Королевства Пяти

Он подошёл.

Остановился напротив.

Посмотрел на меня.       Не с гневом. Не с упрёком. И даже не с вопросом. Его взгляд был чистым, пронизывающим, и оттого – страшно спокойным, как сама тьма, смотрящая сквозь тебя, а не на тебя.

Он поднял руку и коснулся моей щеки. Его пальцы были тёплыми, мягкими, и в этом касании не было ни приказа, ни контроля – только признание. Тонкое, едва ощутимое, но сильное, как пломба, ставимая на истину.

– Как всегда, – произнёс он, и в голосе его звучало нечто большее, чем простая похвала, – прекрасна, Эна Морн.

Моё имя, произнесённое им, не прозвучало как ярлык и не упало как приговор. Оно было сказано с восхищением, с глубокой тенью памяти и с тем спокойствием, которое есть только у тех, кто знает, что им уже ничто не грозит.

Я кивнула – едва заметно, спокойно, без напряжения и без нужды в словах, словно подтверждала то, что и так было уже сказано: всё совершённое, всё пережитое, всё понятое – не требовало пояснений.

Касриэль подошёл ближе, его шаги не были поспешными, он не смотрел ни на юношу, чья кровь уже расползалась по мрамору, ни на остывающее тело Распределителя, только протянул руку, ожидая, не требуя.

Я даже не задумывалась.

Медленно, почти с мягкой неохотой, разжала пальцы и вложила кинжал в его ладонь – тот самый, которым отняла жизнь, и вместе с холодной рукоятью отдала нечто большее, чем просто оружие, – отголосок чужой тишины, недосказанного взгляда и несостоявшегося ответа.

Он убрал клинок с безупречной сдержанностью и проговорил:

– Я всё улажу. Ты можешь идти.

Я посмотрела на него – быстро, без благодарности и без прощания, только коротко кивнула, как прощаются те, кто понимает, что между ними нет нужды в лишних словах.

И пошла.

Мои шаги мягко глухо разносились по каменному залу, и каждый шаг отрывал меня от того, что осталось лежать позади, позволяя оставить всё происходящее без оглядки.

Когда двери закрылись за моей спиной, и коридор вытянулся передо мной в знакомую, вычищенную пустоту, я наконец вдохнула глубже, позволяя воздуху пройти внутрь так, будто он был нужен не телу – сознанию.

Я шла в свои покои.

Не спеша, не прячась, не думая, куда свернуть – дорога была выучена давно, и каждая её плита отзывалась в памяти безошибочно. И пока я шла, всё внутри уже оформлялось в ясную, чёткую мысль – не эмоцию, не впечатление, не суждение, а именно мысль, сухую и точную.

Король убил Распределителя не из гнева.

Не из стремления наказать.

Он сделал это потому, что не хотел, чтобы кто-либо знал.

Он уничтожил не просто свидетеля, он уничтожил саму возможность передачи знания. Он раздавил страх, прежде чем тот мог превратиться в слух.

Когда я открыла дверь в свои покои, свет за окном уже начал угасать. Последние отблески дня стекали по высокому стеклу, окрашивая комнату в тусклый, приглушённый янтарь, который с каждой минутой становился холоднее и тише. В воздухе чувствовалась та особенная неподвижность, которая приходит перед ночью – не как отдых, а как ожидание чего-то ещё.

Я вошла и комната встретила меня привычной тишиной: ни скрипа, ни дыхания огня в очаге, только запах сухих трав в мешочках под подоконником и еле уловимой магии, которая просачивалась сквозь каменные стены старых коридоров, как вода сквозь ткань.

Я сняла платье, позволив ему мягко сползти с плеч и бесшумно лечь у ног. Белая ткань – тонкая, как дыхание, – была такой же, как и все остальные, висевшие в моём гардеробе. Король предпочитал видеть меня в этом цвете. Не приказывал – никогда. Просто ждал. И этот молчаливый выбор стал тенью между нами, бессловесным ритуалом, который я соблюдала без объяснений. Он не говорил, зачем. А я не спрашивала.

Я подняла платье, встряхнула, чтобы складки легли ровно, и повесила на плечики – рядом с другими, такими же безлико чистыми. Затем подошла к кровати, опустилась на колени и протянула руку под край – в глубину, где хранилось нечто иное. То, чему не было места в этом дворце.

Рука нащупала плотную ткань. Узел был завязан крепко, как я оставила его ещё утром. Я вытащила свёрток и развернула.

Тёмные кожаные штаны, идеально облегающие, с укреплёнными вставками на внутренней стороне бедра и по коленям. Узкая, плотно сидящая кофта из тонкого слоя ткани. Плащ с глубоким капюшоном, закрывающим половину лица даже при обычном наклоне головы. И тёмная повязка – мягкая, прочная, которую я аккуратно свернула и отложила, чтобы надеть в последний момент.

Я одевалась быстро, но не торопливо. Каждое движение было выучено. Каждая застёжка – на своём месте. Одежда плотно легла по телу, не оставляя ни лишней складки, ни тени.

Затем я подошла к столу, встала перед зеркалом, но не смотрела в отражение – лишь быстро заплела волосы, туго, до самого основания шеи, чтобы ни одна прядь не мешала. Заправила концы под ворот, опустила капюшон, накинула повязку, и только тогда – подняла глаза.

В зеркале не было Кайвены.

В зеркале была тень. Та, что всегда выходила, когда наступал вечер.

Эна Морн.

Я повернулась, прошла через комнату и остановилась у одной из книжных полок – старая рама, одна из тех, что вделаны прямо в стену. Я нажала на нижний угол, и древесина чуть сдвинулась, издав глухой щелчок.

Потайной ход открылся.

Холодный воздух из коридора ударил в лицо, пахнущий пылью, камнем и старыми заклинаниями, впитавшимися в стены.

Я шагнула внутрь.

Проход был узким, с низкими сводами, выложенными старым, неровным камнем, который впитывал каждый шаг, каждое дыхание, будто сам дворец не хотел, чтобы кто-то знал о том, кто идёт его внутренними артериями. Я двигалась без спешки, в полной тьме, полагаясь только на память и на то, как стены сами подсказывали – где повернуть, где ступать тише, где замереть на долю секунды, чтобы дать магии, впаянной в стену, пройти сквозь тебя, не заметив.

Я шла по ним столько раз, что счёт уже давно потерялся. Здесь, под Мортвелем, тени всегда были ближе, чем свет, а дыхание тех, кто не должен был быть услышан, становилось единственным, что сохраняло правду.

Я остановилась у поворота, ведущего к задней стене Архива. Маленькое отверстие, в одной из плит, позволяло заглянуть внутрь – незаметно, без бликов, без звука.

Они уже были там.

Дарион Велькар стоял спиной ко мне, чуть повернувшись к Веймару. Лампы горели мягко, золотым светом обтекая края старых полок, обнажая корешки переплетённых вручную томов, запечатанные свитки и груду разложенных схем на ближайшем столе. Они никогда не расслаблялись полностью – слишком многое за спиной, слишком много ожиданий перед глазами.

Веймар потянулся, взял что-то со стола, кажется, кристалл-срез или зачарованный стеклянный ключ, и, качнув головой, усмехнулся:

– Интересно, где наша надзорная? – его голос прозвучал ровно, с лёгким оттенком насмешки. – Опаздывает, или ей всё-таки надоело с нами нянчиться?

Он не глянул на Дариона. Но тон был вполне осознанный. Они говорили о мне.

– Всё же, – сказал Веймар после короткой паузы, будто вслух продолжая какую-то внутреннюю мысль, – удивительно, насколько она красива.

Он сказал это не с восхищением. И не с желанием. Просто как факт. Как если бы комментировал качество оружия или ровность почерка на свитке.

Дарион чуть повернул голову, не отрывая взгляда от своих бумаг.

– Неужто влюбился? – спросил он спокойно, но интонация была на грани: между насмешкой и чем-то едва различимым, что не требовало ответа.

Веймар усмехнулся – уголком рта, быстро, как делают те, кто не нуждается в одобрении.

– Красива, – повторил он, словно соглашаясь с собой, – но не в моём вкусе. Я предпочитаю живых. А не холодные игрушки Короля.

Дарион ничего не ответил.

Но я увидела, как его губы сжались едва ощутимо – настолько, что другой бы не заметил. В его пальцах лист дрогнул. Мелочь. Незначительная. Но именно такие вещи всегда были самыми красноречивыми.

После короткой паузы, Дарион заговорил вновь:

– Ну и как прошёл отбор? Или что у них там? Соревнования?

Веймар усмехнулся, выпрямился и, не отрывая взгляда от того, что в руках, ответил с той ленивой живостью, с какой рассказывают сплетни в коридорах между ужином и заседанием.

– А вот здесь начинается самое интересное, – протянул он, почти с удовольствием. – До того как я сюда зашёл, один из офицеров на нижнем уровне шепнул, что на распределении кое-что случилось…

Он выдержал паузу – не драматичную, а скорее для себя, смакуя абсурдность того, что услышал.

– Говорят, один из тех, кто прошёл испытания, вдруг начал буянить. Мол, потребовал не того распределения, что ему назначили, убил магией Распределителя, схватил кинжал – и… – он махнул рукой в воздухе, будто отсёк что-то невидимое, – убил себя.

Он сказал это с таким видом, будто пересказывал историю из третьих рук, услышанную в шумной таверне, а не информацию о смерти высокопоставленного чиновника во дворце.

– Красиво звучит, правда? – добавил он с лёгкой усмешкой. – Быстро. Чисто. И ни один свидетель не пострадал.

Дарион медленно повернул голову. Его взгляд на секунду задержался на лице Веймара, как будто он хотел что-то сказать, но передумал. Он не ответил.

Он молчал ещё несколько секунд, затем отвёл взгляд, собрал бумаги в одну чёткую стопку, и, медленно отступив от стола, произнёс почти тихо:

– Пошли. Он ждать не станет, если мы задержимся.

Веймар усмехнулся – быстро, почти беззвучно, и в этой усмешке было всё, чего он не сказал вслух. Оттолкнувшись от полки, он шагнул вперёд, но, проходя мимо Дариона, не удержался:

– Да уж, с ним лучше не опаздывать. Сегодня он ещё в удобной форме….

Дарион не ответил.

Их шаги растворились в полумраке, лампы погасли одна за другой, будто сами не желая оставаться свидетелями того, что едва не прорвалось наружу.

Я ждала, пока их шаги окончательно не стихли, растворившись в глубине камня и тишины. Не спешила. Позволила расстоянию увеличиться ровно настолько, чтобы не выдать себя эхом, чтобы их внимание не зацепилось за дыхание, не почувствовало присутствие там, где его не должно было быть.

Когда стало ясно, что они ушли достаточно далеко, я двинулась вперёд – быстро, но бесшумно. Потайной коридор вывел меня в одну из служебных галерей, и уже там, у чёрного выхода в нижнем крыле, я поняла: они не направляются в казармы, не идут в сторону внутренних стен. Они покидали дворец.

Я свернула до одной из незаметных дверей у западной стены, открыла её движением, которое уже стало инстинктом, и скрылась в глубокой тени заброшенного сада за дворцом.

Там я затаилась, сливаясь с ночной прохладой.

Холод ложился на кожу ровным слоем, звуки казались неестественно чёткими, но я не двигалась. Смотрела в темноту, слушала.

И наконец – шаги. Тихие. Осторожные.

Лейтенант и офицер вышли через служебный ход, скрытый от посторонних глаз. Они не зажигали света, двигались быстро и точно, будто каждый их жест был заранее отработан, будто они не шли – выполняли чётко продуманный манёвр.

Но я видела.

Я всегда видела.

Я позволила им отойти на безопасное расстояние, прежде чем скользнула за ними, как отголосок их собственной тени.

Не нарушая ни дыхания ночи, ни ритма тёмных часов.

Их путь вёл прочь от дворца, к покосившимся мастерским на краю старого квартала.

Там, где город забыл своё имя.

Они остановились возле полуразрушенного здания, на котором не осталось ни вывески, ни следов прежней жизни.

Я спряталась в тени заваленной арки, наблюдая.

Когда Лейтенант отодвинул люк, а затем вместе с Веймаром исчез в темноте подземелья, я не двинулась сразу.

Я знала другой вход.

Незаметно проскользнула дальше, к заросшему переулку, где, за старыми решётками, скрывался древний вентиляционный канал.

Там я опустилась вниз, почти не касаясь стен, скользнула вдоль узкого прохода и замерла в нише – в том месте, где влажный воздух смешивался с запахом старого железа и прелой пыли.

Канал уходил вниз под старой мастерской. Сырые своды, закопчённые стены, ржавые цепи, по которым уже никто не поднимается. Вода в углу собиралась тонким слоем, отражая дрожащий свет от одного-единственного факела.

Лейтенант стоял спиной к стене, взгляд – вперёд, но не в точку.

Он ждал.

Он не нервничал.

Он рассчитывал.

Веймар сидел на кривом камне, свободно, будто ждал старого друга, которому задолжал выпивку. Но даже в расслабленности его пальцы были чуть сжаты – он мог вскочить в любую секунду.

Я замерла в узком проломе между кладкой.

Плащ и повязка скрывали меня от света, клинки у бёдер напоминали о возможности выбора.

Я стала тенью между двумя вдохами.

Это была встреча с тем, кто может исчезнуть прежде, чем ты моргнёшь.

– Надеюсь, вы не водили за собой хвост, – заговорил кто-то из темноты.

Я замерла.

– Только старый кот, – лениво отозвался Веймар, даже не оборачиваясь. – Но он свернул в таверну, когда почуял жареное мясо.

Я не видела, откуда появился этот мужчина. Он словно был частью камня, частью тени, а теперь просто позволил себе стать видимым.

Плащ без символов. Едва различимое лицо, без особых примет. Но что-то в нём притягивало внимание – тишина в теле, привычка держаться в двух ударах от смерти.

– Нашёл зацепки? – негромко спросил Лейтенант, стоя всё так же спокойно, будто вокруг них не сырые каменные своды, а кабинет под сводами дворца.

Мужчина в тени едва заметно склонил голову.

– Пропавший Советник Лунных Пределов связан с тем, кого вы ищете, – тихо отозвался он. – Ещё за год до его исчезновения их несколько раз видели вместе. Не на официальных приёмах и не в рамках посольских поручений. Скорее… он что-то вынюхивал.

Я затаила дыхание, впитывая каждое слово. Связь была. И она тянулась глубже, чем просто совпадение.

Дарион медленно выдохнул и уже начал:

– То есть мой…

Но мужчина молча поднял руку, останавливая его, коснулся пальцами своего уха, негромко добавил:

– Стены слышат.

В воздухе повисла тяжёлая, густая пауза. Сырой камень будто сам прислушивался, впитывая каждую неосторожную фразу.

Лейтенант сжал пальцы за спиной, коротко кивнул, словно принимая правила игры, и спросил ровно:

– Что с Советником?

Мужчина замер на секунду, будто ещё раз перепроверяя слова в голове.

– Он также во дворце, – произнёс он спокойно, без суеты. – Никуда не сдвинулся.

Веймар коротко хмыкнул. Ни удивления, ни вопросов. Будто только подтвердилось то, что он и без того знал.

Я едва не шевельнулась в своей нише. В груди будто кольнуло.

Они знали. Всё это время знали. Пропавший, ради которого затевалось расследование, не был где-то за горами, не был утерян на окраинах мира. Он был здесь, рядом, под теми же самыми сводами, в пределах одного дыхания.

Лейтенант снова заговорил ровным, холодным тоном:

– Как надолго?

– Однозначно его путь уже заказан, – отозвался Веймар без особого выражения в голосе. – Даже если он дышит – для многих он уже мёртв.

– Это всё? – спросил Лейтенант негромко, будто между делом, скользнув взглядом по темноте.

Мужчина слегка кивнул:

– Пока да. В следующий раз сообщу. Или приду сам.

Ответ был коротким, как щелчок замка.

Лейтенант медленно выпрямился, не торопясь, как будто в этой тяжёлой тишине нельзя было делать ни одного лишнего движения.

Веймар, словно стряхивая липкую усталость с плеч, фыркнул:

– Я думаю, надо выпить.

Лейтенант скользнул на него взглядом, но не возразил.

– Плохая идея – пить в Мортвеле, – хмыкнул незнакомец.

– Именно поэтому это и работает, – отозвался Лейтенант, и в его голосе промелькнул тот сухой оттенок, который слышат только те, кто привык слушать между строк.

Они двинулись к выходу. Спокойно. Как те, кто знает, что торопиться нужно только перед смертью.

Незнакомец скользнул за ними, сливаясь с тенью, будто никогда и не был здесь.

Я осталась в нише, выжидая, позволяя их шагам окончательно раствориться в подземных переходах.

Только когда воздух остыл и стены снова замерли в старой тишине, я сделала первый шаг вперёд.

И в тот самый миг, неожиданно близко, за спиной раздался негромкий, чуть хрипловатый голос:

– Интересно… ты всегда так сидишь в углу, или сегодня особенный случай?

Глава 6

Я разворачиваюсь на полпятки, движения – мягкие, отточенные, как будто ещё не бой, но уже не просто реакция.

Внутри – тишина.

Он уже стоит. В нескольких шагах. Лицо – частично в тени.

Никакой маскировки. Никаких лишних жестов. Но движения у него – правильные: готовность не выставленная напоказ, а впитанная в тело, как дыхание.

Уравновешен.

– Молчишь? – уточняет он, не делая попыток приблизиться. Голос ровный, чуть хрипловатый, спокойный, с подводным течением скрытого напряжения.

Он смещается вправо, почти незаметно, ближе к стене, удерживая меня в поле зрения, не провоцируя, но и не отпуская.

– Тогда поговорим по-другому, – добавляет он тише, уже почти вполголоса.

Я не отвечаю. Не потому что нечего сказать – просто потому что любое слово сейчас означало бы оправдание.

Я двинулась первой, без колебаний.

Низкий удар в корпус он парировал стремительно: левым предплечьем принял мой выпад, скользнув по касательной и уходя вбок. Его тело подалось назад, но равновесия он не потерял.

В следующий момент я ударила ногой, широко, в воздух, но он уже успел пружинисто отскочить, будто предвидел атаку.

Ответный выпад последовал быстро – открытым кулаком в плечо. Я поймала его удар предплечьем, резким движением развернула кисть, ушла в боковое скольжение, ощущая, как его пальцы лишь на миг цепляют ткань на моём плече.

Он попытался сократить дистанцию в коротком рывке, но я сбила его темп резким разворотом корпуса.

Локоть – в бок, резкий, точный, на уровне рёбер. Он скользнул в сторону, словно ускользая вдоль стены, и контрударом я целила в солнечное сплетение, однако задела лишь краем – мышцы его живота сжались, гася удар.

– Быстрая, – выдохнул он с глуховатой усмешкой. – Гладко двигаешься. Кто тебя учил – не жалел.

Я не ответила, лишь шагнула вперёд.

Уклон. Нырок вниз. Подсечка.

Я упала на колено, но тут же толчком поднялась обратно на ноги, сохраняя равновесие.

Он, ловко подстроившись под мой ритм, пытался выбить меня из равновесия, но промахнулся буквально на полпальца. Лёгкий, быстрый, он двигался так, словно знал мои шаги заранее.

Магия должна была бы струиться вокруг него, ощущаться кожей, искрить в воздухе. Но ничего не было. Ни одного потока силы, ни малейшего следа.

Он не пользовался магией.

– Чёрт, – коротко выдохнул он, когда мой локоть задел его бок. Звук удара был глухим, тугим, как натянутый канат.

Он отступил, ухмыляясь – быстро, скользко, но без злобы, скорее с лёгким признанием в глазах.

– Ты не из тех, что машут ножиками в коридорах, – бросил он через плечо, ныряя под мой локоть. Я резко нанесла удар сверху, целясь в плечо, но он скользнул вдоль стены, избегая прямого попадания.

Мой локоть рассёк только воздух.

Ему снова удалось ускользнуть.

Он двигался быстро, точно, почти без звука – раз, другой, не позволяя мне сблизиться.

Казалось, он читал мои движения, предугадывал их наперёд.

Его глаза блестели в темноте.

Не холодные – расчётливые, внимательные.

– Умная, – негромко шепнул он. – С умными долго не дерутся.

И прежде чем я успела сделать следующий шаг, он резко отскочил назад, лёгким перекатом через плечо, и исчез в ответвлении прохода.

Я метнулась за ним – но там уже была только пустота и ощущение магии вокруг.

Только тёплые капли пота на коже и рваное дыхание в груди напоминали, что всё это происходило наяву.

И только одна тонкая царапина на моём плече – след его удара – горела лёгкой, почти приятной болью.

Я двинулась к люку. Крышка открылась с глухим скрипом.

Ночь встретила меня тяжёлым влажным воздухом. Каменные дома, мрачные переулки, фонари, дрожащие в густом тумане.

На крыше соседнего здания молча сидит ворона. Наблюдает.

Я прохожу мимо.

Ноги ведут меня сами.

Я знала, куда они направляются.

В Мортвеле таких мест немного.

Таверна "Три кольца" стояла в полутора кварталах от того места, где я выбралась на улицу. Старое широкое здание, закопчённая вывеска, тусклые фонари у входа.

Внутри – гул голосов, запах жареного мяса, дешёвого табака, вина и плотных тел. Тяжёлый, липкий, как расплавленный мёд.

Первый этаж – общий зал: стойка, кухня, карты, танцы, крик. Второй – узкий балкон с комнатами. Для сна, для встреч и для утех без лишних слов.

Я вошла, не сбрасывая капюшон. Плащ тяжело лёг на плечи, почти не отражая света. Прошла мимо столов, скользя между пьяными голосами, дымом и плотным движением тел.

На мне никто не задерживал взгляд – я не давала повода.

Они сидели у стены.

Дарион – прямой, собранный, взгляд опущен на кружку, пальцы напряжённые, словно вот-вот сорвутся в действие.

Веймар – полулежал, расслабленный снаружи, но глаза его постоянно двигались, отслеживая зал.

Я заняла место у стены, в тени, рядом с двумя пустыми стульями. Один чуть отодвинула, второй оставила на месте.

Я видела их – они меня – нет.

Стол липкий. Слева кто-то храпел. Из кухни тянуло жареным мясом и кислым соусом.

Подошла женщина – невысокая, жилистая, с выцветшим корсетом и скрученными в узел волосами.

– Что-нибудь закажешь? – спросила она без улыбки. – Или просто дышать сюда пришла?

Я подняла взгляд и ответила:

– Вино. Бутылку.

Женщина исчезла так же быстро, как появилась.

Лейтенант тем временем наклонился к Веймару, что-то коротко бросил. Веймар хмыкнул в ответ, лениво откинувшись на спинку, и тоже сказал что-то негромкое. Я не смогла разобрать слов.

Через несколько секунд Дарион поднялся, спокойно и без лишних движений.

Кружку оставил на столе, шагнул к лестнице в углу.

Он не смотрел ни вправо, ни влево.

Как будто весь этот гул, свет и вонь были для него пустым местом. Как будто там, наверху, ждало что-то действительно важное.

Я лишь скользнула за ним взглядом.

Женщина вернулась, поставила передо мной бутылку с глухим стуком – без стакана, без салфетки.

– Довольно крепкое, – бросила она. – Но пить можно.

– У вас всегда сдают комнаты наверху? – спросила я, не глядя на неё.

– Почти всегда. Кто-то спит, кто-то… ну, сама знаешь.

Я сделала паузу.

Потом медленно, как будто между делом, спросила:

– А если вдруг передумала и хочу остаться? Как узнать, какие комнаты свободны?

– Просто спросить.

Она пожала плечами, словно ей было всё равно.

Я чуть наклонилась ближе, понизив голос:

– А если кто-то уже занял… скажем, тот мужчина в чёрном. Мне же не дадут комнату рядом?

Женщина скривила губы, но без злости:

– Смотря кто спросит. И сколько заплатит. Но тот, что только что поднялся, брал угол. Вторую от лестницы. Он заплатил хорошо.

– Мне дальше, – тихо сказала я. – Чтобы никого не беспокоить.

– Тогда третья дверь. Правая. Ключ возьмёшь у стойки. Света почти нет, так что… кто надо – найдёт.

Она развернулась и ушла.

Я встала и поднялась по лестнице.

Коридор на втором этаже был узким, с низким потолком. Стены – деревянные, обитые старой тканью, тусклой и порванной местами. Свет от фонаря у лестницы еле доходил до середины.

Дальше – полумрак.

Я двинулась вперёд.

Вторая дверь слева. Я замерла за пару шагов, когда почувствовала лёгкое движение. Ручка едва заметно дёрнулась, без скрипа, без шума.

Я скользнула в сторону, растворяясь в темноте. Дыхание сбилось, тело стало тише, как натянутая тетива.

Из комнаты вышел кто-то, плечи напряжённые. Шаги были мягкими, уверенными, размеренными – он двигался так, как тот, кто точно знает, куда идёт и зачем.

Это был Дарион. Хоть я и не видела его.

Он прошёл мимо, не оборачиваясь, не меняя ни ритма, ни осанки, свернул за угол и исчез.

Я выждала – пять, восемь, десять ударов сердца, прежде чем подошла к двери.

Пальцы легли на холодную ручку.

Дверь была не заперта.

Я вошла.

Внутри было тепло и темно. Воздух тягучий, пахнущий старым деревом, тёмным вином и древесным, густым, глубоким ароматом, будто насквозь пропитанным камнем.

Стол. Стул. Широкая кровать у стены. Свет фонаря снаружи едва касался пола, оставляя остальное в полутени.

Я тихо закрыла за собой дверь, стянула повязку с лица и убрала её под плащ, провела ладонью по лбу, пытаясь сохранить собранность, хотя кожа под пальцами уже была влажной от напряжения и жары. Сделала несколько осторожных шагов по полу, покрытому старым, сухим деревом. Пятка едва заметно скользнула по доске, и плащ зашуршал – звук был почти неуловимым, но именно его оказалось достаточно.