Ты мой последний свет в окне

– С кем?

– С RЯ, – засмеялась Женя. – Я мечтаю попасть на его концерт, почувствовать энергетику каждой песни напрямую…

– А-а, – протянул Евгений и, выдохнув, холодно произнес. – Я думал, что ты влюблена в него…

– Не-е-ет! Конечно, нет… – улыбнулась Женя. – Не в него… В его песни…

Парень промолчал и поднялся. Он предложил пройтись к реке. Девочка согласилась. Дождь уже не моросил, и можно было насладиться видами голубых волн.

– А ты? – спросила Женя, когда они вышли к реке. – О чем ты мечтаешь?

Евгений задумался.

– Я… я хочу прожить жизнь так, чтобы не жалеть ни о чем. Чтобы каждый день был важным. Хочу успеть сделать все, что только смогу. Оставить после себя что-то значимое, особенное… Чтобы моя смерть не принесла горя родным… – он печально улыбнулся.

– Какая смерть? Ты о чем? – удивилась Женя. – Ты слишком молод, чтобы думать о смерти! У нас вся жизнь впереди. И мы непременно проживем ее как можно счастливее! Наверное…

– Вот именно – наверное… – повторил парень. Уголки его губ растянулись в улыбку, только глаза излучали вселенскую грусть.

Женя посмотрела на него, чувствуя, как что-то внутри нее сжимается. Она не могла понять смысла, который он заложил в свое признание. Но спрашивать об этом не решалась.

– Ты… ты счастлив? – выпалила она, неожиданно для себя.

Евгений вновь улыбнулся, но и в этой его улыбке было что-то печальное.

– Сейчас – да. С тобой мне хорошо.

Женя почувствовала, как щеки заливает румянец. Она хотела сказать, что чувствует то же самое, но слова застряли в горле. Вместо этого она смущенно улыбнулась, и тема откровений Евгения о смерти забылась сама собой.

Они сидели на берегу реки, слушая, как вода тихо плещется о камни. Женя чувствовала, как что-то внутри нее меняется, как будто мир становится ярче и интереснее. Она не знала, что это было, но ей нравились эти ощущения.

Когда начало темнеть, Евгений предложил проводить Женю домой. Они шли по тихим улицам, возвращаясь обратно. Разговаривали обо всем на свете: о книгах, которые каждый из ребят успел прочитать или о тех, что хотели бы прочесть, о фильмах, об уроках.

– Спасибо за прекрасную прогулку, – сказала она, когда подростки подошли к дому Жени.

– Это тебе спасибо… За компанию, – ответил Евгений, улыбаясь. –Ты свободна на выходных? Увидимся завтра?

Женя кивнула, чувствуя, как сердце наполняется теплом. Необъяснимая радость и безмятежный покой ощущались рядом с этим тихим парнем.

– Тогда я позвоню тебе завтра? Или напишу? – стесняясь, чуть слышно произнес Евгений. – Можно?

– Конечно, – просияла девочка.

– А номер-то дашь? – засмеялся он, облегченно выдохнув.

– Ой! – сконфуженно ответила Женя и продиктовала свой телефонный номер.

– До завтра… – ласково проговорил парень, записав его, и махнул рукой на прощание.

Она смотрела, как тот быстро шагает, отдаляясь. Женя стояла, улыбаясь самой себе. Она понимала, как много у них с Евгением общего: и предпочтения в музыке, и книги, и даже любовь к осени…

– Па-а-ап! Ты дома? – негромко спросила девочка, открывая входную дверь.

По квартире витал уже привычный за год отвратительный запах перегара, но отца не было видно. Она прислушалась, стоя на середине коридора. В ванной слышался плеск льющейся воды.

Облегченно выдохнув, она спешно прошла в свою комнату. Положив сумку с учебниками на стол, Женя переоделась. В голове снова возникли мысли о новеньком. Он такой необычный, не похожий на других мальчишек. И эта грусть в глазах…

– Женька? – постучался к ней отец. – Можно?

– Да… – отозвалась девочка.

– Я сейчас на работу. Ты тогда уроки делай и не жди меня, – сказал он. – Если хочешь, к тете Насте ночевать иди. Я опять поздно вернусь.

– Почему? – удивилась она.

– Петрович старый станок реанимировать задумал. Мы с Коляном над ним до ночи вчера бились – без толку! Сегодня опять будем. Так что… – пояснил отец.

– Тогда все понятно… – раздраженно произнесла Женя.

– Что тебе понятно? – злобно переспросил он.

– Почему ты такой пьяный был…

– Я не пил! И не собираюсь! – агрессивно парировал он. – И вообще – мала ты, чтобы меня учить!

– Мне пятнадцать! Я не слепая и все понимаю! – вскипела девочка.

– Все! Я предупредил. Дальше думай сама! – заорал отец и хлопнул дверью.

Через минуту в квартире стало тихо. Женя медленно опустилась на кровать и отчаянно разрыдалась. Она дико устала от бесконечных пьянок. Слабая надежда на то, что папа одумается, угасала с каждым днем все больше. Если он собирается работать с этим дядей Колей, то исход предопределен. Тот считался забулдыгой уже несколько лет. Раньше отец сам пытался привести его в чувство, а теперь… Теперь он все больше скатывался к такому же образу жизни.

– Зачем только Алексей Петрович им вместе поручил ремонтировать этот злосчастный станок? – яростно бросила она вслух. – Надо с ним поговорить, объяснить его ошибку.

Женя вскочила и достала телефон из школьной сумки. Прокрутив список контактов, номера директора завода она, естественно, не нашла.

“Завтра же спишу его с отцовского телефона!” – решительно подумала девочка и, успокоившись, села за домашние задания.

Глава 4

Женя проснулась рывком, словно ее кто–то толкнул во сне. Глаза распахнулись, но мир вокруг оставался размытым, будто она все еще находилась между реальностью и сном. За окном было еще темно – лишь слабый серый свет пробивался сквозь плотные шторы, намекая на приближение рассвета.

Она лежала на спине, укрытая старым пледом, который когда-то связала ее мама. Плед был мягким, но уже порядком потертым, и Женя часто цеплялась за него пальцами, как за последнюю ниточку, связывающую ее со счастливым прошлым.

В комнате стояла тишина, нарушаемая только далекими звуками города за окном: где–то вдалеке проехала машина, потом послышался короткий гудок, а еще через мгновение – лай собаки. Но в квартире было особенно тихо, если не считать мерное тиканье старых настенных часов. Это тиканье всегда вызывало у Жени странное чувство: иногда оно успокаивало, напоминая, что время идет своим чередом, а иногда казалось невыносимым, будто каждая секунда подчеркивала ее одиночество.

Она медленно села на кровати, откидывая рыжие волосы с лица. Утро встречало ее прохладой – батареи снова плохо грели, и воздух в комнате был чуть влажным. Женя потянулась, чувствуя, как мышцы отзываются легкой болью после ночи на слишком мягком матрасе.

Сон почти сразу начал ускользать, но одно воспоминание все еще витало в голове: ей снилось, что она стоит на краю огромного поля, а вдалеке парят большие огненные птицы. Они были такими яркими, такими живыми, что даже сейчас, проснувшись, она могла вспомнить их силуэты и то, как солнце играло на их золотистых перьях. Но стоило попытаться ухватиться за детали сна, как он растворился, оставив после себя лишь смутное чувство тоски.

“Опять эти необычные птицы,” – подумала она, вздохнув. С тех пор, как она встретила Евгения, такие сны стали появляться все чаще. Она не понимала, почему они ее преследуют, но каждый раз просыпалась с ощущением, что что–то важное вот–вот откроется. Только, по–прежнему, осознание это оставалось недосягаемым.

Женя спустила ноги с кровати и почувствовала холод пола под пятками. Она достала из-под кровати тапочки, которые давно уже видели лучшие времена, и накинула на плечи старую кофту. Сегодня предстояло многое сделать, хотя бы просто пережить еще один день.

Неожиданно телефон завибрировал. Девочка удивленно потянулась к нему. Взяв аппарат в руки, она увидела уведомление о новом сообщении. На экране высветился незнакомый номер.

“Хочу быть первым, кто пожелает тебе доброго утра сегодня!” – прочитала Женя.

Она поняла, что это Евгений. По телу пробежала волна мурашек, а в животе запорхали бабочки. Она улыбнулась и отправила ему ответное сообщение.

“Спасибо! И тебе доброго утра.”

Быстро сохранив номер одноклассника в списке контактов, Женя почувствовала прилив радости и поспешила в ванную. По дороге она остановилась возле комнаты отца. Дверь была приоткрыта. Она осторожно заглянула внутрь. Тот лежал на кровати прямо в одежде и громко храпел. В нос тотчас ударил неприятный терпкий запах, и Женя поняла, что он снова был пьян. Состроив недовольную гримасу, она тихо закрыла дверь. Хорошее настроение стремительно таяло. Поникшая, она медленно пошла умываться.

Почти бесшумно наведя порядок в квартире, девочка приготовила завтрак. Отец не просыпался, и она не хотела будить его раньше времени. Возможность, что тот еще не протрезвел, слишком высока. Лицезреть его опухшую физиономию у нее не было никакого желания. Судя по всему, он вернулся поздно.

Тихонько войдя в свою комнату, девочка присела на кровать. Ей хотелось разрыдаться от безысходности и жалости к себе. Она посмотрела на телефон и взяла его. На экране висело сообщение от Евгения.

“Не думал, что ты проснешься так рано. Извини, если разбудил.”

“Все в порядке. Ты совершенно ни при чем,” – ответила Женя.

“Встретимся часов в шесть?”

“Конечно.”

“Тогда я приду к твоему дому к этому времени.”

“Хорошо,” – написала девочка и отложила телефон.

За дверью послышались тяжелые, медленные шаги, словно кто-то с трудом передвигался, опираясь на стену. "Проснулся," – с грустью подумала Женя, чувствуя, как сердце сжалось от невысказанной тревоги. Она устало перевела взгляд на окно, за которым разворачивалась мрачная, почти живая картина осеннего дня.

На улице накрапывал мелкий, назойливый дождик, оставляя блестящие дорожки на стекле и превращая асфальт в серое зеркало. Порывистый ветер яростно клонил деревья, заставляя их ветви скрипеть и хлестать по воздуху, будто они пытались вырваться из невидимых оков. Пожухлые листья, давно забытые осенью, кружились в неспешном танце, подхваченные порывами ветра, и падали обратно на землю, чтобы снова быть поднятыми вверх.

Улица была пуста – ни прохожих, ни машин. Лишь одинокий фонарь, качающийся на ветру, создавал иллюзию движения, хотя его свет казался тусклым и безжизненным в этой серой мгле. Этот пейзаж словно отражал ее собственное состояние: одиночество, усталость и безысходность.

Женя вздохнула, чувствуя, как холод от оконного стекла начинает проникать в ее ладони, и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Шаги за дверью становились все дальше, и каждый из них отзывался эхом в голове, напоминая о том, что она не может спрятаться от реальности, какой бы горькой она ни была. Скрипнула дверь ванной, и послышался плеск воды.

Почувствовав необходимость выразить эмоции, что возникли сейчас в душе, она вынула тетрадь, которую всегда прятала под подушкой, и записала.

“Этот мир бездушен и жесток…

Отчего? Я не могу понять…

В этой жизни каждый одинок.

Каждый… В том числе и я.

Ты ведь тоже одинок, скажи?

Одному идти по жизни трудно.

В одиночестве пустой проходит жизнь.

А приятные моменты скудны.

Я душой не ангел и не бес.

Только счастья не могу найти.

Очень жаль, что рай земной исчез…

И теперь уж нет к нему пути…”

Женя быстро прочла, что в итоге получилось, вздохнула, медленно встала с кровати и подошла к шкафу. Среди одежды, которую она почти перестала выбирать с удовольствием, висело старое голубое платье, подаренное мамой на день рождения незадолго до ее гибели. Девочка иногда надевала его, когда хотела хотя бы так почувствовать близость с мамой, вспомнить ее сияющие глаза, когда примеряла ее подарок, радостно отбросив крафтовую бумагу на кровать. Но сегодня Женя решила выбрать что-то другое – что-то, что будет связывать ее с приятными воспоминаниями о новеньком. Хоть что-то должно было соответствовать светлому настроению, которое пробудилось в ней после сообщения от Евгения.

Она еще раз оглядела содержимое шкафа и решила выбрать ярко-красный худи, который не надевала уже больше года, и широкие темно-синие джинсы – удобные и красивые, с россыпью страз по бокам штанин, и посмотрелась в зеркало на внутренней стороне дверцы.

Зеркальная гладь отразила бледное лицо, темные круги под глазами, но взгляд… взгляд был немного другой. В нем проснулось что-то новое. Надежда? Или просто мечта?

Из раздумий ее вырвал резкий звук громко хлопнувшей двери ванной. Женя замерла и прислушалась. Последовал скрип половиц под ногами отца. По всей видимости он отправился на кухню. В подтверждение ее мыслей раздался скрежет дверцы холодильника, а потом и хлопок открывшейся бутылки.

“Замечательно… – с раздражением подумала девочка. – Если начал утро с пива, то скоро лыка вязать не будет…”

Она снова оглядела себя в зеркале и вздохнула. Энтузиазм, с которым она выбирала одежду еще пять минут назад, улетучился. Женя сняла худи и джинсы, аккуратно сложила их и оставила на своем письменном столе. Вместо них она натянула на себя выцветшие от многочисленных стирок из-за постоянной носки: блеклую желтую футболку, вытянутые в коленках спортивные штаны и старую вязаную кофту. Настроения выглядеть сейчас как-то по-особенному уже совсем не было.

На протяжении года все чаще Женя чувствовала себя неуютно рядом с отцом. Беспробудные пьянки Владимира превращали его в злобного, агрессивного, дурно пахнущего монстра. Монстра, который в пьяном угаре не различал, кто стоит перед ним – разъяренный собутыльник или собственная дочь. Девочка, на чью долю выпала не только ранняя смерть любимой матери, но и бесконечные разборки с захмелевшим отцом.

Нет, она любила его. Сильно, беззаветно, истинной дочерней любовью, чистой и бескорыстной. Поначалу Женя искала оправдания этим изменениям в поведении своего нерадивого родителя – потеря любимой жены, усталость, неприятности на работе. Но с каждым разом это становилось делать все труднее. Чем еще она могла оправдать то, как быстро он катился по наклонной? Слабостью духа? Глубокой скорбью? Не пониманием, как жить дальше?

Все эти доводы она уже множество раз приводила у себя в голове. Попытки найти новые отговорки исчерпали себя. Женя поняла, что отец пил потому, что хотел… А вовсе не потому, что не мог иначе. Мог. У него просто не было желания покончить с пьянством.

Поэтому она старалась не пересекаться с ним, закрыться в своей комнате или в ванной, вставить наушники, включить песни RЯ или убежать на улицу, в парк. Женя знала, что если сейчас выйдет к нему, то скорее всего получит очередную порцию претензий, обвинений в неправильности приготовленной еды, брани, возможно – слез и жалоб на его несчастную судьбу. Как будто у нее жизнь была счастливее.

Где-то на кухне послышался лязг бутылок, и следом за ним раздались тяжелые шаги в направлении отцовской комнаты. Девочка шумно выдохнула и, с горечью взглянув на дверь, медленно опустилась на кровать. Проведя в эмоциональном ступоре пару минут, она забралась на кровать с ногами, коснувшись спиной прохладной стены.

Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела в потолок. Мысли кружились, как листья на ветру – беспорядочно, тревожно, без определенного направления. В голове звучали одни и те же вопросы: “Почему он не может взять себя в руки? Почему он не замечает меня? Почему не видит то, во что превратилась моя жизнь? Он же на самом деле не такой…”

Женя закрыла глаза и попыталась представить другую жизнь – где мама жива, отец снова улыбается за завтраком, а она больше не прячется по углам, боясь его реакции. Где они всей семьей слушают музыку, ходят в парк, смеются… Но образ счастливой когда-то семьи был слишком далек, почти призрачен, стерт с лица земли, как бесполезный мусор. Словно сон, растаявший поутру. Сон, который уже никогда не станет реальностью.

Слезы отчаяния сами покатились из глаз. Они стали почти ежедневными гостьями на лице девочки. Она уже настолько привыкла безмолвно плакать за этот год, что даже не замечала их. Лишь чувствовала, что футболка становилась влажной. С каждым днем боль от потери дорогого человека увеличивалась, подпитываясь постоянными страданиями из-за отцовских пьянок.

У нее даже не было возможности пережить горе, оплакать и принять неизбежное. Никто не предоставил ей такого шанса. Буквально со дня похорон Владимир двинулся по скользкому пути навстречу зеленому змию и разрешил тому крепко обвить свою шею. Он позволил горю полностью захватить мысли, чувства, даже жизнь. Позволил себе забыть, что дочери в этой ситуации во сто крат тяжелее. И не протянул ей руку помощи. Бросил на произвол, трусливо сбегая от страшной реальности, даже не задумавшись, как она будет справляться со всем одна? Маленькая, хрупкая четырнадцатилетняя девочка. Совсем еще ребенок… Ребенок, у которого был выбор: либо так же сломаться и навсегда уйти в себя, либо заставить себя повзрослеть, стать опорой для себя самой, раз никто другой не смог стать ею. Даже отец. На него она уже не могла положиться.

И Женя выбрала второе. Выбрала борьбу. Она не хотела сдаваться. Она встала на ноги, когда мир рухнул. Не потому что очень этого желала, а потому что ей нечего было терять. Мама ушла навсегда. Отец ушел следом, хотя физически оставался рядом. Эмоционально же она потеряла его еще на похоронах мамы. А Женя… Женя осталась одна. С книгами, блокнотами со стихами, наушниками и песнями RЯ. Они стали ее семьей. Ее спасением.

Вытерев слезы, она неспеша встала и взяла со стола наушники и телефон. Бегло взглянула на запертую дверь своей комнаты и прикрыла глаза, глубоко вздохнув. Затем вернулась на кровать, открыла плеер и несколько секунд раздумывала, с какой песни начать. Решила включить ту, которая придавала ей силы жить дальше. Раньше, до горестных перемен, эта песня не имела для Жени столь большое значение. Она почти не понимала ее смысл, не понимала, что жизнь может быть такой жестокой. А сейчас песня “Яма” помогала девочке верить в свои силы, в себя. Верить, что она обязательно со всем справится. Да и доверять посторонним людям она перестала. Яков транслировал “не искать среди друзей эликсир”. Вот она и не надеялась ни на кого больше. Лишь Евгений пробудил в ней желание поведать тайны ее непростой жизни и отыскать слабую надежду на поддержку, а, возможно, и помощь.

Нажав на Play, в голове тотчас же стал звучать красивый голос Якова Риваненко.

“Вы бросили меня в нору немилости

И отвернулись. Я почти подох…

И не хватало мне тогда решимости

Молиться. Где же был ваш бог?

Не понимал я, как он мог смотреть,

Как жизнь моя стекает прямо в ад?

Зачем позволил мне живьем гореть?

Валяться в яме лжи среди громад?” – Женя решительно качала головой в такт музыке. Она представляла себя, лежащей в глубокой яме. Рыжие волосы спутались и образовывали колтуны вперемешку с грязью. Она опиралась обеими руками о землю и ненавидящим взглядом смотрела наверх. Тело ее было охвачено ярко-алым огнем с оранжевыми всполохами.

“Кто поможет, когда хреново?

Кто протянет руку, не уйдет?

Кто тебя помянет добрым словом?

Кто твой ад потушит, бросив лед?

Ты один приходишь в этот мир.

И один ты корчишься от боли.

Не ищи среди друзей ты эликсир!

Всем плевать на твою боль и на мозоли…” – она будто видела себя со стороны, находящейся в этой яме лжи. Словно Яков написал эту песню специально для нее. Как будто он знал, какая судьба ждет девочку дальше и таким образом пытался помочь ей справиться с отчаянием.

“Никто не поможет… Никто…” – одними губами прошептала Женя, и из глаз вновь покатились слезы на не успевшие еще высохнуть щеки.

“Я зол был на себя, на всех вокруг.

И эта злость мне придавала силы

Бороться. Сжало череп от натуг.

Но сумел себя поднять я из могилы.

И сейчас я на коне златом верхом.

А вы? Где вы? Вы сами в яме!

Меня клеймили вы никчемным слабаком.

Теперь вы влезли в мою шкуру сами!” – на этом куплете Женя выпрямилась, подобралась и решительно посмотрела перед собой. Она должна держаться столько, на сколько хватит сил. Она должна доказать самой себе, что у нее все получится.

“Хотели, чтобы сдох, в аду горя?

Щедры на подлости и лжи вы не жалели.

Вы думали подохну, суки? Зря!

Я выжил! Не дождетесь! У меня другие цели!” – эти строчки “Ямы” стали самыми любимыми для нее. Да, у нее другие цели! И она сделает все возможное, чтобы их добиться!

Так, слушая музыку и заряжаясь желанием бороться дальше, она просидела около трех часов.

Неожиданно дверь ее комнаты распахнулась и покачивающийся Владимир с трудом сделал несколько шагов внутрь. На его лице была недовольная гримаса. Он раздраженно шевелил губами, явно что-то крича. Это заставило Женю вздрогнуть и спешно вытащить наушники из ушей.

– Ты, вообще, слышишь меня, мерзавка? – орал взбешенный отец. – Я с голоду подыхаю, а она сидит со своими бананами в ушах! Жрать иди готовь! Бегом!

– Я же целую тарелку блинчиков напекла! И сметана в холодильнике стоит! – возразила девочка.

– Какая “целая тарелка”? Там было-то… – не унимался Владимир. – Мухой лети стряпать!

– Пьянками своими кормись… – пробубнила девочка едва слышно и, вскочив с кровати, проследовала на кухню.

– Что ты сказала? – заплетающимся языком завопил папаша, едва держащийся на ногах.

– Ничего! Тебе послышалось! – уже громче заявила Женя и, не глядя на отца, проскользнула мимо него в коридор.

Пьяный папаша за эти несколько часов успел превратить квартиру в свинарник. Повсюду валялись скомканные вещи. Она не могла понять, откуда он только их вытащил? Когда успел испачкать? По паркету в коридоре разлилось что-то темное и липкое, раковина и стол на кухне были заставлены пустыми бутылками, грязными тарелками, вилками, ложками и бокалами. Девочка с отвращением оглядела все это безобразие и принялась за дела.

За готовкой, мытьем посуды, полов, приведением квартиры в порядок пролетело несколько часов. Девочка была измотана. Она с трудом передвигала ногами и уже мечтала просто рухнуть на кровать. Но, вспомнив, что договорилась о встрече с Евгением, она взглянула на часы на стене.

“Шестнадцать минут шестого, – подумала она и поплелась в ванную. – Надо принять душ. Не могу же я показаться в таком виде. Наверняка от меня воняет!”

Теплая вода смыла не только грязь и пот с ее тела, но и придала сил. Настроение сразу же улучшилось. Захотелось глотнуть свежего воздуха. Высушив волосы феном, Женя с необычным трепетом взяла со стола стопку одежды, выбранной утром. Поднеся ее к лицу, она вдохнула слабый цветочный аромат и улыбнулась. Быстро одевшись, она подошла к шкафу, открыв дверцу, стала придирчиво рассматривать себя.

“Вроде неплохо…” – размышляла она с сомнением.

Вдруг телефон завибрировал, и экран вспыхнул. Девочка подошла к столу. Схватив мобильный, она радостно улыбнулась.

“Ты дома? Я уже иду к тебе”, – сообщал новенький.

“Да. Жду тебя у подъезда”, – отправила в ответ Женя, накинула куртку, сунула блокнот со стихами в нагрудный карман и выбежала из дома.

Она спустилась вниз и уселась на ту самую скамейку у подъезда, где однажды плакала, уткнувшись в колени. Сейчас же она сидела прямо, с гордо поднятой головой. Пока Женя ждала, в мыслях начала читать стихотворение, которое написала сегодня утром – про одинокий мир, про потерянный рай, про холод сердца… Только теперь оно вызывало в ней не уныние, а надежду.

Внезапно она услышала легкие шаги. Подняла глаза – и увидела его. Евгений шел к ней через мокрую дорогу, держа в руках что-то завернутое в бумагу. Его волосы были растрепаны ветром, а лицо казалось бледным, будто он тоже плохо спал ночью. Но глаза светились теплотой. Губы растянулись в мечтательной улыбке, что придавало парню особую миловидность. Ах, это улыбка! Улыбка, которая сводила Женю с ума. Ей хотелось надеяться, что она появилась на его лице только для нее.

– Привет, – робко произнес он, подходя ближе. – Я принес тебе кое-что.

Женя взглянула на сверток, с трудом оторвавшись от его глаз. Евгений аккуратно развернул его, слегка краснея от смущения. Там оказались… печеньки. Домашние, чуть неправильной формы, словно пеклись в спешке. На одном даже виднелась подгоревшая краюшка.

– Это ты сам испек? – удивилась девочка.

– Ну-у-у… Я пытался. Мама помогла немного, если честно, – он застенчиво улыбнулся. – Но это не главное. Главное – что я хотел сделать тебе приятно.

Женя почувствовала, как сердце ее трепещет и осторожно взяла одно печенье. Оно пахло ванилью и все еще оставалось теплым. Она откусила маленький кусочек. Вкус был странным – слишком много сахара, слишком мало масла. Но ей все равно понравилось. Очень… Потому что его испек Евгений. Испек специально для нее.

– Спасибо, – чуть слышно прошептала она, сдерживая подступившие слезы.

– Тебе не понравилось? – испуганно спросил парень.

– Нет, что ты! Очень! Очень понравилось! – затараторила Женя, побоявшись обидеть одноклассника. К тому же ей действительно было приятно, что он захотел сделать что-то ради нее.