Мастер и Жаворонок

– Ничего, – говорю я, откашлявшись и с трудом разжимая пальцы на стакане, пока не раздавил стекло. – Я… все нормально.

– Точно? Видимо, не такой уж ты и смелый…

Она подходит ближе, окутывая меня теплом. На губах у нее играет чуть заметная улыбка. На таком расстоянии я почти не вижу лица, однако глаза у девушки блестят так ярко, что их свет прорезает сумерки.

– Кажется, мои слова… тебя взволновали? – шепчет она.

Ларк склоняет голову набок и смотрит на меня, уставившись на губы.

– Это из-за того, что мы заговорили про герцогинь? Может, у тебя фетиш не только на перья, но и на корсеты с тюлем?

Святый Господи Иисусе… Еще и корсеты вдобавок!

– Не то чтобы фетиш…

– Жаль, а я уже обрадовалась.

– Точнее, не только на перья с корсетами. Еще и на парики.

Раздается громкий, искренний смех.

Ларк Монтегю с каждой своей фразой проникает в мои мысли и вызывает неожиданные, но очень яркие фантазии. Она пробуждает к жизни ту часть сознания, о которой я и не подозревал. Не знаю, хорошо это или плохо, но я обязательно пройду по дорожке, которую она для меня прокладывает. И путь этот будет весьма волнительным.

– Думаю, тебе пойдут сюртук и бриджи, – с улыбкой говорит Ларк, делая последний шаг и вставая рядом.

Ее пальцы сминают на мне рубашку, случайным касанием обжигая кожу.

– А татуировки на шее будут сексуально выглядывать из-под платка…

Я сглатываю, на миг задержав дыхание в легких. Ларк поднимается на цыпочки, устремив взгляд на мои губы. Сердце молотом стучит под ее рукой. Каждый выдох обжигает мне кожу электрическим током.

– Хочешь сделать из меня лихого галантного джентльмена? – наконец произношу я хриплым шепотом.

– Именно такой и нужен царственной и дерзкой герцогине, не находишь?

Ларк склоняет голову набок, и мир словно переворачивается.

– Может, не настолько ты и смелый…

Все умные мысли о том, как парировать ее выпад, пропадают из головы, потому что Ларк прижимается ко мне губами.

В черепной коробке воцаряется черная пустота. Цитрусовый аромат щекочет ноздри. Ларк проводит кончиком языка по моим сомкнутым губам, и я чувствую привкус апельсиновой газировки, которую она недавно пила. Из ее рта вырывается тихий стон.

И я даю себе волю.

Мой язык вторгается ей в рот. Ларк окончательно сминает на мне рубашку. Стакан в руке готов треснуть или полететь с балкона. Хочется сгрести девчонку в охапку и с силой сжать, но я сдерживаюсь и кладу ладонь ей на затылок. Ларк жалобно хнычет. Член больно вдавливается в ширинку оттого, как тесно девушка прижимается ко мне всем телом.

Наши зубы стучат друг о друга. Поцелуй становится более грубым. В считаные секунды Ларк сносит все мои представления о сдержанности. Она целует меня с лихорадочной страстью, выдавая овладевшее ей желание, граничащее с одержимостью. Девушка цепляется за меня так, словно готова упасть, если под рукой не будет опоры. Вдохнув, она ныряет в поцелуй еще глубже, увлекая меня за собой. Стоит мне подумать, что я контролирую поцелуй, как инициативу перехватывают.

Она переплетает наши языки, прикусывает нижнюю губу и словно неохотно выпускает ее из зубов, ловко балансируя между наслаждением и болью.

– Ларк…

Прерывистый смешок стирает из мыслей все, что я собирался сказать. Ларк прокладывает дорожку из поцелуев вдоль моей челюсти. Руки путаются в золотистых прядях. Она с силой закусывает мне мочку уха, и я, зашипев от боли, сжимаю пальцы на ее затылке. Ларк стонет, спускаясь губами к шее, где присасывается к забитой татуировками коже.

Взрычав, я хватаю ее за волосы и стону:

– Срань господня…

Губы на моем пульсе замирают.

Что, мать твою, не так?

Я тут же разжимаю пальцы. Неужели слишком сильно дернул ее за волосы? Или позволил себе лишнее?

Ларк словно окаменела.

– Что ты сказал? – шепчет она мне в шею.

Вот черт… Я где-то облажался, но в чем? Зря упомянул имя Господа всуе? Может, Ларк – верующая? Вспомнить бы, что Слоан рассказывала про их школу-интернат. Там жили монашки?

Я через силу сглатываю.

– Ну… Я сказал «срань господня».

– Повтори тише, – велит Ларк.

– Срань господня, – послушно сиплю я.

Мир замирает на один удар сердца. Ларк отходит, унося с собой тепло, и по моей коже пробегает холодок. Она зажимает рот обеими руками, в глазах отчетливо читается изумление.

Изумление… или ярость?

– Святый господи, – шепчет она.

– Что? Ты сама богохульствуешь!

– Не в этом дело, – говорит она и с усмешкой подается вперед, чтобы ткнуть меня пальцем в грудь. – Ты… Бэтмен недоделанный!

Ларк отступает еще на шаг, скрещивает руки и вскидывает бровь.

Я прищуриваюсь и с ядовитым шипением произношу:

– Барби безмозглая!

– Господи… – Ларк выразительно трясет руками, словно пытаясь избавиться от следов наших недавних объятий. – Ты засунул язык мне в глотку!

– Не хочу напоминать, пташка бестолковая, но ты сама меня поцеловала.

– А ты позволил. Хотя знал, кто я на хрен такая!

– Ничего подобного, потому что в противном случае сбежал бы по пожарной лестнице.

– Здесь нет пожарной лестницы!

– Тем более!

Ларк с сердитым видом закатывает глаза.

– Хватит врать. Ты прекрасно разглядел меня той ночью. Светил в лицо фонариком. Даже по голове им стукнул!

– На тебе была тонна грима. И я тебя не бил.

– А у меня, между прочим, было сотрясение мозга и надо было накладывать швы, а я этого не сделала, потому что твоими стараниями несколько часов шагала пешком. А еще ты рычал на меня, как бешеный медведь, разве что ногу не отгрыз! А потом швырнул в багажник, долбаный ты псих!

– О, так это я долбаный псих, да? Это ты выпрыгнула из машины на полном ходу после того, как утопила в озере какого-то бедолагу, а глядя на его труп, корчила гримасы, даже не пытаясь изобразить слезы, – рычу я. Делаю к ней шаг и наклоняюсь, чтобы оказаться на уровне ее глаз. Откашливаюсь и пищу, подражая слащавому женскому голоску: – Ой-ой-ой, я такая глупышка, только что убила человека. Какое горе. Ничего страшного, сейчас найду ребят, которые спрячут труп.

– Я большего лицемерия в жизни не слыхала! Кстати, как продвигается карьера наемного убийцы? Много прибыли приносит? – Ларк фыркает и тоже делает шаг вперед, изящно обводя в воздухе пальцем круг. – Думаешь, что видишь меня насквозь, да? – говорит она. – А на деле ты знаешь обо мне вот столечко.

Она резко сдвигает пальцы, оставив между ними крохотный зазор.

– Да мне и знать тебя не надо, и без того понятно, что ты тупоголовая курица.

– А ты – козел! – Она прерывисто выдыхает. – Что за шутки, придурок? Ты зачем полез ко мне с поцелуями?

– Я уже сказал, что не узнал тебя. Был Хеллоуин, если забыла, и ты надела костюм. Обмазалась гримом до самых ушей!

У Ларк отвисает челюсть, она стискивает зубы и снова бестолково разевает рот.

– Ты серьезно?..

Я молчу, и она сжимает кулаки. Пусть не вытерпит наконец и ударит меня – будет повод сгрести ее в охапку.

– Кошмар… Ты был в маске, и я узнала тебя по одному лишь голосу и ворчливому бурчанию. А я в тот вечер всего-навсего напудрила лицо и накрасила глаза цветными тенями. Это тебе не кино про супергероев, где достаточно надеть очки, чтобы тебя не узнали!

Решив окончательно выбить девушку из равновесия, я пожимаю плечами и опираюсь на перила. Мое деланое равнодушие заставляет ее злиться, поэтому я не спеша делаю большой глоток виски и наконец признаюсь:

– Было темно. Я не надел очки.

– Очки? – недоверчиво фыркает Ларк. – Уж прости, но это полнейшая чушь!

– Прощаю. Во всяком случае, за это.

– Ты и сейчас их не надел!

– Метко подмечено, герцогиня. И, наверное, это к лучшему. Представляю, с какой радостью ты бы их сейчас раздавила, да?

Ларк ухмыляется: видимо, я угадал.

– И, наверное, стоит сообщить, что из-за тебя я по уши вляпался. Или ты забыла, что умудрилась сорвать один очень важный контракт? Даже не представляешь, какую мне босс устроил трепку.

– Я? Это я сорвала тебе контракт? – рычит она. – Во-первых, я ни при чем. Ты сам виноват, если твоему начальнику пожаловались, что ты не умеешь работать с людьми. Ты вел себя как последний урод! Даже твой приятель Коннор заметил.

Господи, Коннор… Умудрился же он назвать свое имя. Я издаю рык, и на лице Ларк появляется довольная ухмылка. О да, ее шпилька угодила в цель, и она это заметила.

Я сердито хмурюсь и подаюсь ближе.

– Это не та сфера, где можно потребовать встречи с начальством и оставить жалобу, глупая ты принцесса.

Ларк вскидывает бровь и улыбается шире прежнего. Глаза в тусклом свете радостно блестят.

– Разве? – сладко мурлычет она и подходит ко мне: медленно, шаг за шагом. – А по-моему, все получилось прекрасно, и ты попросту обиделся, что о тебе оставили плохой отзыв. Поэтому решил всю вину свалить на меня, ошибочно полагая, что это я устроила тебе неприятности, вместо того чтобы взглянуть на себя в зеркало и честно признать грехи.

Ларк стоит так близко, что, если вдохнуть, я задену ее грудью. Ее взгляд переползает к моим губам и надолго на них задерживается. Кожу заметно покалывает. Я все еще помню вкус ее поцелуя.

Она двумя пальцами касается моей грудины и ведет ими вверх по шее.

– Делать поспешные выводы – в этом ты силен, верно? Но на сей раз ты просто расхлебываешь последствия своих же действий, которые тебе, милый, наконец аукнулись.

Я хватаю ее за руку и отрывисто смеюсь. В этом движении нет ни капли нежности, но в первый миг меня все равно пробивает током. Поцелуй готов забыться – кажется, что он случился давным-давно и с кем-то другим.

– Именно таких глупых лицемерных оправданий стоило ждать от пустоголовой девицы.

В голубых глазах мелькает обида – словно молния сверкнула.

– Пустоголовой девицы, значит? Ты понятия не имеешь, кто я такая и на что способна!

Ее злость радует мне душу. Хочется найти все слабые места и бить по ним, пока она не взорвется, – просто чтобы посмотреть, что Ларк сделает дальше.

Она не отступает. Вместо этого выпрямляет спину и, вскинув подбородок, быстрым движением выдергивает пальцы из моей хватки.

Ужасно хочется сгрести ее в охапку. В голове туман, я совсем поплыл. Надо встряхнуться.

Ларк жестом указывает на стеклянную дверь.

– Там моя лучшая подруга, – говорит она хрипло, устремив на меня взгляд. – Слоан имеет право устроить праздник вместе с любимым мужчиной. С твоим, между прочим, братом! – Ларк кривится, будто проглотила какую-то гадость, но в следующий миг снова надевает на лицо маску и делает шаг вперед. – Поэтому, так уж и быть, я не стану обращать на тебя внимание. Можешь и дальше сколь угодно корчить хмурые рожи – я тебе больше ни слова не скажу!

Она выхватывает из моей руки стакан и одним залпом опрокидывает в себя остатки виски. На глазах от крепкого алкоголя выступают слезы.

– Я думал, герцогини не пьют, – говорю я с усмешкой.

– Видимо, ты дурно на меня влияешь, – отвечает Ларк, после чего сует мне в грудь стакан с осколками льда. – И хватит называть меня герцогиней. Всех дворян, позволь напомнить, отправили на гильотину!

– Как скажешь, – рычу я вслед, хотя Ларк уже уходит.

Я резко захлопываю стеклянную дверь. Девушка даже не вздрагивает. Она идет в кухню, но Слоан ловит ее на полпути.

– А я как раз тебя искала. – Перестав улыбаться, она вглядывается в лицо подруги. – Эй, все хорошо?

Та, не сбавляя шага, хватает Слоан за руку.

– Да, разумеется. Кстати, я уже говорила, что ты очень красивая сегодня?

– Да, пару раз, когда пыталась прилепить мне на грудь свои звездочки.

– Им там самое место. Вырез – обалдеть!

– Спасибо.

– Знаешь, мне не помешал бы бокальчик вина, а еще лучше – ванна текилы. Поэтому давайте выдвигаться, а то уже опаздываем. Не хватало, чтобы Роуэн за тебя переживал.

– Как скажешь…

Слоан, недоверчиво прищурившись, косит взглядом в мою сторону. Я вскидываю перед собой руки и растягиваю губы в улыбке, но та выходит не слишком естественной, и, судя по хмурой складке между бровей Слоан, не я один это заметил.

Откуда это странное чувство, будто из-под ног выбили почву? Оно мучает меня весь вечер: и когда мы на двух машинах добираемся до ресторана, причем Ларк демонстративно садится в другой автомобиль, и когда празднуем открытие «Палача и Дрозда», а наглая девица улыбается всем подряд, кроме меня, и когда она убегает следом за Роуэном и Слоан… Как и в первую ночь нашего знакомства, пташка улетает, оставив после себя непривычную пустоту.

Кажется, будто окружающий мир изменился до неузнаваемости – словно меня закинуло в параллельную реальность и я остался там совершенно один.

Глава 4

Семена

Призрак

Я вставляю крючок в нижнюю часть замочной скважины, сверху – вторую отмычку. Подцепив штифты замка, нажимаю на рычаг и приподнимаю. Раздаются пять тихих щелчков подряд – и вот я попадаю в дом своих врагов.

Все, как говорится в Библии: «Я скоро приду! Я несу воздаяние каждому, и каждый получит по своим делам».

Собрав инструменты, закрываю за собой дверь и заглядываю в блокнот. Я и без того прекрасно помню, что в нем написано, но перед выходом еще раз сверился с расписанием – ошибки недопустимы.

2 августа. 13:00. Запись к мастеру-татуировщику, салон «Призма». Предполагаемое время отсутствия: два часа.

Убрав блокнот, окидываю квартиру взглядом.

Интерьер прекрасно мне знаком. Я неоднократно следил за здешними обитателями через окна, поэтому знаю, где обычно сидит за ноутбуком Прядильщица, в какое время ей звонят с работы и когда она пьет кофе… С Палачом было сложнее, но, получив доступ к расписанию кухни в обоих ресторанах, я выявил закономерности и в его привычках.

Из-под кофейного столика раздается рык. Согнувшись пополам, я гляжу на взъерошенного кота и медленно расплываюсь в улыбке.

– Ах да. И тебе привет…

Кот шипит. Я сжимаю пальцы в перчатке в кулак. Сердце начинает стучать быстрее: темные порывы берут свое. Но стоит вспомнить о словах матери, как гнев отступает.

Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник – помыслы свои, и да обратится к Господу, и Он помилует его, и к Богу нашему, ибо Он многомилостив.

Отвернувшись от зверя, я иду к раздвижной двери, ведущей на балкон. Распахиваю ее и выхожу на улицу. Палач и Прядильщица часто сидят здесь: в теплую погоду пьют кофе, по вечерам – вино, а иногда предаются разврату. Думаю, они уверены, что их никто не видит.

Но я – вижу. Я давно за ними наблюдаю.

За страдания мои и службу Господь одарил меня наградой. Однажды вечером он открыл мне здесь, на этом самом месте, святую истину. Он привел в этот дом носителя родной крови. Наемника и убийцу.

Око за око.

Кроме того, Господь преподнес мне еще один дар. Показал подругу. Ту, что близка Прядильщице и роднее ей, чем сестра. Поющую деву.

Зуб за зуб.

Я возвращаюсь в квартиру и захлопываю за собой дверь. Господь ведет меня, и я иду вслед за Его шепотом.

Возле серванта в столовой я останавливаюсь. В рамке стоят фотографии, которые видно из окна. На них Палач и Прядильщица. И другие знакомые лица. Незнакомые – тоже. На одной из фотографий, сделанной в ресторане, Роуэн Кейн и Слоан Сазерленд сидят рядом с Ларк Монтегю. Она улыбается в камеру, а Лахлан Кейн, наемник и самая ядовитая тварь в змеином гнезде, смотрит на нее. Я не всегда различаю в людях ненависть и страсть, но в тот вечер на балконе было ясно: под гневом этих двоих скрывается похоть. Она горела в глазах Кейна, когда тот провожал Монтегю взглядом.

Я гляжу на Ларк Монтегю. Любимая дочь двух империй греха. Ближайшая подруга Прядильщицы. Объект вожделения Лахлана Кейна. На меня снисходит Божественное вдохновение. В мыслях прорастают семена гениального плана: не просто отомстить, а испепелить гнилые души праведным огнем боли и страданий.

Смерть – не самое плохое, что может случиться с человеком. Гораздо страшнее жить день за днем, зная, что ты потерял самое дорогое. Самое любимое. Самое ценное. Нет ничего хуже, чем существовать в мире, равнодушном к твоей боли. Осознавать, насколько ты бессилен перед Божественным гневом.

Я принесу этим людям боль: и Палачу, и Прядильщице, и Ларк Монтегю. А самая страшная участь будет уготована Лахлану Кейну.

Я добьюсь того, чтобы выжившие считали его виновником смерти Ларк Монтегю.

В Библии сказано: «С чистым – чисто, а с лукавым – по лукавству его».

Шаг первый. Выбить почву из-под ног.

Я разворачиваюсь к выходу, и кот украдкой кусает меня за ботинок.

Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие.

Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его.

Око за око.

Зуб за зуб.

Глава 5

Нити

Ларк

…Год спустя

Я вхожу в просторный дом своей двоюродной бабушки Этель. Со скалистого берега несется знакомый плеск волн, приглушенный закрывшейся за мной дверью. В фойе встречают ароматы лаванды и роз из букетов, стоящих по обе стороны от входа. Между вазами – фотография Этель и моего двоюродного дедушки Томаса в рамке, которую я смастерила после праздника по случаю годовщины их свадьбы полгода назад. Я гляжу на фотографию. Из кухни выходит моя старшая сестра Эва. Ее шаги настолько привычны, что оборачиваться нет нужды – я и без того знаю, кто идет.

– Хороший был праздник, правда? – говорю я, когда сестра встает рядом и тоже смотрит на улыбающиеся лица наших родных.

– Ага. Не считая того морковного желе. Кто додумался подать на стол подобную гадость?

– Этель. Она утверждает, что это ее любимое блюдо.

– По-моему, ей больше нравится любоваться тем, как люди давят в себе рвотные позывы. Почему булочки у нее всегда получаются, а остальные блюда – нет? – Эва демонстративно кривится, после чего поворачивается и обнимает меня. – Привет, Жавороночек.

– Я скучала, – говорю я, и она, еще раз крепко обняв, отпускает. – Ты готова в эти выходные отвезти тетушку в отель? Планы в силе, мы должны выдать Слоан замуж.

Эва со вздохом берет меня за плечи. На лице у нее мелькает странное выражение. Может, она устала после долгой дороги из Калифорнии? Сестра не из тех, кто любит сидеть без дела, и здесь, скорее всего, тоже с головой ушла в работу. Изобразив улыбку, я напеваю несколько тактов из «Свадебного марша», но сестра по-прежнему угрюма.

– Конечно, отвезу, но, к сожалению, на церемонию не останусь. Передашь Слоан мои поздравления на словах, хорошо? Если она все-таки согласится на вашу безумную авантюру, – наконец говорит Эва, отпуская меня.

– Где же тетушка? Она зачем-то велела приехать к ней ровно в одиннадцать, – говорю я, окидывая коридор взглядом.

Обычно, если Этель назначает время для визита, гостей она встречает возле двери, чтобы с порога высказать им свои претензии.

– Она наверху. Мама и папа, когда я видела их в последний раз, были в гостиной с Тремблеем. Я буду в кабинете, просматривать новый ворох документов. Если потеряете меня, то знайте: я решила перерезать вены бумагой, лишь бы не подписывать очередной бланк заказа на муку и сахар.

– Знаю, чем поднять тебе настроение!

– Маргаритой?

– Морковным желе!

– Я люблю тебя, сестренка, – но иди ты на хрен!

С сардонической усмешкой Эва целует меня в щеку и уходит, исчезнув за коробками, которые горой свалены в коридоре. В груди сгущается тягучее чувство тревоги.

Часы на запястье пикают. Приходит сообщение от тетушки.

Ты ведь не опаздываешь, верно?

Закатываю глаза, но все-таки улыбаюсь. Достав телефон, печатаю ответ.

Ни в коем случае. Прибыла точно в срок.

Молодец. Поднимайся по черной лестнице.

И захвати из ванной крем для рук.

Можешь не торопиться.

Я недовольно морщу нос. Тетушкины капризы – дело привычное, но сегодня она превзошла саму себя: то торопись, то не торопись, то принеси бесполезный предмет…

Пожав плечами, я печатаю короткое «О’кей», после чего отправляюсь в ванную рядом с лестницей, ведущей в крыло, где находится спальня моей тетушки с видом на море. Почти добравшись до нее, вдруг слышу из дальнего конца коридора напряженные голоса. Один из них хорошо мне знаком – это отчим; во втором, прислушавшись, разбираю нотки Стэна Тремблея. От звучного баритона по коже бегут мурашки.

Обычно я не сую нос в родительские дела: их бизнес приносит доход нашей семье лишь благодаря интригам и махинациям. Родители часто, сколько себя помню, вели тайные переговоры, но не позволяли их тени омрачить внешне безупречную жизнь.

– …имя того, кто работал на «Левиафана»?

Я замедляю шаг. Голос матери навевает воспоминания о позапрошлой осени, когда я столкнула машину в водохранилище. Надо сделать вид, будто я ничего не слышала, – взять из ванной крем и уйти наверх. Их бесконечные интриги меня не касаются. Но следующие слова заставляют ноги прилипнуть к полу.

– Лахлан Кейн.

Я смотрю в сторону гостиной, расположенной в конце коридора. Одна из дверей приоткрыта. Недолго думая, иду на звук голосов и проскальзываю в пустой кабинет напротив.

– На свете немало людей, которые хотели бы урвать кусочек нашей прибыли. Нельзя избавляться от всех подряд. – Отчим ехидно хмыкает. – Иначе в Род-Айленде и вовсе людей не останется.

Мать раздраженно бурчит. Так и вижу, как она пронзает его взглядом. Мама любит Дэмиана всеми фибрами души, но когда речь заходит о делах, некоторые границы она переступать не рискует, пусть даже их бизнес со временем сплетается все теснее.

– Дэмиан, мы говорим не про тех, кто способен испортить оборудование и доставить нам хлопоты. Речь о людях, которые затаили обиду на нас с тобой лично. Келли Эллис входила в мой совет директоров. Кристиан был твоим двоюродным братом. Раз в месяц убивают человека из нашего ближайшего окружения. Как по часам – каждые сорок дней. Это не простое совпадение.

– И каждые сорок дней мы возвращаемся в исходную точку. Ни свидетелей, ни улик. Ничто не говорит о причастности «Левиафана».

– У Кейна солидный опыт, – говорит Тремблей, и до меня доносится шорох документов, доставаемых из папки. – Он работал на «Левиафана» шестнадцать лет. Возможно, решил отыграться за то, что его отправили в отставку.

Шуршат бумаги. Отчим бормочет что-то и замолкает, задумавшись. Потом произносит:

– А мы уверены, что он вышел в отставку? Насколько мне известно, его не отпустили. Я просто разорвал контракт, но избавляться от Кейна не требовал.

– Тем больше у него причин нас ненавидеть. Мало ли кто мог его нанять? Откуда нам знать – вдруг в «Левиафан» обратились наши конкуренты?

– Ты прав, неоткуда. Это лишь догадки. У нас нет доказательств, указывающих хоть на одного подозреваемого. – Отчим тяжело вздыхает и ерзает в кресле, судя по скрипу. – Слушай, я согласен, что Кейн или, возможно, «Левиафан» замешаны в деле. У них однозначно есть все ресурсы. Но с такой же вероятностью это может быть и любой наш конкурент вроде Боба Фостера…

Мать фыркает:

– …или человек, которого эти самые конкуренты наняли. В общем, кто угодно. Не думаю, что это разумно – развязывать войну с организацией вроде «Левиафана» или с одним из ее сотрудников, не будучи полностью уверенным в его причастности к делу.

– Если не устранить самую вероятную угрозу сразу, потом станет хуже, – говорит Тремблей, выкладывая на стол очередную папку. – У Кейна есть два брата. Один из них ни в чем противозаконном не замечен. Работает врачом, живет в Небраске. Но вот другой… – Шуршат бумаги. – Его зовут Роуэн Кейн. Весьма опасный тип. Брата он однозначно поддержит. Уже не раз выступал на его стороне.

Нет, нет, нет, нет!

Я зажимаю рот ладонью, чтобы сдержать рвущийся из груди крик. Мир рушится, и я падаю в бездну.

Мать шокирована не меньше моего. С явным изумлением она переспрашивает:

– Роуэн Кейн?.. Не тот ли, за которого выходит замуж Слоан?

– Да, именно он. Я изучил его прошлое, опросил людей. Он несколько раз был замечен в насилии. В юности, после переезда в наши края, стоял на учете в комиссии по делам несовершеннолетних, но подробностей в полицейской базе не осталось. Официально его ни в чем не обвиняли. Но я обнаружил один интересный факт: лет десять назад Лахлан подрался в баре и попал в больницу. По моим сведениям, Роуэн избил обидчика своего брата и бросил его умирать. В документах клиники сохранились записи о лечении Лахлана и о парне, который позже скончался. Про Роуэна там – ни слова.

Кровь стучит в ушах, заглушая негромкий разговор родителей и шелест бумаг. До меня доносятся лишь отдельные короткие реплики: «А как же Слоан?», «А если Ларк?», «Нужны доказательства», «Не слишком ли опасно ждать?»