скайла не имеет, но её голографическое изображение на корабле тщательно детализировано и по-своему элегантно, благодаря чему она воспринимается как нечто большее, чем просто интерфейс. Изображение часто меняется в зависимости от ситуации, подстраиваясь под мои нужды и окружающую обстановку. В моменты, когда нужно быть особенно авторитетной или полезной, облик голограммы может становиться «человеческим», с легким намеком на «женственность» – например, появляются мягкие линии, что делает её менее абстрактной и более настоящей для общения.

Когда Скайла нуждается в большей маневренности, изображение становится минималистичным и структурированным, с множеством линий и углов, подчеркивающих программную сущность голограммы. Однако она всегда остается прозрачной, её формы плавно переходят одна в другую, подчеркивая, что она не физический объект, а часть системы.

– Как и жители Каллинкора…

– Скайла, дорогуша, ты опять мои мысли читаешь? Ты же знаешь, как я это не люблю, – буркнул я, открывая глаза.

– Ха-ха. Я не могу читать твои мысли, впрочем, мне это и не требуется. Твое лицо меняется в выражении, когда ты прокручиваешь мысли о доме и нашем путешествии, – голограмма засияла желтым светом и нарисовала на себе подобие изящного дерева, с длинными тонкими ветками. Так она делала каждый раз, когда хотела меня успокоить.

– Забавно, как ты называешь нашу жизнь путешествием, но мне нравится, дорогуша, – хлопнул я в ладоши и встал, шагая к пульту пилотирования, который Элиот заботливо настроил на авторежим.

– А мне не забавно, Итан, когда ты зовешь меня дорогуша. Термин вызывает системное исключение. Дальнейшее использование может потребовать перезагрузки.

– Расслабься, тостер-печка, – рассмеялся я. – Ты все равно нас всех переживешь.

– Ваше беспокойство принято к сведению. И не принимается во внимание.

– Знаю. Ну, так что, куда посоветуешь приземлиться на этот раз? – спросил я, отключая автопилот.

Элиот приветствовал меня короткой звонкой мелодией, напоминающей каплю воды в стакане, и от монитора, по кабинам и далее по всему кораблю, прокатилась волна ультразеленого цвета, обозначая, что он негласно дал добро на мое самостоятельное управление. Ну и семейка.

– На основе моих статистических данных и тщательного анализа, исходя из пройденного расстояния, мы видим, что предыдущие планеты ничего стоящего не принесли.

– Правда, что ли? – я изобразил удивление. – А я-то думаю, что не так.

– Итан, дай мне договорить, – усилила желтое свечение Скайла. – На предыдущих планетах не было разумной формы жизни, либо жизнь только начала зарождаться. Наличие источников пропитания и водных ресурсов также было скудным или отсутствовало вовсе. Из чего мы можем сделать вывод, что такие планеты тебе не подойдут. А значит, нам пора посетить те места, в которых живой организм достиг необходимого уровня развития для беседы. Я смогу собрать для анализа не только грунтовый соскоб, но и нечто существеннее.

– А я смогу перекинуться в картишки и местную бодягу испить, – хмыкнул я.

– Нет. Ты должен разузнать побольше информации о планете, существах на ней обитающих и о том, что их планета может нам предложить.

– Разузнать побольше… Когда ты так говоришь, мне хочется отправиться в каюту и проспать там добротных 9 часов.

– Ты не спишь столько, забыл?

– Ненавижу заводить знакомства, – проигнорировал уточняющее замечание я. – Это всегда попахивает пустой тратой времени. Я натягиваю подобие дружелюбной мины, жму руку или что вместо руки имеется, и целый день выслушиваю местные байки, которые не факт, что правдивы. Кстати, ты починила мой Лингватрон?

Лингватрон ВР–1 – это миниатюрный ушной аппарат, по типу наушника, который являет собой эволюцию в области межрасовой коммуникации. Он сочетает в себе функции слухового аппарата, анализатора инопланетных сигналов и интерактивного переводчика. Когда устройство улавливает сигнал, оно начинает его разбирать, находя логические закономерности и пытаясь создать гипотезу о языке.

Наушник оснащен дополнительным датчиком, который крепится к щеке с внутренней стороны, на слизистую, для передачи ответов собеседнику.

Щечный датчик Лингватрона, это то, за что я люблю этот мелкий аппарат. Он считывает движения мышц лица и голосовые импульсы, что позволяет человеку «говорить» с помощью микровибраций кожи. Ответы передаются обратно через наушник, который переводит их в звуковую форму.

Этот датчик также может работать как сенсор для более сложных методов передачи ответов, например, через жесты или тактильные сигналы, что важно при общении с расами, не использующими звуки как речевой навык.

Если вкратце, то для распознавания Лингватрон ищет паттерны и уникальные последовательности комбинаций, которые могут быть «языком» или другой формой общения. И делает это так быстро, что я не успеваю даже в носу поковырять.

– Починила, – с гордостью в голосе ответила Скайла. – В следующий раз не стой близко к существу, которое бьется током, и не зли его.

– Откуда мне было знать, что оно враждебное и не знает иных методов взаимодействия, кроме как шибануть меня зарядом? Я тогда думал, что наушник расплавится прямо в ухе. Датчик на щеке приличную язву оставил.

– В общем, всё, что я хочу тебе донести, Итан, так это то, что Лингватрон очень ценен для нас. И если не хочешь в ускоренном варианте изучать языки существ сам, побереги его, – Скайла снова отключилась, оставив меня наедине с пультом управления в руках.

Я набрал побольше воздуха в легкие и бросил последний взгляд в сторону фотографий.

– Ладно, – покорно ответил я. – Говори координаты следующей высадки, погнали.

– Не так быстро. Рано утром на Элиот поступило письмо.

– Письмо? – удивился я. – С нами сто парсеков никто не связывался.

– Моя программа говорит, что это письмо с предложением подзаработать, но большего прочесть не удается.

– То есть как это, не удается? Ты же самая умная в Галактике, – стукнул я по рулю.

– Мои системы настроены на известные языки и коды, в частности те, которые ты добавил в меня с помощью Лингватрона, побывав на новых планетах. Данный зашифрованный текст настроен меняться в зависимости от того, кто хочет его расшифровать. Этот текст живой и молниеносно адаптируется к анализу. Я не могу его расшифровать.

– Что ж ты раньше не сказала?

– У тебя было время отдыха.

Расписание Скайла соблюдала с точностью робота. Я потер глаза, злясь скорее на отсутствие у нее опции «чутье», нежели на саму голограмму.

– Понял. Что предлагаешь делать?

Корабль издал очередной краткий сигнал и на маленьком экране, по правую сторону от руля, высветились геоданные.

– Ты должно быть шутишь! – вскрикнул я.

– В меня встроена такая функция, однако сейчас я к ней не прибегала, – послышался голос Скайлы, но зрительно голограмма не появилась.

– Ты же знаешь, как я не люблю холод. У меня буквально всё сжимается. – Поежился я, словно уже начал замерзать.

– Не волнуйся, Итан. Я подготовила для тебя необходимую одежду и настроила теплообмен. Костюм будет поддерживать в тебе температуру корабля. Или сделать погорячее?

– Говоришь так, будто я ванну собрался принять, – прошипел я. – Давай лучше другие координаты. Что-нибудь потеплее, желательно с пальмами. Давно не нежился на песочке.

– Еще успеешь понежиться, а пока лети, куда указано. Мы достаточно долго дрейфуем в космосе, пора за работу.

– И что я должен там искать?

– На данной планете есть те, кто может прочесть письмо. В теории.

– В теории?

– Они знают всё и смогут обработать текст быстрее, чем он изменится, – пояснила Скайла. – Но тебе придется найти причину, чтобы они тебя приняли.

– Как скажешь, дорогуша, – вздохнул я, подтверждая координаты на приборной панели. – Это я умею.

Элиот торжественно включил музыку и я почувствовал инстинктивное желание накостылять этим двоим. Но физически, я этого сделать не мог, поэтому зловеще занес палец над маленькой силиконовой выемкой под рулем.

– Какое мелочное ребячество, Итан, – отозвалась Скайла. – Следует знать, что…

Голограмма не закончила предложение, так как я отключил говорливую спутницу. Это давало мне ощущение контроля, пусть Скайла и была права. Мелочное ребячество, как единственный возможный вариант при бессилии, даровало мне тишину. Я почти физически ощутил, как Элиот осуждающе качнул нас в космосе, но предпочел оставить всё как есть.

«Объект: КС-1»

Воспоминание 1–2–8.

… Я любил футбол. Когда я родился в семье простых фермеров, планета Каллинкор с первых дней приветствовала меня плодородными полями, пастбищами и постоянным вкусом свежего овощного салата на завтрак. Семья была небогата, и настоящий футбольный мяч на Каллинкоре стоил в те времена приличную сумму, как и любой предмет или еда, искусственно созданная. Люди жили на планете в самодельных домах и трудились ради даров природы. Чистейшие водоемы давали нам морепродукты и спасали от жажды, а горы и леса изобиловали флорой и фауной. За нашими эксклюзивными целебными отварами с хребтов, прилетали с самых далеких планет, желая сторговаться хотя бы до 100 калликсов[2].

– Что это? – спросил я, глядя на старшего брата, который с прищуром протягивал мне круглый предмет, обтянутый коричневой тряпкой. Предмет был тяжелым, и, будучи пятилетним малым, я едва не уронил его.

– Это футбольный мяч! – хихикнул брат. – Сам сделал, – похвастался он.

Я осторожно положил груз на землю и осмотрел его: – Чем он набфит?

У меня позднее остальных детей появились постоянные зубы, и поэтому я не мог выговорить правильно некоторые слова.

– Песком. С устья реки насобирал, а у ма стащил кусок её тряпки с тумбочки и как следует прострочил. Сам! – не упустил очередной момент славы брат.

– Ма ругаться будфет, – прошептал я. – Она же эти ткани для продажи готовит, хочет сшить одёжи для галактоголовых.

Так мы называли жителей других планет. Это название не было официально утверждено, но быстро закрепилось среди простого народа Каллинкора.

– Ничего она нам не сделает, – нахмурился брат. – А если и отругает, что ж теперь? Играть будем или как?

Я слабо стукнул по мячу. Он покачнулся, как сонная черепаха. Видимо, мои ноги еще не доросли до этого вида спорта.

– Это слабо похоже на настоящий мяч. Он совсем не катится.

– Это потому что ты хилый, Итти, – потрепал меня по голове брат. – Смотри, как надо! – он с силой пнул «мяч», и тот полетел в сторону, с глухим звуком отскочив от пня и покатившись с пригорка к реке.

– Не дай ему утонуть! – крикнул я и помчался со всех своих детских ног за братом, который с грацией гончей уже догонял мяч.

Он поднял его с берега реки и потряс, стряхивая куски песка. С ткани закапала вода.

– Ну вот, – с досадой проскулил я. – Теперь мяч еще тяжелее.

– Каждое испытание – это вызов, Итти, – усмехнулся брат. – Научись бить ногой сильнее, и тогда никакая преграда не испортит твою игру.

С пылающим взглядом я встал у мяча, который он уложил на берегу. Разбежался и со всей силы пнул… Только чтобы потерять равновесие, споткнуться о мяч и рухнуть на колени в прибрежную жижу, испачкав ладони в иле.

– М-да, – протянул брат. – Потребуется еще много тренировок, но ты главное не дрейфь, Итти. Научишься!

Я отряхнул грязные руки и показал брату небольшие смазанные ссадины на ладонях.

– Это ж разве раны? – пожал плечами он. – Вот когда у тебя появятся первые боевые шрамы, тогда все девчонки будут твоими, а быть может, даже галактоголовые!

– Гадфость, – сморщился я, а брат захрипел от смеха…

Глава 2. Холодный след

Не бойся морозов, опасайся временной оттепели – она предвестник изменений, которые ты не сможешь остановить.

– Твою ж мать, ну и холодрыга… – выдохнул я. Пар мгновенно затуманил визор, пока обогрев в скафандре не слизал его теплым дуновением.

Скайла не врала – термоподкладка действительно работала, но ощущалось это так, будто меня вакуумно запаяли в ледник. Хребет сводило от холода – того самого, что убивает раньше, чем ты его почувствуешь.

– Постарайся там не задохнуться, Итан. Не забывай, что уровень кислорода на поверхности планеты очень низкий, – послышался у меня в ухе голос голограммы, которая очень кстати подключилась к моему Лингватрону.

– Благослови твои схемы, – буркнул я, утопая в промерзшей земле по щиколотку.

Тьма обвила меня, как погребальный саван – лишь слабое свечение снега обманывало глаза, заставляя думать, что есть свет. Каждый выдох угрожал ослепить меня конденсатом, и я заставил себя дышать медленно и размеренно.

– Скайла, детка, – тихо позвал я собеседницу. – Снизь слегка подогрев, уже яйца спрели.

Голограмма ничего не ответила, но по ощущениям стало значительно комфортнее.

Иногда мне казалось, что мои резкие выражения приводили мою спутницу в культурный шок, что в теории было невозможно.

– Давай посмотрим, что нам припасла эта глыба льда, – сказал я и двинулся вперед, попутно сверяясь с заметками, которые встроила мне в экран шлема Скайла.

В них было сказано, что мне следует навести справки среди местных об искомых существах, которые на данный момент находятся на этой планете и способны расшифровать письмо, которое не давало Скайле покоя.

Десяти шагов хватило, чтобы лёд меня предал. Мои ботинки потеряли всякое сцепление. Я размахнул руками, выровнялся, а затем замер.

Корабль приземлился точно на краю бывшего водоема. Передо мной простирались бескрайние просторы ледяного пласта – то, что, вероятно, было океаном или озером, прежде чем холод задушил его.

– Нет, так я буду вечность по нему идти, – возмущенно прошипел я. – Подготовь новый маршрут, Скайла.

– Мои радары указывают, что на другом конце водоема зафиксировано движение живых организмов, – отрезала она.

– А ближе к этим живым организмам мы не могли подлететь?

– Последний раз, когда мы совершали посадку близ существ, они расценили Элиот как враждебный корабль и чуть не спалили нам парус, – терпеливо напомнила голограмма. – Чтобы завершить миссию успешно, нужно максимально не привлекать к себе внимание, Итан.

Я вздохнул и пошел вперед, неуклюже сохраняя шаткое сцепление со льдом.

Компас на моем рукаве мигал оранжевым светом, что означало мое медленное приближение к цели. Наконец, впереди показался огромный заледеневший водопад, и компас издал торжественный вибросигнал.

Я поднял голову вверх, проследив за спящим гигантом до самой вершины. Звезды в ночном небе отражались на ледяных осколках, заставляя водопад переливаться зловещим мерцанием.

– Куда дальше, гений? – спросил я.

Ответа не последовало.

– Скайла. Алло?

Мир разорвался с оглушительным хрустом – лёд трескался, земля сотрясалась. Я ринулся в сторону, как раз когда лицевая часть водопада оторвалась, открывая щель тьмы. Не было времени думать: я прокатился внутрь, пока половина горы обрушивалась позади меня.

– Чёрт бы тебя побрал, Скайла, – выругался я. – Не могла предупредить?

За ледником, со стороны корабля, виднелось свечение лазера, который прорезал для меня проход, выжигая лед, покоящийся в вечной тишине до нашего прибытия.

– Прости, Итан. Я думала, что тебе нужны действия, а не рассуждения, – изобразила виноватый голос голограмма и отключилась.

– Невыносима, – хмыкнул я и обернулся в сторону кромешной темноты, включая нагрудный фонарь.

С изумлением обнаружил ледяную лестницу, уходящую под землю.

– На сколько километров тянется туннель? – спросил я, когда наконец осилил крутой спуск.

– Точная длина неи-звес-тна, – зашипел голос Скайлы с помехами. – На этой глу-бине сен-соры Элио-та ра-ботают на пре-деле воз-можностей. При-дется идти одно-му. Удач-и!

Связь оборвалась, оставив меня под тонной промерзшей земли. Здесь, в туннелях, уровень кислорода начал повышаться, на что указывал мой астрокислометр для измерения пригодности воздуха. Я вдохнул поглубже и снял шлем, оставшись в теплой шапке с подогревом.

В ухе засвистело, и я сморщился, матерясь на помехи в наушнике, когда напротив меня возникла высокая фигура. Я ошалело проследил по ней взглядом, увидев, как сверху, с высоты метров трех, надо мной склонилось существо, с интересом изучая меня.

– Ты еще кто? – спросил я, поправляя языком свой защечный датчик Лингватрона.

Существо напоминало обнаженного, бледно-голубого гуманоида – разве что было неестественно высоким, с бочкообразной грудной клеткой и вытянутой, акулоподобной головой.

Его узкие, выпуклые глаза впивались в меня хищным любопытством, а маленький, безгубый рот изогнулся в подобие улыбки. Но при этом мышцы лица оставались пугающе неподвижными – словно оно пыталось подражать человеческому выражению, не до конца понимая, что именно делает.

– Добро пожаловать на Блокайс, каллинкорец, – послышалось у меня в наушнике, в то время как в воздухе разнесся громкий голос неизвестного мне языка. – Следуй за мной, я проведу тебя познакомиться с моим народом.

Существо развернулось ко мне спиной, и, оставляя внушительного размера следы, направилось вглубь туннеля.

Я тихо двинулся следом, стараясь не разглядывать его ледяной зад.

"Ну давай, приятель, познакомь меня с народом. Посмотрим, что интересного у вас есть", – пронеслось у меня в голове.

* * *

Туннель перед нами распадался на множество развилок, каждая из которых вела в неизведанное, чуждое. Мне казалось, что я иду уже целую вечность. Шаги существа эхом разносились по холодным стенам, но оно двигалось быстро и уверенно, словно проходило здесь сотню раз. Неудивительно – его шаг заменял мои пять. Я изрядно вспотел, стараясь не отставать от проводника, а чтобы не заблудиться окончательно, начал действовать осторожно, помечая маршрут. Без лишних движений, незаметно для существа, что шло впереди, я оставлял маленькие метки на каждом повороте – крошечные светодиоды, воткнутые острием в снежные стыки. Их тусклый свет едва пробивался сквозь густую тьму, но в этом мире, где не было ни солнца, ни ориентира, этого было достаточно, чтобы не потерять путь.

Каждая такая метка была моим единственным якорем в этой безбрежной пустоте. Я надеялся, что их заряда хватит, пока мне не удастся вернуться обратно. Время неумолимо текло, и мысль о том, что я могу остаться здесь навсегда, в этих мрачных туннелях, становилась всё более реальной. Но я продолжал идти, шаг за шагом, всё равно надеясь, что светодиоды не погаснут до тех пор, пока я не выполню свою цель.

Клаустрофобией я никогда не страдал, но здесь, казалось, сама атмосфера порождала новые фобии, тяжело сжимающие грудь.

Мы вышли в просторную подземную пещеру, и я ахнул. Ледяной город напоминал множество холодильных камер, будто здесь время остановилось, но жизнь всё равно продолжала свой ход, хоть и в условиях вечной мерзлоты. Повсюду из потолка свисали диковинные кристаллические растения, структура которых напоминала ледовую оболочку, внутри которой виднелись пузырьки сока. Эти пузырьки источали теплое сияние, освещая пещеру, словно тысяча лампочек.