
Полная версия
Жизнь по чужим правилам
Не будь у нее кредитов, а будь сумма денег, чтоб содержать себя и дочь, допустим, год, и ее бы вдруг уволили – она расстроилась бы? Точно нет.
Скорее наоборот. Выдохнула бы с облегчением, а то и вообще обрадовалась бы! В последнее время она даже от себя самой уже не скрывала, что работа для нее – тяжелая повинность, которая вымотала в принципе. И по мелочам тоже: она уставала от необходимости рано вставать, от шума на переменах, бюрократии, обязательных школьных праздников и запаха столовой.
– Ира! Привет! – выпрыгнул из своего кабинета Родион.
Родион Юрьевич преподавал информатику и был влюблен в Иру. Безнадежно. Во-первых, просто потому, что относился к типу мужчин, которые ей не нравились: полноватый и безликий. К тому же слишком навязчивый в своей симпатии. Слишком!
А во-вторых:
– Прости, еще не поздравил тебя лично. Болел две недели. Вот только вышел. Пневмония. Температура четыре дня не спадала. Неделю почти в лежку, – он сделал паузу, давая Ире прочувствовать весь трагизм ситуации, и торжественно выпалил: – Поздравляю с тем, что вошла в ряды лучших сотрудников года! Заслуженная награда нашла своего героя!
Да уж… Очень кстати.
Это прямо фирменный стиль Родиона – оказываться не в том месте не в то время.
Действительно, неделю назад в школе прошла ежегодная премия-корпоратив «Лучший сотрудник». Путем голосования выбирались лидеры в разных номинациях – «Лучший математик», «Лучший филолог», «Лучший сотрудник администрации», – и последняя категория в этом году покорилась ей, Ире. Вообще-то она давно была равнодушна к тому, выделяют ее или нет. К тому же на сцене, куда ей пришлось выйти в тот день за дипломом, она всегда чувствовала себя крайне плохо. Терялась, краснела, путалась в словах. Чтоб придать себе уверенности и не оступиться от волнения, она представляла, что каждый шаг – это бусинка, которую она крепит к манжету красивого платья. Уж с чем-чем, а с ниткой и иголкой она ладила. Одна, вторая, третья, еще немного – и деталь готова: она стоит на сцене с дипломом в руках, видит улыбки коллег и даже испытывает радость.
Да, было приятно, чего скрывать. Впервые за долгое время. Может, потому, что в глубине души Ира понимала, что заслужила, ведь работала всегда на совесть.
Но сейчас напоминание о той награде звучало как издевка. Родион, скорее всего, еще не знал об утреннем происшествии и вполне мог искренне ее поздравить, но дела это не меняло – снова попал мимо. Еще и эти брюки мешковатые на нем, цвета болотной тины, и рубашка в мелкую клетку, от которой рябит в глазах. Не говоря уже о том, что эти вещи никак не сочетаются друг с другом.
– Наверное. Благодарю, – кивнула Ира и пошла дальше.
– Зайдешь после уроков? На тортик. Отметим.
– Извини, не смогу. Дочери обещала прийти пораньше.
– Поня-я-ятно… – протянул Родион, потупив взгляд.
Ира посмотрела на его стоптанные ботинки на прозрачной подошве и ускорила шаг.
* * *Полина вырезала из цветной бумаги кружочки и выкладывала из них на белом листе фигурки животных. Очень сосредоточенно и старательно. Как, собственно, всегда. Спина прямая, движения медленные. Моргала через раз. Ира сидела рядом и смотрела на дочь, не говоря ни слова, потому что Поля всегда работала молча. Одновременно говорить и что-то делать – не в ее правилах. Начать беседу – значит сильно ее расстроить.
Рука девочки остановилась. Кружок должен был опуститься на круглую голову медведя, но замер в воздухе. Вдох-выдох. Тишина усилилась. Пара хлопков ресницами и… Ира слишком хорошо знает этот взгляд!
– Что такое, Полюш?
– Уши. Уши.
– А что с ними?
– Медведю нужны уши.
– Да. Надо приложить кружочки к голове, ты все правильно делаешь.
– Нет! – вскрикнула Поля. – Уши не круглые. Круглые уши не бывают! Не получается! У меня не получается!
– Подожди-подожди… – Ира приподнялась и встала за дочкой, за ее напряженной, как кол, спиной. – Спокойно. Смотри-ка, что можно сделать…
Она разрезала круг пополам и приложила половинки к голове медведя. Получились круглые ушки.
– Ну как? – осторожно спросила она, понимая, что реакция может быть любой: от смеха до горьких слез.
Полина с некоторым недоверием потрогала половинки кружочков пальцами. Отодвинула их от головы медведя и приставила снова.
– Хорошо, – неуверенно произнесла она.
– Из полукруга можно и ноги делать. И руки.
– Лапы, – поправила дочка. – У медведей лапы. Ты мне поможешь? Ты не уйдешь?
– Не уйду. Будем вместе доделывать твоего медведя, согласна?..
Девочка медленно, будто задумчиво, кивнула.
– Ну и отлично. Я теперь долго никуда не уйду.
– Это хорошо! Хо-ро-шо… – уверенно заключила Поля.
* * *Вечером снова звонила Вика. Она посоветовалась с коллегами и решила не давить на Машу: не хочет заниматься – пусть бросает гимнастику на фиг! Мать, конечно, мечтала через спорт приучить доченьку к дисциплине, но, видимо, это не их путь. Насильно мил не будешь. Надо идти от пожеланий ребенка. Так ведь?
– Наверное, – Ира не любила давать советы. – Мне сложно здесь судить.
– Да-да, я понимаю. Ты же с Полиной… м-да… Так моя сегодня еще опять с мальчиком подралась, ну?.. Отобрала у него машинку какую-то. А этот придурок ее толкнул в ответ. Так она ему этой машинкой по голове и заехала. Мать его звонила недавно… Так орала… Угрожала. Ненормальная какая-то! И что вот теперь делать? В сад не водить? Она постоянно дерется. Сколько ни говорю ей, что нельзя так. А ведь так сад любит, прям бежит туда утром!
– Не води неделю. Спросит, почему не ходим, скажи – потому что ты дерешься. Хочешь ходить в сад – не дерись. Нужно же ее как-то наказать. Чтоб не только на словах, но и последствия какие-то. Слова, сама видишь, не действуют. Ты только говоришь, а толку ноль. Пусть поймет, наконец, к чему это может привести.
На другом конце телефона повисла хорошо знакомая пауза, она появлялась всякий раз, когда Вике не нравился ответ. Обычно Ира старалась ее скорее заполнить, но сегодня слишком устала, поэтому тоже замолчала.
– Ну а у тебя что? – наконец спросила Вика.
– Отправили в отпуск. За свой счет. Говорят – до сентября. Наверное, начну опять репетиторствовать. Завуч обещала с учениками помочь. А у меня руки опускаются. Не хочу опять это начинать все. Сил нет. Желания тоже.
– Подумаешь! Главное – не уволили. Остальное – мелочи.
Мелочи. Опять они.
Взрослая жизнь начинается с того, что кто-то просит не обращать внимания на ерунду. Плюнуть! Или, как еще говорят, забить! Незаметно как, но приходит момент – и уже сама себе говоришь то же. Наплюй! И привычно игнорируешь всякие мелочи.
Пока вдруг не обнаружишь, что из них, кажется, и состояла вся жизнь.
Что было до…
Красный диплом
«Свежие», как их назвал ректор со сцены, дипломированные специалисты выходили из актового зала в коридор, где их ждал небольшой фуршет. Еще на авансцене, будто испугавшись аплодисментов, Вика вцепилась в руку подруги и только возле столиков с закусками отпустила.
– Ну что, поздравляю! С красным! – она выставила перед собой диплом, как зеркало, чтоб любоваться. – Красота! А?
– Красота, красота, – воодушевленно кивала Ира. – Слушай, я вообще как в тумане. Даже щипала себя уже, моргала, а все равно. Как будто это все не со мной сейчас.
– С тобой, с тобой! Не сомневайся!
– Он и правда красный! – взвизгнула Ира и кинулась обниматься.
– Так а я про что?! Заслуженная награда нас нашла! Мы ж с тобой учились, старались, ночей не спали! Ай да мы! Так, теперь главное – не опускать планку.
– У нас все будет хорошо! Вот увидишь! Мы же не только умницы, еще и красавицы!
В подтверждение своих слов Ира кокетливо повела одним плечом и подмигнула.
– Приду я во вторник на собеседование, значит… – продолжила она, – положу перед ними этого красного красавчика, посмотрю вот так, томно, и скажу: «Давайте мне самую большую зарплату!» О, Даша! Привет! Ты откуда выпрыгнула?
Миловидная брюнетка с широкой улыбкой вдруг оказалась рядом и бросилась обнимать-целовать:
– Девчоночки мои! Ура! Поздравляю вас, нас! Неужели все закончилось?! А?! Свобода!
– Да щас! Все только начинается… – пыталась отрезвить всех Вика.
– Вечером в «Волну» придешь? Наши диджея какого-то пригласили, – улыбалась Ира.
– Нет, не могу. Ночью рейс. В Буэнос-Айрес, представляешь?! Ни разу там не была! Так что бегу домой, собираться.
И она упорхнула почти так же внезапно, как появилась.
– Естественно, она не придет. Она всю жизнь в стороне держится, – прокомментировала Вика.
Даша училась с ними с первого курса, но два года назад перевелась на заочное отделение, потому что устроилась работать стюардессой на международных рейсах. Об этом она мечтала со школы. Даша не помнила, были ли у нее когда-то мысли о чем-то другом, хотя бы в раннем детстве, когда все девочки хотят быть актрисами или ветеринарами. Кажется, не было. Сколько она себя помнила, всегда стремилась в аэропорт. Возможно, потому что папа был летчиком, а еще романтиком: упивался красотой неба и зефирными облаками. Рассказывал очень интересно, но в сердце Даши его слова не раскрывались. Падали, как первые снежинки на еще не остывшую землю, и тут же таяли. Ее манило другое – суета аэропорта! Звук объявлений, перекрывающий голоса тысячи человек, высоченные потолки, яркий свет, череда огромных залов, гигантские окна и взлетная полоса за ними. А еще – гул взлетающего самолета.
В детстве она часто просила отца брать ее с собой, когда была такая возможность, сразу бежала к окнам и замирала на месте. В буквальном смысле слова. То есть часа через два ее не нужно было искать в огромном зале, потому что, как потом с восторгом рассказывал папа, «где поставил, там и забрал». Он-то думал, дочь, подобно ему, очарована небом и облаками. Но Даша провожала пристальным взглядом бегущие по серому асфальту колеса: быстрее-быстрее, вот их очертания уже размылись из-за скорости, еще быстрее, и наконец – отрыв от земли! Крыло под углом уходит вверх, гул двигателей, свист, мигают габариты – все это действовало на Дашу по-настоящему гипнотически.
Когда папа начинал летать за границу, это считалось редкой удачей. Сложно представить более престижную работу! А стюардессы-международницы резко выделялись из толпы советских граждан. Модные импортные вещи, французские духи, аксессуары, а дома – редкие сервизы и японская техника.
Поэтому в детстве многие девочки хотели летать, чтоб получить возможность попасть за границу. Когда же Даша поступала в институт, престиж этой профессии сильно просел. Почти каждый житель города мог позволить себе съездить в Европу, а Египет и Турция даже заграницей не считались.
– Стюардессой? Хм… – округлил глаза папа Иры, когда она рассказала о подруге, которая перевелась на заочное отделение, чтоб воплотить свою мечту. – Ребячество какое-то. Все-таки не двенадцать лет, надо быть серьезнее.
– Получается, это та же официантка, только в воздухе. Я правильно понимаю? – уточнила мама. – Странный выбор.
Педагоги дружно выразили недовольство: одна из лучших учениц, схватывающая любые языковые конструкции на лету, подающая самые смелые надежды, и вдруг – стюардесса. Нужно ли быть студенткой иняза, чтоб идти в эту профессию? Там ведь даже знания языка нужны очень поверхностные! Абсурд!
Но Даше было плевать на все разговоры с высоты самолета!
Она появлялась в институте во время сессии, стремительная и сияющая, сдавала экзамены и исчезала. Ира сравнивала их общение с раскройкой атласной ткани. Гладкой и струящейся, легкой, без единого залома. Податливой, только подцепи ножницами, и вот обрез уже послушно разлетается, превращаясь в нужную деталь. Глядя на Дашу, и самой хотелось так же скользить, стремительно и бесшумно.
Жаль, что они с Дашей не стали близкими подругами и после института связь практически сошла на нет.
Ира не умела сидеть без дела. Она подрабатывала с третьего курса. Мама вздыхала:
– Надорвешься. Учись спокойно. Куда ты спешишь? Не голодаешь ведь!
Голод, конечно, здесь был ни при чем. Просто Ире очень хотелось как можно скорее начать приносить домой деньги.
И на следующий день после получения диплома у нее было запланировано сразу два собеседования. Отдохнуть, как советовала мама, она не планировала.
Скорее, скорее вперед! Жить свою лучшую жизнь! Достигать! Покорять!
Молодость и красный диплом – это ли не залог успеха?
«Увы, совсем не обязательно», – скажет мудрый взрослый. Только разве вчерашний студент его послушает?
Про родителей, хомяка и мечты
На отца часто настороженно косились, особенно мамы и бабушки на детских площадках. Слишком он был вовлечен в жизнь дочери. Мало того что часто с ней гулял, так еще и какую активность проявлял при этом! Лепил куличики, забирался на горку, чтоб вместе спуститься вниз – подстраховать, бортики ведь совсем хлипкие. Перед этим еще проверял, не раскалилась ли горка сверх меры на солнце или, наоборот, достаточно ли просохла после дождя.
Знал друзей дочки по именам и периодически усмирял их конфликты.
– Сами разберутся! – одергивали его мужики, игравшие за деревянным столом в домино.
– Кулаками на девчонок? Не-е-е-е, так не пойдет. Надо этих орлов учить.
Объяснял хулиганам правила общения коротко, но очень доходчиво. Его взгляд в упор мало кто мог вынести. А мощные руки, сжатые в кулак, не предвещали ничего доброго. Но через пятнадцать минут после разбора полетов с этими же пацанами он гонял в футбол и был уверен, что больше к его дочке никто не подойдет.
Женщины передавали из уст в уста истории о том, как у Иры разлохматилась косичка, а отец взял да и тут же заплел ее заново. Мало того заплел, так еще как! Волосок к волоску, тугую, без единого «петуха». А в другой раз нитка вылезла на кофте, так этот мужик и тут сориентировался – легко откусил «хвостик» и прижег зажигалкой. Чудно́й, одним словом.
Те, кто знал его получше, мысленно тоже давно записали в «странные». Соседка рассказывала, что лично видела, как Сергей жарил блины. Утром зашла мясорубку вернуть, дверь открыла Валя (жена его), а соседка у открытой двери так и замерла – на кухне у плиты суетился глава семейства. И запах блинов на всю квартиру! Разве от мужиков такие запахи бывают? От нормального мужика либо перегаром несет, либо химией какой-нибудь машинной, да так, что нос раздирает.
Сергей же еще регулярно в магазин ходил вместо жены. Рассаду на балконе разводил. «Зеленушку разную, я ее люблю в суп добавлять, когда готовлю», – признавался, вызывая у соседок временный паралич лица от изумления. В общем, много ненормального было за ним замечено.
Благо был не болтливым, как баба, и работящим. Иначе точно считался бы тряпкой. А так, ну чудак и чудак, бывает. Привыкли.
Ира очень хорошо запомнила свой десятый день рождения. Ей не повезло: родилась летом, когда все уходили на каникулы и разъезжались, поэтому ни разу не получилось собрать дома друзей. В тот год папа сказал, что надо отметить как следует. Утром сходил в сберкассу (мама соседке проболталась, а Ира услышала) и повел своих девчонок кататься на аттракционах.
Аттракционы!!!
Настоящий сказочный мир!
Летающие качели, врезающиеся друг в друга машинки, чудные вагончики, бегающие по кривой вверх-вниз, карусель со сверкающими лошадками, тир и, конечно, – колесо обозрения!!!
Как все это уложить в маленькой детской голове? Утрамбовать, чтоб эмоции и воспоминания остались как можно дольше? Не забыть, не упустить.
И не забылось же.
Ира сначала боялась, особенно быстро гоняющих вагончиков. Тогда мама пошла вместе с ней. Очень быстро на место страха пришел восторг. От скорости, ветра в лицо. От грохота, с которым вагончики скатывались с крутой горки. Ира хохотала, папа стоял у забора и снимал ее на фотоаппарат. С лица мамы не сходила улыбка.
Ира слышала, что с колеса обозрения можно увидеть свой дом. Она боялась подниматься так высоко, но любопытство оказалось сильнее страха. К тому же потом будет что рассказать подружкам! Когда же колесо достигло своего пика, у нее на миг остановилось дыхание: макушки деревьев оказались вдруг под ними, ветер, такой теплый внизу, здесь пронизывал насквозь, земля такая далекая, мамина испуганная улыбка… Так она и не заметила, был виден ее дом с высоты или нет.
А сладкая вата? Такой желанной и вкусной она может быть только в детстве! Вкус остается в памяти спустя десять, пятнадцать, сколько угодно лет и больше не повторяется. Еще в памяти остался взгляд мамы, с мягким укором, когда папа достал из-за спины две порции ваты – дочке и жене. Обе были сладкоежками, обеих хотелось порадовать, ну не мог он экономить в этот момент! Не сердись, жена. Хотя можешь сердиться, улыбку в глазах не скроешь, и смех от того, что лакомство прилипло к щекам, к носу, от того, что не помещается в рот. Этот смех питает его сердце, ради этого смеха он живет.
Потом они просто гуляли по парку. Много болтали. Ира увидела котенка, который лежал на лавочке и смотрел на проходящих мимо. Заметив, что девочка обратила на него внимание, котенок принялся истошно мяукать.
– Малыш… киса… – гладила его Ира, а он заливался все сильнее.
– Дочь, ты б не трогала его… – мягко одернула мама. – Мало ли…
– Мам, смотри, какой он хороший! Красивый!.. Мам! Он, наверное, голодный, да? Ты голодный? Мяучит. Точно голодный. Никто его не кормит… Мам, давай ему что-нибудь дадим…
– У меня ничего нет. Вот кусок пончика только, но он же его не будет…
Котенок понюхал пончик, есть не стал, но замяукал еще жалобней. Ира была готова разрыдаться вместе с ним.
– Мам, давай его возьмем! Он же умрет без нас! – с максимальным трагизмом, на который способны только дети, воскликнула Ира и прижала руки к сердцу.
Мама всплеснула руками и отвернулась. Папа хмыкнул, прищурился на котенка и изрек:
– Ну возьми, раз умрет. Попробуем спасти.
Это было счастье уже сверх всех возможных норм!
Пока Ира несла котенка на руках к метро, он изредка мяукал и во все глаза смотрел по сторонам.
– Любопытный какой, надо же… – заметил папа, а мама в ответ обреченно ухмыльнулась. Мысленно она прикидывала, чем кормить нового члена семьи и насколько пострадает от него новая мебель.
Возле входа в метро котенок начал издавать утробные звуки и напрягся всем телом. А потом вдруг рванулся, выпрыгнул из рук Иры и сиганул в ближайшие кусты.
Ира вскрикнула.
Мама замерла от неожиданности.
Папа кинулся к кустам. Раздвинул ветки и исчез где-то внутри.
Ира боялась пошевелиться и сойти с места.
Через несколько минут из кустов вышел папа. Один. Без котенка. Из глаз Иры брызнули слезы.
– Дочь, все хорошо! Не плачь! Он встретил своих и ушел к ним. Там такая банда, ты не представляешь, думал, меня разорвут! Стая котов целая! Ему там лучше будет. И веселее.
– Правда? – всхлипывала Ира. – Его не разорвали собаки?
– Ха, какие собаки! Они на километр к этой мафии не подойдут! Ты что?! Парень под надежной защитой. И там, скорее всего, его мама… братики… Он мне только хвостом вильнул и убежал. Как будто «Пока!» сказал.
– Ну хорошо… Если ему там лучше, то пусть…
– Да коты они вообще такие. Сами по себе. Я больше собак люблю, – подвел итог папа.
Конечно, она расстроилась, что осталась без котенка. Но с другой стороны, в тот день она убедилась: папа исполнит любое ее желание. Даже если мама не очень согласна.
Мама тоже порой проявляла настоящий героизм.
Подружка подарила Ире хомяка (раздавала одноклассникам неожиданный приплод), и, открыв входную дверь квартиры, она громко оповестила семейство о том, что раз с собаками и кошками не складывается, пусть ей разрешат оставить Пушка. Категорично так заявила. Подразумевая, что без него в квартиру не войдет. Вслух, конечно, этого не сказала, мало ли.
– Что за Пушок еще? – выглянула из кухни мама.
– Хомячок! – Ира протянула маме почти под нос руки с пушистым грызуном.
Мама побледнела. Позеленела даже. Глаза стали мутными. Но, несмотря на такое явное резкое недомогание, в секунду нырнула назад на кухню и продолжила оттуда, из-за стены, почти криком:
– Убери это!
– Ма-а-а-а-ам… Ну пожа-а-а-а-алуйста… маму-у-у-уля-я-я-я-я… Посмотри, какой о-о-он…
– Нет!!! Не надо его сюда!!! Слышишь?! Не вздумай нести на кухню!!!.. Так, тихо. Ладно, хорошо! Пусть будет! Только убери его! И сделай так, чтоб я его никогда не видела!
Мама до обморока боялась всех грызунов, независимо от размера, окраса и степени обаяния.
Счастливая Ира поселила питомца рядом с кроватью в ведре, набросав на дно ваты.
Примерно через неделю тишину буднего рассвета вдруг разорвал горький плач Иры. Мама, которая по утрам отличалась замедленной реакцией, одним прыжком оказалась в комнате дочери. Из-за ее спины страшно таращились глаза папы.
– Пу-у-у-ушо-о-о-о-ок… – голосила Ира. – Его не-е-е-е-ет!.. Он сбежа-а-а-а-ал…
– Как? Куда? – моргал папа.
Мама тут же запрыгнула на кровать и сканировала глазами пол.
– Боже мой… – шептала она трясущимися губами.
– Ведро упало-о-о-о… он ушел! Пушо-о-о-о-ок… Он теперь уме-е-е-ер… от голода-а-а-а-а… – раздавался детский рев.
Совместными усилиями родителям удалось успокоить дочь и даже отправить ее в школу.
Вернулась она с прежним выражением вселенской скорби на лице, говорившим: «Зачем я здесь? Если здесь нет моего хомячка?» Но – чудо! В ведре, свернувшись баранкой, сопела пропажа.
– Мам! Пушок!
– Да уж. Нашелся твой хомяк. Я стою, готовлю. На полу лежит капуста. Слышу, что-то в ней шелестит. Оказалось – твой беглец! Вот, посадила его назад. Надо, наверное, клетку купить, чтоб не сбегал больше.
Это звучало так просто. Но, зная какой ужас мама испытывает от одной мысли о грызуне, можно было отдаленно догадываться, чего ей стоило не только не выбежать из квартиры, заслышав зловещий шелест в капусте, но взять его в руки и посадить в ведро.
– Мамуля… спасибо! – сжимала Ира ее в объятиях.
– Ладно-ладно, пошли обедать. Суп остывает, – и мама поцеловала ее в макушку.
С возрастом любовь Иры к животным никуда не делась. Она продолжала умиляться и заходиться в нежных чувствах при виде кошек и собак. Мечтала, что когда-нибудь в ее личном доме будет жить веселый пес. Однажды она устроит своему ребенку такой сюрприз, которого у самой никогда не было: принесет домой крошечный комочек, спрятанный в плед, раскроет и увидит счастье на детском лице. Представляя этот момент, она всегда улыбалась.
Но, видимо, не зря говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает». Ее дочь оказалось ярой противницей любой живности, особенно дома. На улице обходила всех кошек и собак стороной, как можно дальше. Никаких положительных эмоций не испытывала при встрече, напротив – сильно напрягалась. Все остальные животные вызывали в ней священный ужас и брезгливость.
Однажды Ира предложила маленькой Поле погладить щенка на детской площадке. В ответ девочка издала страшный вопль, напугав остальных детей и щенка в том числе. Потом еще почти месяц отказывалась идти на ту площадку.
Тогда Ира окончательно поняла, что ее семья будет совсем не такой, как она мечтала.
Родители работали много и тяжело. Как и большинство в то время.
Отец всю жизнь трудился мастером на заводе, выпускавшем детали для машиностроения. Мама – физиотерапевтом в районной поликлинике.
Оба считали обязательным, чтоб результат труда был очевиден. Позже папа с презрением отзывался о расплодившихся офисных работниках, «ме-не-джерах» (с акцентом на букву «е», «ме-е-е-е», как коза).
– Что они производят? Только болтают и кофе пьют весь день. Собрать всех и в поля, пахать! Больше толку будет.
И, конечно, стабильность. Работа нужна для того, чтоб кормить. Точка. Карьера, реализация, нравится, не нравится – это все лирика и глупости. Должности существуют не для того, чтоб нравиться, а чтоб заниматься делом и обеспечивать себя. Такой труд всегда уважаем. Эти же мысли папа старался внушить дочери.
Иру же, как назло, тянуло в иллюзии. Сначала она хотела стать артисткой цирка. Благо это желание ушло с возрастом, да и нужных данных в наличии не оказалось. Потом – фигуристкой. Эта мечта разбилась о первые изнурительные тренировки и неуклюжие падения, после которых ломило все тело.
Наконец, уже в подростковом возрасте, Ира проявила интерес к шитью. И как-то очень быстро и неожиданно этот самый интерес перерос в настоящую страсть. Авторитарную, ту, что поглощает разом и целиком.
Сначала маленькая Ира переодела всех имеющихся в доме кукол и мягкие игрушки. Прямоугольник с двумя дырками для рук – готова партия ярких халатов. Вскоре к ним были приставлены цилиндры-рукава, одинаковой толщины что у плеча, что у кисти и с толстым швом по центру. Но игрушкам много ли надо? Ира же, как тогда и выяснилось, обладает отменной усидчивостью и упорством. Прошло совсем немного времени, и криво-косо скроенные халаты заменили аккуратные сарафаны, юбки и даже подобие жакетов.