Зверогон

Он и сам до конца не понимал, почему вдруг решил самостоятельно курировать эту Арину Осипову. Можно было бы просто передать ее людям в одинаковых ботинках и забыть. Отдать на опыты – так ведь положено поступать со всеми, кто может быть хоть каплю опасен.

Но у Арины Осиповой были карие с прозеленью глаза и светлые волосы, как и у той девочки, которую однажды забрали у Влада.

Потом она все-таки вернулась к нему – в старом растрепанном альбоме для фотографий, который Филин увидел уже в институте. Там были не снимки, а птичьи перья, аккуратно приклеенные к толстым серым страницам. Было там и воронье перо – на полоске бумаги осталось имя и фамилия, подписанные каллиграфическим почерком Окопченко, и Влад уже никогда, никогда и ничего не мог исправить. Ему оставалось лишь тащить этот груз на своих плечах, и с каждым годом он становился все тяжелее.

Но он мог помочь этой растрепанной девчонке, которая попала под музейную избу на курьих ножках – и не собирался упускать шанс.

– И что со мной сделают в этом вашем Отделе К? – спросила Арина.

– Да не пугайтесь вы так, – Филин старался говорить ободряюще, но сомневался, что получается хорошо. Щелкнул мышью, отправляя письмо. – Вы, во-первых, туда не попадете. А во-вторых, там никого не ели и не пускали на опыты. Изучали – да. Мы сейчас как раз за этим поедем к Белле.

Девушка вздрогнула, и Филин дружески поинтересовался:

– Ну диспансеризацию вы же проходили в своем мире?

Арина кивнула.

– Вот видите. Ничего страшного. Если вы лояльны, не агрессивны, не угрожаете – вас выпустят в мир.

Арина посмотрела на него с нескрываемым сомнением. Не поверила ни единому слову.

Пришел ответ. Филин открыл письмо, кивнул, увидев подтверждение запроса, и поднялся из-за стола. Надо было съездить к Белле – узнать результаты вскрытия.

– В моргах бывали? Мертвых боитесь?

Девушка сдержанно кивнула.

– Бывала. Боюсь.

– Тогда посидите в коридоре, – Филин улыбнулся, понимая, что его улыбка выглядит скорее пугающе, чем мило, но Арина встала и кивнула.

– Хорошо.

Филин машинально отметил новые детали, которых не увидел прежде: царапины на руках – дома есть кошка; губы искусаны – хронический стресс; выглянувшая лямка бюстгальтера – неновая. Арина шмыгнула носом, вдруг сделавшись маленькой и слабой, и с искренней печалью, такой, что у Филина сжало сердце, сказала:

– Влад, я… Я правда никому не угрожаю. Ничего плохого не хочу. И… верю. Вам – я верю. Пожалуйста, не отдавайте меня никому.

Слова были как прикосновение ледяными пальцами к затылку. Однажды его просили о том же самом – и Влад пообещал, и не смог сдержать обещание.

Он кивнул. Надо быть уверенным и сильным – как всегда.

– Все будет хорошо, – твердо откликнулся Филин, хотя сам себе не верил. Хорошо бывает только в сказках. В жизни случается по-всякому. – Я не дам вас в обиду. И мы найдем способ вернуть вас домой. Он должен быть.

До стоянки они шли молча; когда Филин сел за руль своего внедорожника, то Арина призналась, пристегивая ремень безопасности:

– Честно говоря, мне некуда идти в моем мире. Мама меня прокляла. Выгнала из дому, в чем я была.

Она искренне старалась говорить ровно и уверенно, голос не дрожал, но Филин чувствовал трепет ее души. Горе, которое она до сих пор пыталась принять. Сжиться с ним.

– А учеба? – спросил Филин, выезжая со стоянки. – Вы же хотите потом как-то работать, жизнь строить?

Арина кивнула. Некоторое время она молча смотрела на дорогу, а потом вдруг содрогнулась всем телом и сказала:

– У нас такой же памятник Успенскому. В точности. Работа Церетели.

Когда Филин пытался представить, что сейчас творилось в голове и душе ее новой знакомой, то ему делалось жутко. Холодно и жутко.

– А памятник теще есть? – поинтересовался он.

Арина утвердительно качнула головой. Медленно-медленно, словно ее тянули за ниточку. Памятником теще называли огромного ти-рекса, стоящего у городского зоопарка, по праздникам его наряжали в разные костюмы, и в детстве Влад думал, что это чья-то Тень: убежала от хозяина, застыла на постаменте, весело скалит зубы.

Потом он узнал, что Теней-динозавров не бывает.

– У меня нет такого опыта, – произнес Влад. – Но я понимаю, что вам сейчас тяжело. Просто давайте так: поможем друг другу. Я вам, а вы мне.

Арина недоверчиво посмотрела на него, но за этой недоверчивостью сверкнула надежда.

– Я должен убедиться, что вы для нас не опасны, – продолжал Филин. – После этого вас легализуют в нашем мире, если вы не хотите искать способ вернуться в свой. Хотите – получайте высшее образование. Не хотите – есть много работ, где оно не нужно. Но я вас поддержу. Не оставлю. А взамен вы будете помогать мне в работе. Согласны?

Арина понимала, что это в каком-то смысле ловля на живца, с учетом того, что говорила Белла. Но лишь кивнула.

Конечно, она была согласна.

Рудковский из Отдела К позвонил, когда они почти подъехали к зданию судебно-медицинской экспертизы Турьевска, и заговорил так, что Филин сразу же вспомнил, какая у него Тень. Варан – жирный, ленивый, но готовый в любую минуту молниеносно броситься на жертву. Рудковский был такой же: высоченный, жирный и при этом подвижный, словно ртуть.

Звонок был по громкой связи: услышав Рудковского, Арина вжалась в кресло. Все сияние в ее глазах, которое появилось, когда Филин говорил о будущем, растаяло без следа.

– Ну что? – спросил Рудковский без приветствий. – Кадин в отпуске, а его зам подписывает все не глядя, и ты этим воспользовался?

Филин устало вздохнул.

– Право имел. Право реализовал. Напомни, сколько раз вас уже закрывали за ненадобностью? А ваши обязанности перекладывали на нас?

Из динамика донеслось хищное шипение. Филин решил списать это на помехи, а не на истинный голос Рудковского.

– Я понимаю, что ты имеешь бонусы после определенных обстоятельств. Можешь творить, что хочешь. Но вседозволенность не означает неприкосновенность. Ты это понимаешь?

Филин улыбнулся.

– Понимаю. Я присмотрю за своим новым гражданским консультантом. А ты присмотришь за нами, так и победим. Договорились?

***

После осмотра и анализов Арина не пошла с Филиным в секционный зал, где работала Белла: осталась в коридоре, опустилась на скамью, вытянув ноги.

Этот мир был почти таким же, как ее родной – поэтому различия хлестали наотмашь, вышибая дух. Стоило Арине чуточку расслабиться, как в глаза бросалось новое различие, напоминая: ты не дома.

Турьевский магазинчик косметики на Советской назывался “Семь ступенек”, а здешний его двойник – “Семь ступеней”. Громада торгового центра возле главной площади была украшена вывеской “Н-Видео”, и разница заставила Арину крепче сжимать кулаки.

У Филина были светло-голубые глаза, легкая рыжеватая щетина на впалых щеках и ни единой причины жалеть Арину. Однако он жалел, от него веяло спокойствием и чем-то очень уверенным, почти непрошибаемым. Арина смотрела слишком много фильмов и читала слишком много книг, чтобы понимать: гостью из другого мира распустят на ленточки, но не разрешат просто так гулять по улицам.

Шипение из телефона это только подтвердило.

Филин все не выходил – Арина слышала его негромкий голос и такие же тихие, неразборчивые ответы Беллы. Она откинулась на спинку скамьи, прикрыла глаза; интересно, будет ли мать ее искать? Куда они потом пойдут с Филиным? Где она проведет ночь – с кем, понятно, вряд ли Влад будет возиться с ней по доброте душевной.

Павел бы точно не возился. Он всегда говорил, что делать что-то просто так, без оплаты и отдачи, значит быть лохом. Бесплатно только сыр в мышеловке, а люди не мыши, должны понимать цену вещам и делам. Даже для друзей не стоит быть бескорыстным – сегодня кент, а завтра мент – а уж тем более для баб.

Баба должна платить. Всегда, везде, что бы ни случилось. Они же не дуры, прекрасно понимают правила игры. Все рыцари вымерли еще в средние века, а если мужик тратит на баб время или деньги, то это инвестиция, которая требует окупаемости. Павел однажды со смехом рассказывал, как отбил девушку от каких-то парней из солнечных южных стран – и как она потом расплатилась с ним за его смелость.

“Не, ну а что? Я разве дебил, просто так за нее вписываться?” – со смехом спрашивал Павел, и друзья его заливались таким же смехом, одобрительно кивая.

Арина не хотела верить, что Влад из той же породы людей, что и Павел. Но ей все равно было не на кого опереться.

Филин вышел, развернул смартфон экраном к Арине и спросил:

– Знакомо? У вас такое есть?

На фотографии была девичья щиколотка, украшенная татуировкой: черно-белый бультерьер разинул пасть с зубами, что динозавру впору. Арина пожала плечами.

– Никогда такого не видела. Это логотип?

– Верно, – кивнул Филин, убирая смартфон. – Евгения Скворцова была постоянным бойцом частного клуба “Бультерьер”. Арена, на арене люди против Теней.

Арина удивленно посмотрела на него. Какой-то Колизей получается. Гладиаторы и львы.

– В сети пишут, что она была жесткой, – продолжал Филин. – Иногда выходила против Теней с голыми руками. Это и с собаками не просто, а уж с волками или медведями… Поедем, посмотрим, что там за клуб.

“Бультерьер” располагался на окраине города, в новом районе – Арина никогда здесь не была, разницу с таким же Правобережным в своем мире не видела и сумела почти полностью забыть о том, что с ней произошло. Когда администратор, невысокий, крепкий, бритый наголо, узнал, что Скворцову убили, то некоторое время стоял, прижав руку ко рту и не говоря ни слова. За его спиной висел огромный плакат: Скворцова в стойке, левая рука чуть выдвинута вперед, взгляд – холодный, хищный. За ней темнел силуэт ягуара с окровавленной пастью.

– У нее же завтра бой, – наконец пробормотал администратор. – Мейн-кард, ставки зашкаливают. В прошлый раз она задушила Костолома. Медведь с Урала, грэпплер, он ногу может оторвать, как нитку. А Эухена его в гильотину взяла и держала, пока не вырубился. – он провел рукой по лицу, словно стирая воспоминания. – Говорите, в парке нашли?

Филин кивнул. Арина стояла за его спиной, стараясь казаться маленькой и незаметной. Вся обстановка здесь подавляла.

Она не любила драться. Терпеть не могла смотреть на драки – а вот Павел обожал. Он называл ММА не мордобоем, а высшей формой человеческой агрессии, подчиненной дисциплине. Разбирался в стойках, в переходах, знал все приемы – дак-дайв, справа-апперкот, тэйкдаун с проходом в гвард. Не пропускал ни одной трансляции, выискивая в каждом движении бойцов что-то сакральное. Мать говорила, что это правильно, это у мужчины в крови, а Павел был для нее идеальным мужчиной, настоящим.

Наверно, она сейчас на кладбище. Сидит на холме, засыпанном гвоздиками, и обнимает крест сына, царапая темную древесину и завывая, словно ее голос мог помочь Павлу выбраться на поверхность, как по нити.

Так она сидела и вчера, и позавчера.

– Покажите нам записи ее последнего боя. Есть? – произнес Филин, и администратор кивнул.

– Да, разумеется. Идемте.

Их отвели в кабинет, усадили перед телевизором; когда включили запись, на мгновение Арине показалось, что она дома – Павел готовится смотреть бой, мать что-то стряпает на кухне, и еще не случилось ничего, что вывернет весь их мир наизнанку.

Тени от прожекторов заметались по стенам, когда октагон содрогнулся от тяжелых шагов. Не человек, медведь – настоящий, живой, с пастью, истекающей слюной и маленькими злыми глазками – вышел сражаться, вскинул лапы, заревел.

Зрители разразились воплями, приветствуя своего любимца. Эухена, которая уже ждала его в октагоне, казалась хрупкой и маленькой на фоне зверя – но не отступила в страхе, и в ее лице не было ничего, кроме ледяной сосредоточенности. Такой, словно она осознавала силу за своей спиной, и эта сила могла сокрушить не только медведя.

– Вам нравятся бои? – спросила Арина. Филин сидел с таким видом, словно был далек от спорта, но в его глазах она заметила мелькнувший хищный огонек.

– Нет. Я когда-то занимался карате, но потом бросил, – ответил Филин, и Арина услышала в его голосе просьбу не задавать больше вопросов.

Медведь снова взревел, поднимаясь на задние лапы – вот он над Эухеной, огромный, закрывающий собой весь свет. Первый удар когтистой лапы – девушка увернулась, падая на спину, и было ясно: это не страх и не паника, а расчет.

Гул толпы нарастал волнами, как прибой перед штормом. Зверь бросился вниз, чтобы придавить ее всей массой, но Эухена откатилась в сторону, и его когти лишь скользнули по полу, оставляя грубые царапины.

Девушка вскочила – теперь уже для того, чтобы идти вперед, а не убивать. Толпа взревела. Медведь замешкался на секунду, и этого хватило: руки Эухены обвили его шею, ноги впились в бока, и вот она уже сидела на спине зверя, как всадник на взбешенном коне.

– Женька, давай! – проорал кто-то. – Рви его нахер!

Медведь крутился, всем телом прикладываясь о сетку октагона в попытке сбросить Эухену, но она впилась в него мертвой хваткой, пережимая горло. Но ему все-таки удалось избавиться от девушки, проехав по сетке спиной, и Эухена отлетела в сторону.

– Вставай! Вставай! – принялись скандировать в зале. Среди зрителей Арина вдруг увидела человека в медицинской маске: он сидел, сжав руки на коленях, смотрел вперед, и было в нем что-то знакомое, словно они с Ариной точно встречались.

Но как? Или у людей бывают двойники в разных мирах?

Медведь рванул вперед, взметнулась лапа в ударе, способном оставить от человека груду парного мяса. Но бросок, кувырок – и Эухена снова была за спиной зверя. Толпа взревела – девушка взметнулась вверх и в сторону, совершая просто немыслимый захват, и Арина узнала этот прием.

Гильотина.

Медведь рухнул, погребая под собой Эухену – она выползла из него, в крови и клочьях медвежьей шерсти, но живая. Разгоряченная боем, переполненная своей победой, Эухена вскинула руки, и над поверженным противником проплыла тень ягуара. Зрители орали, сходя с ума; администратор, который все это время сидел в стороне молча, нажал на кнопку выключения.

– А вы заметили человека в маске? – спросила Арина. – Там, среди зрителей?

– Да, был такой чудила, я его помню, – администратор снова включил запись, промотал до нужного момента, нажал на паузу: незнакомец в маске застыл на экране. – Еще подумал: мало ли, может, болеет человек чем-то.

Арина пристально вглядывалась в замершее изображение. Маска, низко надвинутая красная кепка с бультерьером, красно-белый спортивный костюм, явно больше по размеру, чем нужно, и висящий мешком – если все это снять, человека просто не опознаешь. И это пугало больше всего, будто за нелепым обликом скрывалось нечто, не имеющее человеческих черт. Филин поднялся, подошел к экрану.

– Скворцова чего-то боялась? – спросил он. – Раз она выходила вот так против медведя, то с нападавшим и вовсе не церемонилась бы. А он ее задушил, а она почти не сопротивлялась.

Арина машинально прикоснулась к собственной шее.

– Ну… – администратор замялся. – Она боялась змей. Ее укусила в детстве гадюка, спасти успели, но страх остался буквально до паралича. Об этом не особо распространялась. Сами понимаете, зачем показывать людям свое слабое место?

Филин нахмурился, покачался с пяток на носки и обратно, а администратор провел ладонью по лысой голове и воскликнул:

– Подождите, это что же, этот глист мороженый Эухену убил?!

– Откуда такие выводы? – живо ответил Филин вопросом на вопрос.

Администратор стушевался, потом произнес тише, с почти виноватым упорством:

– Мутный же мужик. Вы сами на него обратили внимание.

– Если хочешь кого-то убить, то будешь выглядеть максимально незаметно, – откликнулся Филин. – Без маски, кепки и костюма навырост. Скорее всего, он и правда чем-то болен, вот и все.

Но в голове Арины прозвучал другой вопрос, глухой и страшный. Что, если убийца не человек?

Тогда кепка, медицинская маска и мешковатый костюм обретали новый смысл.

Жутковатый, честно говоря.

***

Новгород, 2003 год

Ржавые качели скрипели под Лизой, будто хотели что-то сказать, но их слова были неразличимы. Влад сидел на скамейке, исписанной ругательствами, крутил носком кроссовка пустую рыжую банку из-под "Фанты". Из-за гаражей доносился смех ребят постарше, бренчание расстроенной гитары, запах сигарет – старшаки не водились с Владом и Лизой, снисходительно называя их малявками. Ну и ладно. Владу и так было хорошо. Лизе тоже.

Они должны были уже час как вернуться домой, но Лиза упрямо раскачивалась все выше и выше, запрокидывая голову к небу, словно пыталась улететь вслед за солнцем, которое опускалось за пятиэтажки. Её Тень, длинная и тонкая, скользила по земле, то удлиняясь, то исчезая в серых сумерках. Иногда в ней проглядывал вороний силуэт.

– Влад, смотри! – она вдруг засмеялась, резко дернув цепями качелей, и на мгновение показалось, что она действительно взлетает – мелькнули белые кеды, один из бантов развязался, поплыл на ветру, словно флаг какого-то маленького, но гордого государства.

Мама Лизы любила завязывать ей банты, пусть это было сто лет как не модно.

Влад хотел сказать что-то колкое, про малявку, у которой все еще детство играет в одном месте, но в это время из-за гаражей к ним вышел человек.

Высокий, в неприметно-сером, с красно-зеленым пакетом “Спара”, недавно открытого на месте бывшего магазина спорттоваров. Влад потом пытался вспомнить его лицо, но так и не смог. Даже когда потом видел на фотографиях во всех газетах и в новостях по телевизору – черты расплывались, превращаясь в мутное пятно.

– Ребят, вы не поможете? – голос у незнакомца был приятный, как у актера или телеведущего, но что-то в нем заставило Влада сглотнуть комок внезапно подступившей тошноты. – Там котенок под колесо залез и застрял, боюсь, задавлю, когда поеду.

Лиза мгновенно спрыгнула с качелей, даже не дожидаясь, пока они остановятся.

– Где? Покажите!

Влад потянулся, чтобы схватить ее за рукав, но не успел – она уже бежала к незнакомцу, а тот улыбался так, будто только что выиграл в лотерею. Протягивал руку – по спине Влада пробежали мурашки, и он вдруг обнаружил, что тоже тянется к этой руке.

Это был зов, тяжелый и властный. И Влад не мог ему не подчиниться.

– Вон там, – кивнул незнакомец. Машина стояла в самом дальнем углу дворовой стоянки, и сумерки там уже сгустились.

Влад пошел.

Ноги двигались сами, тело Влада захватила чужая воля; он шел за Лизой, машинально отмечая, что у палатки возле соседнего дома какие-то парни покупают алкогольный коктейль в полторашках, что большой кот вылизывается, развалившись на газоне, что мужик в рубашке, которая трескается под напором внушительного пуза, вышел на балкон покурить – все это были пестрые картинки, которые никак не складывались в единое полотно.

В ушах шумело.

От ног мужчины легла Тень – Влад увидел тигриную голову, мощные лапы. Глаза были ярко-зелеными, словно апрельская трава.

– Здесь же нет котенка, – вдруг сказала Лиза, остановившись у машины, и в ее голосе впервые зазвучала тревога. Влад замер рядом с ней, взял за руку – пальцы Лизы были горячими и влажными. Развязавшийся бант безжизненно обмяк на плече.

“Бежать, – сказало что-то в глубине души. – Бежать, скорее”.

Но голос этот был отчаянно далек, и тело его не слушалось. Тело сделалось тяжелым, чужим.

Где-то вдалеке залаяла собака, зазвенел велосипедный звонок, женский голос крикнул с балкона: «Вовка, домой!» – это все еще был обычный вечер, обычный двор. Но здесь, на стоянке, мир вдруг сузился до размеров открытой двери, до запаха бензина и старой кожи сидений, до Лизы, которая вдруг крепко сжала руку Влада, будто прощалась с ним навсегда.

– Птич-ки, – произнес незнакомец так, словно говорил о чем-то непередаваемо влекущем. – Птички мои.

Глава 2

Через час у Филина был отчет, собранный Сычевым и Беллой, и он читал и чувствовал, как дело медленно, но верно превращается в висяк.

Евгения Скворцова, она же Эухена, родилась в Турьевске в 2002 году. С десяти лет занималась боксом, потом перешла в ММА – тренеры сразу отметили ее жесткую манеру боя, умение держать удар, стремительные атаки и звериную грацию. В шестнадцать она выиграла региональный чемпионат, в восемнадцать – попала в топ-10 молодых бойцов страны. Но легальный спорт не приносил таких денег, как подпольные бои, и Скворцова ушла в теневые лиги. Каждый день выходила на пробежку в парке, обожая стремительно нестись вперед, почти лететь, ездила на дорогом мотоцикле, вела блог в соцсетях – Филин пролистал его, увидел первые черные сердечки в комментариях.

“Женька, ты лучшая! Была, есть и будешь лучшая!”

“Беги, мой любимый ягуар!”

“Женька, сестренка, прощай!”

“Я всегда думал, что ты умрешь на скорости, а не вот так. Мразоту эту достать и за яйца подвесить!”

Эксперты не обнаружили возле тела никаких следов – ни отпечатков обуви, ни волокон одежды, словно Скворцову убивал призрак. В это время суток на аллее никого не оказалось, будто преступник заранее протянул ленту, запрещающую проход. Сняли записи с видеокамер парка: вот Эухена, живая и здоровая, бежит по дорожке, потом вдруг останавливается, сворачивает вправо и уходит из обзора камеры. Спустя десять минут по аллее бегут двое крепких ребят в спортивном – потом тоже останавливаются, смотрят куда-то в сторону. Вызывают полицию.

Потом, бледнея и запинаясь, крепыши говорили, что решили сперва, будто девушка, лежащая в траве, это чья-то шутка.

Врагов у Скворцовой не было. Даже те, с кем она выходила на ринг, отзывались о ней с нескрываемым уважением. “Она могла сломать вам челюсть, но никогда не нарушила бы ваших договоренностей”, сказал один из промоутеров подпольных боев. Спортивные каналы и сайты уже пестрели сообщениями о смерти Эухены. Филин представил, как убийца сейчас сидит за таким же ноутбуком, читает новости и ухмыляется. Или, наоборот, стирает историю браузера, сжигает одежду, вспоминает, где мог наследить.

Глядя, как Скворцова на записи внезапно сворачивает с аллеи, Филин испытывал тяжелое давящее чувство. Он узнавал этот властный зов, которому невозможно противостоять. Эухена, спортсменка, борец, сопротивлялась ему – даже попробовала отбиться от своего убийцы – но у нее ничего не вышло.

Потому что его сила была намного мощнее чужой воли.

Отодвинув ноутбук, Филин некоторое время молча сидел за столом, затем написал запрос по поводу медицинского обследования Окопченко после задержания и только потом понял, что Арина все это время сидела с ним в кабинете. Тихая, молчаливая, она замерла на стуле и никак не привлекала к себе внимания – возможно, эта стратегия помогала ей выживать в доме с братом-наркоманом и обожающей его мамашей.

– Может, вы есть хотите? – спросил Филин, чувствуя себя полным дураком.

Конечно, она хочет. Вы с ней болтались по городу хрен знает сколько времени.

Арина кивнула, и Филин протянул ей свою карточку с готической буквой М, символом банка. Девушка невольно поежилась: наверняка в ее мире был такой же банк, только буква другая. Какая-нибудь А или Т, например.

Он успел заметить, как Арину периодически передергивало, когда она видела какую-то вывеску или другую деталь – неприметную и неважную в мире Филина, но ударяющую наотмашь несовпадением с тем, откуда пришла Арина.

– На первом этаже столовая, – Филин покосился на часы. – Еще не закрыта, идите поужинайте.

– А вы? – Арина взяла карточку, принялась крутить так, будто та жгла ей пальцы.

– А я хочу понять кое-что. Почему Эухена практически не сопротивлялась, – ответил Филин. На экране появилось входящее сообщение, и он щелкнул мышью, открывая документы по Окопченко.

Арина вышла из кабинета так же бесшумно, как и сидела все это время. Филин устало провел ладонями по лицу; ощущение было таким, словно он падал в густую гнилую жижу. Окопченко всплыл перед ним привидением, встал в дальнем углу кабинета – ухмыляющийся монстр с уродливой тигриной Тенью.

Из отчета следовало, что Окопченко обладал странной особенностью – в стрессовых ситуациях он мог каким-то образом воздействовать на людей. После общения с ним два охранника испытывали панические атаки и на время теряли память.

Это не было похоже на гипноз. Особенно показательным стал случай во время допроса. Когда Окопченко внезапно начал в упор смотреть на молодого следователя, тот впал в оцепенение, словно его сознание просто отключили. Увидев эту запись в деле, Влад не смог сдержать усмешки.

Результаты электроэнцефалограммы показали необычную активность мозга Окопченко – его височные доли и гиппокамп работали так, как будто человек находится в глубоком трансе или эпилептическом припадке. Правда, этот эффект быстро проходил. Хотя больше подобных случаев у Окопченко не фиксировалось, это объясняло, каким образом преступнику удавалось беспрепятственно завлекать жертв в свой автомобиль.