Измена. Развод: Я осколки твоих чувств соберу

– Что? – вот теперь подаюсь к столу.

– То! Она с ума сошла?

– Нет, но… Кирь, давай ты приедешь ко мне, и мы поговорим. А то по телефону – совсем неправильно…

– Но ты меня к себе заберёшь? – канючит Кирилл.

– Только с разрешения матери, – соглашаюсь я.

– Куда она денется?! – фыркает Киря.

Не знаю, почему мысль, что сын на моей стороне, меня греет.

– Надин, привет.

– Привет, – мурчит в трубку любовница. – Есть новости или просто соскучился?

– Киря хочет жить со мной. Он в курсе, что мы с Тоней разводимся…

– Вот так? – без особой радости брякает Надина. – И что? Ты согласен? Он будет с нами?

– Со мной, Надин, если Тоня разрешит, – поправляю, давая понять, что сын в приоритете.

– А я значит… ладно, я тебя услышала, – совсем безрадостно звучит её голос.

– Надин, я не о том. Мне с ним нужно поговорить, объяснить ситуацию. И как только всё встанет на места, Киря узнает о тебе, ты появишься у нас, хорошо?

– А у меня есть выбор? – обиженно уточняет Надина. Но девушка она умная, всё понимает. Поэтому отзываюсь:

– Я соскучился, жаль пока придётся побыть на расстоянии. Целую. Спасибо за терпение.

– Не за что, – брякает Надина. И через пару минут после нашего разговора в мессенджер прилетает очень откровенная фотка Надины с подписью: «Вот от чего отказываешься… Теперь просто смотри и скучай. Это не твоё!»

Вот же соблазнительная зараза!

Знает, как подогревать интерес и разыгрывать аппетит.

Хорошо, что я не юнец с гормональным всплеском. Свои животные порывы могу контролировать… ну, почти контролировать. Поэтому не мчусь к Надине доказывать, что она для меня всё и что хочу её как никого. А спокойно дорабатываю и еду домой, по дороге забрав сына из гостей. Там он отсиживался, лишь бы не идти домой, клятвенно заверив, что мать в курсе, где он и что собирается жить со мной.

– И что, она тебя спокойно отпустила?

– Нет, долго капала на мозг, но в итоге согласилась. А что ей остаётся? Я сказал, что не хочу жить с ней…

– Хорошо, – киваю я, управляя машиной в городском плотном потоке и перестраиваясь с полосы на полосу, чтобы свернуть на нужную объездную дорогу.

– Вещи завтра заберу, – с ухмылкой добавляет Кирилл. – Наконец-таки свобода будет.

– Можно подумать, тебя ущемляли… – морщусь я, покосившись на сына.

– Не особо, конечно. Но жить с матерью, пока она бесится и гиперопекает меня, – вот вообще не улыбает.

И уже вечером, сидя в столовой, я всё хожу вокруг да около щекотливой темы, подыскивая верные слова:

– Мама имеет право на то, как поступает…

– Да я уже понял, что ты изменил ей.

– Ам… – запинаюсь на мысли. – Ну раз так, значит, ты понимаешь, что мама не виновата в этом, – сразу стараюсь поставить точки над «и». – Я не хочу развода, а она…

– А вот она очень даже. Они с тётей Ольгой часто общаются и что-то планируют. С адвокатом встречается, а вчера с дедом говорила. Что-то там он был очень недоволен. Она тоже пару раз голос повышала. Я не вникал в тему, но она разозлилась… Сказала, чтобы он не вмешивался. Мол, сама разберётся…

– Мда, разбирается, – киваю недовольно, проглатывая колкость относительно последних действий Тони. Сыну не стоит знать, какая грязь происходит. Антонина – прекрасная мать. Я не смею портить своими словами её образ.

– Значит, ты решил сбежать, а не поддержать мать? – как бы невзначай роняю я, глядя на Кирилла.

Он просто пожимает плечами:

– У неё хватает поддержки, поверь.

– Мог бы просто быть рядом. Всё же мать – женщина, и осталась одна…

– Одна, как же?! – фыркает Киря. – Каринка тоже в курсе и на её стороне. Так что там – змеиный гадюшник, много яда в твою сторону. И на горизонте только война. А здесь… здесь ты. Спокойный, рассудительный мужчина. И ты меня понимаешь лучше.

Спокойный?

Мда уж, сын не понимает, что я при нём храбрюсь и держусь. А так бы… чёрт его знает, что бы уже натворил.

И всё же слова Кирилла работают бальзамом на душу. В этот момент я вновь чувствую себя живым, хотя внутри меня борются противоречия. С одной стороны, я был предателем, изменив Антонине с Надиной. С другой – я был просто человеком, пожелавшим немного свободы. При этом я совершенно не хотел причинять боль своей семье.

Тогда, наверное, если я хочу полноценной свободы, надо сделать, как хочет Тоня, и тихо развестись. Но, чёрт возьми, я люблю Тоню.

Она не просто моя жена, с которой мы в браке вот уже двадцать лет. Она умная, образованная женщина, с которой мне всегда есть о чём поговорить. И ведь до недавнего момента я с ней делил самые сокровенные мысли.

А теперь получается так, что противостояние характеров между мной и Антониной становится невыносимым. Мы словно в разных мирах, и каждый из нас тянет покрывало в свою сторону. Оно скрипит, трещит и вот-вот… порвётся.

Мои мысли нарушает очередной звонок телефона.

В этот раз на экране высвечивается «Карина».

– Да, – с замиранием сердца отзываюсь, лишь пальцем мазнув по экрану.

В голосе дочери слышится злость и обида:

– Папа, ты поступил подло! Как очередной кобель, которому подгорело… – из уст дочери это звучит грязней и пошлей, чем есть на самом деле.

– Карин, ты не должна осуждать поступки родителей, – морщусь, словно меня только что вымазали в чём-то неприятном. – Мы говорили когда-то…

– Это так удобно, особенно, когда косяки с твоей стороны, да, пап? – на язвительной ноте продолжает упрекать дочь.

– Карин, как с тобой говорить, когда ты в таком состоянии? – не ведусь на её провокацию.

– А какое состояние у меня должно быть? – дочка явно на взводе. – Я только что узнала, что ты натворил! А теперь ко всему прочему мама сообщила, что и Кирилл побежал. Что это за шоу солидарных мужиков?!

– Это не шоу… – мне неприятны слова дочери. – Лично я не убегал. Кирилл временно у меня, потому что… хочет поддержать. Ты – за маму, он за меня, так бывает. И я не отказываюсь от общения. Я за ДИАЛОГ! И если хочешь поговорить, лучше приезжай, я…

– Я пока не готова. Я… не могу простить тебя за маму! – выпаливает она.

Моё сердце болезненно сжимается.

Откровение дочери пронзает меня, как нож.

Да, моя банальная измена несёт в себе боль и предательство. Но я никогда не хотел делать больно ни детям, ни жене. Я… поступил опрометчиво и глупо. Но сделанного не вернёшь и никак не исправишь. Это уже случилось. Нужно с этим как-то смириться… и жить дальше!

– Пока, – сухо прощается Карина и сбрасывает звонок.

Я тяжко вздыхаю, откладывая мобильный на стол.

– Во-во, – кивает Кирилл, который всё слышал и решил прокомментировать разговор: – Ты видишь, что никакого разговора с ними нет? Они… уже как подпалённый фитиль. Брось слово в топку – и рванёт. Бабы такие эмоциональные… – с деловым видом кривит лицо, при этом что-то изучая в мобильном.

– Мда, лишь бы, когда рванёт, не разнесло всё к едреней фени, – задумчиво соглашаюсь с сыном.

Жизнь продолжается, и теперь я просто обязан решить: что делать с Антониной? Как восстановить своё имя в бизнесе? Как вернуть, пусть не любовь, так хотя бы доверие супруги и детей? Но в глубине души понимаю, что любовь – это не просто чувство, это работа. Надо работать над отношениями, а не просто позволять им разрушаться.

И теперь мне предстоит сделать окончательный выбор: бороться за любовь или принять реальность, в которой мы оказались. Ведь борьба за любовь, прощение и примирение требуют больше, чем просто желание. Не знаю, есть ли у меня шанс восстановить отношения, которые когда-то были для меня всем. Но если мелькнёт хоть малейший… я его не упущу. А Надина… она пока удобная, а потом… потом ей придётся понять и… уйти.

ГЛАВА 8

Егор

Солнце медленно скрывается за горизонтом, вечер наполняет улицы мягким светом уличных фонарей. Я стою у ворот нашего с Тоней особняка в элитном районе ближайшего пригорода и смотрю на дом, который мы с такой любовью строили, облагораживали. Дом, где когда-то царили смех и радость. А теперь… он словно вымер. Темнота во всех окнах, кроме одного – комнаты для гостей. Одной из многих, но ближней к нашей с Тоней спальне.

Видимо, жена сменила место дислокации и предпочитает быть в любой комнате, лишь бы не в нашей спальне. На звонки упорно не отвечает, замки оперативно поменяны. Хотя это дело проблематичное, но, как показывает практика, не для Антонины. Теперь сидит, отрешившись от меня высокими стенами забора и игнорирует. Хотя, по закону, я имею полное право быть у себя ДОМА, как и она! Это, чёрт возьми, наш дом! Там мои вещи! И, между прочим, мои очень дорогие, порой коллекционные и ценные вещи!

Но нет же… Не достучаться до Тони.

А она, насколько мне известно, взяла отпуск по семейным обстоятельствам. Я о нём не подозревал, пока, разыскивая Тоню, не додумался позвонить ей на работу. Секретарь кафедры меня удивила, сообщив, что Антонина в отпуске без сохранения содержания…

Видимо, взяла время для размышлений. Для более тщательного продумывания мести мне, а не для примирения. Вот зачем она сидит в одиночестве? Нравится упиваться горем и болью? Нравится ощущать себя преданной и одинокой?

Бред какой-то…

Впрочем, веду себя не умнее.

Как идиот, стою у ворот в попытке её подкараулить и в надежде на искренний разговор. И так пару дней «крадусь», пока однажды вместо Тони не сталкиваюсь с парой бугаёв. Сразу догадываюсь, что это охрана Рубена Игоревича. Отец Антонины явно решает перестраховаться и уж точно оградить дочь от посягательств моей персоной. Очень мило с его стороны – оставить такого размера мужиков охранять покой Тони. Я бы даже посмеялся, если бы не разозлился…

Их лица холодны, как сталь, а непробиваемость так вообще не поддаётся описанию. Понятно, что это не просто охранники – это профессионалы своего дела, скорее всего, бывшие военные, которые в мирное время предпочли «игры» в мире бизнеса. И сейчас угрозой срыва их работы оказываюсь я.

– Вам не следует тут находиться, – чеканит один из них, его голос звучит жёстко и строго, как приговор.

– Серьёзно? Это кто сказал?

– Это не важно. Но вам не следует тут быть! – вторит с холодной упрямостью мужик.

– А если я в полицию позвоню?

– Ваше право, – всё так же безэмоционально добавляет охранник, даже бровью не поведя. – Но нам дали чёткие указания на ваш счёт… Вам нельзя приближаться к Антонине Рубеновне.

– Она моя жена! – в недоумении развожу руками.

Моя реплика остаётся без ответа.

– И это мой дом! – тычу на особняк за высокими воротами.

И это остаётся без какой-либо реакции.

– Мне всего лишь нужно поговорить с Тоней! – завожусь, ощущая, как в животе закипает ярость. Внутри меня сражаются два человека: один желает сохранить мир, а другой – защитить свою гордость! Потому что Тоня доходит до недостойного поведения. Нарушает все немыслимые законы, зная, что я… что? Проглочу? Смирюсь? Опущу руки?

Да что б ей!!!

– Сделайте так, чтобы она вышла. Мы поговорим. Даже при вас согласен. И тогда…

– Лучше убирайтесь, пока не поздно, – без обиняков заявляет второй, не сдвинувшись с места и как бы показывая всем видом, что если стену забора я бы мог преодолеть, то живую стену охранников – нет!

Внутри меня поднимается обида и негодование. Я не ожидал такого хамства. Я хотел бороться за свою семью, за свою Антонину, даже если она сейчас не желает меня видеть. Мне нужна была Тоня, а не драка с её охраной.

Вот только выплеск ярости случается короткий и быстрый – в итоге лишь получаю удар по лицу, и мой запал драться и отвоёвывать свои убеждения временно умиряется, потому что теряю сознание.

Какое-то время барахтаюсь в темноте, а когда прихожу в себя… оказываюсь в своей квартире. Лежу на диване в зале, а рядом… никого, хотя отчётливо слышу приглушённые звуки.

Поворочавшись, нахожу взглядом Кирю, который сидит на дальнем диване. Слушает музыку и с кем-то тихо болтает по телефону.

– О, бать, – реагирует сын, только ловит мой рассеянный взгляд. Сворачивает свои дела: наушники скидывает, телефон откладывает и спешит ко мне. Присаживается рядом на корточки, в глазах пляшут озорные искры.

– Ты как?

– Как я тут очутился? Что случилось? – сажусь, со скрипом в теле и башке, откидываясь на спинку дивана.

– Принесли тебя. Судя по тому, что я понял… Ты подрался с охраной матери, – сын услужливо протягивает мне стакан воды. – Остался жив, – хмыкает Киря, словно это великое достижение. – Ты, пап, конечно, ничего такой мужик, но лезть с кулаками на отборных вояк?!.. – мотает головой, явно сомневаясь в моих умственных способностях. Забирает у меня стакан, возвращает его на столик перед диваном, где помимо графина ещё и разовые полотенце валяются. – Видать, у тебя совсем подгорело, – кивает с кривой ухмылкой не то, гордясь моим поступком не то, потешаясь.

– Да… Не пробиться к матери, – жую слова, дающиеся с трудом.

Башка гудит, лицо болит…

Отвратное чувство отбивной.

Мда, я всегда знал, что Рубен Игоревич быстро расправляется с неугодными. Но никогда не думал, что этим неугодным стану я.

Следующим испытанием становится то, что Тоня даже на заседаниях при адвокатах не появляется. До последнего не могу поверить, что мы пришли к этому.

Мы с ней прожили двадцать лет в браке. Он был крепким, добрым и полным любви. Был. Пока я не оступился. Но одна ошибка, как оказалось, измена и предательство веры в крепость семейных уз – разрушает даже самые сильные связи.