По праву крови

Нас, счастливчиков, всего шестеро: помимо меня с пареньком, грузный мужчина с нитями седины в бороде и на висках, с ним вместе прикована коротко стриженная женщина мрачного вида, половину её лица закрывали кучно нанесённые алхимические знаки, за моей спиной были скованы ещё двое почти неотличимых друг от друга женщин, я лишь успел заметить, что их руки были изрядно обожжены.

Кабину заперли и обезопасили вытягивающим силу сигилом, чтобы мы не могли ничего предпринять, если вдруг блокирующие круги на коже откажут. Два инквизитора остались с нами внутри, ещё один сидел с водителем, все были ничем не примечательны – образцовые представители профессии в идеально сидящих мундирах. Полагаю, для поддержки снаружи готовился ещё один отряд. Экипаж двинулся в ночь. Никто из гражданских не знал, где находится исследовательский центр, как называли его в народе. Несмотря на скорый неизбежный конец, крошечная часть меня загорелась интересом засвидетельствовать работу экстрактора.

Экипаж спешно трясся по камням дороги, в крошечном окне я мог выхватывать мелькающий свет фонарей, но его скоро украл снегопад, облепивший стекла мокрыми хлопьями. Я бросил взгляд на охранника, тот напряженно наблюдал за нами, будто мы в любую секунду могли броситься на него. Его пальцы нервно выводили узоры по выгравированным линиям на металлической цере прикреплённой ремнями к бедру – удобная вещица для быстрого создания кругов, прочерчиваешь пальцами рисунок по заготовленным шаблонам, камень вставленный в центре активирует круг и не нужно тратить силы на мысленную манифестацию и запоминание деталей. Сколько же сложностей было у неносителей!

С тех пор, как я узнал об истинной сущности камней, один взгляд на них заставлял мой желудок сжиматься. Ирония состояла в том,что из-за табу, наложенного Инквизицией, даже зная о камнях, никто не мог говорить об этом вслух. Буквально отказывал язык. Ты говорил всё, что угодно, только не то, что на самом деле хотел произнести. Пока работало табу, никто не мог раскрыть грязный секрет инквизиторов, включая их самих. По этой же причине найти исследовательский центр могли только те, кто был наделен особым знаком, позволяющим преодолеть забвение от табу.

Инквизитор с вызовом кивнул в мою сторону.

– Чего уставился, Уильямс?

– Да вот раздумываю о том, сколько у вас сложностей в работе.

– Не подлизывайся, – его пальцы замерли на камне, когда он, оскалившись, улыбнулся.

– Ни в коем разе.

В кабине стало темнее, когда экипаж вырвался за пределы городских огней, камни под колесами сменились грунтовкой. Тьма за окном сгустилась, снег хлестал по металлическим стенкам экипажа, когда внезапно —

БА-БАХ!

Что-то тяжёлое ударило в крышу, экипаж качнуло, инквизитор вскочил, выхватывая стилет. Кабина накренилась, затем выровнялась и замерла.

– Чёрт! – рявкнул он, цепляясь за поручень.

В следующее мгновение стекло разлетелось вдребезги, и в проём влетела крошечная металлическая сфера с дымящимся фитилём.

– Граната! – заорал инквизитор, но было поздно.

Сфера взорвалась не огнём, а ослепительной вспышкой с густым едким дымом. Кашель, проклятия, кто-то застонал. Я зажмурился, но даже сквозь веки свет прожёг сетчатку.

– На пол, – прохрипел я и дёрнул соседа вниз, насколько позволяли цепи.

Мы скатились под сидение. Близняшки за нами тоже укрылись на полу. За дверью загремели разряды, потом – визг металла, будто что-то впилось в броню.

Треск. Скрип. Рык механизмов, а следом за них сквозь дым прорезался пронзительный голос:

– Ну и херовый у вас эскорт, ребятки!

Она влетела через раскорёженную её механическими жуками дверь и приземлилась на сиденье с грацией дикой кошки. Облако огненно-рыжих волос, лицо перепачкано сажей, на пальце она крутила шнурок с дисраптором – собственным изобретением, разрушающим видимые круги силы. Мия. И её игрушки. Жуки, к слову, сразу набросились на ближайшего к двери охранника, вгрызаясь механическими жвалами в его одежду и плоть и пуская электрические разряды до тех пор, пока тот с кряхтением не рухнул на пол. Он пытался активировать круг на цере, но один из жуков брюшком заблокировал камень, что не давало силе пробиться наружу, жук в итоге сгорел, сплавившись с церой и сделав её непригодной, пока его собратья продолжали бить током её владельца. Он отключился.

– Эй, красавчик, – Мия бросила на меня взгляд, ухмыльнулась, – скучал? Фу, кто тебе рожу так разукрасил?

Я не успел ответить. Второй инквизитор рванулся к ней, на ладони парализующий заряд, но Мия даже не взглянула в его сторону, когда щит лепестками развернулся вокруг её тела, раскрывшись из прибора-малыша, болтавшегося на поясе. Щит одарил инквизитора рикошетом от его собственного заряда.

– Остынь, мразь!

Мия щёлкнула пальцами по жестяной коробке с малым алхимическим кругом на груди, волна силы пробежала по ней, из крохотного отверстия вырвались частицы, похожие на крупную пыль. Глаза Мии сверкнули, когда она направила струю к охраннику. Я знал эту визжащую пыль и не хотел бы оказаться на его месте. Он схватился за уши и со стоном обрушился на колени. Пыль издавала пронзительный высокий звук, к счастью, направленный только на жертву, выбранную хозяином, и причиняла острую боль, будто уши резало ножом до самого мозга. Расправившись со вторым охранником, Мия довольно хохотнула, выругалась, так что портовый грузчик покраснел бы, услышь он сей пассаж, и наконец спрыгнула к нам на пол. Пыль послушно сочилась обратно в коробку, пока Мия настраивала дисраптор.

– Эффектно, а?

– Не то слово, – согласился я и оглядел кабину.

Седой мужчина лежал в отключке, его спутница по оковам прикрывала того собой, символы на её лице бледно светились, я различил защитную комбинацию среди прочих. Часть силы пробивалась через блокировку, наложенную инквизиторами. Близнецы пытались справиться с цепями, прикрученными к полу. Снаружи гремела потасовка, кто-то орал, металл скрежетал, воздух наполнился грозовым запахом магии. Мия настроила дисраптор и приложила его к кругу, что удерживал нас от побега. Металлический диск разделился на отдельные кольца, по ним сияющими цепочками поползли символы, кольца задрожали, испуская едва ощутимые импульсы, линии рисунка круга начали расползаться, как намокшие чернила.

– Кто ещё здесь? – спросил я.

Мия хитро прищурилась.

– А меня тебе недостаточно, малыш?

Волна облегчения прокатилась по мне, когда подавляющий сигил перестал действовать. Мия принялась за оковы, подбирая нужный круг.

– С нами Гастон, Лис, ну, и Сиху, конечно же, не упустил возможности засвидетельствовать твой позор.

Когда Мия отомкнула цепи, паренёк-сосед ошалевшими глазами уставился на неё, она подмигнула и перепрыгнула к близняшкам.

– Как вы узнали про конвой?

– Есть дружок в их рядах, – довольно ответила Мия, расправляясь с последним замком.

– Инквизитор?

– Ага. Совесть у него проснулась. Давай-давай, шевели поршнями, – скомандовала она, выталкивая парнишку в разодранный проход. – Направо и в лесок, там тебя примут наши ребята.

Она хлопнула его по плечу, цепляя туда сигнальный маячок, чтобы в темноте его случайно не приняли за инквизитора. Подобные метки получили все остальные узники, кроме меня. Близнецы помогли даме с метками пропихнуть в проход обмякшее тело седого и двинулись в указанном направлении. Мия шла последней вместе со мной. Она ловко выскочила в дыру, а мне пришлось изловчиться, чтобы протиснуться. Первым порывом было броситься на звуки боя, но быстрая рука Мии обвилась вокруг моего запястья, едва я сделал один шаг в сторону.

– Ты идиот? Мы не для того тащились в глушь, чтобы тебя опять сцапали. После их блокирующих цацок хер ты сможешь силу использовать. Вали в лес! – в её голосе мелькали истерические нотки беспокойства.

– А если им нужна помощь?

– Ты, блядь, Гастона помнишь?! Эта махина раскидает тех сосунков, что поставили в охрану. Видать, совсем невысокого мнения о вас, – глаза Мии яростно сверкали во мраке, она с каждым словом становилась всё злее. – Справятся без тебя. Там всего один отряд. У Сиху есть мои дружочки.

Я колебался.

– Только шаг в том направлении, и я на хер вырублю тебя, – в подтверждение своих слов Мия занесла руку над коробкой с пылью.

Мгновение мы вели молчаливое сражение: она яростно буравила на меня снизу вверх своими огромными глазами, пухлые губы искривлены в усмешке, облака пара вырываются в холодный воздух, я хмурился, тяжело выдохнул и кивнул.

– Вот и умница.

Она хлопнула меня по руке и развернулась к черневшему голыми стволами лесу по правую сторону. Слева к дороге теснилась отвесная скала, на уступах намело шапки снега, тёмные породы казались неприступной крепостью. Мы бросились в укрытие под деревьями, по пути Мия прятала наши следы, выпуская порывы ветра, чтобы разметать снег и грязь. Я пока не мог полноценно коснуться силы – влияние сигилов, хоть и стёртых, оставалось – поэтому молча ковылял рядом.

Стоянка была укрыт защитным куполом, случайный взгляд мог выхватить только бесконечные стволы деревьев и кусты. Мия прочертила в воздухе знак, иллюзия на мгновение расползлась, пропуская нас под купол. Две большие палатки, костёр и импровизированный стол рядом. В лагере уже приняли моих товарищей по несчастью. Ирен как раз осматривала мужчину, он пришёл в себя и пошатываясь сидел на складном стуле. Похоже, световая граната Мии не пощадила его. Близнецы скрылись под пологом одной из палаток, а женщина со знаками терпеливо ждала за столом, пока Ирен осмотрит её соседа.

Я со стоном облегчения опустился на землю у костра, протянул руки к огню. Мышцы отзывались болью.

– Тебе бы поспать, – сказала Мия.

Она сунула мне в руки кружку с горячим чаем, так что он расплескался мне на пальцы.

– Осторожнее! – дёрнулся я.

– Выглядишь паршиво, будто тебя уже через экстрактор пропустили.

– Да, как обычно, в общем-то.

– Вечно ты… Вечно вот так. До последнего терпишь, а потом…

– А потом что? – я спросил жёстче, чем хотел.

Она отвернулась, но я успел заметить, как дрогнули её губы.

– Дай угадаю: это всё из-за твоей принцесски? – горькая усмешка в голосе.

– Мия, не начинай.

– Да ничего я не начинаю, – сразу ощетинилась. – Ты сам дурак, что вляпался. Не мог же просто выполнить задание, надо было трахаться с его дочуркой.

Сжал кулаки, но не ответил. Она схватила меня за подбородок и повернула лицо к свету от костра, руки слегка дрожали, а голос стал неестественно высоким, как всегда, когда она волновалась:

– О, смотри-ка, сраный герой совсем себя не щадит! Ты облажался, а нам теперь твоё дерьмо разгребать.

Она грубо отёрла кровь с моего лица влажным платком.

– Так не разгребайте, – резко ответил я, оттолкнул её руку.

Она бросила платок в огонь.

– Заткнись. Ты всегда такой, блять, самоуверенный. Плевать на последствия и тех, кто может пострадать. Вот полюбуйся теперь, куда это привело – девчушка твоя в лапах этих крыс сигильных.

– Ты-то чего злишься?! Я не просил меня спасать!

– Сука! – зло выкрикнула она, пнула пустой стул и унеслась прочь в палатку, по пути один из её жуков отвалился с пояса, вскочил на металлические лапки и яростно застрекотал, выражая злость хозяйки.

Я отхлебнул чая. Вскоре жар ссоры схлынул и я стал замерзать в одной лишь робе. Во второй палатке – я не стал заходить туда, где скрылась Мия – нашёл свободный спальный мешок, завернулся и попытался расслабиться. Сон не шёл. Мысли теперь крутились вокруг Анны. Не знаю, сколько я провалялся так. Шум и голоса снаружи постепенно затихли. Освобожденных расположили во другой палатке. Я выбрался из мешка, накинул его на плечи. У костра две фигуры: огромная сгорбленная спина Гастона, напротив него Сиху снимал перчатки, разматывая защитные ленты на запястьях. Я приблизился, сжимая края спальника. Под куполом не завывал ветер, но дрожь всё равно пробежала по телу. Тишину у костра нарушал только треск поленьев и тяжелое дыхание Гастона. Сиху, закончив разматывать ленты, аккуратно сложил их в кожаный чехол. Его движения были экономичны, лишены суеты.

– Все целы? – негромко спросил я.

Холодные, оценивающие глаза Сиху скользнули по мне с головы до ног, задержались на ссадинах, синяках. Ни тени жалости, только холодный анализ повреждений боевой единицы. Он без слов взял чёрный походный котелок, стоявший у ног Гастона, и налил густой, дымящийся кофе в жестяную кружку. Гастон, уловив жест командира, молча подвинулся, создавая своей массивной фигурой дополнительный заслон от случайных глаз и сквозняка. Сиху протянул мне кружку. Я устроился рядом с Гастоном.

– Сегодня все пытаются меня напоить горячим.

– Радуйся, что она не плеснула тебе тот чай в лицо, – хмыкнул Сиху, имея ввиду инцидент с Мией.

Сиху скрёб пятернёй намокшие от снега тяжёлые чёрные кудри и откинул их на бок, чтобы не закрывали здоровый глаз. Через всю правую половину лица пробегал безобразные шрам, который оставил его без второго глаза и наградил непередаваемой харизмой. Теперь в пустой глазнице он носил искусственный глаз с сигилами, позволявшими ему быстрее проникать в сознание других.

– Садись. Пей, – его голос ровный, как поверхность озера перед бурей, без приветствия, без предисловий. – Ты функционален? Отравления, внутренние кровотечения, признаки ментального воздействия?

Я поёрзал на колоде, оценивая функциональность, как выразился Сиху, собственного тела. Горячий металл кружки обжигал ладони, но это было лучше леденящего холода внутри.

– Ребра болят. Голова гудит. Больше ничего. Менталку… не чувствую, – хрипло ответил, сделав глоток обжигающей горечи. – Кирон копался, но… не нашёл нужного. Защита сработала.

Сиху кивнул, его взгляд на мгновение стал остекленевшим, а я почувствовал легчайшее прикосновение щупальца чужого сознания к своей ментальной броне. Проверка. Быстрая, профессиональная. Сиху моргнул, вернувшись в реальность.

– Убедился? Мог бы и спросить разрешения, прежде чем лезть в голову.

– Ты наломал дров везде, где можно, хоть дом строй, так что не возмущайся. Защита цела. – ответил он и отхлебнул из своей кружки. – Много увидел из документов?

– Не всё, чуть больше половины.

Сиху вздохнул.

– Позже покажешь.

Он бросил в костёр щепотку трав и хвои из жестяной банки возле ноги. Аромат полыни и смолы смешался с дымом костра, проясняя разум.

– Кирон оставил след? Отраву? Иллюзию? – его взгляд стал пристальным, словно он пытался разглядеть трещины в моей ментальной броне не снаружи, а изнутри.

– Не думаю. Но… – я замялся, вспоминая мерзкие прикосновения чужого сознания, попытки вырвать воспоминания об Анне. – Он играл с ней. С Анной. В моей голове. Показывал… как она страдает.

Сиху медленно кивнул. Он отпил чаю, его глаза не отрывались от Кайдена.

– Значит, рана глубже рёбер, – произнес он почти беззвучно. Пауза повисла тяжело. – Она жива. Она борется. И ненавидит его сильнее, чем верит в твоё предательство. Это её броня.

– Откуда тебе знать? – вдруг взорвался я. – Он внушил ей, что она убила меня! Какая к чёрту броня?!

Ещё глоток.

– Ты хочешь поговорить о том, как твоё неподчинение привело к этому дерьму? – спокойной спросил. – Какой был приказ?

– Я помню приказ.

– А ну-ка?

– Извлечь документы и вернуться с ними.

– А ты чем занимался?

– Вы с Мией сговорились что ли? Да! Я облажался! Да, я трахался вместо того, чтобы хватать бумажки и бежать к тебе.

Я зашвырнул чёртову кружку во тьму.

– Ну вот и наш герой, – его голос прозвучал тихо, но с лезвием стали. Он поднялся и шагнул к костру, пнул полено, выбив сноп искр. – Удобно устроился? Пока Мия рисковала шеей, вытаскивая тебя из этой консервной банки? Пока Гастон ловил заклинания своей шкурой?

Гастон что-то невнятно пробурчал, явно не желая участвовать в наших разборках. Он потупился, его массивная фигура казалась внезапно меньше.

– Твоя сентиментальная авантюра чуть не стоила мне двух лучших бойцов и всего анклава. Я начинаю сомневаться в том, что твоя ценность настолько велика.

Я выдавил горький смешок. Моя ценность. Да кому она нужна? Гнев и стыд поднялись волной.

– Я не просил… – начал я, но Сиху перебил, сделав шаг вперёд.

– Молчать! – его голос не повысился, но в нём зазвенело предупреждение. – Ты и не думал просить. Ты вообще думал? Или твоя голова была занята исключительно рыданиями твоей принцессы в неприступной башне? – Сиху презрительно фыркнул. – Кирон сыграл на твоей слабости, как на расстроенном фортепиано. И ты дал ему это сделать! Из-за тебя Инквизиция теперь знает, что мы в курсе о конвое, что у нас есть источник внутри, он, кстати, теперь под угрозой. Из-за тебя они усилят охрану центра, усложнят добычу информации.Ты подарил им время и предупреждение на блюдечке.

– Сиху, она там из-за нас! – я не слышал его обвинений, не хотел слышать, я и так знал все свои ошибки.

– Сопутствующие потери.

Я уставился на него не в силах найти слова. Не верил собственным ушам. Наконец выпалил:

– Сопутствующие потери? Ты готов защищать только тех, кто поддерживает твои идеи?

– А ты стал бы так переживать, не грей она твою постель? – ответ Сиху источал яд.

– С каких пор мы пускаем в расход невинных?!

Он покачал головой.

– Сиху!

– Невинных? Ты забыл, в каком мире живёшь? Здесь каждый выбор – это кровь. Ты выбрал её и подставил всех нас.

– Значит, её можно просто списать?

– Нет, – он замолчал и уставился в огонь.

– Ты предлагаешь бросить её?

– Я предлагаю перестать быть обузой. Восстановись. Потом действуй. Но если снова полезешь без плана, я сам придушу тебя, чтобы не мешал.

– Ты бы смог? Если бы это была…

Я знал, что переступил черту. Не имел права упоминать его жену.

– Не смей. Ты не знаешь, через что я прошёл. И не узнаешь, пока не перестанешь видеть только свою боль.

Я молчал. Грудь тяжело вздымалась. Холод ушёл, остался жар внутри. Гастон подал голос, ковыряясь палкой в углях.

– Он прав, парень. Лучше слушай.

– Гастон, скажи Ирен, чтобы утром проверила ему рёбра и голову. На предмет трещин в прямом и в переносном смысле.

Сиху снова посмотрел на меня, и в его взгляде читалась усталость и непреклонность.

– А ты… – он ткнул пальцем в сторону палатки, – иди спать. Твоё геройство закончилось. Теперь ты – обуза. Сократи ущерб. Выспись. И постарайся не умереть до утра от собственной глупости. О Демаре забудь. Она – роскошь, которую ты сейчас не можешь себе позволить.

Сиху подхватил свою кружку с земли и отправился в палатку, шаг уверенный, и не скажешь, что он зол, а он был предельно зол.

Я направился в противоположном направлении. Несмотря на истощение и травмы, уснуть я не смог бы. Ноги несли меня к границе купола. Нужно было выпустить пар. Пришлось уйти далеко от стоянки. Сила постепенно возвращалась, я уже ощущал её легкую пульсацию. В груди тугим узлом затягивалась не то боль, не то тревога. А может быть, всё вместе. Холодный воздух обжигал кожу, я всё чувствовал, но будто не был в своём теле. Хлопья снега таяли на ладонях. Я сжимал и разжимал трясущиеся пальцы. Лес вокруг замер, затих, ожидая прорыва. Я закричал. Голос вырывался из груди утробным воплем. Голос, наделённый силой, отчаянием и виной. Совладать с собой смог лишь спустя несколько минут и только тогда обнаружил, что ближайшие стволы словно попали под взрывную волну.

Я стоял, тяжело дыша, наблюдая, как последние щепки осыпаются с расколотых деревьев. Руки дрожали уже не от холода, а от выплеснутой силы. Но пустота внутри не исчезла. Лишь на мгновение отступила, оставив после себя ледяное спокойствие и горькую ясность.

Из-за спины раздался хруст снега. Не оборачиваясь, я знал – это Гастон. Его тяжелые шаги были узнаваемы, как стук собственного сердца.

– Ну что, полегчало?

Голос его звучал глухо, но без насмешки. Я не ответил, лишь провёл ладонью по лицу.

– Пошли обратно.

Вернулись к стоянке. За столом у костра сидела Мия, перебирая гору механизмов. Она лишь мельком глянула на нас и вернулась к работе. Сколько помнил, она никогда не сидела сложа руки: либо что-то мастерила, либо ремонтировала, либо крушила.

– Эй, здоровяк, – обратилась к Гастону, намеренно игнорируя меня. – Я тебе доверила своих малышей. А теперь Вилка и Зверь лишились лап, у Кексика не работают жвалы, а Йорик вообще сдох.

Мия обвела рукой павших в бою жуков – металлических монстров со смешными нарисованными глазками. Гастон виновато понурил голову и умостился на стул, который жалобно крякнул под ним. К моему удивлению Мия запустила пальцы в его жёсткую шевелюру.

– Хер я вам ещё раз доверю своих ребяток, – пробурчала она.

Гастон, как огромный пёс, повёл головой за её рукой. Кольнула ли меня ревность или что-то более глубокое? Моя кожа помнила касания Анны и в тот момент, обжигающая пустота на их месте сокрушила сильнее, чем любые удары.

Костёр догорал. Угли потрескивали, осыпаясь в пепел. Я сжал кулаки. Боль в рёбрах тупая, ноющая. Напоминание.

Мия копошилась с механизмами. Гастон задремал, уперев голову в кулак. Сиху в палатке. Все на своих местах. Все, кроме неё. Но здесь ли было её место?

Я закрыл глаза. Вспомнил Анну. Её смех. Её слезы. Её доверие. Теперь осталась только тень. Пленница. А я здесь. Бесполезный.

Гнев снова подкатил. Но уже без силы. Только пустота.

Сопутствующие потери.

Глоток воздуха. Холодный. Резкий. Не её дыхание на шее. Не её пальцы в моих волосах.

Я встал. Подошёл к краю купола. Уставился в темноту.

Выбора нет. Только путь вперёд.

16. По доброй воле. Анна.

Пальцы дрожали постоянно. Я странным образом физически не чувствовала эту дрожь, но видела её каждый раз поднося руки к лицу, чтобы убедиться, что на них не было крови Кайдена. Сжимала кулаки до боли, пока ногти не впивались в ладони. Стоило смежить веки, как его распахнутые, полные боли глаза взирали на меня. Его последние мгновения.

Холодные камни пола под щекой сейчас были единственной реальностью, которую я могла осмыслить. За окном с неба мягко опускались крупные хлопья снега. После недель постоянного шума, шёпота и скрежета эта новая тишина казалась инородной. Или просто я стала чуждой для мира вокруг?

Меня оставили в покое. Я не представляла, что ждёт впереди, да и не было мне до этого дела.

Кто я после того, что сделала?

Как могла я собственными руками разрушить всё настолько, что невозможно исправить?

Это всегда было во мне?

Я же давала клятву не навредить.

Или нет? Была ли это я?

Тишина. Снег. Холодный камень.

Моррет принесла еду и без слов забрала поднос с нетронутой порцией, оставленной утром. Я только воду пила. Потому что жажда осталась единственным ощущением, курсирующим по моему телу. Вот только вода не утоляла её, неважно сколько я выпивала.

За ней что-то пряталось. Жило на задворках моего сознания и снова и снова возвращало меня в момент той нечеловеческой ярости, когда мир становится белым, зубы сжимаются до треска и руки совершают то, на что невозможно пойти, будучи в здравом уме. Оно ликовало и расцветало в этой агонии моего разума. Оно пришло из хаоса.

Третий день. Или пятый. Или двадцатый. Вместо Моррет сегодня пришёл Чан. Он аккуратно поставил поднос с завтраком на край стола и опустился на колени рядом со мной.

– Анна, нужно поесть.

– Зачем?

– Чтобы были силы бороться?

Тошнота подкатила к горлу. Следом за ней пришли слёзы, а прямо после них – больной истерический смешок.

– Послушай, – его голос звучал будто из-за толстого стекла. – Ты не сделала…

Стих, прежде чем успел договорить.

– Поешь, пожалуйста.

Настал день суда.

Меня отправили в лазарет, осмотрели, накачали тонизирующими составами, отмыли, причесали и переодели в мою одежду – платье теперь висело мешком. Для транспортировки в зал суда даже накинули на плечи пальто.

Сводчатый потолок улетал ввысь, холодный зимний свет лился через стрельчатые окна, искаженный цветными элементами витражей, что придавало особый шарм этому фарсу. Фарсу, единственной целью которого было сохранить видимость правосудия в партии, где исход уже предрешён. Что бы ни происходило далее, не имело никакого значения, по крайней мере, для меня.

Инквизиторы в простых мундирах, четыре судьи за массивным столом на возвышении с отличительными знаками генералов. Никакой публики, только свидетели. Обвинитель – Тадеуш Алькасар. Мужчина, которого я знала с малых лет как доброго дядюшку Тада, теперь даже не смотрел в мою сторону. Защитником назначили пожилого инквизитора с настолько потухшим взглядом, что можно было усомниться в том, жив ли он вообще.

Это трибунал.

Кирон занимал место на стороне обвинения, рядом с Чаном, немного поодаль сидела бледная, как полотно, Оливия. Сторона защиты сиротливо пустовала. Только я. Ну и пусть.