Вепсы

– Сегодня ночуем в Новгороде, – сказал Митрич. – Завтра утром отплываем.

Сняли две комнаты в таверне, поужинали и разошлись отдыхать перед дорогой домой. Спозаранку встали, поели и пошли грузить лодку обмененным товаром. На улице осень, первые морозцы, небо ясное, мужи грузили лодку. Вдруг из одного из концов к пристани выбежало с десяток викингов. Бегут, орут, руками машут! Стражники новгородские, которые были недалеко, видя эту картину, двинулись туда же, куда бежали викинги. Вепсы взялись за щиты, в другой руке у кого меч, у кого секира. Подбежали викинги, Один из самых здоровых и высоких, с красной мордой, заплетенными косичками на бороде, налитыми кровью глазами что-то начал орать. Вепсы, не сводя взгляда с викингов, стояли смотрели.

– Чего это он, интересно, хочет? – спросил Митрич у Мишки. – Очень уже сильно вопит.

– Божьего суда он хочет. Ищет, кто убил его брата. Тот шлем с волчьим хвостом его был. Зовет на перекресток, и пусть боги рассудят.

Пятеро дружинников, стоявших неподалеку, все слышали. Владимир вышел вперед на шаг, стукнул мечом о щит – вызов принят.

Невдалеке было чистое ровное место, песок. Викинги пошли туда, встали полукольцом, с другой стороны встали вепсы и дружинники. Владимир взял два меча и вошел в круг. Викинг осмотрел его и взревел, увидев один из мечей его брата. Он взял меч и боевой топорик. Сошлись, заблистала сталь, зазвенели удары, воины бились отчаянно, то в одну, то в другую сторону шла атака, то один полукруг охал, то другой. Противники, обливаясь потом, мерили друг друга взглядом, сходились заново. Удар, отмах – викингу удалось зацепить левую руку Владимира. Полукруг викингов восторженно зарычал. Викинг, отступив, заулыбался и сразу же бросился в атаку, нанося удар топориком в левой руке сверху вниз, а правой рукой с мечом – снизу вверх, делая шаг вперед. Владимир стоял в стойке, левое плечо вперед, правая нога немного назад. Правой рукой он блокировал выпад топорика, а левой подбросил свой меч, перехватил рукоять так, что меч стал смотреть острием в землю, сдержал удар меча врага и, с силой опустив меч, разрубил сапог и стопу викинга. Отскочил назад, викинг двинулся на него и начал падать. Владимир рубанул по шее врага. Голова отлетела под ноги викингов. Пар шел от лежащего тела и стоящего Владимира. Он смотрел на викингов, тяжело дыша, его усы на морозе покрылись сосульками и блестели синевой.

Десятник новгородской стражи вошел в круг и объявил:

– Божий суд свершился. Трофеи его, – указал он на Владимира. – Тело позже заберете.

– Вот это да, – только и сказал Митрич.

Никола с Мишкой сняли пояс с кошелем, золотую гривну, браслеты, ножны с ножом, украшенным костяной ручкой в виде головы волка или медведя, кольчугу и шлем с отлетевшей головы. Голову отнесли к телу и потихоньку ушли до своей лодки. Погрузив все, быстро запрыгнули и отплыли. Васька за рулевым веслом, Федор с Николой на гребных веслах, дед на мешках сидел, а на скамейках – Мишка и Владимир. Их лодка скоростью уступала драккару викингов. Вои старались быстрее уйти подальше. Дед и Мишка все всматривались, не покажется ли драккар вдогонку. Владимира немного отпустило от схватки.

– А чего это они повторяли два слова после драки? – спросил он Мишку.

– Кто?

– Да викинги, которые стояли полукольцом.

Мишка задумался, вспоминая и сказал:

– Синеусый победил.

Владимир хмыкнул, провел рукой, потрогал усы, там так и оставались льдинки, замерзшие от дыхания. Сидел, задумавшись, сам себе произнес «синеусый», и улыбнулся. Вои гребли, меняясь за веслами до устья Свири. Сделали остановку, разожгли костер, сварили похлебку.

– Поедим и пойдем дальше, – сказал дед. – Месяц светит, по воде дойдем до Алеховщины, у Прохора отдыхать будем.

Все согласились. Покушали и, не отдыхая, пошли вверх по Свири, благо по берегам тоненький ледок сверкал сиянием месяца, а ночью черноту реки ничем не спутать. К рассвету уставшие добрались до Алеховщины, затащили товар на подгорье к Прохору, сняли комнату для отдыха и уснули до утра. Утром, проснувшись, умывшись, пошли за стол. Прохор расспрашивал про новости новгородские. Митрич рассказал о викингах. Прохор стукнул кулаком по столу и сказал:

– Давить этих гадов надо! Сколько они людской крови попили, и все по-подлому воюют, с наскока, с налета, когда их никто не ждет, или видят, что деревня слабая, отпора дать не сможет. Для удовольствия пытают людей. Племя лживое и подлое, продать могут союзников и в спину ударить.

Митрич соглашался, кивая головой, потом повернулся резко на стуле и спросил у Мишки:

– А ты откуда их язык знаешь?

– Дядька заставил выучить. Говорю очень плохо, всего несколько слов знаю, а что говорят, понимать понимаю.

– Это хорошо, – поглаживая бороду, сказал Митрич. – И так сойдет.

Распрощавшись с Прохором, пошли на быстроходной, но теперь перегруженной лодке вверх по Ояти, домой в Видл. За несколько дней дойти не удалось – течение осенью сильнее, да и река уже становилась. Пришлось останавливаться в поселении Кузра, там переночевать, а ранним утром выплыть. Дома были после обеда. Женщины спустились с вершины горки встречать их.

– Кто заметил? – спросил Митрич.

– Отроки Федора, – ответила Устинья. – Молодцы, ребята хорошие.

Федор вышел из лодки, потрепал по головам, рад был похвальбе – не зря всему учил. Как всегда после похода, были баня и пир. Дед похрамывал, но был доволен полностью: зерна до лета должно хватить, если что, рожь с овсом смешают, и такого хлеба поедят. Соли было как никогда! Женщины говорили, что грибы солить можно. Надо будет попробовать в следующем году, мяса и икры сделать запасы. Но все потом, сейчас отдых. Он никому не сказал и не показал, что в кошельке норманна было пять золотых и около пятнадцати серебряных. Можно было зимой на лошади и санях съездить в Алеховщину к Прохору и докупить, что вдруг сильно понадобится.

Осень заканчивалась. Устинья с большим пузом ходила, Маша тоже в положении была, но еще ничего не заметно. Мужи и вои продолжали утренние тренировки. Владимир добавил тренировку на лошади: копья бросали, из лука при движении стреляли. Все они были охотники, кроме Мишки, и стоя стреляли отлично, а вот с коня, да еще при движении, пока еще не попадали в цель. Митрич, очень хозяйственный, за коняку переживал, но против ничего не имел, так как понимал, все эти утренние танцы с мечами им не раз уже жизнь спасли и прибыль принесли – по меркам деревни, они теперь бояре. Мужики все так же попарно в лес ходили, свежего мяса приносили, а из силков норку, куницу и бобра добывали. Рыбачили, проверяя мережи, но теперь у мужиков и другое развлечение появилось, кроме мереж. Мишка оказался кузнецом с большой буквы, руки росли из нужного места, молод, но смышленый – выковал несколько крючков. Из конского волоса сделали веревочки, привязали к концу срубленного, очищенного от веток деревца. Насаживали на крючок червяка и ловили рыбу, а чтобы лучше видеть, когда клюет, вырезали из сухой ветки палочку с палец, надрезали сверху и снизу, пропустили там веревочку, чтобы палочка держалась лучше. Было видно на воде, когда рыба наживку трогает – увлекательное это дело, очень Митричу понравилось. Он был просто в восторге.

Когда встал лед на реке, Мишка сделал тупое копье со срезанным посередине наконечником. Им было очень удобно делать проруби. Митрич бегал рыбачить. Вырубит ветку, очистит от веток, на вершину прицепит веревку конского волоса с крючком, на крючок – кусочек мяса. Хороших налимов таскал зимой! Меж собой прозвали ту вещь, которой прорубь делается, пешней. Сделает небольшую прорубь в четыре мужских кулака, сунет ветку с наживкой в прорубь, вниз ниткой с крючком, присыпет снегом, а утром следующего дня с рассветом бежит проверяет. Вылавливал налимов длиной с руку и не по одному за утро. Хорошая ушица к обеду была на столе со свежей рыбки. Вечерами, когда собирались за ужином, обсуждали текущие дела. Женщины участия не принимали, но все слышали и были в курсе всех дел. Митрич говорил:

– Урожай наш слабый, улучшить мы его не можем, плохо у нас зерно растет. Репа, морковка, горох, овес – это урождается, мясо добудем, но семьи разрастаются не только у нас, а во всех поселениях, зверья много повыловили, и теперь все дальше и дальше надо ходить в леса. Мы здесь обжились, семьи и дети пошли, не рванешь на новое место.

Все кивали головами.

– Будем в охранении купцов ходить, – предложил Владимир. – Они товаром платят, и трофей наш.

Женщины, стоя поодаль, хватались за рот, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего – понимали, дело это опасное, живыми могут вернуться не все. И все понимали, что соседство государства с викингами, извечными подлыми шакалами, – это вечная война.

– Надо больше территории огородить, – рассуждал Митрич. – И от леса почистить. Наша изгородь медведя не удержит, но хотя бы волков не пустит.

На следующее утро Владимир и все мужики, кроме деда, взяв мечи, пошли рубить жерди – заодно и удар мечом потренировать. Березовую и осиновую жердь в два мужских кулака ударом наискось рубили все. Только у Мишки меч недорубливал ствол. Владимир показывал, как лучше расставить ноги и как лучше задействовать плечо и разворот тела. Никола то же самое повторял, но у того силушки было хоть отбавляй. По берегу речки не рубили. Со стороны Ояти не знающий так и проплыл бы: лес на горке как лес, вдоль реки заливной луг, лодки спрятаны в Симак-ручье, заросшем осокой. Зимой, да, можно увидеть дорожку, спускающуюся с пригорка к реке, по которой в основном и проходила санная дорога, иногда выходящая на берег, объезжая речные полыньи, ключи, где зимой лед был тонок. Затем нарубленные и очищенные от веток жерди небольшими кучами таскали туда, где будет проходить изгородь, также занимались заготовкой дров. С конем полегче заготовлять: пять-шесть сушин завалят и за вершины, связав веревками и подцепив, тащат к поселению – по снегу коню не тяжело.

Устинья разродилась, как предсказывали повитухи, на самой темной неделе в году, когда день короток. Появился мальчик, назвали Митрий в честь деда. Тот был рад неимоверно, у старшей внучки внук и в его честь, мальчик здоровый, голубоглазый. Позвали в гости Федора, отметить рождение внука, тот приехал в гости с женой и старшим сыном Васькой с супругой. Привез Федор подарок как бы и ребенку, а так всем: два щенка, хвостик крючком, ушки торчком, сказал: «Будут у вас сторожа». По белодню ходили Митрич с Федором и Васькой на речку рыбачить. Дед показывал свое развлечение, родственникам понравилось. Федор заказал сделать Мишке такую же пешню да четыре крючка, а в следующий раз, как приедут в гости, свое железо привезет – в уплату. Вечером, попивая медовуху, Федор говорил, показывая на щенков:

– Нет преданнее друга. Некоторые умные бывают, как обучите, команды понимают, птицу подымут, зайца на тебя выведут, могут и лося, и кабана, только на медведя не берите, они из-за своей преданности прыгают на него, а он лапой махнет с когтем, и нет собачки. А зимой тоже осторожнее, волки могу взять, сильнее они этих. Зато сторожа отменные, когда запомнят всех своих, попробуй кто чужой подойти, услышат, такой лай поднимут, что ой.

– Спасибо, – сказал Митрич. – Видел в Новгороде всяких, думал приобрести, а тут подарок.

И вели беседу дальше.

– Зверя мало становится, что делать думаете? – спрашивал Федор Митрича.

– Кумекали мы на эту тему. Надо купцов охранять, выгоднее и товара больше привезти можно.

– А если я на зиму вам вместе с Васькой еще пять отроков отправлю на обучение?

– Их же кормить надо, а зимовка дело такое, без дому нельзя.

– Верно, – согласился Федор.

– Этим летом походите той же ватагой, но уже без меня, я по хозяйству останусь. А отроков на неделю присылай, место очистим, лес на дом отроков заготовим, и харчей тоже положи. Владимир покажет, кому каким оружием биться лучше.

Договорились, хлопнули руками.

– Через неделю? – уточнил Федор.

Митрич согласно кивнул. Через неделю приехали на двух санях шесть человек. Никола поселил их в своем доме, а сам с Машей к Митричу перебрался. Старшим у прибывших был Васька. Топоры были у всех, разбились на двойки и пошли валить лес и сучья отсекать. Сучья на пни складывали, чтобы по весне сжечь вместе с пнями. Владимир присматривал, а Митрич наблюдал, кто как трудится, как топором владеет. Лесовики-охотники все владели хорошо, вырубку сделали за четыре дня. Владимир выдал деревянные мечи, посмотреть, кто на что горазд, потренироваться. Выделил двух, кто лучше владел обеими руками, другим выдал щиты и секиры. Там Никола уже руководил: показывал, как щитом удар принять, как отвести, чтоб рука не отсохла, как ударить щитом или по щиту.

– Удары хитрые, может кто-то сказать, и подлые, но, когда дело идет о выживании, потом просто скажут: они победили.

Показывал Владимир, как бить копьем не своего противника:

– От своего защищайся щитом, а копьем бей противника твоего напарника, кто по правую руку стоит.

Отроки переглядывались, вначале не понимали. Пришлось взять щиты, копья и разделиться: Владимир, Никола, Васька один строй, Митрич, Мишка и один из отроков – другой. Сошлись тройка на тройку: обманные удары в голову или по краю щита; удар по противнику, который закрывал голову или щитом отводил удар. Сразу двое из тройки Митрича получили удар в бок копьем. Затем показывали все в замедленном действии, чтобы все все поняли. Женщины смотрели на это представление, перешептывались. Снежное поле все было вытоптано и притоптано.

В конце недели Митрич сказал:

– Мы с отроками летом дом поставим, а осенью и зимой следующей займемся полным обучением.

Митрич заметил, что Аша, младшая внучка, все больше одного отрока охаживает, а тот взаимностью отвечает. Звали его Семен. То она ему в тарелку побольше кусок мяса положит, то больше кусок пирога даст, и Мишка стал держаться как-то все в сторонке. Двух внучек выдал по любви, хоть такое редко в те времена было – как договорятся родители, так и поженятся, а там живется-сладится. Митрич смекнул, что делать. Подошел к Мишке, сказал:

– Надо в Немжу нам с тобой съездить, звали нас. Железо нужно некоторое подправить, да и мне с Федором поговорить.

Мишка согласился. Выехали караваном в три лошади, запряженными санями, вокруг обеда были в Немже. Федор с гостеприимством встретил гостей. Он был удивлен приезду Митрича. Дед, покашляв в кулак, сказал:

– Как-то ты мне говорил, что кой-какое железо у вас в негодность пришло. Я тебе кузнеца привез, чтобы он сам у тебя и у соседей все посмотрел.

– Да, – протяжно сказал Федор. – Пойдем по соседям, пусть Мишке все покажут и расскажут, а мы с тобой по кружечке медовухи выпьем, поболтаем.

Он подозвал Ваську, чтобы тот с Мишкой по подворьям прогулялся, показал ножи, топоры, секиры. Отроки ушли. Федор с дедом сели за стол, налили по кружке медовухи. Жена Федора на стол закуски поставила и ушла делами хозяйскими заниматься.

– Дело тут такое, – молвил Митрич. – Заметил я, Аше, внучке моей младшуй, приглянулся один из твоих отроков, Семеном кличут. И она ему. А с Мишей у них никак.

Федор слушал, кивал.

– Мишка мне очень нравится. Мог бы я Аше приказать, да сердцу, сам понимаешь, не прикажешь.

– Как не прикажешь? – Федор с оторопью поглядел на деда.

– Хочу, чтобы по любви было.

– Во как, – подпирая бороду рукой, сказал Федор.

– Привез я Мишку на смотрины, – продолжил дед. – У вас ведь девчонки красивые. Может, с кем и сладится. И мне бы еще с отцом Семена поговорить.

– Семеном тоже его кличут.

– Пусть Мишка у тебя недельку поживет, как гость, может, в другие поселения его свозишь – Озера и Пелдуши.

– Сделаем, – просто сказал Федор. – Обженим мы твоего Мишку.

– Вот и ладушки. Сначала Мишку, а потом Ашу с Семеном.

Митрич на следующее утро укатил к себе в Видл. Федор взялся с энтузиазмом, хотелось ему кузнеца в свое поселение переманить, но только по желанию юноши и не идя поперек Митрича. Вечерами он расспрашивал Мишку о Новгороде, как люди живут, чем занимаются, что там в мире нового. Мишка с удовольствием делился. Хоть и разница в возрасте была большая, но дружба ратная сближает воев. Он ведь в ладье Добрыни двумя щитами защищал Федора и Ваську от стрел шальных людишек, а это роднит.

Побыл Мишка пару дней, всех соседей обошел, кому чего посоветовал, кому сказал, какое железо к ним в Видл в кузню привозить исправить. Смотрел Федор и девчонок, водил вокруг Мишки, но никто не нравился. Что ж делать, просьбу Митрича надо выполнить.

– Собирайся, – так, к слову, сказал Федор. – Завтра с рассветом поедем в поселения Озера и Пелдуши, там у людей железо посмотришь.

Выехали рано, только рассвет забрезжил, приехали к обеду к знакомому Федора, отправили Мишку посмотреть железо по всем домам – может, кому какая помощь нужна. Провели в Озерах день, но тоже ничего, никто Мишке не нравится.

– Поедем в Пелдуши.

И снова утром сели в сани, к обеду доехали до Пелдушей. Смотрит Федор, что-то после переездов Мишка закашлял, красный весь.

– Ты не приболел?

– Немного. Не очень хорошо чувствую себя, – сошел с саней, и начало его мотать, как пьяного.

Все знакомые встречали Федора с большим уважением и почтением. Предоставили комнату, уложили Мишку в постель, отправили пацаненка за девушкой-травницей. Знакомые Федора рассказали ему, что травница и лекарка – девушка-сиротка, но от матери и бабки своей науку лечения хорошо знает, многим помогла. Три дня у Мишки был жар и сильное недомогание. Улья не отходила от Мишки, поила травами, вытирала вспотевший лоб, кормила с ложечки. На четвертый день он пал в глубокий сон, а проснулся почти здоровый, только слабость была. Федор выдохнул, ну не хватало ему еще кузнеца Митрича загубить. Мишка вышел к столу покушать сам, взгляд от Ульи не отводит, смотрит-высматривает что-то. Федор тоже стал присматриваться на поведение Ульи и Мишки: та все взор опускает, глаза в землю, Мишка на нее пялится, сам этого не замечая. «Вот оно», – подумал Федор.

– Так, собираемся. Улья, что надо из трав, бери и поедем ко мне, там за больным присмотришь.

Улья уговорила на день еще задержаться, пока Мишка окрепнет и она вещи соберет. Выехали с утра через поселения Озера, ехали прямо, ни у кого не останавливаясь, сразу к себе в Немжу. Приехали к вечеру, Мишку под меха положили, Улья рядом. Опять сделала травяной раствор, напоила Мишку, тот заснул. Вышла на кухню.

– Пока с моими дочками ночуешь, – сказал Федор. – Там и кровать уже приготовили. В баню Мишке можно?

– Теперь можно.

– Ну вот и хорошо. Тогда завтра баньку, а дальше видно будет.

Федор вечером позвал Ваську к себе.

– Съездишь завтра в Видл к Митричу, скажешь ему, что выполнил наказ Федор. Пусть сюда приезжает.

Васька, зная, что к чему и что задумали мужи, согласился. Пока с утра мужи не спеша в бане мылись, парились, потом отдыхали, сидя за столом, попивая морс, приехал Васька – привез Митрича. Тот благодарил Федора, говорил, что не забудет родственника никогда, обнимались. Мишка не понимал поведения Митрича. Сели ужинать.

– Так, значит, говоришь, сиротка? – спросил Митрич у Федора. – Я вот чего думаю, мы создаем ватагу воев, обучать их надо – тумаков и ссадин будет много, а ран, надеюсь, незначительно. Лекарка нам нужна очень.

Федор, соглашаясь, кивал головой – его отроки учиться будут и получать тумаков, а лечить кому-то надо. Попросил он жену позвать Улью к столу. Она пришла, села с уголка.

– Здравствуй, – поздоровался Митрич, представился и сразу перешел к делу: – Ниже по течению Ояти находится поселение Видл, мы будем там готовить воев для охраны лодий купцов. Понимаешь, нам не только знахарка-травница нужна. Нужна та, кто обучила бы воев, как помочь себе или другу при ранении, что делать, если рука или нога сломана, как кровь остановить с той или иной раны – всему этому надо обучить и показать. Я приму тебя как родную, ни в чем заботы испытывать не будешь. Дело нужное делать будешь. Мишка, которого ты выходила, кузнец и воин. Летом дом ему поставим и тебе – для трав твоих и снадобий. Ты подумай.

Она минутку помолчала, опустив глаза, а потом сказала:

– Я согласна.

– Ну вот и хорошо, – обрадовался Митрич.

Мишка сиял от счастья, хоть и не показывал это. Дед решил поставить все на свои места, вывел Мишку на улицу подышать и прямо спросил:

– Нравится девушка?

– Да, – понурившись, сказал Мишка.

– С Ашей я сам поговорю, Улья ей подругой будет. Все сложится между вами.

Поутру собрались. Митрич, Миша и Улья загрузили на сани мешки с железом, которое Мишка обещал исправить Озерским и Пелдушским, ну и, конечно, Немжинским, догрузили вещи Ульи. Федор гостей проводил до изгороди. «Вот Митрич голова – размышлял он. – Ведь, что задумал, сделал, и кузнец у него в поселении, и лекарку хорошую сосватал».

Приехали после обеда в Видл. Митрич с Ульей в дом пошли, Мишка на дворе разгружал железо, таскал его в кузню, распрягал коня. Митрич привел Улью в дом, там все уже отобедавши были. Представил всех, посадил Улью рядом с Ашей.

– У тебя жить будет, накормите нас с дороги.

Устинья быстро поставила тарелки на стол, хлеб, мясо. Тут и Мишка подошел. Подождали, пока Митрич отобедает. Митрич, поев, вытерев бороду и усы, начал говорить:

– Это я не просто, Мишка, послал тебя по поселениям. В нашем кусту, в верховьях Ояти, живут охотники, у них в основном все свое. Железо они меняют на меха, но свое железо ремонтировать не могут. Лопнул топор, и все, ничего уже не сделать, ждут купца на обмен. Круглый год к тебе люди пойдут, не будут купца ждать. И не знаю каким богам молиться, что хворь твоя нам на руку оказалась. Я давно хотел пригласить в поселение повитуху али травницу. Мои знания – это так. А вот у кого это из поколения в поколение передается, да еще если силу имеют – это Дар, – показал указательным пальцем вверх.

Все знали, Дар передается не всем. Верили, что придет лекарка к больному, посидит, пошепчет, руками поводит, что-то на теле понажимает, и человек здоровым становится. Бабки сказывали, мол, Дар передается только внучке или правнучке. Говорили шепотом, будто боясь спугнуть Дар и что потом лекарка не сможет их лечить.

Проходила зима, Маша уже совсем тяжелая ходила, готовясь родить. Дед все говорил: «Хорошо, что лекарка у нас теперь есть». Дети очень часто при родах умирали, и матери, если рожали без помощи лекарки и повитух. Вот и Маша через неделю разродилась. Роды тяжелые были. Никола места себе не находил. Женщины его не допустили к Маше. Устинья хлопотала, а Улья применяла все свои знания, что усвоила от бабушки и мамы. Деда пустили только у печки быть: воду греть да тряпицы подавать.

– Ребеночек не так в животе стоит, не повернулся до конца, чтоб выйти из нее, – сказала шепотом Улья Устинье и, склонившись над Машей, поглаживая живот руками, помогла родить.

Появилась девочка, здоровенькая. Маша и Никола имя даже уже выбрали, назвали Марья – деду опять радость. Весна подходила неумолимо. Мужи все так же бегали на охоту, добывая пушнину, но, как и говорил Митрич, зверя становилось все меньше и меньше. Вскорости должен был Федор приехать, помочь по строительству. Поставить надо было три дома и баню хотя бы еще одну. Митрич все ходил, выбирая из заготовленного леса прямые стволы. С одной стороны посмотреть, они все прямые на взгляд кажутся, но ствол стволу рознь. Он внутри может быть перекручен – как тряпку мокрую выжимают. Зависит это от земли, на которой выросло дерево, и погоды. Например, береза северная карельская перекручена до невозможности. Если ее колоть, не выйдет никогда прямой досочки. Но если обрабатывать долго топором и ножом, а потом камнем шлифовать, то выйдут с красивым узором. Умельцы из такого делали шкатулки.

Прямые стволы – это когда колешь бревно с помощью клиньев. Дерево расходится на прямые доски, и хоть куда их положи: потолок делай или крышу стели. Вот Митрич и выбирал, ходя с топором, обстукивая и осматривая стволы деревьев с разных сторон. Митрич, выбрав подходящие, на его взгляд, стволы деревьев, делал более ровный комель срубленного дерева, вымеряя и прикидывая, какая плаха получится. Делал в комле заруб, вставлял туда деревянные клинья и осторожно обухом топора вбивал потихоньку внутрь. Сверху бревна шла полоска, по которой выйдет доска, туда вбивались небольшие клинышки – работа тяжелая, трудная и кропотливая. И вот так, вбивая клин за клином, пока дерево не начинало трескаться и расходиться на ровные плашки. Таким способом вепсы и крыши крыли. Заготовят чурки и стругают их на ровные пластинчатые досочки, а затем, подкладывая одну под другую, кроют крышу, как чешуя у рыбы.

Федор немжинский приехал, считай, по последнему льду. Земля уже избавлялась от снега, под теплым солнцем появлялись проплешины и проталины, вокруг деревьев и на пнях появлялся зеленый мох, земля набухала от влаги, подсохли ветки, которые были навалены на пни зимой. В это время поджигали эти кучи, сжигая пни и ветки, чтоб не было лесного пожара – дальше пня пламя не уйдет, так как мох и старая трава пропитаны влагой насквозь. Возьмешь рукой охапку мха и травы, сожмешь кулак, подставив под нее другую руку, и пол-ладони наполнится водой.