Спитак. Студенты

Моя мама всегда говорила, а они с отцом прожили долгую счастливую жизнь: «Брак, сынок, это цепочка взаимных уступок и компромиссов». Многие современные молодые люди наверняка будут со мной не согласны и даже посмеются надо мной, но я поступил в тот момент, как считал верным, и поэтому никогда не жалел об этом решении.

Через пару дней после этой ночи Катю перевели в другое общежитие, которое находилось довольно далеко от нашего, и встречаться так же часто, как раньше, уже не получалось. Но при первой возможности мы встречались и продолжали видеться, хоть мельком в институте, в коридоре или на «сачке», площадке перед институтом, в обед.

Теперь я на всех парах мчался в её общагу, чтобы сказать о том, что я уезжаю и поэтому не смогу с ней увидеться завтра, как мы с ней заранее договорились. Придя в общежитие, я нашёл дверь в её комнату закрытой, в коридоре одна из соседок сказала, что Катя и её соседки по комнате ещё не пришли из института. Время было уже позднее, занятия давно закончились.

Я попросил бумагу, оставил в двери записку о том, что завтра уезжаю в Армению, и с тяжёлым сердцем вернулся к себе в общежитие. Какое-то ощущение беды, будущих неприятностей давило мне грудь и не давало чувствовать себя свободно. Но заботы о предстоящей поездке заставили меня с головой окунуться в них и не думать ни о чём другом.

3. Отправление

Утром пришлось встать пораньше, так как наш продовольственный магазин открывался с восьми часов, и нужно было до отъезда купить продукты на собранные ребятами деньги. Я сходил туда, купил коробку с двенадцатью банками консервов и отнёс в комнату к Жене, там уже был Дима Темник. Он своими железными пальцами в секунду вскрыл коробку, достал оттуда банку, скептически рассмотрел её со всех сторон и сказал:

– С голодухи – пойдёт… А что у нас есть ещё?

Ещё у нас было чуть меньше десятка банок с тушёнкой, четыре банки рыбных консервов и пара банок сгущёнки.

– Маловато… – протянул Дима.

– Я сейчас ещё раз схожу в магазин, куплю ещё рыбных консервов, какие будут. «Просто сразу не унёс», – сказал я.

– Давай. И хлеба в буханках возьми, сахара пару пачек и чая пачки три, не забудь, —Димка встал и, взяв свой рюкзак, начал складывать туда припасы. – А я пока продукты соберу…

Я повторно сходил в магазин, купил всё, что нужно, принёс Темнику, который все продукты тщательно расположил в рюкзаки к ребятам или верёвкой связал коробки, оставив специальную петлю, чтобы удобнее было нести.

На столе лежала армейская фляга в зеленном защитном тканевом чехле.

Я подошёл к фляге, взяв её в руки, почувствовал её тяжесть. В горле у меня пересохло, очень хотелось пить. Руки автоматически стали откручивать крышку фляжки. Дима бросился к мне и резко вырвал её из моих рук.

– Это не вода… Стал бы я с собой в Армению воду брать…

– А что же это?

– Спирт.

– Мы же вроде договаривались до возвращения не бухать…

– А это и не бухло… Это лекарство.

– Что ты этим «лекарством» лечить собираешься? Царапины и порезы?

– Дурак ты… Вот заболеешь там, я тебя быстро на ноги поставлю.

– Что, в чистом, не разведённом виде?

– А где ты видел, чтобы разведённым спиртом лечились? Это тогда водка получается, а водкой не лечатся, водку так жрут.

Перспектива лечиться спиртом меня никак не радовала, я никогда не пробовал спирт в чистом виде и с трудом представлял, как я смогу его пить. Но я всё же верил, что эта участь меня не постигнет и идти на такие эксперименты мне не придётся.

– Слушай, Ильдар… У меня пара банок тушёнки и рыбных консерв в ящики не помещается… Возьмёшь себе в рюкзак?

– Ладно, давай, у меня он всё равно практически пустой, одни тряпки, —сказал я.

Дима протянул мне консервы.

– Смотри, в десять часов встречаемся на «сачке» перед институтом. Не опаздывай!

– Ладно, тебе с ящиками помочь? – Я забрал банки из Диминых рук.

– Нет, не надо. Мне пацаны с этажа помогут, мы все вместе идём. Сам приходи!

– Хорошо. – Я встал и направился к себе в комнату.

У себя в комнате мне нужно было ещё раз проверить рюкзак на предмет того, все ли вещи собраны. Хотя собирать было особо нечего, пара свитеров, несколько чистых футболок. Стирать и сушить грязные вещи времени уже не было. Толстый плед, шерстяные носки и другие тёплые вещи. Вот и всё. Надо было ещё положить в рюкзак банки так, чтобы они не давили при ходьбе в спину и не гремели друг об друга.

От размышлений о том, как лучше это сделать, меня внезапно отвлёк резкий стук в дверь. Гость не стал дожидаться моего ответа; дверь распахнулась, и в комнату вошёл Юрик Мячиков. Это был мой однокурсник, сосед по этажу, который поступил в институт через подготовительное отделение, отучившись на нём год, а перед этим ещё два года отслужил в армии.

Поэтому, наверное, правильно было бы называть его Юрий или хотя бы Юра, но никто у нас на этаже к нему так не обращался. Говорят, что армия сильно меняет человека, делает его более организованным и дисциплинированным. На Юрике Вооружённые силы явно прокололись…

Начнём с того, что более ленивого и разгильдяйского человека я за всю студенческую жизнь не встречал… На занятия, в столовую и даже на этаже в общаге он ходил в одной и той же давно не стиранной майке, в старых шерстяных тренировочных брюках, у которых в «мотне» от старости образовались дыры и свисали нитки. В любое время дня и ночи он стоял в курилке на этаже с зажжённой сигаретой и гитарой в руках, на которой наигрывал какие-то непонятные мелодии, постоянно ошибаясь в аккордах и начиная песни заново. Но, когда его просили, что—то сыграть или спеть по—настоящему, он вдруг начинал козлиным приблатнённым голосом громко и с надрывом горланить какой—то блатняк.

Казалось бы, институт очень быстро очищает свои ряды от такого рода студентов, но помимо лени и разгильдяйства Юрик обладал ещё двумя уникальными качествами: неимоверной хитростью и безграничной наглостью, которые и помогали ему во всех перипетиях студенческой жизни. Он безбожно списывал на экзаменах, пользовался чужими конспектами и расчётами, выдавая их за свои, и так далее. Но нас, студентов, это не касалось, это были вопросы скорее институтского масштаба…

А вот в вопросе халявы с едой и сигаретами наше мужское население от Юрика уже выло… У мужского населения нашего этажа были строгие законы, которые соблюдались всеми без исключения. Человек, не хотевший их выполнять, подвергался тихому, но достаточно жёсткому осуждению, а так как в студенческой среде взаимовыручка и помощь была нужна постоянно, то такой человек рисковал не получить её в трудную минуту. Никто не даст списать лекцию, никто не поможет в расчёте курсовой работы. Один из законов студенческого общежития гласил, что любой человек, который заходит к тебе в комнату – твой гость, а гостю полагается максимум внимания и поддержки. Думаю, такой закон появился в нашей среде потому, что у нас на этаже, да и во всём общежитии жило очень много студентов из Средней Азии, а там этот обычай неукоснительно соблюдается. Поэтому, если гость заходил в момент, когда жители комнаты садились есть или пить чай (кофе у нас не прижился, думаю, из-за высокой по сравнению с чаем цены), его обязательно приглашали за общий стол.

Юрик быстро оценил все прелести такой традиции. Как только на кухне кто—то из ребят начинал готовить или даже просто ставил чайник, Юрик обязательно фиксировал этот момент. Как только кастрюля, сковородка или чайник попадал на стол и вокруг собирались обитатели комнаты или приглашённые фигуры, через минуту—другую в дверь резко стучали, она стремительно распахивалась, и на пороге появлялся наш герой с неизменным вопросом: «Здорово, мужики! Вы что тут делаете?».