Золотой век русской поэзии

Светлана[49]

А. А. Воейковой

Раз в крещенский вечерок   Девушки гадали:За ворота башмачок,   Сняв с ноги, бросали;Снег пололи; под окном   Слушали; кормилиСчетным курицу зерном;   Ярый воск топили;В чашу с чистою водойКлали перстень золотой,   Серьги изумрудны;Расстилали белый платИ над чашей пели в лад   Песенки подблюдны.Тускло светится луна   В сумраке тумана —Молчалива и грустна   Милая Светлана.«Что, подруженька, с тобой?   Вымолви словечко;Слушай песни круговой;   Вынь себе колечко.Пой, красавица: „Кузнец,Скуй мне злат и нов венец,   Скуй кольцо златое;Мне венчаться тем венцом,Обручаться тем кольцом   При святом налое“».«Как могу, подружки, петь?   Милый друг далёко;Мне судьбина умереть   В грусти одинокой.Год промчался – вести нет;   Он ко мне не пишет;Ах! а им лишь красен свет,   Им лишь сердце дышит…Иль не вспомнишь обо мне?Где, в какой ты стороне?   Где твоя обитель?Я молюсь и слезы лью!Утоли печаль мою,   Ангел-утешитель».Вот в светлице стол накрыт   Белой пеленою;И на том столе стоит   Зеркало с свечою;Два прибора на столе.   «Загадай, Светлана;В чистом зеркала стекле   В полночь, без обманаТы узнаешь жребий свой:Стукнет в двери милый твой   Легкою рукою;Упадет с дверей запор;Сядет он за свой прибор   Ужинать с тобою».Вот красавица одна;   К зеркалу садится;С тайной робостью она   В зеркало глядится;Темно в зеркале; кругом   Мертвое молчанье;Свечка трепетным огнем   Чуть лиет сиянье…Робость в ней волнует грудь,Страшно ей назад взглянуть,   Страх туманит очи…С треском пыхнул огонек,Крикнул жалобно сверчок,   Вестник полуночи.Подпершися локотком,   Чуть Светлана дышит…Вот… легохонько замком   Кто-то стукнул, слышит;Робко в зеркало глядит;   За ее плечамиКто-то, чудилось, блестит   Яркими глазами…Занялся от страха дух…Вдруг в ее влетает слух   Тихий, легкий шепот:«Я с тобой, моя краса;Укротились небеса;   Твой услышан ропот!»Оглянулась… милый к ней   Простирает руки.«Радость, свет моих очей,   Нет для нас разлуки.Едем! Поп уж в церкви ждет   С дьяконом, дьячками;Хор венчальну песнь поет;   Храм блестит свечами».Был в ответ умильный взор;Идут на широкий двор,   В ворота тесовы;У ворот их санки ждут;С нетерпенья кони рвут   Повода шелковы.Сели… кони с места враз;   Пышут дым ноздрями;От копыт их поднялась   Вьюга над санями.Скачут… пусто все вокруг;   Степь в очах Светланы;На луне туманный круг;   Чуть блестят поляны.Сердце вещее дрожит;Робко дева говорит:   «Что ты смолкнул, милый?»Ни полслова ей в ответ:Он глядит на лунный свет,   Бледен и унылый.Кони мчатся по буграм;   Топчут снег глубокий…Вот в сторонке божий храм   Виден одинокий;Двери вихорь отворил;   Тьма людей во храме;Яркий свет паникадил   Тускнет в фимиаме;На средине черный гроб;И гласит протяжно поп:   «Буди взят могилой!»Пуще девица дрожит;Кони мимо; друг молчит,   Бледен и унылый.Вдруг метелица кругом;   Снег валит клоками;Черный вран, свистя крылом,   Вьется над санями;Ворон каркает: печаль!   Кони торопливыЧутко смотрят в темну даль,   Подымая гривы;Брезжит в поле огонек;Виден мирный уголок,   Хижинка под снегом.Кони борзые быстрей,Снег взрывая, прямо к ней   Мчатся дружным бегом.Вот примчалися… и вмиг   Из очей пропали:Кони, сани и жених   Будто не бывали.Одинокая, впотьмах,   Брошена от друга,В страшных девица местах;   Вкруг метель и вьюга.Возвратиться – следу нет…Виден ей в избушке свет:   Вот перекрестилась;В дверь с молитвою стучит…Дверь шатнулася… скрыпит…   Тихо растворилась.Что ж?.. В избушке гроб; накрыт   Белою запоной;Спасов лик в ногах стоит;   Свечка пред иконой…Ах! Светлана, что с тобой?   В чью зашла обитель?Страшен хижины пустой   Безответный житель.Входит с трепетом, в слезах;Пред иконой пала в прах,   Спасу помолилась;И, с крестом своим в руке,Под святыми в уголке   Робко притаилась.Все утихло… вьюги нет…   Слабо свечка тлится,То прольет дрожащий свет,   То опять затмится…Все в глубоком, мертвом сне,   Страшное молчанье…Чу, Светлана!.. в тишине   Легкое журчанье…Вот глядит: к ней в уголокБелоснежный голубок   С светлыми глазами,Тихо вея, прилетел,К ней на перси тихо сел,   Обнял их крылами.Смолкло все опять кругом…   Вот Светлане мнится,Что под белым полотном   Мертвый шевелится…Сорвался покров; мертвец   (Лик мрачнее ночи)Виден весь – на лбу венец,   Затворёны очи.Вдруг… в устах сомкнутых стон;Силится раздвинуть он   Руки охладелы…Что же де́вица?.. Дрожит…Гибель близко… но не спит   Голубочек белый.Встрепенулся, развернул   Легкие он крилы;К мертвецу на грудь вспорхнул…   Всей лишенный силы,Простонав, заскрежетал   Страшно он зубамиИ на деву засверкал   Грозными очами…Снова бледность на устах;В закатившихся глазах   Смерть изобразилась…Глядь, Светлана… о творец!Милый друг ее – мертвец!   Ах!.. и пробудилась.Где ж?.. У зеркала, одна   Посреди светлицы;В тонкий занавес окна   Светит луч денницы;Шумным бьет крылом петух,   День встречая пеньем;Все блестит… Светланин дух   Смутен сновиденьем.«Ах! ужасный, грозный сон!Не добро вещает он —   Горькую судьбину;Тайный мрак грядущих дней,Что сулишь душе моей,   Радость иль кручину?»Села (тяжко ноет грудь)   Под окном Светлана;Из окна широкий путь   Виден сквозь тумана;Снег на солнышке блестит,   Пар алеет тонкий…Чу!.. в дали пустой гремит   Колокольчик звонкий;На дороге снежный прах;Мчат, как будто на крылах,   Санки, кони рьяны;Ближе; вот уж у ворот;Статный гость к крыльцу идет…   Кто?.. Жених Светланы.Что же твой, Светлана, сон,   Прорицатель муки?Друг с тобой; все тот же он   В опыте разлуки;Та ж любовь в его очах,   Те ж приятны взоры;Те ж на сладостных устах   Милы разговоры.Отворяйся ж, божий храм;Вы летите к небесам,   Верные обеты;Соберитесь, стар и млад;Сдвинув звонки чаши, в лад   Пойте: многи леты!Улыбнись, моя краса,   На мою балладу;В ней большие чудеса,   Очень мало складу.Взором счастливый твоим,   Не хочу и славы;Слава – нас учили – дым;   Свет – судья лукавый.Вот баллады толк моей:«Лучший друг нам в жизни сей   Вера в Провиденье.Благ зиждителя закон:Здесь несчастье – лживый сон;   Счастье – пробужденье».О! не знай сих страшных снов   Ты, моя Светлана…Будь, создатель, ей покров!   Ни печали рана,Ни минутной грусти тень   К ней да не коснется;В ней душа – как ясный день;   Ах! да пронесетсяМимо – бедствия рука;Как приятный ручейка   Блеск на лоне луга,Будь вся жизнь ее светла,Будь веселость, как была,   Дней ее подруга.1808–1812

Ивиковы журавли[50]

На Посидонов пир веселый,Куда стекались чада Гелы[51]Зреть бег коней и бой певцов,Шел Ивик, скромный друг богов.Ему с крылатою мечтоюПослал дар песней Аполлон:И с лирой, с легкою клюкоюШел, вдохновенный, к Истму он.Уже его открыли взорыВдали Акрокоринф[52] и горы,Слиянны с синевой небес.Он входит в Посидонов лес…Все тихо: лист не колыхнется;Лишь журавлей по вышинеШумящая станица вьетсяВ страны полуденны к весне.«О спутники, ваш рой крылатый,Досель мой верный провожатый,Будь добрым знамением мне.Сказав: прости! родной стране,Чужого брега посетитель,Ищу приюта, как и вы;Да отвратит Зевес-хранительБеду от странничьей главы».И с твердой верою в ЗевесаОн в глубину вступает леса;Идет заглохшею тропой…И зрит убийц перед собой.Готов сразиться он с врагами;Но час судьбы его приспел:Знакомый с лирными струнами,Напрячь он лука не умел.К богам и к людям он взывает…Лишь эхо стоны повторяет —В ужасном лесе жизни нет.«И так погибну в цвете лет,Истлею здесь без погребеньяИ не оплакан от друзей;И сим врагам не будет мщеньяНи от богов, ни от людей».И он боролся уж с кончиной…Вдруг… шум от стаи журавлиной;Он слышит (взор уже угас)Их жалобно-стенящий глас.«Вы, журавли под небесами,Я вас в свидетели зову!Да грянет, привлеченный вами,Зевесов гром на их главу».И труп узрели обнаженный:Рукой убийцы искаженныЧерты прекрасного лица.Коринфский друг узнал певца.«И ты ль недвижим предо мною?И на главу твою, певец,Я мнил торжественной рукоюСосновый положить венец».И внемлют гости Посидона,Что пал наперсник Аполлона…Вся Греция поражена;Для всех сердец печаль одна.И с диким ревом исступленьяПританов[53] окружил народИ во́пит: «Старцы, мщенья, мщенья!Злодеям казнь, их сгибни род!»Но где их след? Кому приметноЛицо врага в толпе несметнойПритекших в Посидонов храм?Они ругаются богам.И кто ж – разбойник ли презренныйИль тайный враг удар нанес?Лишь Гелиос[54] то зрел священный,Все озаряющий с небес.С подъятой, может быть, главою,Между шумящею толпою,Злодей сокрыт в сей самый часИ хладно внемлет скорби глас;Иль в капище, склонив колени,Жжет ладан гнусною рукой;Или теснится на ступениАмфитеатра за толпой,Где, устремив на сцену взоры(Чуть могут их сдержать подпоры),Пришед из ближних, дальних стран,Шумя, как смутный океан,Над рядом ряд, сидят народы;И движутся, как в бурю лес,Людьми кипящи переходы,Всходя до синевы небес.И кто сочтет разпоплеменных,Сим торжеством соединенных?Пришли отвсюду: от Афин,От древней Спарты, от Микин,С пределов Азии далекой,С Эгейских вод, с Фракийских гор…И сели в тишине глубокой,И тихо выступает хор[55].По древнему обряду, важно,Походкой мерной и протяжной,Священным страхом окружен,Обходит вкруг театра он.Не шествуют так персти чада;Не здесь их колыбель была.Их стана дивная громадаПредел земного перешла.Идут с поникшими главамиИ движут тощими рукамиСвечи́, от коих темный свет;И в их ланитах крови нет;Их мертвы лица, очи впалы;И свитые меж их власовЭхидны движут с свистом жалы,Являя страшный ряд зубов.И стали вкруг, сверкая взором;И гимн запели диким хором,В сердца вонзающий боязнь;И в нем преступник слышит: казнь!Гроза души, ума смутитель,Эриний страшный хор гремит;И, цепенея, внемлет зритель;И лира, онемев, молчит:«Блажен, кто незнаком с виною,Кто чист младенчески душою!Мы не дерзнем ему вослед;Ему чужда дорога бед…Но вам, убийцы, горе, горе!Как тень, за вами всюду мы,С грозою мщения во взоре,Ужасные созданья тьмы.Не мните скрыться – мы с крылами;Вы в лес, вы в бездну – мы за вами;И, спутав вас в своих сетях,Растерзанных бросаем в прах.Вам покаянье не защита;Ваш стон, ваш плач – веселье нам;Терзать вас будем до Коцита,Но не покинем вас и там».И песнь ужасных замолчала;И над внимавшими лежала,Богинь присутствием полна,Как над могилой, тишина.И тихой, мерною стопоюОни обратно потекли,Склонив главы, рука с рукою,И скрылись медленно вдали.И зритель – зыблемый сомненьемМеж истиной и заблужденьем —Со страхом мнит о Силе той,Которая, во мгле густойСкрываяся, неизбежима,Вьет нити роковых сетей,Во глубине лишь сердца зрима,Но скрыта от дневных лучей.И всё, и всё еще в молчанье…Вдруг на ступенях восклицанье:«Парфений, слышишь?.. Крик вдали —То Ивиковы журавли!..»И небо вдруг покрылось тьмою;И воздух весь от крыл шумит;И видят… черной полосоюСтаница журавлей летит.«Что? Ивик!..» Все поколебалось —И имя Ивика помчалосьИз уст в уста… шумит народ,Как бурная пучина вод.«Наш добрый Ивик! наш сраженныйВрагом незнаемым поэт!..Что, что в сем слове сокровенно?И что сих журавлей полет?»И всем сердцам в одно мгновенье,Как будто свыше откровенье,Блеснула мысль: «Убийца тут;То Эвменид ужасных суд;Отмщенье за певца готово;Себе преступник изменил.К суду и тот, кто молвил слово,И тот, кем он внимаем был!»И, бледен, трепетен, смятенный,Незапной речью обличенный,Исторгнут из толпы злодей:Перед седалище судейОн привлечен с своим клевретом;Смущенный вид, склоненный взорИ тщетный плач был их ответом;И смерть была им приговор.1813

Славянка[56]

Элегия

Славянка тихая, сколь ток приятен твой,Когда, в осенний день, в твои глядятся водыХолмы, одетые последнею красой     Полуотцветшия природы.Спешу к твоим брегам… свод неба тих и чист;При свете солнечном прохлада повевает;Последний запах свой осыпавшийся лист     С осенней свежестью сливает.Иду под рощею излучистой тропой;Что шаг, то новая в глазах моих картина,То вдруг сквозь чащу древ мелькает предо мной,     Как в дыме, светлая долина;То вдруг исчезло все… окрест сгустился лес;Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;Лишь изредка, струей сквозь темный свод древес     Прокравшись, дне́вное сияньеВерхи поблеклые и корни золотит;Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,На сумраке листок трепещущий блестит,     Смущая тишину паденьем…И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;Заглохшая тропа; кругом кусты седые;Между багряных лип чернеет дуб густой     И дремлют ели гробовые.Воспоминанье здесь унылое живет;Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,Оно беседует о том, чего уж нет,     С неизменяющей Мечтою.Все к размышленью здесь влечет невольно нас;Все в душу томное уныние вселяет;Как будто здесь она из гроба важный глас     Давно минувшего внимает.Сей храм, сей темный свод, сей тихий мавзолей,Сей факел гаснущий и долу обращенный,Все здесь свидетель нам, сколь блага наших дней,     Сколь все величия мгновенны.И нечувствительно с превратности мечтойДружится здесь мечта бессмертия и славы:Сей витязь, на руку склонившийся главой;     Сей громоносец двоеглавый,Под шуйцей твердою сидящий на щите;Сия печальная семья кругом царицы;Сии небесные друзья на высоте,     Младые спутники денницы…О! сколь они, в виду сей урны гробовой,Для унывающей души красноречивы:Тоскуя ль полетит она за край земной —     Там все утраченные живы;К земле ль наклонит взор – великий ряд чудес;Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным;И мир, воскреснувший по манию небес,     Спокойный под щитом державным.Но вкруг меня опять светлеет частый лес;Опять река вдали мелькает средь долины,То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес,     То обращенных древ вершины.И вдруг открытая равнина предо мной;Там мыза, блеском дня под рощей озаренна;Спокойное село над ясною рекой,     Гумно и нива обнаженна.Все здесь оживлено: с овинов дым седой,Клубяся, по браздам ложится и редеет,И нива под его прозрачной пеленой     То померкает, то светлеет.Там слышен на току согласный стук цепов;Там песня пастуха и шум от стад бегущих;Там медленно, скрипя, тащится ряд возов,     Тяжелый груз снопов везущих.Но солнце катится беззнойное с небес;Окрест него закат спокойно пламенеет;Завесой огненной подернут дальний лес;     Восток безоблачный синеет.Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной,И на воды легли дерев кудрявых тени;Противный брег горит, осыпанный зарей;     В волнах блестят прибрежны сени;То отраженный в них сияет мавзолей;То холм муравчатый, увенчанный древами;То ива дряхлая, до свившихся корней     Склонившись гибкими ветвями,Сенистую главу купает в их струях;Здесь храм между берез и яворов мелькает;Там лебедь, притаясь у берега в кустах,     Недвижим в сумраке сияет.Вдруг гладким озером является река;Сколь здесь ее брегов пленительна картина;В лазоревый кристалл слиясь вкруг челнока,     Яснеет вод ее равнина.Но гаснет день… в тени склонился лес к водам;Древа облечены вечерней темнотою;Лишь простирается по тихим их верхам     Заря багряной полосою;Лишь ярко заревом восточный брег облит,И пышный дом царей на скате озлащенном,Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит     В величии уединенном.Но вечер на него покров накинул свой,И рощи и брега, смешавшись, побледнели;Последни облака, блиставшие зарей,     С небес, потухнув, улетели.И воцарилася повсюду тишина;Все спит… лишь изредка в далекой тьме промчитсяНевнятный глас… или колыхнется волна…     Иль сонный лист зашевелится.Я на брегу один… окрестность вся молчит…Как привидение, в тумане предо мноюСемья младых берез недвижимо стоит     Над усыпленною водою.Вхожу с волнением под их священный кров;Мой слух в сей тишине приветный голос слышит;Как бы эфирное там веет меж листов,     Как бы невидимое дышит;Как бы сокрытая под юных древ корой,С сей очарованной мешаясь тишиною,Душа незримая подъемлет голос свой     С моей беседовать душою.И некто урне сей безмолвный приседит;И, мнится, на меня вперил он темны очи;Без образа лицо, и зрак туманный слит     С туманным мраком полуночи.Смотрю… и, мнится, все, что было жертвой лет,Опять в видении прекрасном воскресает;И все, что жизнь сулит, и все, чего в ней нет,     С надеждой к сердцу прилетает.Но где он?.. Скрылось все… лишь только в тишинеКак бы знакомое мне слышится призванье,Как будто Гений путь указывает мне     На неизвестное свиданье.О! кто ты, тайный вождь? душа тебе вослед!Скажи: бессмертный ли пределов сих хранительИль гость минутный их? Скажи: земной ли свет     Иль небеса твоя обитель?..И ангел от земли в сиянье предо мнойВзлетает; на лице величие смиренья;Взор к небу устремлен; над юною главой     Горит звезда преображенья.Помедли улетать, прекрасный сын небес;Младая Жизнь в слезах простерта пред тобою…Но где я?.. Все вокруг молчит… призра́к исчез,     И небеса покрыты мглою.Одна лишь смутная мечта в душе моей:Как будто мир земной в ничто преобратился;Как будто та страна знакомей стала ей,     Куда сей чистый ангел скрылся.1815

Лесной царь[57]

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?Ездок запоздалый, с ним сын молодой.К отцу, весь издрогнув, малютка приник;Обняв, его держит и греет старик.«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул;Он в темной короне, с густой бородой». —«О нет, то белеет туман над водой».«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;Веселого много в моей стороне:Цветы бирюзовы, жемчужны струи;Из золота слиты чертоги мои».«Родимый, лесной царь со мной говорит:Он золото, перлы и радость сулит». —«О нет, мой младенец, ослышался ты:То ветер, проснувшись, колыхнул листы».«Ко мне, мой младенец; в дуброве моейУзнаешь прекрасных моих дочерей;При месяце будут играть и летать,Играя, летая, тебя усыплять».«Родимый, лесной царь созвал дочерей:Мне, вижу, кивают из темных ветвей». —«О нет, все спокойно в ночной глубине;То ветлы седые стоят в стороне».«Дитя, я пленился твоей красотой:Неволей иль волей, а будешь ты мой». —«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».Ездок оробелый не скачет, летит;Младенец тоскует, младенец кричит;Ездок погоняет, ездок доскакал…В руках его мертвый младенец лежал.1818

К мимо пролетевшему знакомому гению[58]

Скажи, кто ты, пленитель безымянный?С каких небес примчался ты ко мне?Зачем опять влечешь к обетованной,Давно, давно покинутой стране?Не ты ли тот, который жизнь младуюТак сладостно мечтами усыплялИ в старину про гостью неземную —Про милую надежду ей шептал?Не ты ли тот, кем всё во дни прекрасныТак жило там, в счастливых тех краях,Где луг душист, где воды светло-ясны,Где весел день на чистых небесах?Не ты ль во грудь с живым весны дыханьемТаинственной унылостью влетал,Ее теснил томительным желаньемИ трепетным весельем волновал?Поэзии священным вдохновеньемНе ты ль с душой носился в высоту,Пред ней горел божественным виденьем,Разоблачал ей жизни красоту?В часы утрат, в часы печали тайной,Не ты ль всегда беседой сердца был,Его смирял утехою случайнойИ тихою надеждою целил?И не тебе ль всегда она внималаВ чистейшие минуты бытия,Когда судьбы святыню постигала,Когда лишь Бог свидетель был ея?Какую ж весть принес ты, мой пленитель?Или опять мечтой лишь поманишьИ, прежних дум напрасный пробудитель,О счастии шепнешь и замолчишь?О Гений мой, побудь еще со мною;Бывалый друг, отлетом не спеши;Останься, будь мне жизнию земною;Будь ангелом-хранителем души.1819

Невыразимое

Отрывок

Что наш язык земной пред дивною природой?С какой небрежною и легкою свободойОна рассыпала повсюду красотуИ разновидное с единством согласила!Но где, какая кисть ее изобразила?Едва-едва одну ее чертуС усилием поймать удастся вдохновенью…Но льзя ли в мертвое живое передать?Кто мог создание в словах пересоздать?Невыразимое подвластно ль выраженью?..Святые таинства, лишь сердце знает вас.Не часто ли в величественный часВечернего земли преображенья —Когда душа смятенная полнаПророчеством великого виденьяИ в беспредельное унесена, —Спирается в груди болезненное чувство,Хотим прекрасное в полете удержать,Ненареченному хотим названье дать —И обессиленно безмолвствует искусство?Что видимо очам – сей пламень облаков,По небу тихому летящих,Сие дрожанье вод блестящих,Сии картины береговВ пожаре пышного заката —Сии столь яркие черты —Легко их ловит мысль крылата,И есть слова для их блестящей красоты.Но то, что слито с сей блестящей красотою, —Сие столь смутное, волнующее нас,Сей внемлемый одной душоюОбворожающего глас,Сие к далекому стремленье,Сей миновавшего привет(Как прилетевшее незапно дуновеньеОт луга родины, где был когда-то цвет,Святая молодость, где жило упованье),Сие шепнувшее душе воспоминаньеО милом радостном и скорбном старины,Сия сходящая святыня с вышины,Сие присутствие создателя в созданье —Какой для них язык?.. Горе́ душа летит,Все необъятное в единый вздох теснится,И лишь молчание понятно говорит.1819

«Я музу юную, бывало…»

Я музу юную, бывало,Встречал в подлунной стороне,И Вдохновение леталоС небес, незваное, ко мне;На все земное наводилоЖивотворящий луч оно —И для меня в то время былоЖизнь и Поэзия одно.Но дарователь песнопенийМеня давно не посещал;Бывалых нет в душе видений,И голос арфы замолчал.Его желанного возвратаДождаться ль мне когда опять?Или навек моя утратаИ вечно арфе не звучать?Но все, что от времен прекрасных,Когда он мне доступен был,Все, что от милых темных, ясныхМинувших дней я сохранил —Цветы мечты уединеннойИ жизни лучшие цветы, —Кладу на твой алтарь священный,О Гений чистой красоты!Не знаю, светлых вдохновенийКогда воротится чреда, —Но ты знаком мне, чистый Гений!И светит мне твоя звезда!Пока еще ее сияньеДуша умеет различать:Не умерло очарованье!Былое сбудется опять.1824

Д. В. Давыдов

Бурцову[59]. Призывание на пунш

Бурцов, ёра, забияка,Собутыльник дорогой!Ради Бога и… аракаПосети домишко мой!В нем нет нищих у порогу,В нем нет зе́ркал, ваз, картин,И хозяин, слава богу,Не великий господин.Он гусар и не пускаетМишурою пыль в глаза;У него, брат, заменяетВсе диваны куль овса.Нет курильниц, может статься,Зато трубка с табаком;Нет картин, да заменятсяТашкой с царским вензелём!Вместо зеркала сияетЯсной сабли полоса:Он по ней лишь поправляетДва любезные уса.А наместо ваз прекрасных,Беломраморных, больших,На столе стоят ужасныхПять стаканов пуншевых!Они по́лны, уверяю,В них сокрыт небесный жар.Приезжай, я ожидаю,Докажи, что ты гусар.1804

Гусарский пир

Ради бога, трубку дай!Ставь бутылки перед нами,Всех наездников сзывайС закрученными усами!Чтобы хором здесь гремелЭскадрон гусар летучих,Чтоб до неба возлетелЯ на их руках могучих;Чтобы стены от ураИ тряслись и трепетали!..Лучше б в поле закричали…Но другие горло драли:«И до нас придет пора!»Бурцов, брат, что за раздолье!Пунш жестокий!.. Хор гремит!Бурцов, пью твое здоровье:Будь, гусар, век пьян и сыт!Понтируй, как понтируешь,Фланкируй, как фланкируешь;В мирных днях не унывайИ в боях качай-валяй!Жизнь летит: не осрамися,Не проспи ее полет,Пей, люби да веселися! —Вот мой дружеский совет.1804

Песня

Я люблю кровавый бой,Я рожден для службы царской!Сабля, водка, конь гусарский,С вами век мне золотой!    Я люблю кровавый бой,    Я рожден для службы царской!За тебя на черта рад,Наша матушка-Россия!Пусть французишки гнилыеК нам пожалуют назад!    За тебя на черта рад,    Наша матушка-Россия!Станем, братцы, вечно житьВкруг огней, под шалашами,Днем – рубиться молодцами,Вечерком – горелку пить!    Станем, братцы, вечно жить    Вкруг огней, под шалашами!О, как страшно смерть встречатьНа постеле господином,Ждать конца под балдахиномИ всечасно умирать!    О, как страшно смерть встречать    На постеле господином!То ли дело средь мечей!Там о славе лишь мечтаешь,Смерти в когти попадаешь,И не думая о ней!    То ли дело средь мечей:    Там о славе лишь мечтаешь!Я люблю кровавый бой,Я рожден для службы царской!Сабля, водка, конь гусарский,С вами век мне золотой!    Я люблю кровавый бой,    Я рожден для службы царской!1815

Элегия IV

В ужасах войны кровавойЯ опасности искал,Я горел бессмертной славой,Разрушением дышал;И, в безумстве упоенныйЧадом славы бранных дел,Посреди грозы военнойСчастие найти хотел!..Но, судьбой гонимый вечно,Счастья нет! подумал я…Друг мой милый, друг сердечный,Я тогда не знал тебя!Ах, пускай герой стремитсяЗа блистательной мечтойИ через кровавый бойСвежим лавром осенится…О мой милый друг! с тобойНе хочу высоких званий,И мечты завоеванийНе тревожат мой покой!Но коль враг ожесточенныйНам дерзнет противустать,Первый долг мой, долг священный —Вновь за родину восстать;Друг твой в поле появи́тся,Еще саблею блеснет,Или в лаврах возвратится,Иль на лаврах мертв падет!..Полумертвый, не престануБиться с храбрыми в ряду,В память Лизу[60] приведу…Встрепенусь, забуду рану,За тебя еще восстануИ другую смерть найду!1816

Элегия VIII

О пощади! Зачем волше́бство ласк и слов,   Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий,   Зачем скользит небережно покров      С плеч белых и с груди высокой?   О, пощади! Я гибну без того,      Я замираю, я немеюПри легком шорохе прихода твоего;Я, звуку слов твоих внимая, цепенею;      Но ты вошла… и дрожь любви,   И смерть, и жизнь, и бешенство желанья      Бегут по вспыхнувшей крови,      И разрывается дыханье!      С тобой летят, летят часы,Язык безмолвствует… одни мечты и грезы,И мука сладкая, и восхищенья слезы…      И взор впился в твои красы,Как жадная пчела в листок весенней розы.1817