Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности

Г. К. Орджоникидзе в тюрьме «Кресты» после ареста. Тюремный снимок

Апрель 1912

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 9]

Тюрьмы и якутская ссылка

Шесть месяцев Орджоникидзе находился в Доме предварительного следствия. 9 октября 1912 года состоялся суд. В обвинительном акте «преступные действия» Орджоникидзе были описаны так: «Григорий Орджоникидзе, как установлено рядом свидетельских показаний на дознании, ранее выступал неоднократно в качестве профессионального оратора на митингах и пропагандиста революционных идей. Он публично говорил речи, в которых указывал, что существующий порядок управления никуда не годится, что надо все устроить так, чтобы не платить податей, не давать правительству рекрутов, что надо уничтожить помещиков и администрацию, всю землю поделить поровну между всеми и что народ должен управлять без царя, который ни к чему не нужен и является первым врагом народа. Орджоникидзе, заканчивая свою речь, говорил, между прочим: “Долой Николая II”, также указывалось на побег Орджоникидзе из Сибири»[81].

Согласно решению суда, Орджоникидзе был направлен в кандалах в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму и размещен в ее четвертом корпусе. Трехлетнее заключение проходило в тяжелых условиях. Этому способствовал и характер Орджоникидзе, который часто вступался за своих товарищей по заключению, попадая за это в карцер.

Дневниковые записи, составленные Г. К. Орджоникидзе в период его заключения в Шлиссельбургской тюрьме

3 мая – 13 декабря 1913

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 67. Л. 141, 175. Подлинник. Автограф]

В тюрьме он пробыл до 8 октября 1915 года. В этот день Григорий Константинович был отправлен на вечное поселение в Сибирь.

В конце октября он был доставлен в Красноярскую тюрьму, а 29 ноября в знаменитый Александровский централ[82]. Здесь Орджоникидзе пробыл более пяти месяцев. Именно отсюда 19 января 1916 года он напишет прошение иркутскому генерал-губернатору А. Н. Югану о замене назначенного ему вскоре спецпоселения в Якутской области на Иркутскую область. В обосновании своей просьбы он ссылался на состояние здоровья[83].

Дело Якутского областного жандармского управления на ссыльного поселенца Г. К. Орджоникидзе. Анкета арестованного

1912–1916

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6.

Л. 1. Подлинник. Автограф]

Ходатайство Г. К. Орджоникидзе иркутскому генерал-губернатору А. Н. Югану о предоставлении на время лечения права въезда в Иркутск

19 января 1916

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6. Л. 16. Подлинник. Автограф]

Ответная телеграмма иркутского генерал-губернатора А. Н. Югана на ходатайство Г. К. Орджоникидзе с отклонением поданного им прошения

Январь 1916

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6. Л. 15]

Прошение не было принято во внимание, в оставлении в Иркутской области Орджоникидзе было отказано.

В мае 1916 года Орджоникидзе отправили в Якутск, куда партия заключенных прибыла только 14 июня[84].

Дело Якутского областного жандармского управления на ссыльного поселенца Г. К. Орджоникидзе. Анкета арестованного

29 октября 1915

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6. Л. 2–3]

Полицейские документы зафиксировали не только дату прибытия, но и рост Орджоникидзе в 2 аршина 6 вершков (169 см)[85]. Правда, указанные данные, на наш взгляд, вызывают вопросы, так как ростом он был явно выше, чем в документе. В семье Григория Константиновича сохранилась одежда гораздо большего роста. Возможно, что обмер был произведен формально, либо сказывалось состояние его здоровья в этот период.

В. П. Широкова-Диваева позднее вспоминала: «Григорий Константинович очень нуждался в усиленном питании: он прибыл в Якутск очень бледным, пожалуй, даже истощенным. Худой, с горящими глазами, он производил впечатление туберкулезного больного – и казался мне недолговечным. К счастью, в этом я ошиблась»[86]. Помощь товарищей исправила ситуацию, постепенно его здоровье пришло в норму. Орджоникидзе первоначально остановился на квартире ссыльного большевика Емельяна Ярославского и его жены К. И. Кирсановой. В сентябре в Якутск прибыл известный большевик, член IV Государственной Думы Г. И. Петровский. Якутская ссылка сблизила этих деятелей, положив начало их последующей продолжительной дружбе.

К этому времени Орджоникидзе уже постоянно проживал в селе Покровское в 90 км от Якутска.

Здесь он устроился на работу фельдшером в местную больницу. В сентябре познакомился со своей будущей женой Зинаидой Гавриловной Павлуцкой (1894–1960), местной учительницей. Ее привлекла жизнерадостность Серго, энергия и забота о пациентах, особенно о детях. Он выезжал к заболевшим якутам, делал прививки школьникам от оспы, работал с шести утра и допоздна. В 1935 году, уже занимая крупный государственный пост, он в беседе с Варварой Петровной Широковой-Диваевой (в 1916–1917 годах его знакомая по работе в больнице) говорил, вспоминая ссылку: «Работа по тяжелой промышленности легче, больше мне по душе»[87].

Дом, в котором жил Г. К. Орджоникидзе во время ссылки в 1915 году

Якутская АССР, с. Покровское, 1940

[ЦГАКФФД Спб]

Наблюдала Зинаида не только заботу, но и любовь к детям. Присланные в посылке братом Папулией грузинские сладости он почти все раздал местным детям[88]. Подобная бескорыстная отдача всего себя врачебной деятельности, забота о детях не могли быть не замечены его будущей женой. Постепенно они сблизились. Уже в рождественские дни 1917 года Серго и Зинаида приняли решение пожениться. Однако против этого возражала мать невесты, и вопрос о свадьбе был отложен. Серго говорил невесте: «Только революция навсегда может соединить нас»[89].

Революционный 1917 год

О Февральской революции 1917 года Орджоникидзе узнал, находясь на выезде в далеких якутских поселениях. «Радость его была безгранична. Всю дорогу до Покровского – а она продолжалась несколько суток – т. Орджоникидзе распевал, беседовал в большом возбуждении с якутом-возницей. Последний решил, что иностранец-фельдшер сошел с ума. Так и доложил он больничному начальству, когда доставил Серго Орджоникидзе в Покровское»[90]. Реакция Орджоникидзе понятна, почти 8 лет он провел в заключении и ссылках в царской России, и вот дело, которому он посвятил свою жизнь, победило. Был и личный аспект для него в этих событиях. Революция не только означала свободу, но и возможность жениться на любимой женщине.

Из Покровского Орджоникидзе вскоре выехал в Якутск. Он вошел в состав Исполнительного комитета Якутского Совета, был избран членом президиума Комитета общественной безопасности Якутской области.

Первомайская демонстрация в Якутске. В центре, среди участников демонстрации: С. Кецховели, далее – Г. К. Орджоникидзе, Г. О. Охнянский, А. Г. Метельшин-Красносельский, Г. И. Петровский, В. Н. Соловьев, И. Н. Перкон

Якутск, 1 мая 1917

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 10]

Здесь же весной 1917 года Зинаида Гавриловна ответила согласием на предложение Григория Константиновича выйти за него замуж. Серго, будучи крещен в православной вере, согласился на венчание в Покровском храме при местной семинарии. Молодых при закрытых дверях обвенчал брат Зины, отец Иннокентий (1883–1959).

Однако главным для него была революция, и он стремился в Петроград, где происходили важнейшие события. В письме Зинаиде Гавриловне он писал: «До двенадцати часов дня работаю в больнице, а остальное время посвящаю другой, любимой работе. Мы – политические ссыльные – думаем зафрахтовать отдельный пароход с баржей и уехать числа 17–20 мая…»[91]

23 мая 1917 года Серго Орджоникидзе вместе с женой и с другими ссыльными выезжает из Якутска в Петроград первым же пароходом (раньше санный путь уже не годился, потом царило сибирское весеннее бездорожье)[92]. В российскую столицу выехали уже сплотившаяся в Сибири «большевистская тройка» в лице Серго Орджоникидзе, Емельяна Ярославского и Григория Петровского, их оппонент в Якутске меньшевик Григорий Охнянский[93] и ряд других революционеров. Об этом отъезде бывших ссыльнопоселенцев позднее вспоминала участница социал-демократического кружка Д. С. Жиркова (1902–1988), впоследствии известная врач-подвижник: «Проводить ссыльных большевиков на пристани собралось много народу. Выступали с речами Орджоникидзе, Ярославский, Кирсанова… У нас, провожающих, было такое настроение, в котором мы сами не могли ясно разобраться. К чувству радости за отъезжающих на родину товарищей примешивалась горечь разлуки с ними. Уезжали учителя наши, дорогие старшие товарищи, с ними было связано так много хороших, светлых воспоминаний»[94].

Интересный эпизод для понимания характера Орджоникидзе, зафиксировала впоследствии в воспоминаниях младшая сестра жены Серго, В. Г. Павлуцкая (1901–1983). Как только пароход начал движение по Лене, Орджоникидзе попросил жену передать ему свое венчальное золотое кольцо, которое им ранее подарила мать невесты, и выбросил его вместе со своим кольцом в реку. «Нам эти побрякушки ни к чему, – спокойно сказал Серго, – а маму обижать не надо было. Она старый человек, у нее свои предрассудки»[95]. В новой революционной России для Орджоникидзе не было места для старых обрядов.

Путешествие на пароходе от Якутска до Качуга заняло две недели. На пароходе Орджоникидзе не оставлял своих споров с меньшевиками. При этом в данных спорах вновь проявился взрывной характер Орджоникидзе. Впоследствии его жена вспоминала: «Однажды Серго в каюте очень горячо спорил с одним меньшевиком. Его звали Осинский. Я, надо по правде сказать, просто опешила: никогда раньше не доводилось мне слышать таких горячих споров. Насколько мне помнится, вопрос шел об отношении к войне. Меньшевик отстаивал оборонческую точку зрения, Серго же стоял на пораженческой. В разгар спора Серго схватил яйцо и с силой бросил его об стол. Осколки попали в лицо меньшевика, он страшно обиделся»[96]. Как указывала З. Г. Орджоникидзе, «Серго был непримиримым пораженцем, он твердо стоял на ленинских позициях и так энергично отстаивал лозунг Ленина о превращении империалистической войны в гражданскую, что меньшевики еще в Якутске дали ему кличку “резать”»[97]. Правда, спорщики впоследствии помирились.

Далее, учитывая, что Лена кое-где обмелела, пришлось пересаживаться на баржу, которую тащил уже совсем маленький пароход. При этом и данный пароход не был последним. Вскоре последовала еще одна пересадка. По прибытии в Качуг прошло три дня в ожидании лошадей, и потом триста верст по степи до Иркутска. Это заняло еще три дня. Здесь Орджоникидзе и его жена, заболевшая в дороге, прожили около недели. Позднее бывшие ссыльнопоселенцы отправились поездом в вагоне третьего класса до Петрограда[98]. Путешествие заняло в общей сложности около месяца.

В середине июня 1917 года Серго Орджоникидзе приехал с товарищами и женой в Петроград[99]. Находившийся в Петрограде Сталин поручил встретить семью Орджоникидзе, как кавказцу, его давнему другу Камо, но тот занятый делами переадресовал это поручение другому человеку. Возможно, что сказался и ранний приезд поезда – около 5 часов утра. В результате Серго не встретили, поэтому он отправился с женой на квартиру Г. И. Петровского (встреча Камо и Серго произошла на следующий день)[100].

Петровские (супруги и их трое детей) скоро отправились на дачу под Петроградом, поэтому Орджоникидзе поселились на оставшейся без хозяев квартире товарища по сибирской ссылке. Здесь вскоре и произошла новая встреча Серго и Сталина. Как вспоминала Зинаида Орджоникидзе в мае 1938 года: «Встреча эта была в Петрограде в 1917 г., насколько мне помнится, в июне месяце (число не помню), на квартире тов. Петровского Григория Ивановича, где мы в то время временно жили. Адрес их кварт. Кирилловская улица д. 14, кв. 28. Около Суворовского проспекта»[101]. Позднее в двухкомнатной квартире Петровского у Орджоникидзе остановился его товарищ по работе в Закавказье Алеша Джапаридзе. По его приезду к Орджоникидзе вновь пришел Сталин.

Вскоре по предложению Ленина Орджоникидзе был введен в Петроградский комитет РСДРП(б), а позднее в Исполком Петроградского Совета.

Провал июньского 1917 года наступления русской армии на германском фронте, обернувшийся катастрофой, по времени практически совпал с бурными событиями в Петрограде. Временное правительство попыталось отправить на фронт хотя бы часть войск Петроградского гарнизона. Уже 2 июля Петроград был охвачен многочисленными солдатскими митингами. Ситуацию осложнил и неожиданный выход из правительства в ночь на 3 июля представителей партии кадетов, которые выступили против сепаратистских действий краевой власти на Украине – Генерального секретариата Центральной рады, провозгласившего автономию Украины, но отложившего ее реализацию до Учредительного собрания. Тем не менее в Киевском и Одесском военных округах, а также на Юго-Западном фронте начался процесс формирования украинских воинских частей. Разразился очередной политический кризис.

Член Исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов Г. К. Орджоникидзе

1917

[РГАСПИ. Ф. 85.

Оп. 32. Д. 12]

Начало петроградским уличным демонстрациям положили солдаты 1-го пулеметного полка, где особенно сильным было влияние анархистов. Они призвали рабочих, моряков Кронштадта и части гарнизона к вооруженной антиправительственной демонстрации. К вечеру 3 июля к демонстрации примкнули солдаты Московского гренадерского, Павловского, 180-го, 1-го запасного полков и 6-го саперного батальона. Главными лозунгами демонстрантов были «Долой Временное правительство!», «Вся власть Советам!». 4 июля из Кронштадта прибыл большой отряд матросов во главе с большевиком Ф. Ф. Раскольниковым. К ним присоединились рабочие Путиловского и других заводов.

Целый ряд руководителей Военной организации большевиков, Петербургского и районных комитетов склонны были идти с демонстрантами до конца, в том числе первоначально такого же мнения придерживался Орджоникидзе.

В Петроград срочно вернулся В. И. Ленин. ЦК большевиков принял решение участвовать в движении для придания ему организованного характера. В этот день  – 4 июля  – в демонстрации приняли участие 500 тыс. человек, произошли вооруженные столкновения, погибли десятки и были ранены сотни людей. Временное правительство объявило Петроград на военном положении, с фронта прибыли верные ему войска под командованием поручика Ю. Мазуренко, начались аресты. На следующий день ЦК РСДРП(б) принял решение о прекращении демонстраций. Правительственный кризис продолжался – 7 июля в отставку ушел глава Временного правительства князь г. Е. Львов, и с 8 июля его возглавил эсер А. Ф. Керенский. Променьшевистский ВЦИК Советов признал за Временным правительством «неограниченные полномочия и неограниченную власть». Это был конец двоевластия.

Оценка июльских событий была различной. Проправительственная печать связывала эти события с Тарнопольским прорывом, представляя их «большевистской попыткой прорвать внутренний фронт». Керенский называл их ленинским восстанием. Большевики подчеркивали мирный характер демонстрации. Ленин оценивал их как «нечто значительно большее, чем демонстрация, и меньшее, чем революция»[102]. Один из близких к Ленину руководителей большевиков г. Е. Зиновьев отмечал, что для Ленина «вопрос о необходимости захвата власти пролетариатом был решен с первого момента нынешней революции, и дело шло только о выборе удачного момента». По его же утверждению, «в июльские дни весь наш ЦК был против немедленного захвата власти. Так же думал и Ленин. Но когда 3 июля высоко поднялась волна народного возмущения… Ленин, смеясь, говорил нам: а не попробовать ли нам сейчас! Но тут же прибавлял: нет, сейчас брать власть нельзя, сейчас не выйдет, потому что фронтовики не все еще наши…»[103]

После июльских дней на большевиков и революционных солдат и матросов обрушились репрессии. Был разгромлен их штаб – дворец Кшесинской, закрыты газеты, арестованы Л. Б. Каменев, А. В. Луначарский, Л. Д. Троцкий, Ф. Ф. Раскольников и многие другие. Ленина на основе данных контрразведки обвинили в шпионаже и государственной измене, был выдан ордер на его арест.

«Совещание по вопросу явки Ленина и Зиновьева в суд происходило на квартире Аллилуевых 7–8 (20–21) июля. Накануне этого совещания Ленина и Зиновьева навестили Н. К. Крупская и младшая сестра Владимира Ильича М. И. Ульянова. Ленин сообщил тогда Крупской: “Мы с Григорием решили явиться, пойди, скажи об этом Каменеву”. Надежда Константиновна отправилась к Каменеву, дабы известить его о решении товарищей. На совещании, помимо скрывавшихся, приняли участие И. В. Сталин, Н. К. Крупская, В. Н. Яковлева, В. П. Ногин, Г. К. Орджоникидзе и Е. Д. Стасова»[104].

8 июля Орджоникидзе было поручено вести совместно с В. П. Ногиным переговоры с членом Президиума ВЦИК меньшевиком В. А. Анисимовым об условиях содержания Ленина в тюрьме в случае его явки к властям. Первоначально сопротивлявшееся аресту Ленина меньшевистское руководство Петросовета постепенно изменило свою позицию. Большевики предлагали разные варианты явки Ленина при гарантии объективного рассмотрения дела и его помещения на период судебного разбирательства в Петропавловскую крепость, где был пробольшевистский гарнизон. Эти условия были поставлены под вопрос меньшевистским руководством Петроградского Совета. Анисимов предложил местом заключения знаменитую петроградскую тюрьму «Кресты». В результате Серго пришел к Чхеидзе, Церетели и Чхенкели в Таврический дворец, где тогда заседал Петросовет, и публично назвал всю троицу тюремщиками. «Лощеный, прекраснодушный Церетели схватился за голову. Вспыльчивый Чхеидзе закричал, что он не простит подобной клеветы. Серго тоже дал волю имеретинскому темпераменту. Шум поднялся страшный»[105].

Надежды на помощь меньшевиков оказались тщетными. В результате большевистским руководством было принято решение о переправке Ленина и Зиновьева в Сестрорецк. Первоначально они скрывались у рабочего Сестрорецкого инструментального завода большевика Николая Емельянова на чердаке его сарая, а затем в шалаше у озера Разлив. При этом Орджоникидзе по-прежнему оставался на связи с Лениным. Согласно воспоминаниям Серго, он ездил к нему в Разлив, «чтобы, с одной стороны, информировать Ленина, а с другой – получить от него директивы»[106]. Визит Орджоникидзе подтверждается воспоминаниями Г. Е. Зиновьева[107], а также жены Орджоникидзе[108].

20 июля 1917 года на заседании Второй Петроградской конференции большевиков Серго был избран делегатом от Петрограда на VI съезд партии. Он участвовал в подготовке съезда, который открыл свою работу 26 июля. На второй день работы съезда Орджоникидзе выступил с докладом по вопросу о явке Ленина и Зиновьева на суд Временного правительства. Он рассказал о развитии ситуации по поводу явки Ленина: «Известно, что нашим товарищам предъявлено обвинение по тем самым статьям, по которым предъявлялось и при старом режиме… Как же большинство Совета отнеслось к этому обвинению? Церетели заявил, что грязной клевете на Ленина, брошенной Алексинским, конечно, никто не может поверить, и она будет снята с товарища Ленина… Чхеидзе при встрече со мной на мой вопрос сказал: “Я отношусь так: если сегодня арестовали Ленина, то завтра будут арестовывать меня”… вожди меньшевиков и эсеров не верили в вину Ленина… Они должны были потребовать энергично расследовать дело Ленина и Зиновьева, но они этого не сделали… Мы ни в коем случае не должны выдавать т. Ленина… Таким образом, мы должны приложить все усилия к тому, чтобы сохранить в безопасности наших товарищей до тех пор, когда будут даны гарантии справедливого суда»[109]. Отметим полное доверие Ленина и Зиновьева к Орджоникидзе в эти июльские дни 1917 года.

Во время и после партийного съезда Серго активно задействуют как агитатора и пропагандиста на различных собраниях и митингах в революционном Петрограде, он выступал:

1 августа – на заводе «Вулкан» по поводу увольнения 900 человек с завода ввиду сокращения производства;

9 августа – на собрании большевиков 1-го городского района в клубе «III Интернационал» с докладом о Шестом съезде;

11 августа – в мастерских Путиловского завода, а также в Путиловском театре с докладом о текущем моменте;

12 августа – в лафетно-снарядной мастерской Путиловского завода; в этот же день на общем собрании рабочих Путиловского завода;

13 августа – на общезаводском митинге Обуховского завода;

17 августа – на трехтысячном митинге в Невском районе. Как писал Серго: «Собрание прошло удачно. Принята резолюция протеста против смертной казни, Московского совещания»[110];

19 августа – в Московском районе.

Вскоре после последнего указанного митинга Григорий Константинович и Зинаида Гавриловна выехали в Закавказье. Через Баку они прибыли в Тифлис. Здесь супруги пробыли несколько дней. Уже из Тифлиса, через Кутаиси, Серго заехал к родным в село Горешу, где после двухнедельного пребывания оставил жену, а сам отправился обратно в Тифлис для выполнения партийных поручений. Здесь он выступал с докладами о решениях VI съезда РСДРП(б) на многочисленных собраниях и митингах. Перед отъездом в Петроград он еще раз посетил родное село[111]. Далее, оставив жену в Гореше (она приедет в Петроград в конце декабря 1917 года), через Тифлис, Армавир, Курск и Москву выехал в революционный Петроград.

Выписка из учетного журнала агитационного отдела Петроградского комитета РСДРП(б) об учете проведенных Серго Орджоникидзе лекций и митингов по заводам, фабрикам и военным организациям Петрограда и его пригородов

Август – декабрь 1917

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 4. Д. 3. Л. 6]

Важную роль Орджоникидзе в петроградских летних событиях 1917 года отмечал впоследствии Сталин. В ответ на письменное обращение историка И. И. Минца о необходимости вставки ряда фотографий в первый том истории Гражданской войны Сталин перечислил ряд деятелей, в том числе более подробно обосновав необходимость размещения в издании фотографии Орджоникидзе: «Он был тогда в Питере и играл большую роль»[112].

Глава II

Сквозь бури Гражданской войны в России: 1917–1920 годы

Первые месяцы советской власти

24 октября 1917 года Орджоникидзе возвращается в Петроград и принимает активное участие в начавшемся вооруженном восстании большевиков, которое произошло как раз в день его приезда. Он направляется в Смольный и сразу включился в процесс, став активным участником Октябрьской революции 1917 года. В этот момент происходит и складывание тройки Сталин – Орджоникидзе – Киров. «Впервые Сталин и Киров встретились в 1917 г. на II Всероссийском съезде Советов. В этот период Сталин был членом Политбюро ЦК РСДРП(б) и вместе с Орджоникидзе окружил особым вниманием делегацию социал-демократов с Северного Кавказа и Закавказья, куда входил и Киров».

Как уполномоченный Петроградского ВРК, Орджоникидзе уже 25 октября был направлен встречать 3-й самокатный батальон, который был вызван с фронта еще 14 октября по приказу А. Ф. Керенского в Петроград на подавление предполагавшегося большевистского выступления. В эшелонах батальон все эти дни приближался к Петрограду. Настроение солдат было неоднозначное, многие не принимали данного приказа, тем более что часть из них были ранее петроградскими рабочими[113].

Руководители РККА. Рисунок из газеты «Заря Востока»

23 февраля 1924

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 24. Д. 61. Л. 4]

К моменту приезда Серго отряд находился около железнодорожной станции Новинка, примерно в 60 км от Гатчины. Орджоникидзе приехал в 11 часов утра. Первоначально принятый самокатчиками в штыки и задержанный солдатами, он сумел переломить их настроение в ходе продолжительной полуторачасовой речи с броневика. Говорить вдохновленно с броневика среди большевиков мог не только Ленин, как оказалось, смог и Серго.

После Орджоникидзе выступили четыре самокатчика, которые заявили о поддержке большевиков: «Нас большинство питерцев, сыновья рабочих, и, конечно, наш долг отдать себя в распоряжение военно-революционного комитета Питера. Наше место там, вместе с другими воинскими частями»[114]. Разагитированные самокатчики окончательно отказались исполнять распоряжения Керенского. В 13 часов эшелоны самокатчиков двинулись на Петроград, уже для поддержки большевиков. В 16 часов эшелоны прибыли в Царское Село.