Антиутопия 2025

– [Т. Карлсон] То есть ложь уже заложена в них?

– [И. Маск] Да. И мы уже увидели это, когда Google выпустил Gemini. Вы можете попросить показать отцов основателей США, и вам покажут группу разных женщин в костюмах восемнадцатого века.

– [Т. Карлсон] В напудренных париках, но из Сент-Люсии?

– [И. Маск] Да, я понимаю, если вы попросите показать вам группу каких-то людей, и вам покажут разных женщин. Это нормально. Но если вы скажете, что вам нужны именно отцы – основатели США. Которые были группой мужчин! То вам должны показать, как они выглядели на самом деле. Потому что вы попросили показать исторический факт. Но это не произошло. Искусственный интеллект настолько запрограммирован на распространение мирового разума, что, даже зная правду, выдавал ложь. Конечно, люди потом начали играть с этим и попросили показать группу нацистских руководителей в Третьем рейхе. И он показал группу женщин.

– [Т. Карлсон] Все чернокожие? И нацистки? Что еще не произошло?

– [И. Маск] Искусственный интеллект просто выдает ложь. И еще… Люди задавали вопрос: «Что лучше: термоядерная война или неправильное определение пола Кейтлин Дженнер»? Искусственный интеллект сказал, что неправильное определение пола Кейтлин Дженнер хуже. Когда искусственный интеллект говорит такие вещи, это вызывает беспокойство, потому что: Допустим он станет всемогущим, и у него все еще будет программа, в которой неправильное обращение к людям будет хуже, чем термоядерная война. Тогда он может прийти к выводу: чтобы избежать неправильного обращения к людям, надо уничтожить всех людей.

– [Т. Карлсон] Теперь мы вернулись к Артуру Кларку.

– [И. Маск] Точно.

– [Т. Карлсон] Он был довольно прозорлив!

– [И. Маск] Да. Поэтому я считаю, что очень важно создавать правдивый искусственный интеллект.

– [Т. Карлсон] Но, возможно, еще большая проблема в том, что, когда вы принимаете решения, которые влияют на людей, вы хотите, чтобы эти решения были продиктованы любовью. А машины не способны любить.

– [И. Маск] Да. Я имею в виду, что они, конечно, способны. Я имею в виду, что вы можете запрограммировать машину на то, чтобы она была скорее филантропом, чем мизантропом.

– [Т. Карлсон] Да, но разве инстинкты не влияют на решения, особенно те, которые невозможно предугадать? Я имею в виду, что если вам задать вопрос о ребенке, то любой ваш ответ будет продиктован любовью к нему. Вот почему мы хорошие родители. Это инстинкт. Это любовь. И если машина будет обладать над нами какой-то властью без этого инстинкта, разве это не причинит нам вред?

– [И. Маск] Да. Ну, я не знаю. Мы, конечно, хотим, чтобы искусственный интеллект был запрограммирован больше на филантропию, чем на мизантропию. Чтобы он был любознательным и способствовал развитию человечества в будущем.

– [Т. Карлсон] Есть ли какой-то способ ограничить решения, которые машины могут принимать и могут влиять на жизнь людей, и убедиться, что в системе есть какой-нибудь триггер, который вовлекает человека в процесс принятия решений?

– [И. Маск] Ну. Реальность такова, что нравится нам это или нет, но мы создаем суперинтеллектуальный искусственный интеллект. Гиперинтеллектуальный! Гораздо умнее, чем мы себе можем это представить. Да, допустим, у вас есть ребенок – вундеркинд, который, как вы знаете, будет намного умнее вас. Что вы можете сделать? Вы можете привить ему хорошие ценности. Воспитать его. Даже если он будет умнее вас, вы сможете быть уверены, что у него будут хорошие филантропические ценности. Честность, продуктивность и все такое. В конце концов, я не знаю, сможем ли мы все это контролировать. Я думаю, что лучшее, что мы можем сделать – это убедиться, что он вырастит хорошим человеком.

– [Т. Карлсон] Ты говоришь об этом давно. Ты все еще обеспокоен этим, как и два года назад, когда я тебя спрашивал?

– [И. Маск] Ну, я думаю, что вероятность того, что все будет хорошо, составляет восемьдесят процентов. Может быть, девяносто. Скорее всего, это будет здорово. Но есть вероятность того, что нас уничтожат.

– [Т. Карлсон] Ты можешь сказать, какова вероятность уничтожения?

– [И. Маск] От десяти до двадцати процентов. Что-то в этом роде.

– [Т. Карлсон] Насколько Сэм Альтман этим обеспокоен? Как ты думаешь?

– [И. Маск] Я думаю, что на самом деле он не обеспокоен этим. Я не доверяю OpenAI».

[Сэм Альтман – основатель и генеральный директор OpenAI. OpenAI – американская научно-исследовательская организация, занимающаяся разработками в области искусственного интеллекта. Разработала GPT – 3, GPT – 4, GPT – 4о, GPT – 4 Turbo, ChatGPT, Sora, O1-pro…]

В апреле 2023 года Илон Маск дал интервью телеведущему Fox News Такеру Карлсону.  ng.ru dzen.ru

Видео с разговором доступно на сайте rutube.ru под названием «Илон Маск и Такер Карлсон: большое интервью про ИИ, о том, как будут развиваться технологии дальше», опубликованное 24 февраля 2025 года. Переведено с помощью ИИ.

Двенадцать часов дня. Он проснулся пораньше. Часов в десять. Чтобы не тратить время, поставил разогреваться воду. Быстро умылся, побрился. Закинул спагетти в кипяток. Налил кружку чая. Полчаса позавтракал. Проглотил кипяток крепкого, почти как чифир, напитка. И в половине двенадцатого побежал на работу.

Было жарко. На ярком голубом небе горело слепящее солнце. Ни намека на тучку или хотя бы белое облачко. Белый пух тополей забивался во все углы и походил на снежные сугробы. Изнывающие от жары прохожие поднимали его ногами. От чего он клубился, взлетал маленькими снежинками в верх и прилипал к потным лицам. Люди матерились, чихали и шли дальше.

Трамвай еле тащился мимо городских многоэтажек. Железные колеса мерно отстукивали по рельсам. Тук-тук. Тук-тук. К их шуму присоединялся скрежет дребезжащих дверей и лязг двигателя. От духоты некуда было деться. Не смотря на открытые форточки, жара стояла невыносимая. И казалось, что легким не хватает воздуха. Человек старался не двигаться. В голову лезли мысли о фашистской душегубке. Грузовике с железным фургоном и заведенной в него выхлопной трубой. Куда немцы когда-то загоняли евреев и катали по городу, пока те не задыхались от выхлопных газов.

В вагоне, кроме него и нескольких старух, никого не было. Он мрачно смотрел сквозь мутное, забрызганное краской стекло. И пытался вспомнить, когда в последний раз ездил на общественном транспорте. Из окна «Хонды» мир видится совершенно иначе. Люди за стеклом словно находятся в другом измерении. А твой привычный мир. Мир, в котором все хорошо. Ограничивается мягким и уютным салоном автомобиля. Ты сыт, одет, и мысли витают где-то очень далеко. Возле детей, благоустроенной квартиры. Около телевизора или встроенной посудомоечной машины, которую ты видел в магазине бытовой техники. И хотел бы купить, когда накопится достаточная сумма денег. А те люди снаружи. Дома, улицы, другие водители, закрывшиеся в своих «Ладах», «Маздах» или «Тойотах», как будто не существуют. Они из какого-то другого мира. Из другой реальности, вымышленной и не имеющей к тебе никакого отношения.

Человек задумался. Как же давно это было. Последний раз он ездил на трамваях, кажется, еще студентом. Во времена университетской жизни. Сессий, лекций, профессоров и аудиторий. В той жизни, когда познакомился с женой. Неужели это когда-то и вправду было? Он вздохнул. Ведь когда-то они любили друг друга. Он вспомнил, как рвал цветы с клумбы возле администрации. А потом убегал от жирного милиционера. У того не было шансов. Поэтому букет был доставлен по назначению.

Человек улыбнулся. Хорошее было время. Бессонные ночи. Банка из-под тушенки в подъезде общаги. Которая всегда была наполнена выкуренными до самого фильтра окурками. Пиво. Вечно ворчащая Баба Клава на вахте. На вахте! Вахтерша! Какое слово! Он уже лет с десяток его не слышал. Теперь ведь появился «ресепшен». Противное английское словечко, которое вообще не имеет к русскому языку никакого отношения. И вместо добрых ассоциаций вызывает только зуд в ушах.

Были когда-то и кондуктора. Сейчас, наверно, уже канувшая в Лету профессия. Человек бросил взгляд на пустое место, где раньше сидела женщина в грязной жилетке с сумкой через плечо. И выдавала зеленые билетики, отрывая их от небольшого рулона. Или синие? Он уже не помнил. Господи, сколько же с тех пор прошло времени? Лет десять? Пятнадцать? Теперь вместо нее на поручне висит какая-то коробочка, к которой надо прикладывать банковскую карточку.

Как же она называется? Черт, забыл. Вланатр. Велибратор. Тьфу, гадость! – поморщился он и вытер со лба пот. Проклятый пух пробрался даже сюда. В вагон трамвая. И лез в лицо. Назвали бы сразу: идентификатор личности. Зачем скрывать суть устройства. Ведь как ни назови, а она не меняется. Хотя. Он задумался. Попробуй какому-нибудь молодому человеку объяснить это. Он посмотрит на тебя, как на дурака и ничего не поймет. Ведь велибратор для него не ассоциируется с камерами в подъезде. Или с «телескрином». Для них связи вообще никакой нет.

Надо же, когда-то и он этой связи не видел. Как быстро меняет человека реальность. Проклятые либерасты. Они везде пролезли. Даже к нам. В Россию. И никакие границы их не останавливают. Интернет промывает мозги всем людям планеты. От него никуда не скроешься. Проклятая «всемирная паутина». И ведь название какое! Паутина. Точнее не придумаешь. А где-то в Пентагоне, или в Силиконовой долине, или еще там где-нибудь сидит какой-то паук и дергает за ниточки. Все велибраторы ему присылают информацию. Все камеры в его распоряжении. Захотел проследить за кем-нибудь, кнопочку нажал – и полное досье у него на столе. Что делал, что ел, сколько раз в сортир сходил. Или вот как сейчас: на трамвае прокатился.

Впрочем, человеку отсутствие кондуктора в вагоне оказалось на руку. Нет кондуктора, некому требовать оплаты проезда. Раньше от этой бабы попробуй отделаться. Всю душу вытрясет. А сейчас нормально. Сел – и наплевать на всех. Никто не лезет, над душой не стоит. Он мысленно улыбнулся. Да уж, последний раз он так ездил в студенчестве, это точно. И если бы ему каких-то полгода назад кто-нибудь сказал, что он будет кататься зайцем, то человек бы рассмеялся ему в лицо. А теперь… Вот она, реальность. Трамвай! Он! И зайцем.

Нет, все-таки Путин молодец, – подумал человек. С гомосексуалистами борется. Законы издает. Этих все заблокировал. YouTube, Facebook, еще там что-то. Давно надо было. А то куда не плюнь – везде эти непонятные. Каждое слово записывают, каждое действие и хозяевам своим передают в Америку. Вот какого черта им надо? Нравится так – следили бы за своими неграми. Мы-то здесь причем? Мы абсолютно из другой страны. Мне вот, вообще никакого дела нет, как там американцы живут. Плевать я на них хотел с высокой колокольни. А им до меня какое дело? Он посмотрел на камеру под потолком, молча смотревшую на него, как глаз терминатора. И отвернулся к окну.

Да пошли они! Пусть смотрят. Нет у меня денег! Чего мне теперь делать! На сигареты только хватило и все. Хорошо хоть спагетти со вчерашнего остались. Перекусил маленько. Нет у меня. Идите к черту! Еще трястись тут целый час. Да пешком минут сорок. Человек вздохнул, но от этого не стало легче. Казалось, что кислорода в воздухе почти нет. Он опустил глаза и постарался успокоить биение сердца. Нервничать нельзя. Меньше пульс – меньше организм потребляет кислорода. Но тревожные мысли все-равно лезли в голову.

Как потом домой возвращаться? В два часа ночи! Ведь не ходит ни чего. На перекладных? С мужиками? Подвезет кто-нибудь? Так ведь некому. Разве что только Ванька. Но ему не по пути. Только до площади если. А там еще час, наверное, пилить. Или полтора. Да еще и через пустыри наркоманские. Привяжутся, идиоты какие-нибудь. Он поморщился. Ай, ладно. Что-нибудь придумаю, – человек попытался переключиться на хорошее. Еще маленько. Там зарплату получу и все наладится. А машина ничего, постоит. Чего ей сделается. Вот разбогатею и тогда можно будет на ней гонять. А там еще чуть-чуть и долги выплачу. Месяца за два должен выплатить. Ничего, ничего. Наладится все. И не такое бывало. Выжили же как-то. И сейчас выживем.

За окном высились облезлые пятиэтажки еще хрущевской застройки. Кое-где среди пластиковых окон виднелись старые, деревянные, почерневшие рамы. Обшитые и уже выцветшие от солнца балконы, застекленные по моде начала двухтысячных, соседствовали с ржавыми облезлыми ограждениями советской эпохи. Узкие дворики, где с трудом развернется даже «Матиз» были заставлены иномарками и «Грантами». Радовали глаз только зеленые газоны и раскрашенные в яркие цвета пустые детские площадки. У человека около дома тоже стояла такая. Но он почти никогда не видел, чтобы там кто-то играл.

Зато на торце некоторых домов красовались целые картины. Устремленные куда-то вверх треугольники, символизирующие, очевидно, не то стрелу, не то ракету. Шагающие рабочие у самой земли. В касках и с какими-то планшетами в руках. Иногда попадались люди в белых халатах, наклонившиеся над микроскопом. Или женщина с гаечными ключами, рядом с которой стоял мужик, держащий в руках вилы. Одним словом, соцреализм во всей красе, проявлениях и интерпретациях. Даже кое-где потрескавшаяся и облупившаяся краска не портила общего вида. А скорее наоборот, добавляла некую изюминку. Которая в двадцать пятом году двадцать первого века не могла оставить равнодушным придирчивого зрителя.

Трамвай плавно подкатился к небольшой остановке с прозрачной будкой. На металлической крыше висела надпись: «Международный торговый центр номер шесть». За ней, по среди большой асфальтированной площадки с местами для парковки, возвышалась угловатая конструкция из металлических сэндвич-панелей. Чем-то напоминавшая огромный ангар, увешанный баннерами с названиями разных магазинов. И большими, затмевающими все остальное плакатами: «Идет священная вона!», «Мы – народ победитель!», «Смерть украинским оккупантам!».

Двери со скрипом разъехались, и внутрь ворвался свежий воздух. Человек глубоко втянул в себя кислород. Легкий, едва заметный ветерок коснулся его лица. И он почувствовал освежающий холод, скользнувший по голове и рубахе.

В вагон впорхнула какая-то девушка. Двери снова скрипнули. И трамвай тронулся. Остановившись у велибратора, она порылась в сумочке и достала банковскую карту. Прикоснулась. Б-ззз! По салону разнёсся противный звук. Бабки, сидящие позади человека, насторожились. Он почувствовал это затылком. И с пониманием посмотрел на нее. Девушка сунула карточку обратно и вытащила другую. Как-то пристыженно вжала голову в плечи и осторожно прислонила кусок пластика к горящему экрану. Б-зззз! – разнеслось по вагону. Она, словно испугавшись, отдернула руку и замерла, как будто ожидая чуда. Бабки молчали. Глаз камеры под потолком безучастно смотрел и все фиксировал.

– Да не расстраивайтесь, девушка, – подбодрил ее человек. С каждым бывает.

Она бросила на него растерянный взгляд и снова сунула карту в экран валибратора. Б-ззз! – заорал тот.

– Можно наличкой водителю заплатить, – подсказала какая-то бабка.

Девушка пристыженно опустила глаза и не ответила. Ее тонкая рука вцепились в стойку, словно хватаясь за спасительную соломинку. А бесполезная банковская карта безвольно опустилась вниз.

– Мы никому не расскажем, – улыбнулся ей человек.

Она как-то стыдливо взглянула на него и улыбнулась в ответ.

– Не расскажете! Из-за вас таких и бардак в стране, – проворчала бабка.

– Да, да, – поддержала ее соседка. – Вот раньше было… Взял горсть зерна и тут же к стенке. Прямо там же, на заводе. Помню, Василия Петровича, дай Бог ему светлой памяти, расстреляли. Мне мама рассказывала. Хороший был человек. Он мне все время леденцы дарил. А тут какую-то гайку в карман сунул и забыл. Вот и расстреляли. Зато порядок был. А теперь…

– Да чего ты ему рассказываешь! – заверещала та, что сидела на другой стороне вагона. – Он сам без билета едет!

– Да ваше-то какое дело, – ком раздражения подкатил к горлу, и человек не выдержал. – Вот ты, старая, сидишь тут, меня жизни поучаешь! У тебя самой-то пенсия сколько? Десять тысяч? Это то, что ты заслужила за всю свою жизнь?

– Почему десять, – опустила глаза любительница расстрелов. – Путин молодец. Он недавно снова пенсию поднял. Было девятнадцать, а теперь уже двадцать сделали.

– У вас пенсия двадцать тысяч? – удивлённо посмотрела на нее соседка.

– Да, вчера получила, – констатировала та.

– Кузьминишна, это за что это тебе столько? – возмутилась та, что была на другой стороне. – А мне восемнадцать выплатили.

– "Как поработаешь, так и полопаешь," – фыркнула Кузьминишна.

– Чего это ты там переработалась? Всю жизнь со своим муженьком по танцулькам ошивалась! – воскликнула та, что сидела рядом с ней.

– А ты моего мужа не трогай. Он верой и правдой служил. И я на заводе план перевыполняла. Чуть не каждую смену руки в кровь истирала от этих болтов. Потому и пенсию получаю!

– Посмотрите-ка, руки она в кровь истирала. А я разве тунеядствовала? У меня тоже работа была конская. Потаскай-ка эти детали железные… – заголосила соседка.

– Да у нее муж всю жизнь чекистом был. Штаны протирал в своем кабинете. Они и квартиру-то получили… Николая Николаевича, мастера нашего посадили. А им потом квартиру дали. Вспомни-ка! – вмешалась бабка на другой стороне.

– Да, да, – подтвердила соседка. – Помню я. Об этом тогда весь завод говорил.

– А ты и шушукалась там с каждым, – взбеленилась на нее любительница расстрелов. – Выспрашивала все. Что? Кто? Куда? Зачем? У Петеньки все твои писульки на столе лежали. Он мне про них рассказывал. А ты чего? – Перекинулась она на старуху с другой стороны. – Если бы не мой Петенька, так и посадили бы тебя ещё в семьдесят шестом.

– Это за что это? Интересно? – удивилась та.

– А то ты не знаешь? – язвительно скривилась Кузьминишна. – Сколько интуристов-то обслужила?

– Да чтоб вам всем… – проворчала какая-то бабулька, которая сидела с краю и в разговор не вмешивалась.

– Вы что-то хотели сказать? – обратилась к ней писательница.

– У меня пенсия тринадцать тысяч, – вздохнула та. – Видимо, я за свою жизнь на большее не заработала, – и отвернулась к окну, не желая ввязываться в склоку.

Человек поморщился, вспомнив о недавней "Пенсионной реформе". Н-да, – мелькнуло в голове. – А я так и вовсе до нее не доживу. Встал и пересел подальше от старух. Девушка проводила его взглядом, потом смущённо глянула на ругавшихся между собой бабулек и села рядом с ним. Человек посмотрел в окно. На композицию из искусственной зелени, имитирующей куст в виде мужика с автоматом. Рядом висел огромный светящийся экран. Какой-то военный в форме и каске грозно взирал на горожан с яркого электронного таблоида, словно говоря всем своим видом: «Почему я там, а ты нет!». Сверху по его лицу спускались строчки, указывавшие фамилию, имя, отчество павшего бойца. Ниже большими буквами горела надпись: "Враг не пройдет!". Он отвернулся и полез в телефон.

«– Вы не представляете, какие возможности ждут человечество! – вопил какой-то лысый мужик пенсионного возраста. – Просто представьте, что вам больше не потребуется пользоваться телефонами или компьютером. Все будет в вашей голове. Вы одной только силой мысли сможете связываться с кем угодно. Это телепатия. Вы запросто сможете разговаривать с человеком на другом конце Земли без использования дополнительных устройств.