
Полная версия
Код из лжи и пепла
Он не ответил. Крепче сжал книгу в руках – словно держал щит против слов, против нее – против этой странной девочки, которая читала его чувства раньше, чем он успел их понять.
Сквозь годы он помнил только два вещи: как пахли страницы – пыль и табачная горечь – и как щемяще не хотелось, чтобы она ушла.
Она ушла. Всегда уходят. Особенно те, кто цитирует Данте с тяжестью пережитого ада, прошедшие через девятый круг лично.
– Что за чертов день, – сорвалось с губ, почти с акустикой проклятия, – день, созданный из абсурда и недоразумений, сшитый грубой нитью из тревоги и раздражения.
Я с силой швырнула рюкзак на диван – тот, вздрогнув, отскочил, словно и сам достиг предела эмоциональной выносливости. Почти как я. Хотя, пожалуй, рюкзак имел преимущество: у него, в отличие от меня, не было персонального преследователя в костюме от Valentino – воплощенной паранойи с идеальной посадкой по фигуре.
Раздражение вибрировало в висках, уплотняясь до вязкой консистенции – как смола, застывшая в нейронах, не дающая мыслить ясно. Этот человек… нет, не человек – тень, тщательно выверенная, выведенная циркулем на киноварном фоне событий. Он не просто возник – он был встроен. Органично, почти математически. Словно кто-то – не бог, но сценарист с избыточным воображением и дефицитом сострадания – решил превратить мою жизнь в полотно напряженного психологического триллера.
И вот я здесь – актриса без репетиций, героиня без мотива, на сцене, где каждый поворот головы может оказаться кульминацией.
– Как он вообще находит меня? – пробормотала я, обрушиваясь в кресло. – Ни жучка, ни трекера. Wi-Fi – стерилен. Метаданные – прочесаны до побайтового паранойного шепота. Помещение проверено трижды: спектральным анализатором, магнитным сканером и вручную – да, вручную, как в старых фильмах, где герой сам себе и агент, и детектор.
Нажатие кнопки. Щелчок – и физическая реальность уступила место более податливой: цифровой, логически укрощенной. Мир экранов, архитектурного кода и предсказуемых зависимостей. Здесь уравнения не лгут, а сигналы имеют сигнатуру. Здесь почти все можно декомпозировать, проанализировать, интерпретировать. Почти.
Потому что есть одно «но», которое не индексируется и не компилируется – он.
Экран мигнул синим и я погрузилась в цифровую ночь – в то безмолвное царство, где строки кода были куда красноречивее любого человеческого жеста. Здесь не было фальши, только логика, структура, повторяемость. В этом мире я ориентировалась вслепую – и все же видела яснее.
Человеческий фактор – злейший враг математики, проклятие любой системы. Об этом говорил еще мой любимый кейс в «Природе поведения человека» – там, где эмоции вторгаются, алгоритмы рушатся.
– Так, – выдохнула я. – Посмотрим, что ты за фрукт, мистер Х.
Наша новая цель. Обволакивающе странная.
За несколько часов – и пару литров зеленого чая – я собрала из осколков его цифрового следа полноценное досье. Он был парадоксом: повсюду и нигде. Следы то вспыхивали, то исчезали, как отпечатки на водяной глади. Один из приближенных Ворона – загадка в эполетах мифа. Легенда, зашифрованная в городских притчах и теневых форумах.
Официально – владелец клуба. Не просто заведения, а лаборатории темноты, куда допускались лишь те, кто знал, как выжить на дне света. Пространство для отбракованных искусством, для тех, кого гламур счел неформатным. Маски – везде. Словно обряд. Или предупреждение.
– Пробраться туда будет несложно, – проговорила я почти машинально, уже чертя в уме временные окна. – Главное – выждать момент. Один на один. Максимум двое. Убить не только его, но и сомнения. Одним выстрелом.
На часах уже почти шесть утра. За окном город только просыпался, а я – наоборот – чувствовала, как мой мозг начинает распадаться на сигналы. Вся ночь ушла на анализ, перепроверку, прослушивание камер и расшифровку закрытых логов. Меня не покидало ощущение, что я снова под прицелом.
Кортизол: 32 мкг/дл. Нормальный предел – 23. Все ясно: я на взводе. Я поднялась и поплелась в душ. Поток холодной воды охладил разум, как удар дефибриллятора. Мелкие капли бежали по спине, смывая остатки ночи, а вместе с ними и тревогу.
Иногда, чтобы быть живой, достаточно пяти минут под водой. А иногда – недостаточно и жизни.
Натянув на себя теплую кофту с капюшоном, в который можно спрятаться с головой, я, наконец, выбралась из квартиры. Все разложено, все по местам – как поле боя после подготовки.
– Как же хочется спать, – выдохнула я, прижавшись к стенке лифта и на миг прикрыв веки. Тело требовало отдыха, но мозг продолжал безостановочно анализировать происходящее.
Спасибо Хенри за старый велосипед – без него я бы не выбралась вчера. Ни от этого сумасшедшего, ни от собственной паники. Бей или беги, да? Я выбрала второе. Но это было не бегство – это был тщательно продуманный маневр.
Телефон завибрировал в кармане. Я ответила автоматически, не открывая глаз – рефлекс, отточенный до совершенства.
– Да? Кто?
– Айя, видел отчет, что ты прислала. Отличная работа! – голос Арона ворвался в наушник, как теплый лучик среди раннего утреннего мрака. Сон в одно мгновение рассыпался.
– Рада, что тебе подошло, – зевнула я, натянув в голосе улыбку. – В следующий раз подкину побольше фактуры. Есть кое-что интересное в архивной ветке по «Грифону».
Я почти чувствовала, как он кивает – с тем своим фирменным одобрением, которое всегда звучит, как глоток холодного тоника в жару. Надежный, как снайперский прицел. Один из немногих, кому я могла доверять без оглядки.
– Ты что, только закончила? – спросил он с оттенком беспокойства, поймав перемену в моем тоне. Он, как всегда, внимательный. Слишком внимательный.
– Тебя не обманешь, – вздохнула я. – Просто иду за кофе. Мозг требует дозаправки.
И, если уж на то пошло – душа тоже. Хотя бы глоток тишины, прежде чем все снова рухнет.
– Вчера опять столкнулась с тем психом. Не шучу. Он гнался за мной. На машине. Как в кино, только с реальным страхом, – я хмыкнула, но в груди остался холодок. – Клянусь, у него дома наверняка алтарь из моих фотографий.
Лифт вздохнул, открывая двери. Один шаг – и все действительно рухнуло.
Позади послышался кашель – глухой, скрытный, словно выстрел в спину.
Я резко обернулась.
И увидела его.
Он стоял у стены, словно тень, словно приговор. Черный костюм, поглощающий свет, и глаза – не просто смотрящие, а читающие, вскрывающие. Спокойный. Безмолвный. Как финальный аккорд или рок в итальянских туфлях.
Нет. Только не он. Не сейчас. Не снова.
– Ха, – выдохнула я, с трудом сдерживая смешок, наполненный страхом и истерикой, и сорвалась обратно, успев выскочить из лифта до того, как двери захлопнулись.
– Опять эта крыса! – зарычал он, как охотник, уверенный, что дичь не уйдет. – Ты меня знаешь?
– Я не знаю тебя! – выкрикнула я, не оборачиваясь. Сердце колотилось так, словно хотело вырваться из груди. – Зачем ты меня преследуешь?
Предчувствие с утра оказалось пророческим. Теперь оно гналось за мной по улицам в туфлях за тысячу евро.
– Хватит прикидываться дурой! – голос гремел все ближе, как приближающаяся буря.
Серьезно? Это я дура? Он гонится за девушкой по жилому кварталу, а обвиняет меня? Это что, сцена из дешевого триллера?
– Помогите! Я не знаю этого человека! – выкрикнула я, надеясь, что хотя бы один залипший в телефон прохожий услышит меня сквозь белый шум безразличия.
– Почему она так быстро бегает? – хрипел он где-то позади. Голос раздирал улицу.
Паника и ярость сражались внутри меня в равной степени. Я не мучила себя пробежками и изнурительными тренировками, чтобы теперь оказаться пойманной каким-то маньяком в костюме от кутюр?
Он встал посреди дороги, и время замерло. Дыхание рвалось из груди – резкое, прерывистое, звериное, потерявшее ориентир. Навигатор внутри сломался, и даже судьба больше не знала, куда вести его дальше.
– Секретарь Эден, найди мне одного человека, – прорычал он в трубку.
– Человека? – дрогнул Эден, даже через линию почувствовав, как нечто невидимое сдавило ему горло. – Кого вы хотите устранить на этот раз? Это снова она? Девчонка на велосипеде?
– Нравится, как у тебя быстро срабатывают нейроны. Еще немного – и начнешь предугадывать мои шаги. Может, даже спасешь себе жизнь. Хотя бы раз.
– Она опять следила за вами? – Эден сглотнул, и его голос стал выше на полтона, словно организм инстинктивно пытался отступить, даже если отступать было некуда.
– Она делает больше, – прошептал Рем. – Она запоминает. А мне, Эден, не нравятся те, кто умеет помнить.
Рем провел рукой по волосам и с силой оперся на подголовник.
– Эта девчонка врывается в мою жизнь, как дым в закрытую комнату, – тихо произнес Рем, глядя перед собой. – Не просто мелькнула – ушла. От меня. – Он ударил кулаком по панели. Спокойно, но с весом. – Скажи, Эден, кем она себя возомнила? Птицей, способной пролететь мимо когтей?
Внутри него ощущение, как тонкая проволока – затянутая, невидимая, но режущая с каждым ее шагом прочь. Она ускользала с легкостью, зная маршрут заранее. Каждый ее уход оставлял в воздухе аромат ванили и вызов в глазах.
– Я все равно ее найду, – выдохнул он спокойно, почти беззвучно. Но каждый слог был как клеймо. – Разберу ее жизнь до основания. Выясню, кто она. Зачем пришла. И почему решила, что может играть со мной в прятки.
Он замолчал на мгновение и посмотрел в окно. За стеклом дома стояли холодными и равнодушными, не подозревая о надвигающихся событиях.
– И когда поймаю, – голос стал ниже, плотнее. – Это не будет допрос. Это будет анатомия. Методичная. Без права на ошибку. Она узнает, что бывает, когда злость встречается с терпением.
Эден молчал. Он знал: есть моменты, когда слова лишнее. Когда каждое «да» или «понял» может прозвучать как вызов.
– Подними все, – произнес Рем, низко, почти без интонации. – Камеры. Трафик. Записи. Хочу видеть ее день – от первого шага до последнего взгляда.
Он задержал дыхание. Прищурился, словно пробовал на вкус догадку, что не давала покоя.
– И начни проверку по линии Гарретов. У меня… – он сделал паузу, короткую, как выдох сквозь зубы, – нехорошее предчувствие. Эта девчонка не выглядит как случайность. И уж точно не ведет себя как она.
Он знал, что игра идет на пределе. Эта девчонка – не просто фигура на доске, а ход, способный изменить всю партию. В ее глазах горел огонь, который он уже встречал раньше – слишком яркий, чтобы игнорировать, и слишком опасный, чтобы недооценивать.
«Она помнит», – повторял он себе. Это слово жгло сильнее, чем любые угрозы. В памяти кроется сила, которая может разрушить и освободить одновременно. Он должен был быть готов. Быть на шаг впереди. Иначе – конец.
Сквозь зубы он выдавил:
– С этого момента все мои ходы – только атака.
Перед тем как отправиться на лекции, я решила не терять ни минуты и распечатать пару объявлений – нужен музыкант для разработки игры. Эти листовки предстояло развесить в самых людных местах, где чаще всего собираются студенты. Подумаешь, игра – это лишь оболочка, но музыка может сделать ее живой, дышащей. Если, конечно, найдется тот, кто поймет это.
В глубине души я не слишком-то верила, что кто-то откликнется. Здесь, в этих стенах, полных амбиций и шумных имитаций гениальности, найти настоящего таланта – все равно что выловить комету в стакане. Но что делать? Надежда – единственное топливо, которое не заканчивается. Даже если ты уже давно едешь на пустом баке.
– Все еще ищешь музыканта? – прошептал он мне на ухо. Низко. Густо, как бархат в темноте.
Я не вздрогнула – давно приучила себя не реагировать на внезапности, особенно когда сердце бьется так, будто знает что-то раньше меня. Но все же сделала шаг в сторону. Почти незаметный. Просто чтобы дышать свободнее.
Хенри стоял слишком близко, и его взгляд был совсем не игривым. В нем не было ни вызова, ни флирта. Только тишина и что-то тревожное под поверхностью.
– Мое предложение все еще в силе, – произнес он уже громче, выпрямившись. – Мы можем работать вместе. Ты знаешь, что я понимаю в музыке больше, чем половина тех, кто назовет себя композитором.
Мне следовало сказать «нет». Правда. Но вместо этого я молча уставилась на него, пытаясь найти ответ между его словами.
– До окончательного решения – два дня, – сказала я, скрестив руки на груди. – Вряд ли за это время кто-то сможет меня впечатлить. Твоя музыка – единственная, что зацепила меня по-настоящему. Да и фирменное блюдо мне понравилось, – добавила я с легкой, почти неуверенной улыбкой. – Хорошо. Встретимся после лекций, обсудим все.
Хенри вспыхнул, резко вскинул кулак в воздух и с облегчением выдохнул:
– Клянусь, ты не пожалеешь. Я не подведу. Ни с музыкой, ни… вообще.
Он был почти чересчур счастлив, и это, странным образом, меня немного успокоило. Человеческая искренность – редкий зверь в моем лесу. И если кто-то готов радоваться просто возможности – это что-то да значит.
Я посмотрела на него с прищуром и, не сдержав полуулыбки, предупредила:
– Но ты учти: я буду придираться ко всему. К деталям, к тембру, к настроению в тридцать шестом такте – ко всему. Так что если хочешь работать со мной, готовься к настоящей пытке.
Хенри фыркнул и покачал головой, все еще не пряча довольной ухмылки:
– Звучит как худший тимбилдинг в истории… и как вызов. Я за.
– Нет, серьезно. Я могу быть невозможной.
– Я могу быть упрямым, – парировал он, шагая рядом. – Так что, видимо, идеальное сочетание.
Он рассмеялся, его тело расслабилось, плечи опустились, глаза заблестели. Смех вырывался естественно, наполняя пространство светом и теплом.
И в этот момент я поймала себя на странной мысли: как мало ему надо, чтобы вот так светиться. Он излучал радость, глаза блестели, губы растянулись в широкой улыбке. Каждое его движение говорило о том, что мое согласие принесло ему настоящий праздник.
А я?..
А я стояла рядом и удивлялась, насколько чуждо мне это умение – радоваться просто так.
Но расслабиться я не успела. Тонкий девичий шепот разорвал тишину.
– Смотрите, кто это? Такой красивый!
– Он что, модель какая-то? – вторая прищурилась, словно высматривала что-то в его походке.
Я резко обернулась к парадному входу. И замерла.
Опять. Он.
Мужчина, следивший за мной всю неделю. Без предупреждений, без логики. Черное пальто, ровная осанка, взгляд, от которого хотелось сжечь мосты и забыть, как дышать.
Сердце глухо ударило в грудь. Один шаг назад – и я уже за спиной Хенри. Не пряталась. Просто… искала прикрытие. Или точку опоры. Осторожно выглянула из-за его плеча – будто от этого расстояния зависела реальность.
Он стоял у лестницы, погруженный в телефон, пальцы быстро скользили по экрану, глаза неотрывно следили за каждым сообщением. К нему подошел мужчина с маленьким чемоданчиком, и они двинулись к корпусу программистов – шаги мягкие, выверенные. Каждое движение его тела исходило из одного лишь намерения – контролировать ситуацию, оставаться вне досягаемости, быть на шаг впереди.
Внутреннее чутье выталкивало меня вперед – к нему – словно последняя ниточка, способная связать все мои разрозненные мысли в единую картину. Сердце вырывало ритм из груди, ускоряя пульс до предела. Он здесь, внутри моего мира, в моем университете – место, где я думала, что опасность не сможет меня найти.
Я уже мысленно держала в руке холодный металл пистолета. В голове пробегала четкая последовательность: допрос, ответы, выбор. Убить? Да, но сдержанно, без лишних движений и эмоций – словно чистая операция, а не вспышка безумия.
План был прост до дерзости: наблюдать, изучать, найти уязвимость. А когда придет момент – действовать. Точно, бесшумно. Без шанса на ошибку.
– Говорят, сегодня придет кто-то серьезный. Ищет программиста с выпускного курса. Типа… нанимает лично.
Его друг не удержался от восхищенного выдоха:
– Представляешь, сколько они там платят! Это же не стажировка в кафе.
Слова пробежали по нервам искрой. В голове вспыхнули маркеры, словно оперативная система фиксировала совпадения.
– Деньги? – я наклонилась к ним, голос едва слышный, но острый, как лезвие. – То есть он – владелец компании?
Хенри вскинул голову. Его взгляд задержался на фигуре у входа, напряженный, почти настороженный. Он шагнул чуть ближе ко мне, загородив часть обзора.
– Ты его знаешь? – спросил он вполголоса, не отрываясь от мужчины. – Он выглядит… серьезно. Слишком. Как человек, который привык приказывать. Или, знаешь, как… кто-то, кому не стоит перечить.
Я задержала взгляд на нем, стараясь уловить то, что ускользает от всех остальных. Выправка – безупречная, шаг – уверенный, но за этим фасадом чувствовалась странная тишина. Не спокойствие, нет. Скорее, отстраненность. Он стоял в дверях с уверенным видом – не гость, а человек, который вернулся домой, точно знающий, что ему здесь нужно.
Перед глазами промелькнули знакомые лица из прошлого – те, кто всегда был рядом с отцом. Люди опасные, опытные, с тяжелым взглядом и репутацией, способной остановить разговор в комнате. Но рядом со мной они сбавляли темп. Снимали напряжение, как плащ у порога. Удивительно, но именно они, способные на многое, умели быть тише, когда называли меня «младшей госпожой». В их суровом мире это звучало как защита. Как обещание.
– Нет, – выдохнула я. – Лично с ним не знакома. Но он не производит впечатление случайного гостя.
Хенри нахмурился. Его взгляд метнулся к мужчине, словно он тоже искал что-то – подтверждение или опровержение.
– Ну, выглядит так, будто его история куда темнее, чем кажется на первый взгляд.
Я кивнула, ощущая внутри нарастающее напряжение.
Да, и я собираюсь узнать, что именно скрывается за этим фасадом.
– Значит, после лекций? – уточнил Хенри, уже переключившись с таинственного незнакомца на наш разговор. Он говорил спокойно, но в голосе читалось нетерпеливое ожидание. – Зайдем к тете в кафе. Там тише, и никто не станет подслушивать. Работать будет проще.
Я ненадолго замерла, обдумывая. Вопрос был не в месте, а в тональности самой встречи. Пространство действительно способно менять настрой – между стерильными стенами аудитории мысли рассеиваются, а в знакомом теплом уголке могут, напротив, сойтись в точку. Слишком много раз я убеждалась в этом на практике, чтобы игнорировать.
– Отличная мысль, – сказала я, слегка наклонив голову. – Давно доказано: визуальный комфорт и ощущение безопасности увеличивают продуктивность мозга почти на треть. Это не просто приятный бонус – это инвестиция в результат.
Хенри улыбнулся, видно было, что ему нравится, когда я «включаюсь» в такие темы.
– Тогда по рукам, – проговорил он. – После лекций, здесь. За пару часов все продумаем и разделим задачи.
Я кивнула, но, прежде чем он снова опустил глаза в экран, добавила:
– Согласна. – Я отступив в тень колонны, где было тише. – И еще один момент. Когда в команде встречаются музыканты и программисты, главное не только четко ставить задачи, а выстраивать эмоциональную связность. Это как импровизация в джазе – каждый играет свою партию, но слышит других и не перебивает.
Хенри кивнул, делая пометки в телефоне.
– Понял, подготовлю все, чтобы нам было максимально комфортно. А пока держи руку на пульсе, – он последний раз бросил взгляд на мужчину у входа.
Я чуть улыбнулась, ощущая азарт и ответственность. Это было не просто сотрудничество, это – игра с большими ставками.
– Позвольте представить нашего гостя, – голос преподавателя прозвучал словно предупреждение о шторме, невольно провоцируя в воздухе легкую тревогу. – Он пришел, чтобы испытать вас не просто на знания, а на готовность к миру, где каждый бит информации – это битва, а каждый код – оружие. Многие из вас знают, что среди хакеров есть те, кто действует во имя справедливости, словно цифровые рыцари в блестящих доспехах нулей и единиц.
Сплошная цепь фрустраций вокруг.
Как будто мир решил устроить не просто матч, а многосерийную антиутопию в жанре греческой трагедии. «Героиня против Вселенной». Без хора, но с постоянными ударами по ребрам. И угадайте, кто играет без щита, без антрактов, без права переписать сценарий.
Каждое утро – как второй акт «Беккета»: ничего не происходит, но ты все равно чувствуешь, что рушишься. Не от событий, а от их отсутствия. План, надежда, хоть малейшая иллюзия устойчивости – все сыплется, как пыльца с крыльев мольберта, оставленного под дождем.
Это не великие катастрофы. Это точечные удары, откалиброванные по амплитуде фрустрации. Мелкие, липкие, как неуместный комментарий в самый уязвимый момент. Поначалу – ничего. А потом, спустя часы или дни, ты вдруг осознаешь: внутри стало тише. Но не в хорошем смысле. В мертвом.
Иногда мне кажется, что жизнь следует эстетике Фрэнсиса Бэкона: не разрушать, а размывать. Не прямо, а исподволь. Яростью. Раздражением. Хронической усталостью.
Лица людей стираются в мазки. Близость превращается в композиционный шум. Связи обрываются не резко, а как изношенные нити, расползаясь под пальцами.
Это не смерть. Это эрозия.
Серия почти хирургических надрезов. Чтобы боль не становилась криком, только глухим эхом где-то под кожей, чтобы никто не заметил.
Парадокс в том, что за стойкость платишь полной изоляцией. Стоит не согнуться – и ты уже не человек, а функция. Не плачешь, значит, не чувствуешь. А не чувствуешь? Значит, можно продолжать. Еще. И еще.
В класс вошел невысокий мужчина. Светло-каштановые волосы были безукоризненно уложены, костюм сидел без единой складки. Он двигался с точной, отточенной грацией человека, привыкшего держать под контролем не только ситуацию, но и взгляд окружающих. Его появление не сопровождалось ни звуками, ни резкими движениями – лишь внезапным ощущением, что воздух в помещении стал плотнее.
Глаза скользнули по аудитории, проникая в лица, словно отсеивая лишнее. Не просто смотрел, оценивал. То, как он держался, внушало больше, чем громкие титулы. Это был человек, к которому не подойдешь без причины. Чужие вопросы и эмоции отскакивали от него, как капли дождя от стекла.
Он излучал сдержанную силу, но в ней не было угрозы – скорее, строгость и требовательность к миру, в котором все должно было быть на своих местах.
– Добрый день, – начал он. – Меня зовут Эден Ченг. Я вице-президент компании «Хаб Интертеймент». Наш дом – кузница талантов, где рождаются звезды, но сегодня я здесь с другой целью. Мы проводим тест – своеобразный фильтр, отбор, который позволит некоторым из вас получить досрочный допуск к интервью в нашу компанию. Если вы, конечно, готовы принять вызов.
Он хлопнул в ладоши, и этот звук, как удар молота по наковальне, встряхнул сонных студентов.
– Возможно, вы слышали о громком падении конгломерата S, – продолжил Эден, выдержав паузу. – Финансовая империя рассыпалась не из-за внешних обстоятельств, а по воле одного человека. Его вмешательство было точным, выверенным до байта. Это была не просто кибератака, а тщательно спланированная демонстрация силы. Прецедент, который поставил под сомнение устойчивость самой системы.
Я вдохнула глубже, позволяя памяти пробежать по тем фрагментам истории, что давно стали почти мифом в узком кругу посвященных. Тогда, услышав о том деле впервые, я восприняла его как нечто из разряда недостижимого – подвиг, достойный не людей, а легенд. Но теперь, оглядываясь, понимаю: это был не конец, не вершина. Это был исходный импульс. Искорка, из которой медленно, но упрямо загоралась моя собственная сила. Я еще не умела управлять этим пламенем, но впервые не боялась обжечься.
– Благодаря этому человеку, – его голос приобрел оттенок уважения, – мы полностью пересмотрели наши стандарты безопасности. Теперь мы ищем тех, кто способен впитывать знания с невероятной скоростью и внедрять их, словно держа в руках ключ к цифровой эволюции.
Он указал на ряды компьютеров, стоявших вдоль стен.
– Вам предстоит развернуть сеть связи на территории университета, создать ее резервную копию, затем полностью вывести из строя и восстановить заново. Главное – обеспечить ее стабильность, безопасность и готовность к любым неожиданностям. Временной лимит строг: четыре часа – оптимум, шесть часов – предел, за который не простят.
В голове вспыхнуло понимание: эта проверка – не просто тест. Это ритуал посвящения в мир, где интеллект – оружие, а каждое действие – игра с огнем. Это был вызов, который я была готова принять с холодной решимостью и пульсирующим азартом.
В аудитории поползли волны недовольного шепота. Парни на задних рядах обменивались взглядами, полными сомнений и раздражения.
– Они всерьез считают, что кто-то из нас справится? – пробурчал один, не скрывая сомнения. – Мы даже не сталкивались с чем-то подобным.