Полная версия
Асуров рай
Марина Матвеева
Асуров рай
1. МАЛО ЖИВУЩИЙ
Войско терпело поражение. Немногочисленные остатки пеших воинов бежали, давно разрушив и без того жалкие «обломки» боевого построения, теряя и откровенно бросая оружие – невыносимый смертный страх одолел всё: мужество, гордость, разум, силу… Не осталось ничего – только адова паника.
Сенапати, наполовину свесившийся из башенки на спине боевого слона, пытался что-то кричать… но уже понимал: всё бесполезно, ни один его приказ не будет услышан и принят к сведению. Бессмысленно размахивать сигнальными флагами, трубить в раковину, пытаться даже собственным примером бесстрашия вернуть обезумевшей армии разум.
Они уже исчезли из самого понимания, что они – воины. Только зверье спасение собственных жизней… уже не замечая своих же, падающих, затаптываемых…
Армия противника, тоже давно разрушив всяческие построения, волной яростного воодушевления настигала бегущих: толпою, с торжествующими криками, на бегу меча копья и дротики, размахивая мечами. И тоже только пехота. Их колесничные бойцы уже даже не участвовали в этом – в добивании… Сенапати видел их вдали, спокойно стоящих на краю поля – простыми и даже не очень-то заинтересованными наблюдателями. Все было кончено – о чём беспокоиться? Можно и, отложив оружие, отдохнуть…
Именно вид этих расслабившихся махаратхи более всего приводил в бешенство отчаявшегося сенапати. Полководец был молод, если не сказать – юн, однако для него это была не первая битва. И не десятая, конечно, но во всех остальных он одерживал блистательные победы! А сейчас… он сам так и не успел понять, что произошло. Как так резко, невозможно быстро – как мысль! – изменилась ситуация на поле боя.
Его армия была в полтора раза больше. Колесничных бойцов, способных противостоять сразу десяткам воинов, в ней было двадцать – а не семеро, как у противника. Эта двадцатка выглядела как несокрушимая стена по центру и флангам построения… все они – убиты!
И – боевые слоны. У противника их не было вообще. У нас же – целых восемь! Огромных, могучих, непревзойдённо обученных, с самыми лучшими копейщиками и лучниками в башнях на спинах… Как это случилось, как он не заметил сразу, что противники готовят чудовищную отражающую силу – метательные машины для толстых, как стволы, копий с подожжёнными наконечниками. Ураган летящих факелов…
Нужно было отдать приказ уводить слонов, обеспечить им защиту… Он не успел. Огромные животные обезумели от огня, в ужасе посбрасывали своих седоков, вздымаясь на дыбы и страшно крича, передавили всё, что попалось им под ноги – своих, своих!.. едва не треть армии… Тучи копий противника и камни из боевых орудий довершили дело. И теперь семь из восьми роскошных боевых слонов, на которых возлагались такие надежды, лежали среди поля ещё колышущимися горами, ещё живыми… но им уже никогда не подняться.
Да и тот слон, самый высокий, на котором в одиночестве, хоть и с немалым личным арсеналом, находился сенапати в сопровождении только махаута, хоть напрямую и не участвовал в битве – являлся, по большей части, «вышкой» для обзора, – уже был подранен. Всего лишь пара-тройка метательных камней на излете – а верная вахана уже хромает, припадая так, что уж лучше ему стоять на месте, чем двигаться куда-то, и нервно дёргает головой. Хорошо хоть погонщик ладит с ним – и может успокоить. Но…
…Надо трубить отступление. Даже не для своих. Для врагов – знак, что поражение принято, как будут приняты и их условия. Чтобы хотя бы остановили бойню… если остановят. Но необходимо хотя бы попытаться спасти жизни уцелевших…
Условия… об этом даже страшно подумать… если ты младший сын царя, и пусть даже генерал немалой части армии своего царства, то это вовсе не значит, что тебе дано что-то решать вне собственно поля битвы. А значит…
«Не думать лишнее, – приказал себя сенапати. – Сейчас важно другое. Спасти жизни оставшихся…».
Он уже поднёс к губам большую раковину с гулким, скорбным звуком. От которого сейчас свернётся в груди сердце… И в этот миг произошло то, что заставило его выронить эту раковину из рук наземь и вытаращить глаза, не веря… Один из воинов его разгромленной, позорно удирающей армии вдруг встал, медленно развернулся и… ринулся на приближающихся противников. Один! В обеих его руках – по огромному мечу, какие обычно поднимают лишь двумя руками, облачен он в полные доспехи и кожаный шлем, из-за которого невозможно разглядеть лица… его могучее сложение и весь облик напоминают махаратхи, но этот человек вырвался из пехоты! Сенапати даже не помнил, чтобы среди его воинов был подобный.
Но он был!
И когда этот странный воин ворвался в толпу опешивших врагов, для них это стало крушением. Два меча в невероятно сильных руках мгновенно проложили своему носителю широкую дорогу, снеся едва не сразу несколько десятков противостоящих… и он взвихрился среди них ураганом, сметающим живые тела, словно траву. Мечи были жернова, люди вокруг – зерно, рассыпающееся едва не в муку. Враги пытались отбиваться, но охвативший их ужас заставлял скорее не атаковать бешеного, но подставляться под его оружие – неотразимую смерть…
Увидев такое, остановились и обернулись и бегущие уцелевшие. Их изумление не знало предела… И только сенапати понял, что не удивляться нужно сейчас – хоть это, несомненно, чудо! это сами боги пришли нам на помощь! – а действовать. Одного личного примера – хоть и такого невероятного – мало… А если ещё один?
Полководец схватил свой боевой лук. Огромный, способный выпускать стрелы на немалое расстояние – настоящий лук махаратхи. Напрасно он, что ли, самозабвенно учился этому искусству и ныне слыл едва ли не лучшим лучником арийских царств… среди молодого поколения, конечно… опытные бойцы дадут ему фору… но сейчас! Стрела за стрелой вонзалась в гущу смятенных врагов – по краям от бешеного смерча, рубящего все на своем пути в кровавые куски. Не задеть его… но глаза зорки, руки метки, дух бесстрашен… да и радость, ударившая в сердце: еще не всё потеряно! – не только придавала сил, но и несла на себе, как на крыльях, уверенность… мы победим!
И его армия, узрев всё это, воодушевилась. Без всякого приказа, сначала робко, потом – невыносимо бесстрашно, недавние беглецы от бойни двинулись на теперь уже охваченных паникой врагов…
Резко – как мысль! – всё стало иным. Это боги! Это они вспомнили о том, как перед битвой армия хайхайев принесла им немалые жертвы. Наше царство одержит победу! Вот она, уже в руках! И условия – будут наши! Стрела, еще стрела… Копьё!.. Буйная, яростная радость, что хочется кричать, вопить, рыдать… невольные горячие слезы на глазах… смахнуть… еще стрела!.. Этот воин… он, несомненно, получит самую высокую награду… Стрела! Копье! …нет, его нужно сделать своим близким соратником, помощником, одним из высших талапати, ведь за таким пойдут даже самые робкие… а уж что говорить о смелых! Стрела… снести головы сразу двоим… Душа сама кличет во всю силу: «Слава Махадэву!!! Слава махараджу Критавирье!» – и ей отвечают десятки голосов: «Хай-хай-я-а-а-а!».
Жаль, потеряна раковина – нечем трубить победу. Но и так понят…
Бешеный воин резко остановился. Развернулся. И так же – с «жерновами» наперевес – ринулся… на хайхайев!
Сенапати едва не выронил лук. Это… что? Такая… шутка… богов…
Тот же ураган, те же кровавые клочья, но уже… уже…
Ужас пронзил сердце военачальника. Однако рука сама только крепче сжала лук. Кто бы он ни был, этот безумный – а он безумный, это же ясно! – сейчас только его смерть спасёт ситуацию.
Прицелиться… но как прицелиться в смерч? Он же…
И в этот миг воин снова остановился. Так, будто его совершенно не волновало, что на него направлены сотни глаз и оружие. Он поднял голову – и встретился взглядом с лучником. И… бросил свои мечи.
Но вовсе не для того, чтобы сдаться. Многие глаза в этот миг едва не выпали из орбит, когда… он стал стремительно расти вширь и ввысь, шлем и доспехи с треском лопались и осыпались с него, словно скорлупа… с похожего на скалу литого, исполинского тела серо-стального цвета, подобного руде самого богатого железа… и дикая мощь, исходящая от него, словно волна, смела людей на много шагов…
– Асу… – сдавленный сип.
– Асура! – поголовный вопль.
– Асура! Асураааа!!!
Люди – и свои, и чужие, уже вперемешку, просто рухнули на землю. И многие уже никогда не поднимутся – смертного ужаса не выдержали их сердца. Кто-то пытался отползти, пятясь на руках, иные закрывали головы, извиваясь что раздавленные наги…
Сенапати застыл. Это не шутка богов. Ему и прежде доводилось слышать о том, что проклятые демоны, чудовища – асуры! – вмешиваются в человеческие битвы… просто чтобы позабавиться! По… играть… человеческими жизнями… словно игрушечными глиняными воинами…
Это у них такое развлечение – у исчадий тьмы без сердца, подобного человеческому.
Слышал. Но не верил. Как и во многое другое, что написано в Писаниях, повествуется в сказаниях и байках… это же сказки…
Но глаза его видели – видели! – живое воплощение всех этих страшных историй. Могучий исполин – не меньше чем в четыре человеческих роста, боевой слон ему едва по пояс – стоял посреди поля битвы, оглядывая ее с любопытством ребёнка – раскосыми глазами, цветом подобными тёмно-багровым гранатам, с сияющее чёрными всплесками в глубине. Будто два переполненных, готовых извергнуться вулкана…
Он просто стоял, будто являя себя, давая возможность рассмотреть, налюбоваться.
И сенапати замер от щемящей мысли: а ведь любоваться было чем. Металлом блестящее темное тело, состоящее, казалось, из каменных плит под железной кожей и переплетений мышц-лиан, закрывала лишь короткая набедренная повязка из грубо сшитых барсовых шкур: жёлто-пятнистых и чёрных. Больше никакой одежды, ни ожерелья, ни… На голове – два длинных, как копья, прямых ослепительно белых рога… нет, это больше похоже на украшение в волосах, скрученных узлом на затылке и скреплённых этими самыми костяными копьями.
Это же… та самая примета!
Сенапати едва не сел на дно своей башенки. Та самая! Это… не просто какой-то там асура, а тот… тот… о котором говорили, кричали, бились… с самым непередаваемым, уничтожающим душу ужасом… Это он, тот самый, юный, безбородый асура, дивным тёмным лицом своим подобный точёной статуэтке… Тот, который прославился особой ненавистью – не к кому-нибудь, а… к брахманам, служителям храмов, жрецам, аскетам, саньяси, риши… ко всему святому! И он без снисхождения обрушивал на них свою ярость – на беззащитных людей в белых одеждах… Разрушителем храмов называли его. Врагом дхармы. И – Адом.
Ад в Писаниях именуется наракой, разделяется на ледяной и огненный, и ещё что-то там…
Именно таков был этот демон, именно такое имя дали ему – Нáрака. Наракасу́ра.
И сказания о нём были настолько древними, что, казалось, он был всегда. С начала времён… И всегда он в них был юным, словно человек семнадцати лет или бессмертный бог. И всегда в них он был самым чудовищным злом, воплощением холодной, беспощадной жестокости и лютой ненависти ко всему живому…
Асура просто стоял. Опустив огромные руки с удивительно изящными кистями, на которых выделялись длинные крепкие ногти – когти?.. – яркого серебра. Они даже блестели на солнце, словно драгоценности. Драгоценные глаза, драгоценные пальцы… драгоценное лицо…
Когда лучник поймал себя на том, что уставился на это лицо, словно бы оно принадлежало принцессе на сваямваре, ему едва не стало дурно… От ненависти! Только ненависть могут вызывать исчадия тьмы, святотатцы… Только ненависть…
…Поле битвы словно вымерло. Казалось, на нём не осталось ничего живого. Даже те несколько воинов – не важно уже, свои, чужие – которые сумели подняться и стояли, сжимая в обеих руках выставленные перед собою мечи, казались мёртвыми. Достало мужества, чтобы встать, – на то, чтобы жить, уже недоставало. Только стоять. Будто ноги вросли в землю, а тела покрылись каменной коркой. Только стоять. На смерть.
Асура скосил глаза на людей, которые были ему едва выше колена, и усмехнулся. От этой гнусной демонской ухмылки сенапати едва не сдавило горло. А потом… асура поднял руки к затылку – и рывком выдернул из волос свои костяные копья. Немыслимо густая спутанная сеть цвета бурой глины обрушилась на исполинскую грудь и спину – косматые лианы, водопад… до самой земли! И от этого облик врага Вселенной стал воистину чудовищным… Лучник замер с раскрытым ртом… Да это гнуснее ракшасов! Демон! Проклятый де…
Проклятый демон воздел свои копья над головой – и резким взмахом пронзил ими застывших людей. На левом «вертеле» – сразу три «куска мяса», на правом – один… асура поднял копья к лицу, повернул их, рассматривая добычу… Несчастные даже не кричали от боли – извивались молча, словно первым, чего лишились в смертном ужасе, был именно голос. Нет, голос исчез отовсюду – сама Вселенная оглохла и онемела.
Натешив свои проклятые багровые глаза, асура встряхнул копья, чтобы освободить их. Так же молча – в кромешной, каменной тишине – люди попадали на землю с немалой высоты. И никто из них больше не шевельнулся. Один из «кусков» застрял, не мог покинуть «вертел». Асура медленно провёл копьем по своему плечу, стирая с оружия человека… А потом снова воздел… Но вокруг него на немалом пространстве уже не было живых.
Кто-то за время неторопливого, почти ритуального чудовищного действа успел отползти подальше… рядом – только трупы. Асуре, похоже, стало скучно от того, что пространство вокруг него опустело, и он сделал шаг. Потом ещё один…
«Неповоротлив… – вздрогнул разум сенапати. – Медлителен… – Из памяти его от напряжения выпало воспоминание о молниеносном броске чудовищных костяных орудий. – Есть шанс… есть…»
Неуместные воспоминания залили разум: в Писаниях сказано, что были случаи, когда люди убивали асуров: с трудом, лишь совместными усилиями десятков, нет, сотен бойцов… с немыслимыми жертвами… и не без помощи богов, конечно же, это боги решали, что люди сейчас должны победить… да, боги!.. но ведь это было… или сказки?.. Да и что до них, если никаких бойцов у него не осталось. Осталась лишь ярая ненависть… и решительность, стискивающая душу… Нет, не ему, Арджуне Картавирье, младшему сыну царя хайхайев, прославленному воину и полководцу, праздновать труса! Как бы там ни было, как бы ни выпали кости судьбы – сражаться! Только сражаться! До последнего! И даже если шансов – никаких, и даже если можно, пока ещё можно бежать, увести вахану…
– Хей! – крикнул он своему махауту, застывшему на шее слона, свернувшись, словно испуганный зверь, вжав голову в морщинистый слоновий загривок. Погонщик дёрнулся, взглянул исподлобья… в глазах – сосущая надежда…
– Вперёд! – решительно приказал Картавирья. – К нему! – кивок головой в сторону…
В глазах махаута всплеснул ужас, но ослушаться приказа своего повелителя он не смог. Слон, припадая так, что башенка опасно подскакивала и тряслась, двинулся навстречу асуре.
Шаг… ответный шаг… ещё… шаг… шаг… Вселенная не только потеряла голос – само время в ней замедлилось, слипшись в студенистый ком…
Лучник вскинул голову, бесстрашно заглядывая в демонские глаза. Слишком большие… для того, чтобы быть глазами. Переливы, перекаты, всплески тьмы, взблески огня в глубоких гранатовых омутах – да разве такое бывает в глазах? Но надо смотреть в них – мужественно, без страха… дерзко!
И не только смотреть! Картавирья обернулся к своему арсеналу – и застыл: осталось только одно метательное копьё. Расшвырял все в победительном запале… Только одно! Значит…
Вскинув копьё над плечом, он не медлил ни минуты… Оружие со свистом рванулось в грудь исполинского врага… и отскочило от неё, лишь коснувшись. Даже не ударив – именно коснувшись, словно щепка… и, отлетев, разломилось натрое, будто соломинка… Демон даже не заметил этого касания.
«Неуязвим! – страх подкатил к горлу, но Картавирья решительно раздавил его. Сердце не желало сдаваться, ни за что, ни за… – Должен быть шанс! Неповоротлив… он… Глаз! В глаз! Лук!»
Верное оружие тут же оказалось в руках. Но, обернувшись к вместительному колчану, висящему на перилах башенки, Картавирья был немало потрясён тем, как судьба испытывает его: стрела там осталась тоже всего одна! Эх, если бы в пылу битвы, увлёкшись своим мнимым геройством, он не… Но поздно сокрушаться об утраченном. Одна – значит… Глаз!!
Руки дрожали. Можно ли вообще прицелиться, если… Не думать! Ничего нет, только адов глаз…
Хлёст тетивы… Асура едва заметно, почти изящно отклонил голову – и стрела вошла не в проклятое демонское око, а в волосы у виска. Да так там и осталась, и роскошное оперение её походило на цветок, украсивший их.
Сделав ещё один широкий шаг, асура оказался совсем близко. Его расплавленный взгляд уже откровенно прикован к злополучному слону и его седокам. Большая рука чудовища потянулась к согнувшемуся в беспамятном ужасе махауту, серебряные когти легко, как травинку, смахнули несчастного наземь… и отлетел он далеко.
Картавирья остался один. На один с асурой. Из оружия в башенке оставался только меч. Что ж… даже если суждено погибнуть… я погибну – сражаясь!
Сжав в обеих руках свою последнюю защиту и выставив её перед собой – как давешние окаменевшие воины – он так же окаменел… но не от страха. Страху не было места в ошалелом, бухающем сердце. Просто иначе не устоять в подпрыгивающей башне уже неуправляемого слона, который продолжал медленно идти вперёд тупыми зигзагами – прямо на демона! Может быть… удастся, всё же удастся вонзить меч в проклятое тёмное тело… не убьёшь, уже не… но хотя бы ранить! Это уже будет превеликой гордостью для воина – перед неизбежной смертью…
– Храбрый Мало Живущий…
О боги… голос асуры! Нет, не звериный рык, не грохот дикого обвала в горах, не… этот голос своим низким, протяжным рокотом напоминал перекаты широкой и спокойной реки…
– Храбрый Мало Живущий. Мне нравится твоя смелость. Я оставлю тебе жизнь. Уходи.
– Проклятый демон! – во всю силу своих лёгких заорал Картавирья. – Мне не нужна твоя пощада! Сражайся!!
– С чем? – насмешливо. – С этим?
Два демонских пальца сжались на лезвии меча – и лёгким рывком выдернули его из рук человека. Асура аккуратно взял меч за рукоять, поднёс к глазам, рассматривая, потрогал пальцем остриё… и бросил в башенку. Картавирья едва успел отстраниться, чтобы его не поранило собственное оружие. Снова было схватился за него… уже понимая, насколько всё бесполезно. Но… только не пощада от исчадия тьмы! Лучше смерть!
– Демон! – снова вскричал он. – Я не приму ничего от чудовища, убивающего беззащитных брахманов, от разрушителя храмов, святотатца и зверя! Убей меня! Лучше смерть!
– Храбрый, храбрый… – асура будто успокаивал его, и это, напротив, приводило в бешенство. Вся кровь, казалось, превратилась в бурлящий водопад отчаянной ненависти. – Смелый… Я видел твои стрелы. Если бы ты знал – мог бы не бояться меня задеть. Оружие Мало Живущих бессильно против меня. Ты не знал… ты бил без промаха, думая и о том, чтобы не повредить моей майе. И ты пошёл на меня. Один! Храбрый. Не глупый. Ты нравишься мне. Живи.
– Будь ты проклят! Проклят! Я не нуждаюсь в твоем снисхождении! Убей меня! Ты, убийца! Убийца невинных! Адская тварь! Демон! Ненавижу! – сердце выдиралось из груди, внутренности сворачивались в жгуты, сам воздух вокруг превращался в сдавливающие глыбы. – Ничего не приму от убийцы и святотатца!!!
– Человек, – спокойно сказал асура. – Твой боевой зверь хромает. Вот-вот он сбросит тебя вместе с твоим хлипким гнездом – и ты сломаешь себе шею. Или чего доброго завалится на бок от ран и раздавит тебя.
Разгромленный сенапати давно уже чувствовал тревожную животную слабость под собой. Огромное тело слона тяжело вздрагивало, голова дёргалась – и только многолетняя выучка не давала «боевой машине» сдаться слабости – последний приказ погибшего погонщика, который некому было отменить. На опасно покосившейся башне не осталось не только никакого оружия – в пылу сражения она растеряла всё лесенки, верёвки, шесты… рассчитывать было не на что, только на прыжок – на свой страх и риск. И, несмотря на навык правильно падать, группироваться – нет уверенности, что после такого все конечности останутся целы… Искалечиться, беспомощно ползти?.. На глазах у асуры…
…который вдруг молча подставил человеку локоть. Слегка подперев им съезжающую башенку.
– Что медлишь? Хватайся. Я не уроню тебя.
– Что??? – гнев пронизал сердце Картавирьи – так, что если бы превратился в огонь – испепелил бы всё вокруг на йоджану. – Да лучше убей меня, проклятый демон! Принять помощь от исчадия ада? От того, кто убивает без…
– Твоё дело, человек. Желаешь постыдно сломать хребет или задохнуться под звериным трупом – дело твоё, – оборвал его асура. Но локтя не убрал. И без этого локтя… Лопнула одна из подпруг – башня пошатнулась. Картавирья вцепился в перила, со страхом впившись взглядом в качающуюся землю…
– Лучше смерть… – хотел выкрикнуть он горделиво, но вместо этого из горла выхлопнул сдавленный сип.
– Чем прикоснуться ко мне? Человек, ты глупец? Или таков гордец… а, это одно и то же… Придётся облегчить тебе задачу, пока не поздно, – асура улыбнулся.
На мгновение Картавирья опешил: насколько человеческой была эта улыбка. Словно отец взирал на неразумного ребёнка. Но башню вновь тряхнуло, и стало не до…
Асура одним движением перекинул всю спутанную сеть своих бесконечных волос на одно плечо, свернул их в жгут и растянул его в руках. Опустившись на одно колено, левую руку он приложил к земле, правую поднял чуть выше деревянной башенки с незадачливым сенапати.
– Слезай, глупый, – сказал он.
Смесь гнева, унижения, страха, отвращения, попранной гордыни свернула душу Картавирьи в такой же тугой жгут. Убийца… демон… пощада… помощь… благодарным… тьме… а, я-акши-и… охт…
– Представь, что это просто лиана, – настойчивый низкий голос обдавал теплом…
«Лиана!» – сказал себе Картавирья и схватился за жгут. Пальцы погрузились в мягкое, шёлковое – будто провалились… «Лиа… на? – дёрнулось внутри. – Космы… асуры… мерзость…» Но… поздно. Шатающийся слон резко отступил, седока выдернуло из башни, и он повис на жгуте, невольно задрав лицо к небу… На мгновение мир перевернулся, стало неясно, где верх, где низ, и куда двигаться… то ли подтягиваться на руках к зовущим небесам, то ли цепляться ногами, тянущими к земле.
– Давай уже, человек… Тебе ли бояться высоты?
Картавирья почувствовал опору под ногами и обрадовался ей так, что сердце ударило в три раза быстрее, а руки с превеликим блаженством выпустили наконец демонские космы…
И только через мгновение осознал, что его опора – это всё тот же отвергнутый им совсем недавно локоть врага Вселенной… Впрочем, душа не успела возмутиться – человека аккуратно поставили на землю, и упрямый помощник тут же отстранился. Будто сам не хотел лишний раз навязывать свою особу тому, кто так непримиримо выразил к нему свою ненависть и отвращение.
Пока человек, пошатываясь, пытался восстановить дыхание, асура – будто забыв о нём – спокойно подобрал с земли свои костяные копья, одним небрежным движением свернул волосы узлом на затылке и пронизал их снова крест на крест – так, что острые рога возвысились над головой. От этого тёмно-точёное лицо его стало похоже на статую, какие привозят как трофеи из варварских царств… Картавирья поймал себя на том, что заворожённо наблюдает за его движениями, словно за священнодействием… И ведь это не кость! Это… шипы! Какого-то растения… такие длинные, крепкие, твёрдые, как камень… на земле нет растений, у которых… Дерево с райских планет? Но зачем там деревьям такие гигантские колючки? От кого защищаться в раю?
– Если ты думаешь… что я буду благодарен тебе… исчадие нараки… – прохрипел Картавирья в отчаянной злобе, – ты ошибаешься… проклятый демон!..
– Благодарен? Ты о чём, человек? – асура снова опустился на одно колено, чтобы лучше слышать, и слегка наклонил голову.
И Картавирья вновь оцепенел, на миг заглянув в эти гранатовые глаза с чёрно-багряными переливами-перекатами внутри, будто глазное дно плавилось… Это завораживало – и так, что мозг рассыпался песком, и песок этот размывали лёгкие речные волны…
– Демон!!! – выкрикнул отчаянный сенапати, силой выламываясь из морока. – Не жди моей благодарности!!!
– Че-го? – загнутые ресницы асуры удивлённо хлопнули, как у девушки.
Картавирья едва устоял на ногах.
– Благодарность… – выхрипел он. – Это если мы снова встретимся в бою – я должен буду не убить тебя в ответ… Но я…
– Ты и так меня не убьёшь, – усмехнулся асура, снова вставая.
– Убью!!! – прокричал человек во всё горло, с непонятным, но таким важным нутряным страхом подумав, что вставший во весь рост враг может его не услышать. – С этого дня я стану совершать подвиги самоотречения и молить богов, чтобы они даровали мне способность владеть небесным оружием!!! Тем, которое убивает проклятых демонов!!!
