Пустая Зона

Они решили идти на юг. Наугад. Питались остатками пайков, пили дождевую воду, спали на сырой земле, укрывшись мокрыми тентами. Люди в группе начали терять силы.

Первым не выдержал Ванька. Молодой, шустрый паренёк, первый раз в такой экспедиции.

Обессиленный, он оступился на скользком камне, послышался сухой хруст, и парень упал, зажимая голень. Ваня шипел от боли, нога быстро распухла и стала чёрно-синей, шагать он уже не мог. Двое взяли его под руки, но идти дальше оказалось почти невыносимо.

Вскоре свалился и опытный Петрович. Сначала молчал, шёл, будто ничего, но потом начал пить из любой лужи, хватать воду руками. Лицо горело, глаза стекленели. Ночью он бредил, звал кого-то по имени, просил открыть дверь, стучал кулаками в землю и кричал не своим голосом.

– Обезвоживание, перегрузка, – сипло объяснил шедший с ними фельдшер, хотя сам едва держался. – Держите его, не давайте бегать.

В группе нарастало отчаяние. Одни спорили, стоит ли бросить раненого, другие упорно тянули вперёд.

К концу второй недели Павел уже не столько шёл, сколько тащил за собой остатки воли. Он припадал к сырой почве и молил землю, на которой лежал, леса, что хмуро колыхались над мокрыми тентами, ветер, что бил в лицо. Уговаривал, как живую, строгую силу, способную услышать и решить.

Его слова становились тише, но упорнее. Не просьба, не мольба, а уже почти приказ, произнесённый дрожащими губами. Он не просил спасения себе. Он требовал пощады для группы.

И когда силы были на исходе,

когда казалось, что всё конец, а мысли путались от усталости, Павел услышал шаги. Сначала он решил, что мерещится, слишком тихо и слишком странно.

Но из леса вышел старик. Беззвучно, словно тень. Весь в шкурах, с лицом, испещрённым морщинами, как карта реки. Он не говорил по-русски, но жестами показал, чтобы шли за ним. Повёл через лес, как будто знал каждый камень.

Они шли за ним молча, спотыкаясь, таща на себе раненого. Старик двигался легко, словно не касался земли. Лес больше не казался враждебным. Он раскрылся перед ними, пропуская вперёд.

Вечером они вышли к избушке. Полуразваленной, но сухой. Внутри была печка, связки сушёной рыбы, самодельные лежанки.

Команда упала без сил и оказавшись в сухом и теплом месте проспала до утра.

В полудреме Павел отчетливо помнил этого старика у костра, окутанного дымом и танцующего странные танцы.

Когда он проснулся, старика уже не было. Ни следов, ни признаков, что кто-то жил в доме до них. Только в углу висел странный оберег из костей и нитей. Павел до сих пор не знает, был ли он там по-настоящему или тайга просто решила вернуть их.

Отдохнувшая команда смогла двигаться дальше. Они сумели восстановить связь и сообщили о своём положении. А через день наткнулись на то, ради чего, казалось бы, всё это и случилось. Крупное месторождение угля и редких минералов. Это была настоящая находка, удача века.

Позже в тех местах открыли рудник. Проложили дорогу, вырубили сотни сосен, выжгли просеку. Тайга отступала.

А Павел стал ловить себя на том, что во сне слышит голос, шепчущий на незнакомом языке. И каждый раз после этого просыпается с ощущением, что упускает что-то важное.

Для других Павел был своего рода герой. Отважный первооткрыватель, человек, открывающий недра, приносящий стране ресурсы, работу, развитие. Его фамилию называли на совещаниях, писали в отчётах, поздравляли с наградами. Он улыбался, кивал, говорил правильные слова.

Но в глубине души Павел всё чаще чувствовал, что вместе с углём и редкоземельными минералами они выкапывают что-то другое. Живое. Хрупкое. Тайное. Он видел как реки мелеют, как птицы перестают возвращаться на гнездовья, где шумят буровые.

Он вспоминал оберег в углу избушки, старика с глазами цвета земли, и чувствовал: то, что они называют прогрессом, может оказаться расплатой. И возможно, он уже стал частью сделки, о которой даже не догадывался.

Через день после их спасения, пока они ждали вертолёт, Павел узнал от связиста, что Марина в больнице. Потеряла ребёнка.

Он винил себя. Молчал, держался, но в его взгляде поселилось то, что не исчезло до сих пор. Тяжесть, которую он несёт в себе как крест.