Эпоха женщины

Прощаясь у гостиницы, Татьяна взяла с него честное пионерское, что завтрашний субботний день – благо, что планов никаких Иван еще не составил – он посвятит ей, а она ему. Познакомит с коллегами по работе, вместе посетят театр или галерею и т.д. И только теперь Иван оценил день посвящения. Москва оглушила его своей бурной, кипучей жизнью. За время своей жизни в горах, почти в полном одиночестве, он отвык от столичной шумной суеты, рева машин, а от густо настоянного на бензиновых выхлопах воздуха его просто клонило в сон. Он чувствовал себя не вполне комфортно и в колледже, где работала Таня, в окружении ее коллег, большей частью женщин от тридцати до сорока лет возраста. Татьяна решила блеснуть перед ними своим знакомством с красивым и обаятельным мужчиной и устроила небольшой сабантуйчик в честь встречи через почти двенадцать лет. Женщины ахали и тянули к Ивану свои фужеры с шампанским, чокнуться и выпить, и потому поневоле пришлось пригублять искрящий напиток. Поневоле – это потому, что спиртные напитки он давно уже не употреблял в силу своих убеждений. Но что было делать? Он вернулся в этот мир и он не должен выглядеть в нем белой вороной.

После колледжа они с Таней посетили художественную галерею, а потом они заехали к Таниным родителям, где она представила им бывшего соседа, и наконец она привела его в свою двухкомнатную квартиру в новом девятиэтажном доме, всего в двух кварталах от дома предков. На чашку кофе…

Услышав Танины шаги, Иван открыл глаза. Она показалась в проеме двери с подносом в руках, поставила его на шахматный столик и присела к дивану.

– Господин Иванов, прошу к столу.

– Не господин, а товарищ – дружелюбно поправил ее Иван, переставив свое кресло напротив дивана.

– Товарищ Иванов, чего изволите? – кофе, коньяк, фрукты?

– Товарищ Иванов, госпожа Петрова, желает всего и побольше.

Татьяна показно надула губки:

– Мне вообще-то нравится, когда меня называют по имени. С Вашего позволения я выпью коньяка.

– Ну вот уже и обиделась, а кто начал? То господин, то ты, то Вы, тебя не поймешь Татьяна!

– Вань! – Татьяна раскаяно улыбалась ему в глаза – не обращай внимания, я просто очень рада нашей встрече, рада тому, что ты у меня в гостях и от радости могу нести всякую чушь. – Открой пожалуйста бутылку – попросила она. – Иван открыл и сам налил ей в рюмку янтарной пьяной влаги, удобно откинувшись в кресле, он прихлебывал горячий кофе, и с интересом наблюдал, как Таня маленькими глоточками осушила рюмку и сразу впилась своими ровными жемчужными зубками в красное яблоко. Дыхание у нее перехватило. Было ясно, что пить она не умеет, пьет очень редко и сейчас выпила лишь для храбрости. Было заметно, что Татьяна нервничает, решая свою, какую-то архиважную задачу.

– Вань – Она смотрела на него заблестевшими глазами – а расскажи как ты был монахом, а?

– А что рассказывать. Горы, пещера, очень красивая природа, чистейший воздух и рядом никого, никто не мешает твоим мыслям.

– Здорово! – восхитилась Татьяна, наливая себе вторую рюмку. – А чем же ты там питался? – Она выпила уже более уверенно.

– Рядом по соседству, три часа ходьбы, стоял монастырь, его монахи приносили мне ячменных лепешек на неделю, а воду я брал из протекавшего рядом с моей обителью ручья.

– И это все?

– Были конечно фрукты, овощи, но мясо и рыбу я не упо… – Иван оборвал себя на полуслове, с сожалением глядя как Татьяна налила и опустошила третью рюмку.

– Ну что, Ванечка, пойдем в спальню? – Таня подняла на него осоловелые глаза и попыталась улыбнуться.

– Зачем? – Иван как только мог невозмутимо откусил пол печенюшки и глотнул кофе, признаваясь в душе, что как мужчина он в этот момент просто смешон. Да и Татьяну он явно недооценил – ее настрой на философские беседы уже кончился и она сразу ринулась в атаку.

– В самом деле, зачем? – Ее язык немного заплетался – и здесь диванчик не плохой. – Нетвердой рукой, она стала расстегивать свое вечернее платье, и с небольшим усилием встав, подошла к Ивану. Он тоже встал. На расстоянии всего каких-то десяти дюймов от него стояла восхитительно красивая вакханка в полурасстегнутом платье, заманчиво приоткрывшем женские прелести, ее горящий от желания взгляд не оставлял Ивану никаких шансов отшутиться.

– Во попал! – не успел он додумать, как Татьяна заключила его в свои объятия, ища его губы.

От нее шел возбуждающий запах разгоряченного тела пополам с тонким, едва уловимом ароматом дорогих духов. Ее жар мгновенно передался Ивану, и чувствуя, как страсть захлестывает его, он усилием воли разжал ее объятия, и взяв женщину за руки, аккуратно усадил ее на место.

– Это что, тоже от радости? – спросил он и сразу же пожалел об этом. Безобидный и снисходительный вроде бы вопрос Татьяна восприняла совсем неадекватно. Потоки слез брызнули вмиг из ее красивых иссиня-черных глаз. Она сидела согнувшись, пряча лицо в ладонях и плакала навзрыд. И этот плач, и совсем не театральное рыдание, заставили вздрогнуть чувствительное сердце Ивана. Ему вдруг передалась вся боль и горечь отвергнутой и непонятой женщины, красивой и молодой, любящей и так хотевшей быть любимой, но обделенной по каким-то неведомым случайностям судьбы, этой, на первый взгляд незначительной малостью.

Иван с каменным выражением лица стоял рядом с рыдающей Татьяной, и пожалуй впервые в жизни не знал что делать. Никогда в жизни своей, ему не доводилось так сильно унижать женщину, пусть и неосознанно. Конечно и она была не на высоте, но разве можно было себя, умудренного жизненным опытом мужчину в расцвет сил, сравнивать с молодой, жаждущей любви, опьяневшей женщиной? Ведь она – женщина! И этим все сказано.

Надо было как-то исправить эту, совершенно дикую ситуацию, и Иван понял, что не уйдет отсюда до тех пор, пока не помирится с Татьяной и не расставит все точки над i. Все. Сейчас он ее успокоит, а потом обстоятельно объяснит ей, что он монах в миру. И что у него, как и у всех живущих на Земле, есть определенная задача, какая правда он еще не до конца понял, но не суть важно. Важно чтобы она поняла, что он не может жить как большинство, ведя чисто потребительский образ жизни. Он отныне живет монашеской жизнью и значит отношения между ними могут быть только сугубо дружескими. Он сел рядом с ней на диван, обнял ее за плечи и нежно прислонил ее вздрагившую голову к своей груди.

– Прости Тань, я не со зла, – сказал он примирительно, гладя ее по волосам. Татьяна доверчиво притулилась к нему, шмыгая носом и успокаиваясь. От ее слез рубашка Ивана вмиг стала мокрой, и сквозь мокрую материю до него прошел жар от ее левой груди. Это становилось уже опасно – и какой мужчина, будь он даже трижды монахом, способом выдержать такое? Иван сделал осторожную попытку отстраниться от женщины, и она, поняв намеренье, сама отодвинулась на полметра и взглянула на него заплаканными, но уже совсем трезвыми глазами.

– Что, не нравлюсь? А помнишь говорил, что любишь? – этот вызывающе-наивный вопрос о былом, вызвал у Ивана чувство умиления. Он с улыбкой смотрел на Татьяну, похожую сейчас на обиженную школьницу и думал о том, что в сущности она так и осталась девочкой-подростком с их двора. Да, он хорошо помнил длинноногую девочку пятнадцати лет, с обожанием глядевшей при встречах на него – капитана ВВС, и даже как-то сыграл с ней несколько сетов в теннис, благо корт находился совсем рядом с домом. А разве мог он забыть тот день, когда она решительно подошла к нему, одиноко курящего на скамейке у подъезда – истинные хозяева этих скамеек – бабульки – удалились тогда на вынужденный перерыв, начался очередной сеанс «Рабыни Изауры» – и выпалила ему в лицо:

– Ты можешь думать обо мне что угодно, но я все-таки скажу: – Я тебя люблю!

Чего стоило ей тогда сказать это признание взрослому мужчине, знала только она сама. Иван видел лишь внешнее проявление ее поступка на лице, юном, здоровом, вмиг покрывшемся ярким румянцем стыда или смущения. После этого она повернулась и пошла к подъезду, зная что он смотрит ей вслед и поэтому стараясь идти спокойно и ровно, стараясь не уронить своего девичьего достоинства. У самой двери ее догнал голос Ивана:

– И я тебя Таня,. Очень и очень люблю! – Что еще мог тогда сказать состоявшийся летчик-истребитель этой симпатичной девчонке, чтобы не поранить ее детское, восприимчивое сердечко? Какую-нибудь соленую шутку или нравоучение? Ведь они вроде как друзья, а тут такое… Тогда он не мог и подумать, как много будет значить его фраза для Татьяны. Однако тот миг, на который она обернулась, он запомнил на всю жизнь – на ее светлом личике сияла самая счастливая в своей искренности и непосредственности улыбка, на которую во все века способна лишь чистая, непорочная, первая Любовь юности.

Но что мог дать тогда пятнадцатилетней школьнице вечно отсутствующей дома военный летчик, на девяносто процентов принадлежавший государству и лишь на десять себе? Так рассуждал тогда капитан Иванов, верный сын многострадальной Родины своей, не осознавая смысла мудрой народной пословицы – «с милым и в шалаше рай», и не зная как вести себя дальше, всячески избегал встреч с нею наедине. Его хватало только на то, чтобы сердечно поздороваться со своей возлюбленной и прошмыгнуть к себе домой. Она… Возможно ждала с его стороны решительных действий, ведь со своей стороны она и так совершила почти невозможное – первая призналась в любви!

Неизвестно чем бы закончилась эта затянувшаяся игра в прятки, если бы лётную часть капитана Иванова не перевели аж на самый восточный рубеж страны, во Владивосток, во Владик как говорили тогда.

Так и расстались они тогда на долгие двенадцать лет… Память Ивана высветила эти события давно ушедших дней как яркую, мгновенную вспышку, и он, твердо смотря в глаза своей собеседницы, сказал предельно искренне:

– Я и сейчас тебя очень и очень люблю, – «Но как сестру» – хотел добавить он, но Таня не уловив выдержанной паузы уже вопрошала его:

– И опять хочешь сбежать? Как тогда? – На такую простодушную непосредственность оправдываться было бы забавно.

– Таня, – Иван строго посмотрел на нее, – давай выясним наши отношения раз и навсегда. Ты согласна на откровенный разговор?

– Конечно. – Она согласно тряхнула головой.

– Разговор предстоит долгий и одинаково важный для нас обоих, так что, иди сейчас пожалуйста в ванную и приведи себя в порядок, освежись, а я соображу чего-нибудь закусить. Что-то почифанить захотелось. Мне можно похозяйничать на кухне?

– Иди уж сообразитель, хозяйничай – улыбнулась Татьяна и послушно отправилась в ванную. Выпитый кофе не смог заглушить в Иване растущее чувство голода, и он решительно стал изучать незнакомую ему кухню на предмет вкусной и полезной пищи. Из холодильника он достал на стол пару больших помидоров, свежий укропчик, но тут его внимание привлекла стоящая за холодильником на табурете цветастая плоская подушечка, сняв которую он обнаружил под ней кастрюльку, а в ней уже остывшие вареники. Удивлению Ивана не было границ. Оказывается, не только он один любил вареники! Довершая разведку путем дегустации, он определил, что вареники – его любимые – с картошкой, и собираясь их подогреть, стал искать спички или зажигалку чтоб зажечь плиту, но тут на кухне появилась хозяйка, – своим видом безмерно порадовав Ивана: недавно заплаканное лицо ее сияло свежестью, волосы аккуратно зачесаны хвостиком, ниспадавший ей на спину, вечернее платье сменил легкий ситцевый халатик желтого цвета, стройные ножки, видевшиеся выше колен, были обуты в мягкие домашние тапочки синего цвета.

– Так. – Она по-хозяйски отобрала у Ивана ложку и усадила его на табурет.

– Сиди. Я мигом все сейчас подогрею, приготовлю и почифаним. Война войной, а кушать-то надо. Кстати почифанить? – Это покушать? Жаргон такой?

– Мыслишь прямо по курсу – сказал Иван – Чифан по-китайски – еда.

– Значит сейчас будем чифанить – она заговорчески подмигнула ему и улыбнулась и поймав его ответное мигание, полезла в холодильник. Иван сидеть так просто не привык, когда рядом кто-то что-то делает и по собственному почину отработал саму неприятную часть приготовления салата – мелко нашинковал очень злую луковицу, аж заплакал.

Через пять минут на столе стоял отличный салат из свежих помидоров с зеленью, заправленный сметаной с рыжиковым маслом, аппетитно исходили паром вышеуказанные вареники, плавая в расплавленном сливочном масле, тонко нарезанный черный бородинский хлеб довершал это вкусное и полезное меню. Колбасу Таня нарезать не стала, узнав еще в колледже, что мясного Иван вот уже как лет семь не употребляет.

– Как же ты с женщинами управляешься? – по-колхозному пошутила одна учительница, заметив что Иван кушает все что есть на столе, игнорируя колбасу, все что было из мясного меню.

– А нет женщин, следовательно и мяса не нужно, – так же просто ушел от ответа Иван. Объяснить этим светским дамочкам, что потенция мужчины вовсе не зависит от количества потребляемого мяса, он не стал.

Молча поели, отдав дань сначала витаминам, затем перешли к традиционному украинскому блюду.

“ Вот дура”, – подумала про себя Татьяна. – “Мужика перво-наперво накормить надо было, а уж потом на себя затаскивать. Не желаете ли кофию, монсиньор?” – Передразнила она мысленно себя. Значительно похорошевшая, простая и домашняя в своем легком одеянии, заботливо ухаживающая за ним Татьяна притягивала Ивана все сильнее и сильнее.

«Красивая, обаятельная, молодая, умная, его дурака любит с детства считай. А готовит как вкусно! Из нее вышла бы отличная жена. Впрочем» – думал Иван – «она и так жена, только чужая, а если точнее – вдова, и ничего серьезного у него с ней быть не может. А нет серьезного, значит вообще ничего не должно быть».

– Спасибо, все было просто восхитительно! – поблагодарил он хозяйку.

– Правда?

– Истинная правда. Твои вареники – супер! Кстати мои любимые.

– А я знаю, – лукаво улыбнулась она. – Специально сегодня утром лепила, к твоему приходу.

– Откуда знаешь? – Он с неподдельным интересом глядел на нее.

– А это тайна покрытая мраком, – назидательно поведала она.

Иван озадаченно-хитро помолчал, потом встал и нагнувшись к Тане чмокнул ее в щечку.

– Эти вареники стали мне дороже и вкуснее в десять раз.

Она благодарно вспыхнула:

– Я могу готовить их тебе через день.

– А почему не каждый день?

– А каждый день приестся.

– Верно. – Заметил Иван и взглянул на часы. – Но к делу. Время уже поджимает, а нам еще предстоит серьезный разговор.

– Если ты спешишь в гостиницу, то напрасно. Я тебя в такую даль, на ночь, никуда не отпущу. Если не захочешь спать со мной – она смотрела на него серьезно и пристально – гостиная в твоем полном распоряжении.

Иван улыбнулся и вскинул руки – сдаюсь – согласен. Он все никак не мог привыкнуть к Таниной манере выражать свои мысли прямо и откровенно.

И вот опять они сидят в гостиной друг против друга, а между ними стоит вновь столик с коньяком, фруктами и конфетами.

– Итак. – Иван выжидательно и как можно строже посмотрел на собеседницу: – Что мы имеем и что хотим.

Таня испытующе смотрела на будто ничего не понимающего Ивана и предательские слезы опять появились на ее лице. Она молча взяла бутылку и наполнила до краев бокал, помедлив, наполнила и соседний.

– Выпьешь со мной? Ей богу, так мы лучше поймем друг друга.

Иван махнул рукой – действительно, трезвый и пьяный никогда не поймут друг друга – чокнулся с ней и залпом, как это умеют делать только русские, опустошил бокал тонкого армянского коньяка. И сразу стало легко свободно. Он четко контролировал себя, но более спокойно, без напряжения. Сейчас они спокойно, без спешки – вся ночь впереди – поговорят и расставят все точки над i. Он разрубит этот узел, который сам связал одной фразой 12 лет назад.

– Итак – Татьяна храбро смотрела Ивану в глаза и продолжала чуть заплетающимся языком, – мы имеем современную двухкомнатную квартиру со всей обстановкой, хорошо оплачиваемую и любимую работу и твёрдое намеренье выйти за Вас замуж, товарищ майор.

– Даже это знаешь? – Изумленно вскинул брови Иван.

– Да никакой тайны здесь нет, просто, когда ты так внезапно исчез, я долго наводила о тебе справки, и лишь два года спустя после исчезновения, через очень крутые связи получила информацию, что майор Иванов – Вареников сокращен по службе и отбыл в неизвестном направлении.

– А при чем тут Вареников? – Иван недоуменно смотрел на Таньку.

– Я тоже так спросила. А это оказывается, тебя за глаза называли исключительно из-за твоей любви к вареникам.

– Черти. – Иван весело усмехнулся и решительно рубанул:

– Знаешь Тань, если честно, наш с тобой поезд, когда мы могли бы создать семью, давно ушел, и потому ничего у нас с тобой не выйдет. – Он взял с вазы шоколадную конфету и развернув, положил в рот.

Она с минуту помолчала и тоже кинула в рот конфету.

– Почему ушел? Объясни. – в ее голосе явно прочитал, что она сейчас в состоянии затаившегося зверя, на пределе нервного напряжения, готовая однако биться за свою жизнь до конца. И тем не менее она была открыта для него, для его беспощадных стрел! Он это чувствовал, и это было непостижимо! Любить, умирая от стрел любимого! Ну не мог он так истязать человека! Это уже походило на садизм с циничным уклоном. Он молча встал с кресла и пересел на диван.

– Иди ко мне – Татьяна послушно придвинулась к нему, и он, усадив ее себе на колени, откинулся вместе с ней на спинку дивана.

Прижав голову женщины к себе, он примирительно поцеловал ее в темечко, с удовольствием вдыхая благоухающий аромат ее волос. Татьяна, в свою очередь вытянув свои ноги вдоль дивана, преданно прижалась всем телом к Ивану и пила своим тонким обаянием запах его, разгоряченного, нестандартной для его него ситуации, тела. В воздухе витало спокойствие, пополам с тонким ароматом хорошего коньяка и лимона. Иван знал как успокоить женщину, но кто знал какие усилия ему для этого требовались? Боже мой, какое счастье сидеть вот так, обнявшись с этой удивительной непосредственной женщиной, сохранившей к нему свою любовь юности сквозь огромное временное пространство, но как же отравляет его мысль, что это не больше чем иллюзия, и что он не должен даже подавать ей надежды на совместную супружескую жизнь. Другом, сестрой, она ему может быть, женой – никогда.

Женщина окончательно успокоилась и Иван, осторожно взяв ее на руки, аккуратно посадил в кресло. Сам сел рядом на краю дивана. Таня зябко повела плечами, благодарно-укоризненно глядя на своего утешителя, давая понять, что вне его объятий ей холодно.

– Замерзла? – Участливо спросил он, подавая ей бокал коньяка. – это тебя согреет и ободрит. – Они выпили, заели ломтиком лимона.

Иван понимал всю щекотливость данной ситуации, где за бокалом коньяка рассуждать или просто рассказывать о сокровенном было вроде бы кощунством, а с другой стороны уклонение от важного разговора выглядело предательством по отношению к любящей его женщине. Она сама подвела его к этому моменту, когда все недоразумения должны были разрешиться не в состоянии напряженной трезвости, а в состоянии мягкой, расслабляющей пьяности, и возможно была права, первая протягивая ему спасительную руку.

Для большинства мужчин и женщин, все неопределенности обычно локализовались в общей постели, но по определению Ивана, все неясности необходимо было решать до постели, ибо временно заталканые в дальний угол и не решенные, они становились со временем постоянной головной болью, ссорами, разрывами, разводами – умножая в мире и так огромное количество зла, горя и страдания.

– Понимаешь Таня, так называемый брак для меня – это очень серьезный, очень ответственный шаг. – Он взял ее руки и держа их в своих ладонях продолжал, смотря ей прямо в глаза. Не было и намека на то, что она к этому времени уже выпила 150гр коньяка, взгляд был ее ясный и участливый.

– И чем я становлюсь старше, тем более ужесточается мой критерий к возможной будущей супруге, естественно и сам стараюсь вести здоровый, и физически и духовно, образ жизни. Спиртное практически не пью, не курю, до сексуальных наслаждений вне брака не падок – я прекрасно понимаю, что все эти «достижения» современной жизни пагубно отразятся на потомках, и представляя себе хилого, нестоящего на ногах парнишку – своего воображаемого сына, в то время как его сверстники уже вовсю бегают по двору – мне становится жутко. Думаю, никто из уважающих себя родителей не сможет выдержать взгляд уже повзрослевшего ребенка инвалида, полный горечи, укора и тоски, если знает, что это по его вине, его кровиночка не ходит, не слышит или родился совсем больной. И потому – продолжал Иван, подняв глаза на внимательно слушавшую и словно ушедшую в себя Татьяну, – так трудно найти свою половину, полноценную во всех смыслах супругу – мать моих будущих детей. Вот эта допустим писаная красавица, но легкомысленная, а там где легкомыслие, там недалеко до предательства. А я в женщине ценю именно верность, преданность. А та воспитанная, благородных кровей, но больше всего на свете любит себя. К той я испытываю взаимную страсть, но на страсти не строят семью, и когда страсти перегорят, если не было любви, то остается только пепел. И так далее и т.п. Все упирается в сильную взаимную, высоконравственную, одухотворенную любовь. Но самое главное в моем идеале – это непорочность. – Иван почувствовал как дрогнула ее рука. – Может быть я гоняюсь за призраком, но чужая, после кого-то мне не нужна. Если не встречу свою голубую мечту, лучше монашеская жизнь. По крайней мере, пока, я думаю так. Хотя жизнь штука сложная.

– Миллионы пар сходятся, расходятся и ничего страшного не видят в том, что невеста не девственница, – пожала плечами Татьяна.

– Я Таня, не миллион, и в отличии от этих миллионов, которые не видят, вижу. Вижу как вырождается настоящий человек, как катится в бездну мир, как гибнет некогда сильная и величественная Россия. И я хочу быть в числе тех, кто поднимет и уже поднимает Россию с колен безнравственности и невежества. А за Россией и другие народы воспрянут.

– А какая связь между невинностью и падением государства?

– Хороший вопрос – Иван удовлетворительно кивнул и поцеловал ее в ладошку.

– Слышала поговорку: «береги платье снову, а честь смолоду»?

– Конечно, я знаю ее.

– А задумывалась над ее смыслом? Ведь если не сберегла платье, порвала или запачкала, не беда, можно зашить, постирать, другое купить наконец. А если потеряла честь – то это безвозвратно. И… – Иван посмотрел ей в глаза и понял, что не сможет сказать следующую фразу не выпив коньяку… Поставив пустой бокал на столик, он сел на место и рубанул – если бы ты сейчас предстала предо мной невинная, я не задумываясь взял бы тебя в жены. – На глазах Тани появились влажные искорки. Она залпом выпила свой бокал коньяка, предусмотрительно наполненный Иваном.

– Для тебя такое важное значение имеет девственность?

– Очевидно более важное, чем для тебя, женщины.

– Но ведь сейчас в клиниках зашивают…

– Дело не в извращенцах в белых халатах, – мягко перебил ее Иван. – Есть такой раздел в генетике – телегония. И научно доказано, что первый мужчина в жизни девушки, закладывает генофонд – биологическую основу ее будущего потомства, т.е. этот мужчина становится генным отцом будущих детей женщины. Независимо от того сколько детей она родит и от кого.

– Не поняла. – Татьяна тряхнула головой – Я сейчас. – Она встала и вышла из комнаты. Иван вскрыл шоколадку, и отломив дольку, стал жевать, не очень ощущая вкус. Из кухни тем временем появилась Татьяна, с запечатанной бутылкой коньяка.

– Я думаю, что без армянского нам придется туго, – пояснила она в ответ на укоризненно-вопросительный взгляд Ивана.

– Ну да, сейчас напьемся до скотского состояния, а мне завтра нужно быть бодрым и свежим и не проспать.

– Ничего, ободрим, освежим, разбудим. – Татьяна безуспешно пыталась открыть бутылку и не справившись, отдала ее Ивану.

Он не спеша откупорил ее и разлил по 50гр. Чокнулись. Выпили. Он подал ей дольку шоколада. Она благодарно кивнула, заела и вопросила: – Ну-ка объясни что к чему.

Голова у Ивана работала ясно и четко.

– Почему так бывает в семье: отец непьющий, некурящий, учитель интеллигентный, культурный человек, мать тоже не пьет, не курит – а сын наркоман и ворюга. Как у таких приличных родителей мог родиться такой сын? Может воспитывали плохо? Да нормально воспитывали. Однако сколько волка ни корми, он все в лес глядит. Тут понятное дело, что отец этого наркоши, женился не на девственнице, и сколько бы у них не было детей, все они пойдут не в него, а в того, кто был первый у его жены, и не обязательно он должен быть наркоманом; хватит и минимума, например – алкоголик, хулиган. Все негативные качества человека передаваясь по наследству – многократно усиливаются, т.е. это внутренний человек, его сущность, а внешне он часто как две капли воды похож на отца, давшего сыну плоть, но не гены. И сколько сейчас не зашивай плеву – генофонд уже заложен до конца жизни. Эти вещи хорошо понимали наши предки, не позволяя своим сыновьям жениться на оступившихся девицах. Целомудрие, честность, порядочность, культура – есть основа всякого сильного государства. Если у сильного на вид государства эти качества в его народе отсутствуют – значит это колосс на глиняных ногах. Вот почему и мне так важно иметь целомудренную невесту. Я хочу прямо глядеть в глаза своих детей; здоровых и воспитанных и не чувствовать вины за их ущербное здоровье.