Сердце русалки. Благословение Кай'Ши

***

В свою защиту скажу, что взвыла, но ребенка не попыталась отбросить или шлепнуть по морде. Сцепив собственные зубы, подняла волну на уровень с порталом и аккуратно погладила мокрый клубок меж уныло опущеных ушей. От него шли такие эманации ужаса и непонимания, что вся моя злость испарилась, как медуза на палящем солнце.

– Ми Гун, не бойся. Это твой дядя, его зовут Юн Мин. Мама собиралась к нему и это именно он устроил так, чтобы мы с Ди Луном забрали вас из деревни. Не плачь, ты же большой мальчик. С мамой все хорошо. Сейчас ее полечат и она проснется, будет улыбаться и все тебе расскажет. Ну что ты, если будет грустно, попросишь своего дядю и придешь в гости. Мы снова покатаемся на драконе, и я тебе покажу красивые большие ракушки. Ты таких никогда не видел, они глубоко-глубоко сидят, с тебя размером и если их долго не уговаривать, ни за что не дадут посмотреть на жемчуг. Ты любишь жемчуг? Мы с тобой выберем самый лучший, сделаем из него бусы и ты подаришь их маме. Или заколки. Хочешь?

Я говорила и говорила, гладила перепуганного малыша по спинке, аккуратно вытягивая воду, крупными каплями стекающую обратно в океан. Проблеск сознания и любопытство, укутало его ярким шлейфом и карие глаза в немом обожании обратились ко мне. Треугольники локаторов встали торчком и развернулись в мою сторону впитывая каждое слово.

Мастер так и стоял в магическом проходе, высунувшись наполовину с вытянутыми руками и из его зрачков смотрела бесконечная боль, которую мои силы не были способны убрать. Мужской кадык дернулся, когда маленькая челюсть зверька разжалась, и у меня на руках снова сидел голенький ребенок, обхвативший себя тремя пушистыми хвостами. Он виновато погладил кровоточащий след от собственного укуса и доверчиво улыбнулся.

Улыбнувшись в ответ, сняла с шеи шнурок с маленькой витой раковиной и отдала Ми Гуну.

– Ты ей можешь что-нибудь рассказать и я тебя услышу. Потом приложишь к уху и отвечу. Только держи при себе и никому не отдавай. Хорошо?

Он кивнул и двумя холодными ладошками сдавил нехитрую магическую рацию, как самое большое сокровище в мире. Я вытерла в уголках губ каплю своей крови и поднялась еще выше.

Как недавно ракушку его племянник, так теперь самого ребенка крепко прижимал к себе Юн Мин, рвано выдохнув, от осознания, что тот не отстраняется, не плачет, а даже с любопытсвом принялся ковырять пальцем незнакомую одежду, искоса поглядывая на маминого брата.

– С-спасибо, Соня.

Большой и сильный Лис слегка запнулся, так ему трудно было говорить от нахлынувших эмоций. Мне стало неловко, и я передернула плечами от внезапного озноба, неприятными мурашками прошедшего по телу.

– Давайте, мамку лечите. Не за что.

Подмигнув мальцу, напружинила хвост и спрыгнула с острия водяного пика, рыбкой уходя на глубину.

Сомкнувшаяся над головой родная стихия принесла облегчение и смыла призрак таких сильных чужих эмоций, ненужных мне, пробуждающих собственные, задвинутые далеко.

Ди Лун неповоротливой и уставшей тушкой отделился уже на глубине.

«Устал.»

«Бедный мой.»

Погладила друга над огромным чуть мутным глазом и щедро раскрылась бурному потоку живительной магии, сквозь меня перетекающему к истощенному дракону.

«Зато какое мы хорошее дело сделали. Воссоединили семью лис. Ми Гун как освоится, придет поплавать с нами. Я и не знала, что ты можешь создавать воздушный пузырь на себе.»

«Лисенок хороший. Пузырь – катать друзей. Но пока Ди Лун слабый. Пузырь маленький. Соня тоже так может, но не умеет пока».

«Ух ты,» – восхитилась я. – «Ни одной ошибке в целой фразе! Ну ты и притворщик.»

Лун смутился, пойманный на горяченьком, а я рассмеялась от облегчения и растерла ладонями так некстати мерзнущие плечи.

«Поплыли туда, где теплее. Что-то мне холодно стало. Мы заслужили бананы.»

Дракон оживился и заискивающе покосился на меня.

«Банан – хорошеть. Банан вкусный. Только без обезьянов.»

«Пф, было всего один раз!»

«Они громко орать и кидать камни. Глупый обезьян.»

Невозможно не согласиться с этим. Противные и крикливые, еще и на глубину полезли орать и дергать меня за волосы. Бр-р-р.

«Ди Лун тоже хотеть ракушка с Ми Гун»

Я привычно уцепилась за рог друга и, обсуждая впечатления и планы, мы неспеша поплыли в сторону ближайшего водоворота, не собираясь без крайне нужды открывать их по собственной прихоти. Только холод, противный и мерзкий, так и не ушел. Он заполз выше, угнездился в основании шеи и нудно терзал меня, переодически напоминая о себе.

Где ты? Почему не приходишь? Я так скучаю. Неужели и правда не нужна?

***

Юми…ты нужна мне сейчас…

Мастер Юй Мин была в своей лаборатории, когда зов брата оторвал от медитативного смешивания некоторых экстрактов, дошедших до готовности в своей таре.

Нахмурившись, женщина накрыла весь стол стазисом и, ни минуты не колеблясь, переместилась, отчетливо расслышав волнение в голосе Мина.

Портал открылся в большой гостевой спальне Гонконгского Санктума, где на наспех застеленной несколькими простынями кровати лежала бледная девушка, и, что того невозможнее, незнакомка являлась кицуне, раненой и медленно истекающей кровью.

Вдохнув непроизвольно приторный, сладковато-металлический запах в помещении, женщина качнулась, потрясено расширив глаза с рыжей радужкой.

Брат оказался рядом и подхватил под локоть, как всегда поддерживая.

– Юми, все потом. Сестре нужна помощь.

– Сестре, – автоматически повторила Лиса, не до конца понимая сути этого слова.

На плохо слушающихся ногах, она подошла к кровати и мгновенно пришла в себя, оценив ущерб. Замелькали заклинания диагностики, обеззараживания, дезинфекции самой магианы и длинные рукава ее одеяния будто испарились, оставив руки открытыми до самых плеч, с тонкой пеленой заклятия.

– Двухступенчатый яд, трещина в трех ребрах, колотая рана и, задето легкое. Подозреваю, развивается пневмоторакс. Кровопотеря средняя…

Договорить дальше не дала ладонь, грубо заткнувшая рот. Юми сверкнула зло глазами, но брат мотнул головой куда-то в сторону, заставив посмотреть в указанном направлении.

В глубоком кресле сидел маленький мальчик, года четыре, и тоже без сомнения был оборотнем, хотя такое было и невозможно. Он был до самого человеческого носа завернут в красный халат Мина и нервно вертел в руках самую обычную ракушку на шнурке, то поднося ее ко рту, то прижимая к уху и серьезно кивал, полностью погруженный в процесс.

– Мин, – почти жалобно обратилась к брату Юй Мин. – Он же не ее сын, да? Или полукровка? Девочка родила от человека? Он поэтому двуногий? Ему же не больше пяти.

– Разберемся, – так он говорил только тогда, когда и сам не знал ответов.

Втянув воздух через рот, Лиса обратила свой взор на вынужденную пациентку и углубилась в лечении, более не допуская посторонних мыслей. Только одна фраза прозвучала где-то в середине лечения, заставив Юна, пытающегося накормить упрямого мальчика, вздрогнуть.

– Ранение от рук нашей матери. Яд, что она так любит наносить на ногти в человеческой форме.

Комната наполнилась тишиной, болью и отчаянием близнецов, получившими очередной удар в спину. В этой удушающей злобе был только один яркий лучик, который всеми силами старался не думать о плохом. Он верил доброй русалке, которая рассказывала из глубин волшебного подарка, какие вкусные бывают фрукты в этом мире, и что с мамой будет все хорошо, ей помогут незнакомые лисы, которых чудно и непривычно надо звать тетей и дядей.

Ми Гун решил для себя строго, что, когда его маму вылечат, он подарит и им бусы из жемчуга. Соня говорит он бывает разных цветов и наверняка понравится новой семье. А бабушке, которая теперь уже не родная, он ничего не подарит!

***

Навин провел урок со своей новой ученицей в этот раз довольно рано утром. Девочка делала успехи и вполне полноценно усваивала теорию из его памяти. Вот только упрямицу никакими силами невозможно было уговорить выйти на берег.

Зато Николас повадился довольно часто приходить сюда, на каменистый берег, болтать с Соней и получать от нее довольно милые сувениры, такие ценные для души русалки, позорным образом не справляющейся с напором природы и постепенно растворяющейся в океане.

Внук притаскивал с собой разные блюда, напитки и угощения из города, а обратно возвращался с кораллами, необычными камнями, ракушками и гордо подаренными плетеными сетками свежих моллюсков и креветок. Мальчик со смехом и радостью принимал эти богатства и не видел проблем, искренне улыбаясь рассказам о морских обитателях.

С девичьей шеи стали исчезать найденые на глубине золотые и серебрянные украшения, сменяясь россыпями разнообразного жемчуга, и кусочков подводного мира, все крепче привязывающего ее к себе.

Он исподволь расспрашивал русалку о ее дне, о питании, об образе жизни и уже готов был предать право не вмешаться в чужую жизнь и бить тревогу, тормоша внука и Верховного.

Два упрямых мальчишки!

Один дуется и страдает, с каждым днем все больше походя на зомби из человеческих ужастиков, а второй рад уделяемому ему вниманию и надеется на изменение выбора.

Два малька, все еще думающих о себе! А ведь он выполнил просьбу, отдал свою память и Стрэнджу, отсеяв ненужные собственные чувства и переживания. Сухие и выдержанные знания. Все, что он знал о русалках.

Так нет же, все равно считает это ее выбором.

Какой выбор может быть у капризного ребенка?

Взять за шкирку и на сушу!

К сожалению, то, что она простит рано или поздно Связанному, ему старому магу не простят никогда. Мало того, будто что-то подозревая о его планах, девочка близко не подплывает, не дает себя касаться и постоянно держится наготове. Считает это поможет не попасться, если Навин решит выкинуть ее подальше от воды! Самоуверенно и глупо!

Ну что за нудное поколение?! Все они думают, что умные и всемогущие. Тьфу!

– Не трави душу, Навин.

Мастер встряхнулся и послушно передвинул тяжелую каменную фигуру на шахматной доске. Сухие тонкие ноги были сложены в кресле замысловатым образом, вызывающим даже у самого терпеливого жителя Камар-Таджа Мастера Хамира, судороги и боль в суставах. О повторении и вовсе речи не шло.

Однорукий маг снял с лица свои тонкие круглые очки и, достроенным светящимся каркасом левой руки, подхватил край собственного одеяния и медленно протер, кажущиеся ему мутноватым, стекла.

Удовлетворившись результатом, он вернул их на место, и рукав снова стал пустым, скрывая давно зарубцевавшийся обрубок.

– Ты знаешь законы. Чужой выбор неоспорим.

– Выбор, да, – голова индуса подергивалась в такт речи, как при обычном стариковском нервном тике. – Засунуть бы им этот выбор в…да. Молодость глупа и нелогична. И ведь понимаю, что для мира полноценная русалка радость, да. Но ведь жалко ребенка.

Белая ладья заскользила по полю, сбивая с черную пешку.

– Смотри на это по другому. Благодаря ее постоянному закрытию прорех, мы почти бескровно залатали три прорыва. Я бы даже сказал успешно и быстро. Твой ход.

– Мой ход, да.

Полумрак развеивала лишь пара ламп с бледным желтым светом чуть закопченых от огня горелок плафонов. Плетеные кресла скрипели и отчаянно жаловались на каждое движение таких же старых как они седоков, дежуривших сегодня всю ночь. Молодежь, как это не досадно, выдохлась. А им, пожилым и больным магам приходится рушить собственный режим, чтобы дать отдохнуть другим, так же ответственно несущим вахту ранее.

– А что оборотни наши чудят, да? – поджал губы Навин, недовольный проигрышем собственного коня.

– Да еще одну притащили, теперь прячут в Санктуме от Верховного и остального Совета, – Хамир придержал край рукава, чтобы не задеть остальные фигуры на поле, пока делал ход. – А что прячут, непонятно. Почти все в курсе… ну кроме Главного. Хотя прокол все почувствовать должны были.

– Прокол проколом, а мои нити с ученицей натянулись, да. А потом провисли. Николас и тот что-то ощутил. Непонятно, Верховный заметил, или молчит из вежливости, да? Может от злобы внутренней, глух оказался?

– Какая там злоба, – смуглый палец поправил дужку, сползшую на нос. – В чем душа держится? Мог и не заметить.

– Плохо, да.

Качнулось пламя, бросая темные кривые тени на светлые стены.

– Может сказать кому, да, чтобы попил тоников? У Лисы их полно.

Навин повертел в руках белую башню и любовно погладил пальцем полированный бок фигуры.

– От тоников он только что не светится. Вся сердобольная обитель ему в пищу их подливает и подсыпает. Дошло до того, что повара по очереди пришли к Юй Мин и каждый унес желаемое. Боюсь ни одного блюда или напитка в Камар-Тадже он уже без добавок не получает.

– Угробят, да. Из жалости.

– Выживет, – сделал вывод Хамир. – Шах.

– Рокировка, да. Рокировка… С щитами вы разобрались?

Недовольно чиркнул белый ферзь, упустивший добычу и сместился в бок, чтобы самому не быть съеденным.

– Много сил уходит. Структура защиты Мастера Агомотто во многом несовершенна, но статична. Влезть в ее основу, не разрушив до основания, сложно. Но подвижки есть. Сигнальная система уже усовершенствована.

– Слышал я вашу систему, да. – прищурился Навин чуть недовольно. – Стар я уже такие вопли слушать. Неужели нельзя было другой звук привязать.

– Лис влез, – охотно сдал шутника маг. – Теперь уже не изменить. Зря ему каркас доверили держать.

– Ох и требует его зад, порки, да.

Снова недовольно застонало кресло, принимая телодвижения пожилого индуса.

– Это к Ен Сук.

– Не до того ей, да. Мы яд преобразуем с девочками, да. Чтобы железу нейтрализовать сразу как пролезут. Там и иные твари теперь идут, скопом, да. Наши киты, акулы и косатки измененные. Без русалок внутри, да. Оттого слепых и идущих по наводке каргалов, но все с токсином.

– Ужасное испытание для хрупкого человеческого ребенка. Наверняка это еще крепче и глубже держит ее в воде.

– Шах и мат, – голубые глаза сверкнули молодо и весело на сморщенном стариковском лице, забывшем о своем «да». – Хорошая партия. По счету какая?

– За всю жизнь или за сегодня? Жаль Древней с нами нет больше. Она бы помогла если бы не с Дормамму, то хотя бы с девушкой. В Ен Сук и Юй Мин материнской заботы и понимания как в отрубленной палке древесного сока.

– Магианы они, а не женщины, да. Ночь к концу подходит, да. Скоро наши едва живые приползут. Отдыхать отправят, да. Пич и Гертмунд духов нашли способ уберечь?

– Всех, кроме водных.

– И то хлеб, да, – оживился Навин, довольно кивнув и движением руки отправляя фигуры в коробки. – Идем на обход. Косточки разомнем, да.

***

Ми Гуну нравилась новая жизнь, новая одежда и новые друзья. Дядя с тетей оказались самыми лучшими, не напоказ, а внутри и взаправду! А еще они не знали, что детей нужно кормить утром противной кашей с рыбой, не запрещали ходить в гости к Соне и Ди Луну и совершенно не настаивали на тяжелых тренировках до самого вечера. Они вообще будто боялись, что он разобьется как та красивая ваза на полке, поэтому очень опекали и заставили носить много рисунков на руках и звенящую кучу камушков на шее. Это было не трудно, но очень смешно, потому что он звенел при ходьбе, как стадо домашних овец. А еще были мультики!

Первый раз увидев двигающиеся картинки в прямоугольнике, принесенном дядей, Ми Гун просмотрел их целую ночь, даже не заметив пролетевшего времени, а утром очень болела голова и Юн Мин со смешком отправил спать. Больше так много за коварными историями он не сидел. Немного утром и чуть-чуть вечером.

Огорчало только то, что мама еще не проснулась. Но Юми сказала, что лечение прошло успешно и теперь маме просто нужно отдохнуть, чтобы накопить потерянные силы.

Гун важно кивнул и совсем по взрослому покивал, но под утро, вздрагивая от появившихся в жизни кошмаров, пробирался в мамину кровать и сворачиваясь мохнатым клубочком ложился рядом, жалуясь на свои страхи и рассказывая о том, что у него случилось за день. Интересного было так много, что ужасы воспоминаний рассеивались, а крепкий сон возвращался и, под мерный стук родного сердца рядом, утаскивал в свои глубины.

Лисенок много времени проводил в воде. Его утром на берег отводил кто-то из старших, а вечером обязательно забирал. Иногда эти игры прекращались раньше, если Соня резко бледнела и могучий Ди Лун отвозил его на берег. В такие дни было особенно грустно и жалко русалку, у которой, видимо, тоже есть кошмары, только нет мамы, чтобы выслушать и успокоить.

Он пытался сделать это сам, но он еще маленький и помочь не мог, хоть и очень старался. Зато он окреп и вытянулся, научился нырять и плавать как Соня, смешно выгибая тело и ноги. «Рыбке» было не сложно с ним играть, он точно это чувствует. Они долго могли ковыряться на дне, рассматривать рыбок или собирать обещанный жемчуг. Сначала было сложно, когда его мог катать только дракон, но потом Соня научилась делать пузырь сама, смешно морщась и пыхтя. И теперь, помимо драгоценной ракушки, у него на руке был тонкий браслет из серебристых волос русалки, который разрешал дышать под водой и вместо замочка у него была красно-голубая плоская бусина. Дядя долго рассматривал и решил, что это такой жемчуг. Но Гун знал, что это капля крови Сони, он сам видел. Она царапала руку и звала эту каплю, потом ругалась, что та не твердеет или вообще рассыпается порошком.

Вообще, друзья были замечательные. Они весело учили его своей магии, о которой даже мама не знала и не говорила. Соня пожимала плечами и сказала, что тоже не уверена, что так можно ему делать. Но тех кто мог бы запретить не было, а спрашивать они не стали.

Зато волшебная бусина помогала глубоко погружаться под воду, не ощущая боль в ушах, самому ходить по дну и даже ползать по руинам.

Ему не было скучно ни дня, даже несмотря на то, что из храма тетя строго запретила выходить и велела прятаться, если увидишь незнакомцев.

Сегодня к Соне он не пошел, потому что очень хотел нарушить запрет и пойти за ту дверь, куда часто уходили Юн и Юми. Как большой и ответственный мужчина, Гун надел футболку со штанами, взял с собой кофту и обулся в мягкие кроссовки. Амулеты он связал потуже и высвободил из связки только ракушку, потому что с ней спокойнее.

Мама говорила, что даже взрослым страшно, поэтому бояться не стыдно. Ему было не стыдно, поэтому он смело боялся и любопытничал одновременно.

Глубоко вздохнув, лисенок схватился обеими руками за большое кольцо и потянул на себя. Створка послушно открылась, даже не скрипнув. Мальчик прошмыгнул внутрь и быстро закрыл ее за собой, прижавшись спиной и давая глазам время привыкнуть к темноте нового места. Мир быстро окрасился в различные тона, а карие глаза зажглись оранжевой радужкою с вертикалью широко раскрывшегося пульсирующего зрачка.

Тут было тихо и пахло бумагами, что мгновенно заставило мальчика расслабиться и даже потерять интерес к месту. Он походил вокруг постамента, посмотрел на огромный шар наверху и, не уделив даже мгновения большой комнате с книгами, алчно вцепился взглядом в две другие двери.

Одна была обидно заперта и не поддалась даже ковырянию лисьего когтя в замочной скважине, а вот вторая кольнула ладонь с браслетом и распахнулась сама.

Обдумать мысль, идти или нет, Ми Гун не успел, за спиной послышалось много незнакомых голосов и маленький оборотень шмыгнул в новое убежище. Когда сердце внутри перестало дергаться, как птенец в ладошке, мальчик прислушался, и найдя ветвящийся коридор пустынным и безопасным, двинулся на разведку, удивляясь похожести этого места на дом дяди Юна.

Ми Гун осмелел и сунул нос почти во все комнаты, решив не трогать только ту дверь, что ведет на улицу. Все же, вдруг там опасно и много людей, кричащих как бабушка тогда. Передернув плечами от воспоминаний, мальчик продолжил обход. Он усердно покатался на перилах большой лестницы, как учил его дядя. Больно отшиб попу, упав при очередном резком спуске, нашел очень красивую картину и отнес ее к двери откуда пришел, чтобы потом забрать себе. Ведь кто будет ругаться за картину? А если будут, то он вернет и даже извинится!

На второй этаж идти было уже почти не интересно, но глупо не заканчивать дело до конца, а глупым Гун не был.

И очень порадовался своему уму, когда нашел огромный зал с кучей непонятных штук в прозрачных коробках, ящиках или просто висящих на стенах. Он рассматривал разноцветное сияние вокруг предметов и старательно читал названия на табличках. Слов было много и не все они были понятными, но лисенок читал, старательно запоминая незнакомые, чтобы потом спросить у взрослых.

Один раз мальчик испугался, что обнаружен, но это был живой и ужасно красивый летающий плащ, темно-красный и совсем не страшный, даже наоборот, добрый. Как воспитанный кицуне, Ми Гун представился и спросил имя нового друга, но тот не умел говорить и только посмеялся. Лисенок погладил с разрешения плотную гладкую ткань и в полном восторге поделился своей радостью от встречи.

Плащ похихикал, совсем не обидно и тоже погладил мальчика по голове, подняв в воздух облако пыли из лохматых отросших волос.

– Я потом помоюсь, – смутился Гун, ладошками пытаясь развеять серые пушистые хлопья. – У тебя тут так грязно. Я весь перепачкался, хорошо вещи надел эти… сложное какое… не-мар-ки-е. Вот!

Ми Гун загордился, что трудное недавно выученное слово поддалось вспоминанию и выговариванию. Мальчик улыбнулся и заинтересованно выглянул из-за широкой полы.

– Покажешь мне свой дом? Это же твой дом? Я еще не все посмотрел.

Разговаривать с самим собой скучно, а вот излагать свои мысли новому другу интересно. Тот не перебивал, не морщил нос на глупые детские вопросы, а иногда даже кивал или отрицательно махал «головой». Плащ принес фонарик, водил от одного стеклянного ящика к другому и послушно подхватывал подмышки, чтобы поднять повыше, если мальчику не было видно или он не доставал до интересной штуки. А еще шлепал по рукам и грозил «пальцем», если вещь была опасной. В общем с плащем было намного веселее, чем самому собирать пыль по углам.

– Са-по-ги ук-ло-не-ния Вал-то-ра, – по слогам прочитал Ми Гун, склонив голову на бок и рассматривая странную, с виду совсем не волшебную, обувь. – А ВАлтора или ВалтОра? И кто такой этот Валтор, что его ботинки такие важные?

– Лично мне известно, кто такой ВалтОр, а вот кто ты, маленький взломщик?

– Ой, – кицуне отшатнулся от витрины и опасливо справился за Плащ Левитации, чтобы оттуда, из безопасности, рассмотреть нового знакомого.

Рядом, в синем кимоно, почти таком же как у дяди в шкафу, стоял мужчина, но не лис. Совсем человек как были в Та Ло. Незнакомец, сурово сдвинувший черные брови и сложивший руки на груди, был чем-то недоволен и выглядел очень уставшим. Как-будто тоже не спал всю ночь и смотрел мультики.

– Сначала ты таскаешь мышей с улицы, потом помоечных котов, теперь бездомных детей? Что дальше, Леви, украдешь прохожего? И прекрати прятать мальчика, не съем же я его.

Плащ смущенно отогнул край, показав Стрэнджу нового друга и зашелестел.

– Здравствуйте. Я не бездомный, не ругайте мой плащ!

– Ну начнем с того, что это мой плащ. И я его не ругаю, я все еще жду ответа на свой вопрос.

Дядя не злился, но Гун все равно занервничал и рефлекторно сжал в кулаке свою драгоценную подвеску в поисках защиты. Раковина тут же ожила, и тихий голос эхом прокатился по комнате.

– Да, Лунаобъясню сразу. Имя Ми Гун для простосты Соня сократила до Муна. А это очень созвучно с английским «moon», что, собственно, и переводится как – луна. Вот такое прозвище милое и получилось. моя, в чем дело?

Незнакомый человек вздрогнул, как-будто испугался или ему стало холодно.

– Соня, я залез за дверь, куда Мин не разрешал ходить. А тут дядя незнакомый, он спрашивает кто я. Ему можно сказать?

– Какой дядя, Мун? Как он выглядит?

Стивен Стрэндж, а это был именно он, стиснул зубы, не разрешая самому себе открыть рот и сказать хоть слово той, которую так давно желал увидеть.

Мальчик упрямо сжал губы и просканировал взглядом все прекрасно слышащего мага.

– У него синий костюм. Он худой, очень бледный, как мама, волосы черные и короткие и борода тоже черная. А еще он человек и говорит, что мой друг красный плащ его.

Обида прорезалась в последнем высказывании и лисенок недовольно нахмурился, сдавив второй рукой ткань своего защитника. Соня почему-то замолчала, а потом вздохнула и ответила:

– Луна моя, ты можешь рассказать ему все, что захочешь. Он главный в Камар-Тадже и секретов от него быть не должно.

– Главнее дяди? – удивился кицуне, куда с большим уважением поглядывая на незнакомца.

– Самый главный, Юн Мин на него работает и Юй Мин тоже. Он тебя не обидит.

– Спасибо, тогда пока. А то неудобно говорить при чужих. Я тебя люблю.

Кулачок разжался и амулет скользнул на место под внимательным взглядом человека напротив.