Рыжий: спасти СССР

– А-а-а! – это навалился на меня сзади Витёк, приноравливаясь душить.

Если бы он не огласил криком свои намерения, то имел бы какой-то шанс ухватиться за мою шею. Однако, на удивление – видно, сработал рефлекс из прошлой жизни – я моментально перевёл руку бывшего дружка и подельника на болевой приём.

– Че Витек, мал клоп, да вонюч – это про тебя? – усмехнулся я.

– Отпусти, сука! – взмолился Витёк.

Я посмотрел на корчащегося Матвея, ослабил хват и пнул коленом под зад Витька. Он свалился на асфальт рядом со своим сообщником.

– Бабу твою, если она твоя, я не трогал – и отшил её. Подойди и поговори с ней! Но захочу, буду с ней, – я чуть повернулся в сторону поднимающегося с колен Витька. – А ты вообще гнида! Решил стравить меня с Матвеем, потому что я отказался участвовать с тобой в темных делишках? Сука и есть!

Я с невозмутимым видом отряхнулся, не показывая своим противникам, что драка с ними для меня также не прошла бесследно. Удар головой был исполнен не лучшим образом – теперь весь лоб гудел. Завтра, наверное, будет ещё и шишка.

– Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес Советский Союз, – уже на автомате, по большей части держась за микрофонную стойку, пел вокалист ВИА.

Но всем было уже наплевать на ноты и вообще качество исполнения песни. Празднование выпуска перерастало в вакханалию, за которую многим будет на следующий день стыдно. Как, вон, Лидке, отпрясывающей так, что платье задирается выше пупа. Хороша, чертовка! Я то и дело ловил на себе её взгляд.

Но нужно и честь знать.

Еще ведь надо подготовиться к работе. Чувствую, легко не будет. Ну и чуточку отдохнуть не помешает, только не в ресторане.

* * *

– Ой! – отреагировала Таня, когда очередной презерватив слетел, как будто отпустили незавязанный надутый шарик.

Действительно, “ой”. “Резиновое изделие номер 2” было изготовлено из довольно толстой резины , но оттого не особо прочной, как резиновые перчатки. И рвались презервативы, и слетали – да и, мягко сказать, ощущения не те. Но без них опасно. Плодить проблемы на ровном месте не хотелось.

– Я заказала Витьку, ты только не обижайся, через Катьку заказала, импортные эти… – смешно было смотреть, как Таня раскраснелась, не решаясь произнести слово “презерватив”.

Только что вытворяла акробатические кульбиты на ковре, привезенном отцу прямиком из Ташкента, а теперь от слова смущается.

В начале июня, когда отец все же умудрился повлиять на график экзаменов так, что у него образовались аж десять свободных дней, родители укатили на юга, в Ялту. У Аркадия Борисовича Чубайсова были свои люди в профсоюзе, так что отличные путевки достать он смог без большого труда. Наверняка, отец мог даже отплатить за услугу продуктовым набором. Так что у нас с Таней теперь были ежедневные кардиотренировки. Я начинал привыкать к бурной и регулярной половой жизни.

– Тань. Я не хочу, чтобы ты что-то заказывала у Витька. Дело, конечно, твое, ты вольна поступать, как знаешь, но мне это не нравится, – сказал я, когда мы уже лежали на ковре, усталые, довольные, созерцающие потолок.

У отца руки росли откуда надо, так что в доме, на потолке, в изобилии была лепнина. Вокруг чехословацкой хрустальной люстры, по большому блату и за большие деньги купленной отцом, был вылеплен круг, внутри которого шли розочки. Это прямо шик по нынешним временам.

– Останешься на ночь? – спросил я Таню.

– Останусь. Я уже поговорила с Катей, она меня прикроет. Но у меня послезавтра экзамен… Нет, все равно останусь, – девушка подхватилась. – А ты не голодный? Я же быстро, я умею.

Интересные виды открылись мне, когда Таня встала, увлекательный орнамент. Но есть действительно хотелось.

– Там размороженная венгерская курица. Придумаешь, что с ней сделать? – спросил я.

– Венгерская? Это которая в упаковке – и потроха в отдельном мешочке? – удивилась девушка.

– Она и есть.

В отличие от “синих кур”, которые в Советском Союзе встречались повсеместно, по крайней мере, в Ленинграде, как в городе первой категории обеспечения, венгерские куры больше всего были похожи на привычных мне бройлеров из будущего. Белые, пухлые, с ощипом таким, что не приходилось дополнительно осмаливать перья на конфорке. Короче говоря, одно удобство. А особенно в такой период, когда и ухаживания ещё не закончены.

И даже для Тани, девушки из очень богатой по советским меркам семьи, а ее отец начальник СТО, четвертой по номеру, из четырех существующих в Ленинграде, такие куры были редкостью.

– Я ее смажу майонезом, чуть посыплю лимонкой… Пальчики оближешь, – воодушевилась девушка.

– М-м-м! Насчет оближешь…

– Ай, да что ты! Потом, утомил уже. Поесть нужно, – будто сварливая жена, сказала Таня, потом осеклась и внимательно посмотрела на меня. – Витя сильно злой, Толь. Говорит, что теперь какой-то Илья будет с тобой конкретно разбираться.

– Я боюсь за тебя, – шепнула она. – Хочешь, я дам денег, чтобы Витек отстал? У меня есть, ты же знаешь, что мой папа…

– Нет! – жестко отрезал я.

– Но ты же потом отдашь! Это просто в долг!

Я медленно покачал головой. Таня кивнула в ответ и шмыгнула в кухню.

Проблема моя, и втягивать в нее Таню я не буду. Хотел бы её «решить», так и выполнил бы обещание, данное прежним Толей и обеспечил доступ к норковым шубам через отца. Схема там простая: за норку интурист дает джинсы, например пятнадцать или больше пар. Ну а после эти джинсы продаются с наваром больше тысячи рублей с одной сделки. Да, заработать можно хорошо, но таким Макаром я не повлияю на Советский Союз. Поэтому нет – твёрдое и категорическое.

– Лучшая помощь от тебя, если только ты сама захочешь, это подсказать о том, что делает Витек, и предупредить меня о его очередном глупом поступке, – сказал я.

Катя-то, девушка Витька, его, вроде бы как, в скором времени жена, все равно остается подругой Тани. Хотя после выпускного девчонки и общаются разве что тайком от Витька. А тот как с ума сошел. Вот что “золотой телец” делает с людьми! Получив от меня отставку, а потом еще вдогонку и по морде, он все равно думает силой приобщить меня к своим делишкам.

Илья, Илья… Кто это такой? Насколько серьезный человек? Все, что я о нем успел узнать – он контролирует часть ленинградской фарцы, и далеко не большую ее часть. Длинные у него руки? Но все равно, не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше мир прогнется под нас.

– Так ты поговоришь с Катей насчет делишек Витька? – выкрикнул я в сторону кухни.

– Поговорю! Но она такая… влюбленная в него, слушать ведь не станет, – отвечала девушка.

Я поднялся и, чтобы не надрывать голосовые связки, тоже пошел на кухню. В переднике на голое тело у плиты стояла счастливая девушка с растрепанными светлыми волосами и раскрасневшимися щечками – то ли от стыда за то, что только что вытворяла, то ли от прилива крови после физических нагрузок.

Поддавшись порыву, я подошел и обнял девушку.

– Я сделаю для тебя все, что хочешь! – прикрыв глаза, сказала Таня.

– Все? – игриво спросил я.

– Что, еще раз? – удивленно спросила Таня.

– Ты о чем? – издевался я над девушкой.

Таня зарделась. Я догадывался, что она имеет в виду. Но подумалось о другом.

– Слушай, вот что. Твой отец ведь работает на станции обслуживания автомобилей? – уточнил я.

– Да! Починить машину нужно? Так я договорюсь. Отец любит меня, он сделает все, что я попрошу. И денег не надо, – обрадовалась Таня, которая, видимо, искренне хотела мне угодить во всем.

– Да, нужно. “Волгу” двадцать первую починит? – спросил я задумчиво.

В голове родилась интереснейшая мысль, как сделать маленький шажок на пути своего становления неким авторитетом в ПТУ. В училище есть на балансе “Волга”, об этом знают все, особенно была в курсе вахтерша теть Даша. И это головная боль и директора, и комитета по образованию. Машина есть, и не только в моем ПТУ, все профтехучилища в свое время получили такие машины, списанные с таксопарков, но, как считалось, должные ещё послужить на благо образованию.

Только вот незадача… О том, что автомобили, тем более начала шестидесятых годов выпуска, требуют тщательного ухода и периодического ремонта, мало кто подумал. Передали авто – и все счастливы, на бумаге все прекрасно. А денег на ремонт просто-напросто не закладывается. Да и ладно бы ещё деньги, тот же директор училища Семен Михайлович Ткач изыскал бы средства. Но где чиниться? В комитете образования предлагали нам всё сделать у себя, в училище.

Что ж, может, среди педсостава и найдутся умельцы, но детали…

Так что уже за решение этого вопроса я должен заработать определенные очки в свою карму. Решено…

– Так тебе нужно чиниться? – повторила свой вопрос Таня.

– Да! – решительно ответил я.

– Но это будет стоить тебе, чувак… – игриво прищурилась девушка.

– Снимай фартук, отрабатывать ремонт авто буду, – усмехнулся я.

– А он разве сильно мешает? – со смешком сказала Таня.

А жить, как говорится, хорошо. А хорошо жить в Советском Союзе – еще лучше! С красивой девушкой да с венгерской курочкой в духовке – песня, а не жизнь!

* * *

– Здравствуйте, Семён Михайлович, – поздоровался я, переступая порог кабинета директора.

Сперва зашевелились усы главного человека в ПТУ-144, и только после я услышал его бормотание. Явно товарищ Ткач был не в духе, даже шахматные фигурки валялись по столу, а пепельница переполнена папиросами. Директор курил “Беломорканал".

– Сдался ты мне на больную голову! Ещё потом смотри за тобой, чтобы не обидели ребёнка, – не прекращал своё причитание Семён Михайлович, явно навеянное завучем. – Мне тут рота десантников нужна, а не…

– За мной присматривать не нужно. За свои поступки я сам отвечаю. И я не из тех, кого будут бить или унижать наши подопечные, – решительно сказал я.

Я выделил интонацией – конечно, “наши”, а не какие-нибудь “ваши”. Я здесь, я часть коллектива, со мной тоже нужно считаться.

– Смелый и решительный? – уточнил директор и устало посмотрел на меня. – Так вот тебе комсомольское задание: чтобы сегодня в общежитии ночью не произошло никаких неприятностей! Будешь дежурить на усилении. Нет? Вали тогда на все четыре стороны. Я дам открепление, переведешься на отработку куда-нибудь.

– Если надо и если это входит в мои обязанности, то я буду это делать, – спокойно и уверенно говорил я. – Что насчет перевода, то я не перелет какой. Справимся!

– Потом не жалуйся! – с усмешкой сказал директор. – Экий герой соц труда, ити его мать!

Что в нём изменилось? При первой встрече он показался вполне дружелюбным. Или же тогда посчитал, что мальчик явно передумает работать в подобном вместе?

– Семён Михайлович, прошу обращаться ко мне на “вы”. По крайней мере, пока у вас не кончится весь негатив в отношении меня, – решительно сказал я. – А то я ведь тоже могу вам начать тыкать и по имени называть.

Директор аж закашлялся, схватился за трость.

– Обращение на “вы”, молодой человек, нужно ещё заслужить.

– Не спорю. Но субординация, она либо есть либо нет. Давайте так, Семен Михайлович, я в общежитие наведаюсь и порядок наведу. Справлюсь – и мы начнем субординацию соблюдать.

Михалыч молчал, обдумывал, но с таким выражением лица, что я даже сразу мысли его прочитал. Мол, пришел такой пострел на мою седую голову!

Наконец, директор крутанул передо мной какими-то листами бумаги.

– Очередное «изнасилование». И ладно бы родители насильника были не против свадьбы, все бы и утрясли. Так нет! Заартачились, Комитетом по образованию и райкомом партии грозятся, – выдал он, соглашаясь с предложенными мной условиями.

Мне нечего было пока сказать на тревоги директора. Так что я поспешил покинуть кабинет. Общага – это отличный шанс познакомиться с коллективом поближе.

Что в такое общежитие студентов, пусть и учащихся, – я знал прекрасно. По молодости бессчетное количество раз лазил к девчонкам в комнату, и это было весело и задорно. Тогда это казалось неким романтическим приключением. Теперь же я понимаю, что это просто дурость. Ноги в гипсе, сломанный позвоночник, разбитые черепа – вот чем заканчивались лазания в общежитие для других парней. Просто всё это замалчивалось. А зря, может, у кого-то вместо бурлящих гормонов победил бы в сознании разум!

В общем, надо пообщаться с ребятами. Понятно, что лазить они не перестанут, но я может с ними своим опытом поделюсь. Мне ли не знать, какой разврат твориться в общаге! Я ведь жил в Москве, был коренным москвичом, а следовательно, первостепенным по важности объектом для многих приезжих девушек. Разное было – на то и молодость.

Общежитие ПТУ-144 выглядело куда как приличнее снаружи, чем большинство общежитий, в коих мне посчастливилось побывать в прошлой жизни. Новенькое, только в позапрошлом году сдано, в десять этажей с балконами Правда, штукатурка и здесь уже кое-где обвалилась, но ещё не критично.

– Милые дамы, здравствуйте! – поздоровался я с вахтёршами.

Вахта располагалась, конечно, прямо на входе в общежитие, справа, в углу небольшого холла, за которым была лестница из десяти ступеней к лифтам. Казалось, что я попал в ботанический сад, столько здесь было декоративных цветов. Но возвышался над всем этим зеленым великолепием метра два в высоту и с приличной кроной лимон. Причем с веток свисали лимончики! А что, кошерно… Выпил, сорвал лимончик, закусил. Ну или чай попить.

И вот здесь, словно на курорте, чтобы спрятаться в кроне дерева от палящего солнца, под лимоном, сидели две дамы. Одна была полной, с окрашенными в жженный светлый цвет волосами и пышной причёской, другая, напротив, худощавая и с короткой стрижкой. Обеим было явно за пятьдесят. И, очевидно, что они своей работой нисколько не тяготились.

На столе, на газетке лежало сало, зелёный лучок, нарезанный хлебушек. До моего прихода дамы вели под сенью лимона неспешную беседу.

– Приятного аппетита, – пожелал я.

– Ага, спасибо. А ты к кому, парень? – с полным ртом спросила полноватая дама с пышной причёской.

– Я ваш новый сотрудник, – я старался быть приветливым.

Вытерев рот явно казённым полотенцем, которых, наверняка, не хватает, чтобы раздать проживающим, пышноволосая дама пристально меня осмотрела.

– Экий жених! – высказала своё экспертное заключение женщина.

– Для дочки твоей прямо-таки подойдёт! – заметила другая дама. – Вот только рыжий… Не нравится мне рыжие…

И сверкнула глазом.

– Я тоже рыжих не люблю, – сказал я, и дамы громко, с хрюканьем рассмеялись.

А приятные мадамки. Понятно, что нашли себе теплое местечко, где и работа такая, что захочешь и не найдешь, чем заниматься. Однако, все ли так в их трудовой деятельности? Меня тут пугали чуть ли не фронтовыми условиями, а тут надо же – мамзели под лимоном чаи гоняют?

– Дамы, а не угостить ли вас молочным шоколадом? – спросил я, доставая из внутреннего кармана плитку "Алёнки".

Лакомство несколько подтаяло, несмотря на то, что на улице пасмурно. Но разве это остановит сластен?

– Гляди-ка, Никитична, а он ещё и щедрый. Для Ленки твоей само то в женихи, горе только, что рыжий, – балагурила женщина с короткой стрижкой.

– Все правильно! Рыжие – все бесстыжие, – поддерживал я атмосферу.

– Это точно. Был у меня один рыжий…

– Ну, Ивановна, при живом-то муже! – насмешничала вторая, не забывая при этом прикладываться к салу.

– А ну… Муж, если что, подвинется, у нас кровать широкая!

– Так у такого молодца и невеста, поди, найдётся. Вот была бы я годков на двадцать моложе… – крашеная не договорила, обе дамы залились громким смехом, вновь изредка нечаянно похрюкивая.

Смеялся и я. Даже не для того, чтобы понравиться этим женщинам, рядом с которыми, наверняка, мне придётся теперь периодически держать оборону в общежитии. А потому, что было с ними как-то очень легко, непринуждённо. В кабинете директора я был словно в строгом костюме-тройке, а сейчас перед этими женщинами стою в одних семейных трусах с дырками, по-свойски, по-домашнему, да почесываю пузцо.

Слава богу, только воображаемое.

– Садись, сотрудник, сальца попробуй. Ты такого в жизни не ел. То моя родная сестра с Полтавы переслала, на Украине живёт, да я и сама оттуда. Приехала на Аврору посмотреть двадцать лет назад – и вот… Аврору увидела, а потом увидела пеленки, распашонки, и мужа своего-педаравика. Ой, передовика! – сказала полноватая женщина, одновременно накладывая аккуратно порезанные ломтики сала на кусок хлеба.

Не скажу, что такого сала я, как мне обещали, не ел в своей жизни. Хотя в этой ещё точно не ел, а вот в прошлой моя бабуля в деревне держала свиней. И умела так засмолить сало, что оно в прямом смысле таяло во рту, а шкурка становилась мягкой, удивительно вкусной.

– Ну что, Никитична, доброго молодца накормили, теперь давай решать, с кем его спать укладывать, с тобой али я на что сгожусь, – кумушки загоготали.

Веселые они, горазды поржать.

– Милые дамы, а чего директор наш так сегодня боится за общежитие? – как только женщины отсмеялись, спросил я.

Лица их посерьёзнели, веселье моментом испарилось. Даже я несколько напрягся. Неужели всё настолько плохо, что эти жизнерадостные дамы испугались?

– Так дипломы сегодня вручали. Значит, будут пить, лазить к девкам. А у нас и так одна курвина написала заявление, что её изнасиловали, – серьезным голосом сказала Никитична. – Ивановна, сегодня же Степан дежурить будет?

– Так кого ещё поставят? Только он, может, и совладает, – тоже абсолютно серьёзно отвечала Ивановна.

– Кто такой Степан? – поинтересовался я.

– Военник наш, ну тот, что детишек научает, как противогазы надевать да автомат разобрать. Лихой мужик, хоть и не фронтовик, но в армии офицером был, – поведала мне пышноволосая Никитична.

Уже неплохо, значит, мне не одному бегать по этажам. Да и наличие на дежурстве в общежитии преподавателя, которого уже знают здесь все, каждый шкодник, – это само по себе помощь. Насколько я себя помню, подчиниться какому-то чужому, даже если он будет бить себя в грудь и доказывать, что он преподаватель и право имеет – сложно. А я сам хоть и был в молодости хулиганом, но таким, с понятием и с уважением к возрасту и статусу людей.

– Что ж, милые дамы, вечером встретимся. Я же правильно понимаю, что мне нужно подходить к семи часам? – спросил я, намереваясь уже покидать столь интересное общество.

– Подходи, сотрудник, хлебнёшь и нашей жизни, – философски заметила Ивановна.

Время было раннее, ещё не стукнуло десяти часов утра, потому я успевал ещё съездить домой и даже немного вздремнуть, предполагая, что ночью полноценно поспать не получится. Думал, что сегодня же договорюсь с директором насчёт того, чтобы отдать в ремонт “Волгу”, что стоит на балансе училища. Но дождёмся, когда Семён Михайлович будет в более адекватном настроении. А то ещё ненароком рассоримся с ним вдрызг. А мне не хотелось бы иметь в родном ПТУ врагов. Хотя, полагаю, что обойтись без конфликтов возможно только в одном случае – если я лягу под систему и просто перестану хоть что-то делать, не работая, а отбывая своё рабочее время.

А уж этого точно не будет.

Уже дома, лежа на диване с деревянными подлокотниками иразглядывая замысловатый узор на настенном ковре, я размышлял о том, когда смогу приступить к другим, сопутствующим моей цели миссиям. Мне нужно что-то сделать с самыми гнусными преступниками нынешнего времени. Обучение в школе милиции предполагало изучение многих дел прошлого. Так что о деятельности некоторых преступников я знал, как и о предателях Родины, я знал.

Можно ли жить спокойно и добро наживать, если точно знаешь, что подонки топчут землю и скоро будут всячески отравлять жизнь нормальным честным людям, каким был, да и здесь буду, и я? Вопрос, на который у меня лишь один ответ. А еще нужно как-то ликвидировать “кружок по интересам”, который вот-вот должен быть создан в Ленинграде. Из него вышли всякие рыжие, а ещё опозорившие великого советского писателя Аркадия Гайдара его потомки. И ещё немало сволоты. Нужно думать.

Пообедав приготовленной вчера Таней курицей, я, взяв палку финского сервелата, чтобы кумушки на вахте оценили, поехал снова в общежитие.

Впереди только хардкор, но я готов!

Глава 5

– Ты это что, сотрудник, такое приволок? – спросила Ивановна, когда я с выдохом облегчения поставил большую сумку у стола вахтёра.

– Пепси-кола, – невозмутимо ответил я.

– Ты меня прости, сотрудник, а не уссышься – столько пить? – не преминула задать вопрос и Никитична.

– А я ещё сменные штаны с трусами взял. Так, если случится неожиданность, – не остался я в долгу.

Действительно, я притащил с собой почти двадцать бутылок советской пепси-колы. Я не знаю, как это делает мой отец, талант у него, наверное, такой – умеет доставать любые продукты и большинство дефицитных вещей. Но, что касается пепси-колы, то это, по словам моего родителя, напиток в доме крайне нужный и полезный. Чем именно он полезный, я не знаю. Но мне, человеку из будущего, было намного приятнее пить "Дюшес" и "Буратино". Однако в этом времени “Пепси”, если появляется на прилавке, нещадно бьёт вкуснейшие советские газировки.

Что-то я не могу припомнить больше ни одной американской компании, которая смогла бы пробиться на советский рынок и даже открыть здесь собственное производство. В Новороссийске завод по производству пепси-колы работает в три смены, выдаёт до двухсот тысяч бутылок за одну смену. И этого, оказывается, крайне мало. Стоимость одной бутылки – сорок одна копейка, на секундочку, это недешево. А советские напитки стоят почти вдвое дешевле.

– Степан, – ко мне подошёл мужик и протянул ладонь для пожатия.

– Анатолий, – представился и я, пожимая сильную мужскую руку.

Когда кумушки рассказывали мне, с кем придется дежурить в общежитии, я представлял Степана достаточно пожилым человеком. Однако это был мужчина под сорок. Причём, такой сбитый, чуть выше среднего роста, крепыш. Явно мужчина занимается собой. Интересно будет как-нибудь постоять с ним спарринге, пусть не сейчас, не сразу – а когда я в большей степени восстановлю свои прежние навыки. Даже, наверное, те навыки, которыми владел лет до пятидесяти в прошлой жизни.

– Ну что, мальчики, повоюем сегодня? – ударив кулаком в ладонь, будто пришла на бандитскую стрелку, сказала Никитична.

Состроит хмурое лицо – и может сойти за бандитку.

– Что, прямо всё так серьёзно? – спросил я, доставая из сумки дефицитную снедь.

– А кто его знает? На День Победы на верёвке спускали одного за портвейном, так не удержали – и он головой ударился об асфальт. До сих пор все гадают, останется ли дурачком или пойдёт на поправку, – невозмутимым голосом поделилась Ивановна.

– А на Первомай так поупивались, что одному ухо порезали, да не легонько, треть уха оттяпали, – глядя на меня, сказала Никитична.

Это мамзели, наверняка, проверяют меня на стрессоустойчивость. Может, им рассказать одну из своих историй, когда я недолго работал опером? К примеру, везем мы убитого в пьяной драке, приезжаем по месту назначения, в морг – а трупа и нет, и двери “каблучка” нараспашку. И пошли мы по ночному городу выискивать, где потеряли “пассажира”. А он зараза полуголый по городу разгуливает. Просто насвинячился голубчик так, что в кому, видите ли впал… в общем, мда. Всякое бывало.

– Что, и вправду финский сервелат принес? – Ивановна взяла палку колбасы и начала её крутить в руках. – Настоящий?

– Чаю попьём? – спросил я.

– Ивановна, а у тебя чай со слоном ещё есть? – с надеждой спросила Никитична.

– Так утром допили. Только грузинская солома и осталась, – развела руками Ивановна.

– Вы бы хоть предупредили, что у нас пир намечается, так и я что-нибудь принёс бы, – сказал Степан.

– Ага, Степан Сергеевич, давно торпеду зашил? Принёс бы ещё чего, так не детей бы мы сегодня унимали, а тебя, кабана здорового, – заметила Никитична.