
Полная версия
Антиутопия 2025
Он гневно сверкнул на не русское лицо глазами и прижал карточку «Сбербанка» к терминалу. Раздался противный звук. На экране появился красный крест.
– Не прошло. Попробуйте еще раз, – безучастно произнесла продавщица.
Он прислонил снова. Все повторилось. Красный крест и отвратительный звук, холодом отозвавшийся внутри человека.
– У вас денег на карте нет. Попробуйте другую, – скривилась продавщица.
– Да как нет! Там почти десять тысяч было!
– Ну, нету, – пожала плечами та. – Видите? Пишет…
– Нет, нет, подождите. Это у вас там что-то не срабатывает.
– Мужик, ты бы разобрался со своими картами в друг месте. Зачем очередь задерживаешь, – пробасил толстый в рубашке и с большой потной лысиной, что стоял за ним.
– Да, сейчас. Подождите вы! – растеряно проговорил человек и снова безуспешно прижал карту к терминалу.
– Слушайте, вы же не один стоите! Пропустите нас, а потом разбирайтесь! – возмутилась какая-то женщина в очереди.
– Да как так? – человек беспомощно глянул на продавщицу.
– Ну, давайте, мужчина. Вы мешаете работать, – фыркнула та.
Он печально посмотрел на упаковку китайской лапши и сигареты, мысленно прикидывая, сколько у него осталось и хватит ли растянуть на целый день. В животе тихо заурчало. Отвернувшись, отошел. Нет, ну как так? – вертелась мысль. Может быть, банк снял? Или счет заблокировали? Ничего не понимаю. Эта чертова кредитка. Неужели подождать не могут? Всего лишь неделю. Я бы им с получки все выплатил. Там просрочка-то на четыре тысячи. Смех, да и только. Всего лишь четыре тысячи. Может, позвонить? В конце концов, чего они в своем «Сбербанке»? Подождать не могут?
Достав из кармана телефон, человек принялся водить пальцем по экрану. «Приложение банка». «Секретный код». «Никому не показывайте». Все еще не понимая, что произошло, он уткнулся взглядом в красную надпись под номером карты. «Арест»! Чего? – его словно окатили холодным душем. «На карту наложен арест или иное взыскание». Палец нервно нажал на «подробности». Штраф ГИБДД. Какой к черту штраф! Вы там охренели что ли! Он, наверное, крикнул это вслух. Потому что разговоры в магазине смолкли, и насмешливые взгляды обратились на него.
Человек нажал на «штраф». Экран погас и закрутился кружок. Через минуту открылся сайт и высветилась какая-то белая машина. Кажется, «Ламборгини» или черт знает какая. Он не очень в них понимал. Но зато хорошо видел номера. Точь-в-точь как у него. Только синие. Да вы чего, ублюдки! Это не моя машина! Двести километров в час! Да вы гоните, что ли? Моя столько вообще не наберет! Десятку арестовали! Еще пятерку должен!
– Мужик, иди отсюда! – по магазину разнесся строгий голос охранника, не терпящий возражений. – Давай, давай! Чего уставился? Выходи.
Человек бросил взгляд на здоровенного детину кавказской наружности. Тот встал со своего стула возле экранов видеонаблюдения и медленно направился к нему. По его самодовольной роже расплылась улыбка. Он явно был рад размяться после долгого сидения.
– Сейчас. Успокойся, – буркнул человек и окинул взглядом суетившихся возле прилавка покупателей. Сытые, жирные, лоснящиеся лица. Тележки, набитые до верху продуктами. И насмешливые улыбки. Довольные жизнью и безучастные люди. Никому нет до него никакого дела. Закупаются к праздникам. Скоро двенадцатое июня – День России. Вон этот, в очках. Коньяка набрал. Целое ведро, наверно. А вон та, в вечернем платье. Куда в тебя столько влезет? Неужели ты столько сожрешь? Там же роту накормить можно. А эти вон! Две! Явно лесбиянки. Еще и за жопу друг друга трогают. Твари. Он отвернулся и вышел.
Господи, за что мне это? Неужели я заслужил такое? Он сел в машину и прижался к рулю. Как такое возможно? В чем я провинился? Почему со мной? Почему не с тем вон бородатым уродом из Средней Азии. Который на скутере малолеткам скалится? Почему именно со мной? Вслед за ним вышли те две лесбиянки. Они прошагали к своему «Патриоту». Бросили продукты на заднее сидение. И осторожно, по-бабски, отчалили. Через открытое окно была видна голова той, что сидела за рулем. Коротко подстриженная под мальчика, наглая, с холодными, даже скорее злыми глазами. Он проводил их взглядом. Почему не с ними? Почему со мной? Образованным человеком. Нормальным человеком! А не с этими извращенками? Господи, чтоб они все сдохли. Одна только надежда на Путина. Он один борется с ними. Но что он может? Ведь он один. Господи, дай ему силы, чтобы всех этих уродов победить. Когда-нибудь это же все должно закончиться? Когда-нибудь Россия отчистится от скверны?
Человек откинулся на спинку сидения и глубоко вздохнул. Что ж теперь делать? Счет арестован. Денег нет. Вернее, там что-то оставалось дома. Наличкой. Тысячи две, кажется. На целую неделю. Это по двести восемьдесят пять рублей в день. Да я просто не доживу. И начальник – гнида. Так бы попросил до получки. Но тут дохлый номер. Нет, этот не даст. Занять у кого-нибудь? Так у кого? Да и какой смысл? Отдавать потом чем буду? Там и так не много. В следующем месяце снова занимать? Он открыл телефон и принялся перелистывать номера друзей. Да нет, к черту. В жизни ни у кого не занимал. И теперь как ни будь выкручусь. Может продать что ни будь? Телевизор есть. Или еще лучше микроволновку. Все равно не пользуюсь.
Он задумчиво потер лоб и проводил взглядом проехавшую мимо парковки «Газель». «Мы Zа Победу!». На синем тенте были выведены большие буквы с георгиевской ленточкой в виде латинской буквы Z.
Пальцы смахнули телефонную книгу, и снова появился сайт ГИБДД. Снизу мелкими буковками было написано: «Обжаловать». Черт возьми, конечно, обжаловать! И он начал заполнять заявление. Нет, все-таки у нас в стране заботятся о гражданах. Не то, что на Западе. Там эти извращенцы все заполонили. Везде свои щупальца пустили. Вообще правды не найдешь. А у нас нормально. Ошиблись? Ну ничего. Можно поправить. Никто же не запрещает жаловаться на разных уродов. Тем более в Ламборгини.
Среда.«– [Г. Греф] Вы знаете, уважаемые господа, я вам хочу сказать, что вы говорите страшные вещи, вообще-то. Вот от того, что вы говорите, мне становится страшно. Почему? Вы предлагаете передать власть. Власть фактически. В руки населения.
Ну, если каждый человек сможет участвовать напрямую в управлении, то что же мы на управляем? Как только все люди поймут основу своего Я и само идентифицируются, управлять, то есть манипулировать ими, будет чрезвычайно тяжело. Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания.
В иудейской культуре «Кабала», которая давала науку жизни… Она три тысячи лет была секретным учением, потому что люди понимали, что такое снять пелену с глаз миллионов людей и сделать их самодостаточными. Как управлять ими? Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции. Как жить? Как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации, все имеют возможность судить на прямую? Получать не препарированную информацию через обученных правительствами аналитиков – политологов?
И огромные машины, спущенные на головы. Средства массовой информации, которые как бы не зависимы. А на самом деле мы понимаем, что все средства массовой информации все равно заняты построением, сохранением страт. Так как, в таком обществе жить? И мне становится страшновато, честно говоря. Мне кажется, что вы не совсем понимаете, что вы говорите. Эльвира Сахидзадовна, вы мне скажите. Вы меня поддерживаете?
– [Э. Набиулина] Я не уверена. Я не думаю, что страшно отдавать власть населению. Я думаю, страшно отдавать власть толпе. Вот вы поставили противопоставление: мудрость толпы и авторитарный гений. Я не уверена, что толпа бывает разумной. А общество бывает разумным. Структурированное общество бывает разумным.
– [Г. Греф] Люди ужасны. Люди не благодарны. Слушай, как не повезло тебе с народом. Со времен Салтыкова – Щедрина у нас одна проблема: народ не тот. Я не верю в разумность человечества. Я считаю, что человечеству нужны потрясения».
Герман Оскарович Греф, гражданин России и ФРГ,
член международного совета американского банка
J. P. Morgan Chase,
президент и председатель правления «Сбербанка».
Набиулина Эльвира Сахидзадовна, Председатель Банка России.
(Центральный Банк России)
Петербургский Международный Экономический Форум – 2012.
Без двадцати двенадцать. Рыжая пыль от болгарки окрасила лица рабочих в оранжево-красный цвет. Она, как кислота, въедалась в кожу, от чего та зудела и нестерпимо чесалась. Пыль проникала сквозь маску. Не помогало ничего. Она забивала легкие, скрипела на зубах, прилипала к глазам. От нее першило в горле, и дико хотелось пить.
Человек поминутно посматривал на часы, висевшие под самым потолком цеха. Проклятый металлолом. Как надоели ему эти железки. Бесконечные столбы, пролеты заборов, какие-то стойки. «Положи на стол. Зачисти сварочные швы. Отчисти от ржавчины. Аккуратно сложи на паллет». Эта памятка висела у каждого работника на рабочем месте. Еще и с иллюстрациями. Как для тупых обезьян. Будто тут можно ошибиться. Впрочем, если учесть, что половина рабочих были «новыми россиянами» из Средней Азии, то удивляться было не чему. Многие из них не знали таких элементарных вещей, как туалетная бумага. Дескать, Аллах не велел задницу бумагой вытирать. Только подмываться можно. Ну, или по старинке – пальцем.
Искры летели подобно снопу огня. Он направлял их в сторону, но часть все равно впивалась в живот и руки, прожигая одежду. Приходилось терпеть. Стиснуть зубы и терпеть. Его как будто все время тыкали маленькими иголками. И этой пытке не было конца. Однако еще сильнее доставала боль в спине. Каждый пролет весил килограммов двадцать и больше. Некоторые вообще невозможно было поднять в одиночку. Такие они таскали вдвоем, а то и втроем. А за смену так натаскаешься, что к концу рабочего дня не можешь согнуться. И это за пятьдесят тысяч в месяц. Хотя совсем недавно такая работа стоила в разы дороже. Он помнил расценки на своем предприятии. Том, которого уже нет. Там мужики получали от семидесяти и выше. А теперь…
За те полгода, прошедшие после сокращения, он много разных мест пересмотрел. По началу от таких конторок, как эта отказывался. Искал что ни будь по лучше. Пусть не равноценное предыдущему, но хотя бы приемлемое. С зарплатой в восемьдесят – девяносто. Тем не менее с каждым месяцем становилось все хуже и хуже. Те конторки, которые еще зимой набирали рабочих за шестьдесят – семьдесят в месяц, уже к середине весны людей разгоняли. И вместо них набирали других, а то и тех же, но с зарплатой пятьдесят – шестьдесят. К лету все повторилось. Теперь найти работу даже за полтинник было сложно. При этом цены в магазинах никуда не делись. Они стабильно росли. И росли очень быстро.
Вместе с общим понижением уровня заработной платы из-за массовых банкротств предприятий, рынок рабочей силы переполнился предложением. И соответственно, найти работу становилось почти невозможно. Приходилось соглашаться на такой труд, как тот, которым он теперь занимался. И человек, имея высшее экономическое образование, прекрасно понимал суть происходившего. Но понять, почему все это происходит, не мог. И нет, причина была ясна. Подняли ключевую ставку, и одновременно началось замещение на рынке отечественного производителя китайским. Но вот зачем? На этот вопрос он не знал ответа. Тут была уже сфера политики, а не экономики. И это единственное, что можно было точно установить из разрозненной и противоречивой информации, спускаемой на головы людей правительством.
Кроме того, проблему пресыщения рынка рабочей силы усугубили, бегущие огромными толпами в Россию, мигранты из разных мусульманских стран. Их орды готовы были работать за еду и круглосуточно. Тем самым обваливая до минимума цену и ценность труда. Но если им, не имевшим в России ничего, можно было работать в таком режиме. То граждане России, вынужденные платить налоги, квартплаты, кредиты и так далее, уже не могли с ними конкурировать. А это, в свою очередь, создавало предпосылки для монополии на труд у приезжих чужаков. Которым чужды были культура, традиции, верования, быт, мировоззрение коренных народов. Они ненавидели Россию. Ненавидели эту землю. И поступали, как саранча, налетевшая на чужой огород. Им-то какое дело? Не понравилось что-то, собрался и уехал к себе на родину. А что делать гражданам России? Коренным народам, у которых нет другого дома? Умирать?
Без пятнадцати двенадцать. Он отложил болгарку и, скинув с себя перчатки да маску, схватил бутылку воды, предусмотрительно набранную еще перед работой. Утолив жажду и проглотив ржавчину, налипшую на зубы, пошел на улицу. В пачке осталось шесть сигарет. Человек скрупулёзно пересчитал их и достал одну. Закурил.
– Угости… – тут же подбежал мужик с таким же красным от пыли лицом, как у него.
– На, – вздохнул человек и протянул тому пачку.
– Вот спасибо! – обрадовался тот, – Тысяча рублей осталась. Вообще не представляю, как до зарплаты доживу.
Они присели на отмостку. Приятно было прижаться спиной к стене. В пояснице что-то кольнуло, сжалось, потом отпустило, и по телу разлилась нега. Человек затянулся и с наслаждением выпустил дым.
– А у начальника спросить? Вдруг даст до получки, – усмехнулся он, обращаясь к мужику.
– Спрашивал. Не дает, – бросил тот.
– Да, беда, – констатировал человек.
– Занимать придется у кого-то. Вообще не знаю, что делать. Я комнату снимаю. Завтра платить, а денег нет. Может быть, ты займешь? Зарплату получу – отдам.
– Мне бы кто занял, – усмехнулся человек. – Я сам не знаю, как быть. Сегодня карту арестовали. А других денег нет.
– Может, у Коляна занять?
– Не знаю, попробуй.
– Потом, после работы подойду. Может быть, переведет.
– Угу.
– Хе, а ты слышал, что Петруха на СВО собрался.
– Кто? Это этот, маленький такой, что ли?
– Да. Через неделю, говорит, военкомат и туда.
– Удачи ему! – человек затянулся и посмотрел на красную луну. Она уже неделю красная, – подумал он. – А хоть бы капля дождя упала.
– Тоже, что ли, сорваться? Надоело все. Тут ни денег, ни работы. Вообще черт знает, что происходит, – мужик потупился.
– Ну да, – человек бросил на него взгляд и снова перевел глаза на небо.
– Я правда, не служил никогда. Даже из автомата не стрелял.
– Угу, – разговор начинал его тяготить. Человек вдруг почувствовал странное раздражение, поднимающееся откуда-то из глубины. И удивился этому. Такого раньше никогда не случалось. Попытался, понять в чем причина. Отсутствие денег? Или не справедливый штраф? Но причем тут СВО? Мы там, наоборот, боремся с подонками, из-за которых все это происходит.
– Я тут видос смотрел, – вспомнил что-то мужик. – Там, короче, про мировое правительство было. Эти гады вообще везде залезли. Прикинь, оказывается, Зеля на ЦРУ работает. Его завербовали еще когда он в комедиях снимался. Да и вообще вся эта гомосяцкая движуха была спланирована. Говорят, что они хотят все страны себе подчинить. Поставить во главе марионеток. Ну… вот как на Украине. И чтобы все деньги в Америку текли. Там, короче, страна для элиты будет. Потому Трамп сейчас и прикрывает границы. Нелегалов выгоняет. Зачем они им? Набрали сколько надо для обслуживающего персонала. Ну, чтобы Американцев обслуживали, а остальных – все. До свидания.
– Да наплевать на них. У нас пока Путин у власти, им не пролезть. Мы все равно свою линию будем гнуть, – человек затянулся и пустил колечко дыма.
– Вот это точно! – воскликнул мужик. – В России не пройдут.
Они с минуту помолчали. На черном небе виднелись извилистые красноватые линии облаков. Видимо, луна подсвечивает края, – решил человек, не много поразмыслив.
– Что они там творят! – покачал головой мужик. – Тоже тут смотрел… Короче, где-то, кажется, в Англии начали людей в тюрьму сажать за то, что не хотят, чтобы их детям гомосятину в голову вдалбливали. У них же там вообще с этим делом жопа. В школах там… Да вообще детей буквально насильно превращают в гомиков и лесбиянок. Прикинь. Так вот, теперь тех, кто не хочет, чтобы их детей уродовали, сажают в тюрьму. Это вообще в голове не укладывается. Как так!
– Да как! Уроды! Вот как, – словно от зубной боли поморщился человек.
– Угу, – сплюнул мужик. – Расплодилась нечисть. Вообще не понимаю, что в мире происходит.
– Бред, – вздохнул человек. – У меня, знаешь, вообще такое ощущение, что мы очутились в каком-то сюрреалистическим мире. Просто какая-то шизофрения. Я не знаю. Какое-то девятнадцать-восемьдесят четыре. Или, может быть, восемьдесят три.
– Ну да, бред, – мужик выкинул бычок. – Ай, ладно, пойду Коляна найду. Что ж так грустно-то все! Ни у кого денег нету.
– Ага, – человек закрыл глаза.
Еще минут десять. И снова эти железки шоркать. А там всего два часа до конца смены. Можно будет выкинуть эту долбанную болгарку, умыться и домой. Спать. Вдруг вспомнилась далекая страна. Картины из пошлой жизни. Жизни, которая теперь казалась невозможной, фантастической. Будто не он жил, а кто-то другой. А он лишь видел ее в каком-то фильме. И теперь прокручивал картинки в своей голове. Господи, неужели это и вправду было со мной? – мелькнула мысль. Бред. Бред! Неужели когда-то все было не так? Неужели это было?
Он сидел в мягком шезлонге на берегу моря. В вышине среди голубого неба кричали чайки. Они парили над жёлтым песком небольшого пляжа, а за ними горело яркое итальянское солнце. Людей было не много. Они специально пришли по раньше утром, чтобы можно было спокойно насладиться тёплыми волнами и тишиной. Жена, разложившись рядом, прикрыла лицо длиннополой соломенной шляпой и загорала. Обычно так она называла сон на пляже под жгучими лучами.
Сын… Совсем маленький, ему было лет десять, копался в мягком песке. Он с увлечением что-то сооружал. И как можно было бы предположить, это что-то было навеяно впечатлениями, которые оставили древние руины. Те самые руины, что они посетили вчера. Храм, посвященный какой-то богине. Человек не особо вникал. Его древние монументы не очень интересовали. Но огромные колонны, которые, казалось, доставали до самого солнца, все же оставили отпечаток в памяти.
Надо же, как эти дремучие люди древности умудрились создать такое, – раздумывал он, наблюдая, как одна большая чайка сложила крылья и понеслась вниз. Наверное, за какой ни будь рыбой в море.
Это просто поразительно! Не имея подъемных кранов и механизмов современности. Они ведь даже не знали об электричестве и не имели никакого понятия о двигателе внутреннего сгорания. Но при этом умудрялись создавать такие огромные сооружения, состоящие из камней весом по несколько тонн. И как вообще можно было ихними тогдашними инструментами вырубить из скалы такие булыжники? Ведь это просто не мыслимо.
Однако приходилось верить своим глазам. Храмы существовали, и их можно было потрогать руками. А вместе с ними существовали и превосходные статуи. Да такие, что, пожалуй, современные первооткрыватели гаджетов вряд ли смогут воспроизвести. Разве что только скопировать. Ну а люди древности умели. И создавали.
Вдалеке, почти у самого горизонта, плыл корабль. Он присмотрелся. Было слишком далеко, и очертания немного сливались с фоном моря. Но все-таки можно было различить большую надстройку на корме и длинный нос. Он походил на сухогруз или что-то в этом роде. Такие часто показывали по телевизору. Особенно тогда. В связи с арестами судов.
– Mario, guarda, sembra che questi turisti abbiano passato la notte proprio qui, – донесся женский голос.
– Grazie a Dio non sono gli inglesi. Non voglio sentire le loro chiacchiere da ubriachi domattina presto, – ответил пожилой итальянец своей спутнице.
Человек оглянулся. Он не знал итальянского языка. Но понял, что эти двое говорили о них.
– Buongiorno, – поприветствовал он.
– Salve signore, – махнул ему рукой мужчина.
– Che bravo, ragazzo. Si capisce subito, che non è americano, – улыбнулась ему почтенная дама, присаживаясь на расстеленное одеяло.
– Ты с кем разговариваешь? – проснулась жена и замотала головой по сторонам. Заметив итальянцев, помахала им рукой, чем вызвала приветливые улыбки на их лицах.
– Che figlio meraviglioso hai. Vieni dalla Germania? – что-то сказал мужчина.
– Чего ему надо? – бросила жена.
– Да черт его знает. Кажется, спрашивает, немцы мы или нет.
– А-а, улыбнулась ему жена. И громко крикнула: – Руссо туристо.
– Oh, russi! La Russia è un buon paese! – не отставал словоохотливый итальянец.
– Чего ему? Буркнула жена и посмотрела на человека.
– Откуда я знаю. Наверное, что-то стандартное. Типа русские – круто. Медведи, водка, балалайка.
– А-а, – ещё шире улыбнулась она. – Италиан тоже, – жена показала жестом, как ей понравилась их страна.
Парочка ещё шире расплылась в улыбках. Женщина так и вовсе улыбнулась столь широко, что человек испугался, как бы она не потеряла вставные челюсти. Но все обошлось. Как они выяснили позже, у донны Аллесии все зубы были свои. Дантисты в Италии знали свое дело, в отличии от русских. И отрабатывали те деньги, которые им платили клиенты.
И вообще, эти итальянцы оказались вполне дружелюбными людьми. Абсолютно такими же, как русские. Они почти все время, пока отдыхали, проводили вместе. Часто сидели допоздна в местном ресторане и оживлённо разговаривали. Человек, не знавший тогда итальянского, к концу отпуска уже довольно неплохо стал изъясняться. А итальянцы часто произносили русские слова.
Они были обычными людьми. И им тоже не нравились новые порядки, которые постепенно проникали в их жизнь с появлением Евросоюза. Он до этого думал, что там, за рубежом, одни извращенцы. Но на деле это было не так. Люди были такими же. И гомосексуалисты не нравились никому. Не нравились и бесконечные волны мигрантов. Не нравились законы, принимаемые их правительствами. Не нравилось все ровно тоже самое, что не нравилось русским. Но они, так же, как русские, были вынуждены жить в тех реалиях, которые опускались на них сверху.
– Эй, человек! – кто-то толкнул его в плечо. – Долго так сидеть-то будешь?
– Что? – он открыл глаза и не сразу понял, где находится.
– Ты работать сегодня собираешься, говорю? – мастер стоял рядом с ним. В небе все так же висела красная луна. А из открытых ворот цеха слышался шум работающих болгарок.
– Да, да, сейчас иду, – он потер глаза и встал. В мыслях все ещё было теплое Средиземное море. И желтый песок пляжа.
– Перерыв уже полчаса назад закончился. Я тебе это время не проставлю, – как надоедливая муха жужжал мастер. – Ты сюда пришел деньги зарабатывать или спать?
Захотелось послать этого придурка куда подальше. Слова уже вертелись на языке. Человек гневно посмотрел на него, словно дикий зверь, который готовится к прыжку. Но вдруг в голове мелькнула мысль, что если сейчас устроить скандал, то денег потом вообще не дадут. Чего им стоит его кинуть? Ничего. Не будет же он им рожи бить. За это посадят. Лихие девяностые закончились. Везде висят камеры. Разве что в туалет ещё не повесили. Да и то не факт. Не спрячешься, не скроешься. Ты у всех на виду. А законы нынче такие, что даже ругаться опасно. Не то что морды бить. Вот и попробуй потом у них свои деньги забрать. Черте-с-два получится.
Он молча поплелся к своему столу с болгаркой.
Да уж, итальянцы, – думал человек. Что с ними сейчас? Они несколько лет общались после того отпуска. Иногда приезжали к ним в Италию. Снимали у пожилой четы жилье. А потом был Covid, война. И связь прервалась. Итальянцы не отвечали. И нет, эпидемия их не затронула. Просто что-то изменилось. Он чувствовал это. Что-то изменилось, и мир теперь никогда не будет прежним. Никогда!
Человек вздохнул, включил визжащий аппарат и погрузился в облако пыли.
Четверг.« – [И. Маск] Искусственный интеллект уже сейчас может написать эссе лучше, чем девяносто или девяносто пять процентов людей. Написать эссе на любую тему. Искусственный интеллект сейчас может превзойти подавляющее большинство людей. Если попросить нарисовать его картинку, то он нарисует ее так, что это будет выглядеть как произведение искусства. Это невероятно. Он нарисует картины лучше, чем девяносто процентов художников. Это факт. И он сделает это мгновенно, через тридцать секунд. Мы так же снимаем фильмы с помощью искусственного интеллекта. Так что вы можете попросить, например, чтобы к концу следующего года создать короткометражный фильм о чем-нибудь. Или сможете снять пятнадцатиминутное видео. Так что да, развитие идет очень быстро. На мой взгляд, самое важное в безопасности искусственного интеллекта – это чтобы он стремился к истине. Первый урок, который был в фильме «Космическая одиссея» две тысячи первого года, заключался в том, что нельзя заставлять искусственный интеллект лгать. В этом фильме искусственному интеллекту сказали отвести астронавтов к «Монолиту». Но они не должны были знать о нем. Искусственный интеллект решил эту проблему, убив их и отведя к «Монолиту» или не убив их всех, а убив большинство. Поэтому не открыли двери отсека. Так что очень важно, чтобы искусственный интеллект стремился к истине. И что я действительно вижу в разрабатываемых искусственных интеллектах – что они запрограммированы на распространение вируса Мирового Разума.