Рябиновые бусы

Надежда Резепкина

Рябиновые бусы

От автора

Невыдуманные истории… Под разными рубриками публиковались в местных газетах эти рассказы. Поначалу их и рассказами-то сложно было назвать из-за ограниченности газетной площади. Разбросанные тут и там, разлетевшиеся по изданиям, долгие годы они напоминали мне брошенных, осиротевших детей – написанные и забытые. И вот, наконец, настало время собрать истории разных лет в единое целое, в родное гнёздышко. Так появился сборник рассказов «Рябиновые бусы».

Трудно поверить, что первый рассказ увидел свет в октябре 2002 года! Словно было вчера, а ведь прошло без малого четверть века. Первая невыдуманная история родилась из небольшой зарисовки о парне и девушке с непростой судьбой. Это был первый робкий побег на взошедшем ростке моего творчества, слабенький, хрупкий, беззащитный. Потом такие побеги-рассказы стали появляться на газетных страницах всё чаще и чаще. В большинстве своём они написаны с 2002 по 2010 годы.

Почему я решила поставить даты написания рассказов, хотя вначале вовсе не собиралась? Потому что нынешнему поколению без указания дат будет трудно поверить, что и такое было в нашей стране, в моей жизни и жизни моих сверстников. Всё-таки за двадцать с лишним лет произошло много изменений, прогресс не стоит на месте. Разве поверит современная молодёжь, у которой вся жизнь в телефоне и соцсетях, что были длинные очереди в магазинах за обычными продуктами, задержки зарплаты на полгода и больше, милиционеры, а не полицейские, десятилетка в школе взамен одиннадцати классов, телеграммы и бумажные письма вместо СМС и электронной почты… А всё это было. Были поездки в райцентр на лошадях, запряжённых в сани, нищие детские дома, коммунальные квартиры, проводное радио, называемое радиоточкой, на каждой кухне советской семьи, добровольная народная дружина, рабфак… Да много чего было, канувшее в Лету. И те, кто жили, учились и работали тогда, в конце девяностых-начале двухтысячных, хорошо поймут, о чём речь. Эти люди пережили трудные времена, сложные периоды нашей страны, разделили её судьбу. Они-то уж точно знают – так было!

Как рождались истории? По-разному. Некоторые сюжеты возникали, а потом ложились на бумагу из одной фразы, случайно услышанной в разговоре. Некоторые темы вынашивались годами, прежде чем становились рассказом. Иногда байка читателя, пришедшего в редакцию за газетой, сначала воплощалась в скромное эссе, а потом становилась повествованием с закрученной интригой или юмореской, отражающей особенности того времени. Но таких историй мало. В основном они взяты из жизни. С кем-то, вольно или невольно ставшими прототипами героев моих рассказов, довелось работать на заводе, жить в студенческом и рабочем общежитиях, трудиться в редакционных коллективах. Люди, встретившиеся на перекрёстках моей судьбы, так или иначе остались не только в воспоминаниях, но и в этих историях.

О чём рассказы сборника «Рябиновые бусы»? О жизни. Конечно, о жизни во всех её проявлениях: любовь и ненависть, радость и горе, праздники и будни, страдания и переживания, измена и преданность. Кому-то прочитанное не понравится, кого-то не устроит развязка, кому-то захочется дописать или переписать финал, кого-то фабула заставит заплакать, кто-то увидит в рассказе судьбу, похожую на свою. Так и должно быть. Читатель имеет на это право. Главное, чтобы хоть одна из историй не оставила равнодушным того, кто берёт эту книгу в руки.

Проигранная партия

…Они познакомились по переписке. Те, кому за 40, наверное, ещё помнят эту передачу, была такая на центральном радио.

Дуся жила в глухой, заброшенной богом и людьми, вологодской деревеньке. Когда девочка заболела корью, родители, с утра до ночи занятые хлопотами по хозяйству, не обеспокоились и не придали недугу большого значения. Кто в шестидесятых-семидесятых годах не болел корью в детстве? Обычное дело. Не везти же в самом деле ребёнка по глубокому снегу на лошадях в райцентр. Помазали появившуюся сыпь зелёнкой – авось обойдётся. С Дусей не обошлось. После коварной болезни она почти ослепла. Кроме осложнения на глаза, что-то случилось и с ногами: они время от времени опухали и плохо слушались. Восьмилетнюю школу, благодаря усилиям и настойчивости, Дуся с трудом, но всё же окончила. Дальше учиться было бессмысленно.

За годы детства её самым близким другом стало обыкновенное радио, висевшее над кухонным столом. Девочка часами слушала обо всём, что творилось в мире. Под завывания вьюги, когда снег заносил их деревянный дом по самые сени и крыльцо наутро едва откопаешь, так всё замело, она в мечтах уносилась туда, где ей не суждено побывать. Когда подросла и перешагнула двадцатилетний рубеж, стала с удовольствием слушать «Театр у микрофона», «Полевую почту «Юности», «В рабочий полдень». Передача про знакомства по переписке стала одной из любимых. И однажды она рискнула написать в далёкий степной город неизвестному шахматисту Олегу. Парень ответил, и они стали переписываться.

Одинокий человек одинок везде, будь то шумная компания или четыре стены пустой комнаты. Одиночество Олега, его ранимую душу Дуся поняла и прочувствовала всем своим сердцем. Письма, написанные искренне, проникновенно, способны поведать о человеке многое.

Золотистым сентябрьским днём он приехал в её крохотную деревеньку. Сыграв скромную свадьбу, молодые отправились на родину жениха. Родители Дуси отговаривали переезжать – душа за дочку болела: инвалид с детства, да в такую даль, в неизвестность. К тому же и муж не очень здоров, тоже инвалид. Трудно им будет.

Через год мать с отцом приехали посмотреть на житьё-бытьё дочки и попытались снова уговорить вернуться на родину: в деревне спокойнее, со своим хозяйством и огородом, скотиной легче выжить. Но Дуся не согласилась:

– Что такое одиночество, я знаю хорошо, сыта им по горло, теперь хочу узнать, что такое семейная жизнь.

Порадовались старики за дочкино счастье, с тем и уехали. Но родители Олега неприветливо встретили невестку, считая её ещё одной обузой: сын-инвалид на шее, а теперь и жена больная в придачу. В конце концов они разменяли свою трёхкомнатную квартиру. Молодые поселились в однокомнатной на четвёртом этаже. Центральная улица, магазины все рядышком, звонкий трамвай под окном – эти удобства городской жизни имели немаловажное значение для их семьи.

…Дуся оказалась хорошей хозяйкой. В комнатке всегда было прибрано, чистенько и уютно. На стене мирно тикали ходики, запах свежезаваренного чая наполнял кухню ароматом летних цветов и создавал душевную атмосферу. Деревенские пёстрые половички покрывали пол – больные ноги молодой женщины нуждались в постоянном тепле. Конечно, полы приходилось мыть, ползая на животе, по-другому никак не получалось, ноги совсем не слушались. Стирала Дуся, сидя на табурете. В свободное от домашних хлопот время любила смотреть незрячими глазами в разукрашенное морозцем окно. Но на свою жизнь не жаловалась, сама выбрала судьбу замужней женщины и на другую менять не хотела.

– Как справляешься с домашним хозяйством, Дусенька? – сочувствовали соседки.

Дуся терялась от таких вопросов, машинально расправляла складки халатика и от волнения окала больше обычного:

– Ничего, справляюсь потихоньку. Живём с Олегом душа в душу уже три года. Мы да ещё наш «ребёнок» – кот Тишка. Много ли ему надо? Молоко скиснет, я ему и налью. Вначале не ел, а теперь лакает с удовольствием. На улицу не выпускаем, боюсь, уйдёт и не вернётся. Олег с головой занят шахматами. Я так рада, что у него есть любимое увлечение. Живу его жизнью. Что ещё нужно для крепкой семьи? В ладу и согласии проходят наши дни, большего и не надо. Нас двое, значит, и радости вдвое больше, а неприятностей вдвое меньше, потому что делим их пополам.

…Древней игрой Олег увлёкся с десяти лет, со школьной скамьи. После уроков с удовольствием бежал в шахматный клуб, открытый недавно в городе. Изучал шахматную науку, тщательно разбирал партии. Шахматы помогали изучать точные предметы, такие как алгебра, геометрия, физика. Олег рано понял, что у него математический склад ума. Поэтому после восьмого класса он без проблем поступил в строительный техникум, где очень скоро стал одним из лучших студентов, а уж по точным наукам ему вообще не было равных. Юноша не задирал нос и всегда давал списывать контрольные работы однокурсникам. Его уважали преподаватели и ставили в пример ленивым и отстающим.

Стремительная, насыщенная интересными событиями жизнь остановилась, словно стайер, споткнувшийся и упавший на дистанции. Она раскололась на две части после аварии. Олег попал под машину, месяцы в больничной палате, инвалидность. А потом…, потом он понял, что прежней жизни у него не будет больше никогда. Как говорится, она разделилась на «до» и «после».

Самым обидным было то, что друзья и однокурсники, с которыми ещё вчера учился, отвернулись от него, перестали здороваться и делали вид, что они не знакомы. Олег видел пренебрежение в их глазах, и сердце щемило от боли: «Ещё вчера вы не воротили нос от меня, вчера я был нужен, когда давал списать и помогал с курсовыми. А теперь шарахаетесь при встрече как от прокажённого… И не задумываетесь, что под машину может попасть всякий и в одночасье превратиться из здорового и сильного в немощного».

После аварии с работой пришлось расстаться, а вот шахматы Олег не бросил. Сначала ходил в клуб, как и прежде, но скоро понял, что обычные шахматы теперь, увы, не для него. В клубе шумно, много людей, громкое обсуждение партий, он начинал нервничать и почти сразу уставал. В обычных шахматах есть ограничения во времени, нужно быстро принимать решения, у Олега от цейтнота болела голова, пульсировало в висках. Со временем именно шахматы по переписке стали его страстью. Он стал занимать первые и вторые места в международных соревнованиях и очень гордился своими достижениями.

– Шахматы по переписке – вот это моё, – объяснял он Дусе, почему перестал ходить в шахматный клуб. – Успеешь всё обдумать не торопясь и сделать правильный ход. А ещё весь мир можно узнать по открыткам, ведь в путешествиях нам с тобой никогда не побывать.

Он бережно раскрывал альбом с красочными открытками, и они с Дусей часами рассматривали пейзажи и города, уносясь мечтами в далёкие страны. По вечерам он читал жене газеты и книги, да и основную нагрузку по дому пришлось взять на себя. Город он хорошо знал, потому что здесь родился, окончил школу и техникум, работал, пока не вышел на инвалидность.

Постепенно увлечение шахматами стало едва ли не единственной его отдушиной. Хождения по магазинам и стояние в длинных очередях (тогда они ещё были) утомляли и раздражали молодого человека. Проезжающие машины, обрызгивающие с ног до головы в весеннюю распутицу, сугробы, преодолевать которые становилось с каждым днём всё труднее, уже не просто раздражали, а выводили из себя и бесили. По вечерам, под огнями фонарей, когда становилось пустынно, они гуляли вдвоём. Частенько видели эту необычную пару, прогуливающуюся по двору: неуклюжие, они смешно ковыляли рядышком, переваливаясь словно утки, взявшись за руки. Дуся привыкла к насмешкам с детства и не обращала на них внимания. Другое дело Олег. Ему, ещё вчера сильному, полному энергии и жажды жизни, нелегко было смириться со своим новым положением неполноценного человека.

…Что переживал в душе Олег, открывая заиндевевшее окно и вставая на подоконник? Может, для него стало нестерпимым брезгливое отношение окружающих к нему, рыхлому инвалиду с неуверенной походкой, может, угнетало непонимание родителей, хотя Олег с Дусей изо всех сил старались справляться с бытом самостоятельно, может, не по плечу оказались домашние заботы, которые он взвалил на себя… Теперь об этом никто и никогда не узнает.

Мы часто всуе говорим – как мало надо человеку для счастья. Но едва ли не меньше нужно человеку, чтобы почувствовать себя несчастным. Достаточно насмешки, презрительного взгляда, вскользь сказанного оскорбительного слова, что ранит больнее ножа.

…Дуся всё ползала по снегу вокруг Олега и, прижимая валенки к груди, бессмысленно повторяла:

– Куда же ты без валенок-то, Олежка, ноги замёрзнут. Вот они, валенки, я их тебе принесла…

Вскоре после происшедшего родители увезли дочь обратно на Вологодчину.

Октябрь 2002 г.

Не могу без тебя

Половину нашего студенческого общежития эта первокурсница раздражала одним своим видом, вторая половина её боготворила. Нетрудно догадаться, что первую половину составляли девчонки, вторую – представители сильного пола. Казалось, Олесе всегда сопутствовал свет: в кольцах пышных русых волос, рассыпанных по плечам, играли солнечные блики, а сияющие глаза смотрели по-детски наивно, с ожиданием чуда. Да она и сама несла свет, как солнечный зайчик, – лёгкая, смеющаяся шалунья.

Скромницы, у которых из обнажённого тела можно было увидеть только пятку, и то раз в неделю, оборачивались на воздушные платья из лёгкого шелка или шифона и недовольно бурчали: «Опять эта выскочка Олеська в ночную комбинашку вырядилась, совсем совести нет, хоть бы коленки прикрыла». Признанные модницы, наоборот, пожимали плечами и недоумённо сдвигали крашеные бровки: «И чего так радуется и порхает, словно пташка. Давно подобные платья вышли из моды, такие никто сто лет не носит».

Но Олеся Наливайко (такая смешная фамилия у неё была) не замечала колкостей, и прозрачные наряды, особенно капроновые пышные юбки, сменялись чуть ли не каждую неделю. Походка девушки была необычайно грациозной. Спускаясь по лестнице, она словно бы парила над ступеньками на высоких каблучках. Тонкая изящная рука с маленькой белой сумочкой всегда была на отлёте, и обогнать такую летящую бабочку было непросто, особенно если опаздываешь.

Общежитие – большая коммунальная квартира, где жизнь каждого на виду, и соседи знают о тебе больше, чем ты сам. Скоро про любовь Олеси Наливайко с биологического факультета и Марата Сагретдинова с химического поползли слухи. В тот день они совершенно случайно столкнулись на лестничной площадке: Марат неловко задел летящую Олесю и выбил из руки сумочку. Он поспешно собрал рассыпавшуюся косметику и мелочь и, уткнувшись глазами в голые коленки, выглядывавшие из-под короткого платьица, остолбенел. Взглядом окинул талию, перехваченную кожаным пояском, и судорожно сглотнул – воздуха не хватало. Таких он ещё не встречал…

– Не стоило беспокоиться, я бы сама собрала, – длинные тонкие пальчики легли на смуглую ладонь. Прикосновение было тёплым и нежным.

С тех пор их часто видели вместе в холле общежития. Марат бережно поправлял Олесины локоны, а она, заливаясь румянцем, смущённо отодвигала его руку. Чаще он сидел подле её ног и не мог налюбоваться на свою чаровницу. Она рисовала тонким пальчиком невидимые узоры на его носу и смеялась. Из-за труднопроизносимой фамилии к Марату скоро приклеилось прозвище Выпивайко. Их так и стали звать – Олеся Наливайко и Марат Выпивайко. Расставались влюблённые только на время лекций, факультеты-то разные. После занятий юноша поджидал её с пирожным – Олеся обожала корзиночки со сгущёнкой. В палисадники близлежащих частных домов Марат наведывался ежедневно, и свежие цветы на столе богини стояли до самых заморозков.

Два раза Марат возил девушку к себе домой в деревню. Возвращались всегда грустные, молчаливые, пару дней не встречались, а потом опять радостно смеялись, взявшись за руки, словно первоклашки. Высокий хвост, перехваченный алой лентой, смешно подпрыгивал, когда Олеся кружилась в объятиях любимого. О подробностях визитов в деревню к Марату подружкам ничего не было известно – о своих чувствах Олеся ни с кем не делилась. Однажды зимним воскресным днём, когда на кухнях уже надрывались чайники, выплёвывая кипяток из носика, кто-то увидел на снежной целине под окнами слова: «Не могу без тебя, любимая!» А когда снег нахохлился и растаял, Марат за ночь выложил эти слова из белого кирпича. И сколько их ни убирала ворчливая дворничиха, наутро они появлялись вновь и вновь.

Злословить о сладкой парочке в общежитии уже давно перестали и, осознав, что это искреннее глубокое чувство, а не мимолётный роман, с нетерпением ждали развязки. Весна вступила в свои права, и берёзы около общежития покрылись нежной листвой. В один прекрасный день первокурсницы, сбежавшие с последней лекции пораньше, застали влюблённых на привычном месте в холле, только что-то в облике Марата было необычным. Он нарядился в новенький с иголочки костюм: на пиджаке ещё болтался магазинный ярлычок, и Олеся пыталась его оторвать, но крепкая нить не поддавалась тонким пальчикам. По их растерянным лицам можно было догадаться, что роман подходит к своему логическому завершению – молодой человек сделал Олесе предложение, иначе ни за что бы не вырядился так торжественно, да ещё с галстуком. Никто не узнал в тот раз, о чём говорили влюблённые, нежно заглядывая в глаза друг другу, но вердикт вынесли окончательный – свадьбе быть!

После летних каникул, когда начались занятия и общежитие вновь загудело, как пчелиный улей, Олесина кровать пустовала. Всех интересовало, поженились летом Наливайко и Выпивайко или нет, а соседки по комнате выдвинули версию, что молодожёны сняли квартиру. Но когда студентка не появилась и на занятиях, даже самые оптимисты почувствовали неладное. Вскоре нехорошие догадки подтвердились. Побледневшая староста дрожащим голосом рассказала однокурсницам услышанное в деканате: «Наливайко-то наша, Олеся, она не приедет на занятия. Ой, девчата, она совсем не приедет, никогда. Она… аборт сделала у какой-то бабки-повитухи втихаря, говорят, строгих родителей очень боялась, а врачи спасти не смогли. Марату не разрешили на ней жениться, вера не та, вот она и решила избавиться от ребёнка».

После услышанного никто не знал, как взглянуть на Марата, и при встрече отводил глаза. Подходящих слов, чтобы проявить сочувствие к парню, не находилось. Девчонки-второкурсницы ещё долго пробегали по холлу быстрым шагом мимо кресла, где прежде когда-то сидели влюблённые.

Пока однажды не увидели на нём Марата и Руфию с филфака…

Январь 2003 г.

Яблоневый цвет

…Алмагуль отличалась необыкновенной добротой и застенчивостью. Старшая среди четверых детей в семье, она чувствовала ответственность за младших и была серьезна не по годам. Старательно училась, хотя учёба давалась нелегко, на танцы в сельский клуб в выходные не бегала, одевалась скромно. Да и не до шику: в семье не было достатка, хотя отец работал механизатором, а мать занималась хозяйством.

Поступить в университет на мехмат было огромной удачей для Алмагуль. На факультете мало девчат, в основном одни парни, стало быть, выбор спутника жизни велик. Но поиски женихов интересовали больше однокурсниц, отнюдь не Алмагуль. Она мечтала получить образование, стать учителем математики и вернуться в родное село, в свою школу, уже не ученицей, а преподавателем. Там учителей всегда не хватает.

Предметы давались девушке с трудом. Приходилось засиживаться за учебниками допоздна, много читать, учить, решать, а порой и зубрить. Тяжело грызть гранит науки. В свободное время, которого вечно не хватало, Алмагуль любила ходить в кино, театр и филармонию.

Пойти на вечеринку подружки уговорили Алмагуль с трудом. Муслим, студент из политехнического, не отходил от неё весь вечер. Чем приглянулась смуглому парню с выразительными смоляными глазами тоненькая брюнетка, оставалось загадкой. Но Алмагуль это льстило, ведь такого внимания со стороны мужчин, тем более своих однокурсников или школьных друзей, у неё до этого не было. Встречались недолго.

Когда Муслим узнал, что Алмагуль ждёт от него ребёнка, очень обрадовался. Они решили пожениться, и молодой человек даже подыскал небольшой дом в центре города, готовый под снос. Так можно было получить квартиру. Он уехал к родным в Азербайджан за деньгами, а Алмагуль начала укладывать вещи и готовиться к переезду из общежития. Правда, родители девушки были категорически против брака. «Он не переступит порог нашего дома, – кричала мать, – ты выйдешь замуж только за своего…». Впервые дочь рискнула ослушаться родителей. Долго она ждала Муслима, уже вот-вот должен был появиться малыш. Вернулся потенциальный муж без денег, что-то несвязное бормотал в своё оправдание и о свадьбе не заикался. Алмагуль не настаивала. Она и вправду поняла, что он не годится в мужья, и, как бы ни было трудно, решила растить сына одна.

К этому времени университет остался позади, диплом на руках, и она устроилась в конструкторское бюро. От работы молодому специалисту с маленьким Дамиром дали комнату в 16 метров в семейном общежитии. А когда НИИ закрыли, жильцам предложили приватизировать комнаты. Так Алмагуль стала обладательницей собственного жилья в большом городе. Это было второй удачей для сельской девчонки, теперь уже молодой мамы. Она приложила все усилия и через несколько лет обменяла это жилище на двухкомнатную «хрущёвку». Управлялась с сыном, как могла, порой даже не на кого было оставить малыша, чтобы сбегать в аптеку за лекарством. Но сын подрастал, становился помощником, а сама она гордилась, что обеспечила жильём себя и его.

С ребёнком на руках молодая женщина не помышляла о замужестве, уверенная, что с «хвостом» никто не возьмёт. Муслим больше не появлялся в её жизни, словно его и не было, и Алмагуль старалась не вспоминать об ошибке молодости. На своей личной жизни она поставила жирный крест, поскольку встречаться с мужчинами, имея ребёнка, считала непорядочным.

Мать выделила ей небольшой участок на своём огороде, там Алмагуль и копалась по выходным, обеспечивая овощами и картофелем себя и сына. Жизнь, казалось, сузилась до этих нескольких грядок, обильно поливаемых слезами и потом. Добрых перемен в судьбе ничего не предвещало.

Как-то раз мать попросила своего соседа отвезти картошку на городскую квартиру дочери. Сосед хоть и имел такой же большой участок, но чаще приезжал в село отдохнуть, искупаться в речке, а не работать на земле, урожай его не интересовал. Он то появлялся, то исчезал, поскольку был начальником геологической партии.

Лев не отказал соседке, благо своя машина есть. Он подвёз Алмагуль до городской квартиры и помог выгрузить картошку. А потом совершенно неожиданно предложил завтра съездить на природу. Так же неожиданно для самой себя Алмагуль согласилась, но предупредила: «Только я не одна, с «хвостиком», сын у меня». На что новый знакомый с радостью согласился: «Возьмём и его».

Тот день стал одним из самых незабываемых в жизни женщины. Такой беззаботной и защищённой она не чувствовала себя с тех пор, как покинула родительский дом. Лев был предупредителен, играл с сыном, учил плавать и ловить рыбу. А она смотрела на эту идиллию и не верила, что такое бывает. Лев узнал, что имя Алмагуль означает «яблоневый цвет» и пришёл в восторг. Он нежно целовал её и ласково шептал: «Глаза-смородинки, таких ни у кого нет». Вечером он отвёз их в город. А на следующий день пришёл к Алмагуль с тапочками в руках и твёрдо сказал: «Я буду жить с вами».

Сыграли свадьбу, и маленький Дамир был на седьмом небе от радости, что у него теперь есть отец. Однако родственникам мужа Алмагуль не понравилась. Свекор при каждом удобном случае рассказывал, как одна казашка в их фирме стала директором, а потом перетащила всю родню из деревни. При этом непременно уточнял, что к Алмагуль это не относится. А та не знала, куда себя девать от намёков и унижения. Выслушав в очередной раз историю с казахами, она предложила мужу одному навещать отца с матерью. О совместном ребёнке они не заговаривали: Алмагуль было уже за 35, да и муж старше на десять лет. Кроме того, от первого брака у него росла дочь-студентка.

Но когда под сердцем зародилась новая жизнь, Алмагуль с Лёвушкой и Дамиром на домашнем совете решили, что ребёнка нужно оставить. Беременность Алмагуль переносила тяжело: давало знать слабое сердце и токсикоз. Она мечтала, что сын будет похож на мужа, чтоб не слышать попрёков о раскосых глазах. Через девять месяцев три кило счастья мирно покоилось на её руках, а обалдевший от счастья Лев забросал любимую розами. Карапуза назвали Петенькой.

Всё было хорошо, но с этого момента Лев резко переменился к Дамиру. В семье начались скандалы. Ещё вчера любимый, теперь пасынок ничем не мог угодить отчиму. Один только вид высокого подростка с кудрявыми чёрными волосами выводил его из себя. Лев всё чаще уезжал на вахту, бросив на Алмагуль с её слабым здоровьем весь дом. Квартиру жена содержала в идеальном порядке, чтобы не дай бог свекровь мимоходом не бросила: «Мало того что жена казашка, так она ещё и грязнуля». Алмагуль становилась более нервной, не зная, как угодить своим мужчинам. Любовь уходила, словно вода сквозь пальцы, она это чувствовала, но ничего не могла поделать. Лев стал груб и с ней: «Что ты вылупила на меня свои зенки?» Алмагуль едва сдерживала навернувшиеся слёзы: «А когда-то ты целовал глаза-смородинки».