Остров Карачун

До столицы он добрался не сразу. В первый год путешествовал из одного южного края в другой, где все было знакомо и привычно – чуть меньше волшбы, чем на Карачуне, но в каждом городке или станице растут священные деревья, рядом с которыми вкопаны столбы, пестрящие лентами и записками на шерстяных шнурках, а в магазинчиках продают плетеные тарачки от сглаза и зубной боли. Андрей ел пропитанные солнцем фрукты, чебуреки и острое жаркое в забегаловках, хватался за любую работу – собирал мандарины и хурму, вкалывал в каменоломнях и теплицах. А когда заскучал на юге, рванул в Москву. Морозы, снегопады и толчея в метро его разочаровали, зато у него случился короткий, но бурный роман с красавицей Алисой.

Они познакомились на работе. Андрей устроился грузчиком на большой склад сетевого магазина, а Алиса сидела в бухгалтерском кабинете – помощницей, потому что папа-менеджер приучал ее к ежедневному труду. Цифрами, электронными документами и кипами отчетов Алиса тяготилась, а зашедший в бухгалтерию Андрей вызвал у нее неожиданный интерес. И Алиса Андрею приглянулась: ослепительно красивая, утонченная, холеная, улыбающаяся так солнечно и беззаботно, что сердце начинает болеть от восторга.

Знакомство продолжилось посиделками в кофейне. Андрей рассказал о себе, не упоминая Берлогу Велеса – еле удержался. Сказал, что приехал в столицу из Карачуна и получил в ответ:

– А-а-а! Этот странный остров! Я хотела туда съездить, купить сувениров, но в турфирме сказали, что там нет пятизвездочных отелей. Они продают обычные и новогодние туры. Интересно было бы посмотреть, как жгут чучело Бадняка, но только ради этого терпеть отсутствие нормального сервиса… Фу! И все отели и пансионаты какие-то низкие, обшарпанные.

– У нас не строят небоскребы, – объяснил Андрей. – Зона повышенной сейсмической опасности. Даже четырехэтажные дома могут разрушиться при сильных толчках. Обычно строят двух и трехэтажные.

– Ну и хорошо, что я не поехала, – подвела итог Алиса. – Лучше куда-нибудь в теплые страны. На Мальдивы или хотя бы в Тайланд.

Андрей порадовался тому, что промолчал. То, что было неотъемлемой частью его жизни – священные деревья, парковые статуи, оживающие по приказу скальников, оборотни и ведьминские наговоры – вызывало у Алисы зевоту. Она, как и большинство столичных жителей, не помнила имена богов, не знала, что сны дарует Дрёма, а кошмары – Ведогонь, не видела мелкой нечисти, прячущейся в столичных переулках и ожидающей подходящую жертву.

Алиса выбрала его, простого грузчика, ничем не отличающегося от прочих работяг – да, симпатичного, крепкого, но не звезду экрана – а не экзотического волхва. Андрей надеялся, что это залог прочных отношений. А превращаться… он не превращался уже полтора года, последний раз в станице лихорадницу задрал, получил за это ворох снеди от бабок и уехал дальше на маршрутке, провожаемый словами благодарности. Никакого дискомфорта от житья только в человеческом теле он не испытывал. Оставалось понять, является ли «как все» пределом мечтаний. Он, конечно, выучился управлять погрузчиком, получил повышение и прибавку к зарплате. Но всю жизнь возить и таскать коробки на складе? Скверная какая-то перспектива. Даже если здоровья хватит, на склоне лет будет нечего вспомнить.

Отношения с Алисой вышли на новый уровень. Повстречались месяц на улицах, погуляли, побывали в музеях и кинотеатрах, выпили несколько литров кофе с модной выпечкой, сходили в ресторан и решили съехаться. Андрей перевез вещи в квартиру Алисы, пошел примаком – сам он делил квартиру в двумя такими же грузчиками, терпел шум и грязь, прилагавшиеся к одной трети оплаты. Пригласить ослепительную красавицу в съемное жилье было невозможно, а снимать отдельную квартиру Алиса ему запретила.

– Зачем? – сказала она. – У меня сделан ремонт, до работы недалеко. Будем жить у меня, а ты откладывай деньги на первый взнос по ипотеке. Если не разругаемся, нужно будет покупать квартиру побольше. Не знаю, помогут ли родители. Надо рассчитывать на себя.

Слова звучали разумно, и Андрей перевез свою спортивную сумку и кое-какие мелочи в уютную квартиру Алисы. Переводил деньги на квартплату и расходы, старался делить домашние обязанности пополам, часто готовил – к искреннему изумлению подруги.

– Чему ты удивляешься? – спросил Андрей, смущавшийся от ее комплиментов. – У нас на юге все нормальные мужики умеют готовить. И люди, и оборотни. Не мужик тот, кто борща сварить не может и яичницу с помидорами на завтрак пожарить. А уж мясо готовить мужикам сам Велес велел. Шашлык на Венок Купалы всегда или батя, или я мариновал. Маму не подпускали.

– Фу, – сморщила нос Алиса. – Оборотни. Хорошо, что их в столице мало, только в милиции и спецотрядах служат. И то боязно – вдруг взбесится, покусает, я потом тоже оборотнем стану.

– Ты что?! – у Андрея от удивление даже дыхание перехватило. – Что ты такое говоришь? Как это – станешь оборотнем? Что за глупости? Они к нам из других миров по Кромке пришли, это через укус не передается. Ты же не думаешь, что если тебя мартышка в зоопарке за палец цапнет, то ты обезьянкой станешь?

Казалось бы, доступное объяснение, но Алиса почему-то ужасно обиделась и не ела летний борщ, ссылаясь на изжогу от щавеля. А он варил с душой, еле-еле щавель на рынке нашел, все забито рукколой, пекинской капустой и кресс-салатом. Потому что щавель на земле растет, а все эти причудливые салаты на гидропонике. А пахотной земли вокруг столицы мало, никто ее на щавель не расходует.

Поговорили, борщ доели, и, вроде бы, забыли. Но ледок настороженности остался. Алиса цеплялась к каждому упоминанию богов, отпускала колкие шуточки насчет колдовства. Словно проверяла пределы его терпения. Андрей напоминал себе, что это и есть «как все». Напоминал и помалкивал.

Неожиданный кризис случился через полгода. Андрей вернулся с работы и еще в прихожей услышал вопрос:

– Отвечай, что это?

Он разулся, вошел в комнату и увидел, что на полу лежит его расстегнутая спортивная сумка, из которой наполовину вытащена форма волхва. Льняная сорочка, заговоренный замшевый жилет с карманами, по которым распиханы тарачки и записанные наговоры на удачу, кожаные ремни и чеканные фибулы – награды за отлично сданные экзамены, разрешение на превращение и оберег Велеса.

Всколыхнулась волна злости. Да сколько можно скрываться? Таиться, как будто он не защитник людей, а какой-то ярмарочный урод! Андрей велел себе успокоиться, сделал несколько вдохов и выдохов, спокойно ответил:

– Это форма. Я волхв.

– Я так и поняла, – прищурилась Алиса. – Сфотографировала вещи, кинула фотографии в поисковик. Вывалилась куча результатов. Почему ты ничего не говорил? Кто ты? Я почитала про волхвов. Ты превращаешься в медведя или швыряешься огненными шарами? Если честно, я не знаю, что хуже.

Высокомерие столичной жительницы, считавшей, что она выше глупых предрассудков, и при этом не видевшей общей картины мира, задело и разозлило еще сильнее. Вспомнился Игорь, повторявший, что Кара-Корунд – унылая собачье-медвежья столица и мечтавший о возвращении в Москву. Но тот хотя бы умел взглянуть на мир правильно, признавал силу богов, носил дары к священным деревьям и искренне чтил Велеса, хотя и тяготился его даром. А Алиса…

– Я перевертыш, – сухо ответил он. – Не бойся. Квартиру не подожгу.

Алиса неожиданно смягчилась. Проговорила:

– Ты ничего плохого не думай. Я толерантная. У нас иногда оборотни на склад устраиваются, я с ними всегда здоровалась, если сталкивалась. Просто… просто это было очень неожиданно. Почему ты от меня это скрывал? Почему ты работаешь грузчиком? Волхвам хорошо платят в спецслужбах, я об этом в интернете читала. И рекламный ролик есть, их в охранное агентство постоянно на работу приглашают. Телохранитель-медведь это круто, только очень богатые люди себе такое позволить могут. Ты бы зарабатывал гораздо больше. Почему склад?

– Хотел попробовать жить как все, – ответил он.

Проговаривал слова, присматривался к выражению лица, и не мог понять, когда Алиса была искренней. Сейчас, когда она уверяла его в своей толерантности, или в первый момент, когда при слове «волхв» в ее глазах отразились отвращение и капля брезгливой ненависти.

В ушах прозвучал глухой медвежий рык, сложившийся в приказ: «Пора уходить». Андрей был согласен – разбилось что-то важное, что уже не склеишь. Но хватать сумку и уходить в ночь, когда Алиса делала явные попытки к сближению, было как-то неприлично.

– Давай чаю попьем. Я пиццу заказала, разогреть надо.

– Давай, – кивнул он, обдумывая, что избрать причиной утреннего ухода с вещами.

Можно соврать, что ему позвонили из дома. Отец действительно ему звонил, попал в перерыв на работе. Спрашивал, приедет ли он домой на Зимний Солнечный Венок. Андрей не ответил ничего конкретного. Он не знакомился с родителями Алисы, и она не выражала желания знакомиться с его семьей. Подумывал вскользь предложить поехать на остров на Новый год, но теперь не хотел об этом заговаривать.

– А ты можешь сейчас превратиться? – спросила Алиса, когда они доели пиццу. – Или тебе надо какие-то заклинания читать?

– Могу в любой момент, – ответил он. – Только не на кухне. Надо в комнату пойти, потому что медведь большой.

Он разделся, чувствуя себя экзотической игрушкой – благо, не на потеху толпе, а только женщине, с которой он прожил полгода. Пришлось преодолеть барьер – как в детстве, с давними страхами. Тело изменилось, медведь встал на лапы и помотал головой, отгоняя легкую дурноту – следствие редких превращений.

Алиса вскрикнула, забилась в угол. Долго его рассматривала, что-то шептала, потом подошла поближе, но так и не решилась прикоснуться. Медведь вздохнул – от женщины веяло страхом. Человек прокатился по ламинату, встал на ноги и спросил:

– Когда мне лучше уйти? Сейчас или утром?

Теплилась слабая надежда, что Алиса скажет: «Не надо уходить, просто дай мне время, чтобы привыкнуть». Ответ разбил иллюзию.

– Лучше сейчас, – ответила она. – Мне страшно находиться с тобой в одной комнате.

Андрей пожал плечами – «а как же рекламные ролики и почетная высокооплачиваемая служба?» – собрал вещи, взял почти разряженный сотовый телефон и вышел за порог. Кнопку лифта заело. Он взвалил сумку на плечо, пошел вниз по лестнице и на третьей площадке наткнулся на компанию домовых. Столичные франты щеголяли в человеческих обносках. Подбирали из мусорных баков детские вещи, красовались друг перед другом яркими комбинезончиками и шапочками с помпонами.

– Выперла? – осклабился один из домовиков, сияющий красной звездой на шапке-буденновке. – Вали-вали. Без тебя спокойней будет. А то у всех нормальные дома, пакостить можно, как хочешь, а мы вынуждены изнывать. Волхв, понимаешь ли, заселился. Ни проводку лишний раз не замкни, ни тросы лифта не перепили, ни гололед перед дверью подъезда не отполируй, чтобы люди поскальзывались.

Андрей хотел прочесть маленькое проклятие, которое помнил наизусть, а потом махнул рукой и пошел вниз. Пусть пакостят. Пусть жильцы в домовом чате гадают, отчего поломки участились. Авось вспомнят, что надо выставить на подоконники подъездов свечи и помолиться Живе, Перуну и Мокоши.

Он провел ночь, гуляя по улицам никогда не спящего города. Утром дошел до работы, написал заявление на увольнение. Практически сразу получил расчет – Алиса поспособствовала – и поехал на вокзал, чтобы купить билет на поезд.

Медвежье ворчание стало довольным. Усилилось, когда он занял свое место в пустом купе. Желающих ехать на побережье нашлось мало – новогодние, как выражались столичные жители, праздники еще не наступили, любители скупать ведьминские сувениры не спешили посещать остров вечной осени, чтобы созерцать унылые облетевшие деревья и скрытые сухой дымкой горы.

Когда застучали колеса и за темным окном поплыли смазанные цепочки фонарей, Андрей купил чай. Долго смотрел на коричневую жидкость в разовом стакане, решился и прошептал наговор: «Дрёма-дрёма, приди в мои хоромы. Покажи вперед дорогу, скрытую во тьме. Расскажи, что надо будет завтра делать мне». Он понимал, что завтра ему придется выносить сумку из поезда, покупать билет на электричку и добираться до парома, но надеялся, что дочь Велеса поймет его правильно и покажет ближайшее будущее.

Засыпая, он подумал, что реакция Алины дала ему ответ на давно мучивший его вопрос. Нет, родители просто были такими, как были. Суховатыми, равнодушными – не всем же жить нараспашку. Они никогда его не боялись. Мама, запиравшая калитку, всегда гладила подошедшего к ней медведя, чесала за ушами, кормила выпечкой и приговаривала: «Ох, ты и вымахал, Андрюшенька! Скоро дверной проем придется расширять, чтобы ты бока не ободрал». Может быть, маме не нравились шепотки каких-то соседок, может быть, она считала, что до получения диплома недоученному волхву лучше не бродить по улице. Но не боялась и не стыдилась, нет.

Сердце успокоилось. Андрей застелил узкую койку, улегся, выключил свет и понял, что с радостью предвкушает возвращение домой. На остров, где чтут богов, где за осквернение священного дерева наглеца настигнет неотвратимая кара. Где медведь будет бродить по улицам в компании пса и волков, и в них никто не будет тыкать пальцами. Еще и зазовут во двор приструнить домового или овинного, потому что молоко в холодильнике скисает. А потом покормят простой, но сытной едой. И на десерт дадут краюшку хлеба, политого медом.

Он незаметно провалился в сон – убаюканный стуком колес и темнотой. Провалился и оказался за столом в какой-то обшарпанной средневековой забегаловке. То, что средневековой, было понятно по интерьеру и одежде посетителей – форма волхва казалась образцом современности. Невидимый Андрей сидел на табурете и слушал разговор двух мужчин.

– Нагулялся? – низкий голос рыжего переполнялся гневом. – Где тебя носило, бог-пограничник? Куда ты пропал на полсотни лет? Твоя куртка пропитана запахом затхлости, руки трясутся – стыдно посмотреть. Ты в своем уме? Помнишь о возложенных на тебя обязанностях? Почему твои стражи не спешат на помощь заплутавшим на Кромке людям?

– Не кричи, Авсень, – Чур потер неряшливую седую щетину. – Говоришь, полвека прошло? Хм… Мне казалось – не больше трех лет. Значит, время там текло иначе.

– Где? – чуть тише спросил рыжий Авсень, и пробежался пальцами по золоченым пуговица вышитого кафтана.

– Это мне неведомо.

– Ты, охранитель границ, не можешь ответить на этот вопрос?

– Не могу. Ты спрашивал, куда я пропал. Когда стражники известили меня о странной тропке, возникшей неподалеку от входа в Бездну Мертвых, я пошел на разведку. Взял с собой десяток воинов. Как видишь, недавно вернулся, – Чур потянулся за кружкой, в три глотка выпил воду, продолжил. – Тропа вывела нас в мир, в котором не было жизни – в обычном понимании. Я подумал, что это очередное гнездовье ледяных драконов. Решил зачистить подготовленную лежку – в Бездну уходят те, кто отжил свои века во всех возможных мирах, им дарован покой, и грех оставлять опасность на их последнем пути. Мара лелеет своих ледяных питомцев и никогда не озаботится расчисткой тропы для тех, кто ищет посмертное пристанище.

– Да, – согласился Авсень.

– Вернемся к моим злоключениям. Мы углубились в мир, оказавшийся воистину безразмерным. Куда ни глянь – снег. На горизонте что-то чернело, и наш отряд двинулся по сугробам, чтобы проверить, какая тварь свила там гнездовье: чем дальше, тем сильнее чувствовалась незнакомая магия. На третий день у нас значительно сократились запасы еды, и я приказал своим людям возвращаться. Мы не ответственны за миры, наше дело – пресекать нарушение границ и следить за порядком на Кромке. Я решил оставить сторожевой пост возле Бездны и проследить, не выползет ли на дорогу неведомая угроза. Было ясно как день, что в снегу угнездился не дракон, их магию спутать с какой-то другой невозможно, а остальное выяснится при наблюдении.

Андрей сосредоточил взгляд на Чуре. Рассмотрел наполовину оторванный воротник теплой пятнистой куртки, скрюченные пальцы правой руки – Чур взял кружку левой – и призадумался. Тот, кто задержал и почти одолел Чура – опасен. Очень опасен. Мало кто из обитателей миров рискнет вступить в схватку с богом, а если и осмелится – от самонадеянности или по недомыслию – обычно терпит сокрушительное поражение.

– Враг напал, когда мы повернули к выходу. Сотни ледяных ос вела чья-то злая воля. Яд оказался смертелен для всех, кроме меня. Но и мне пришлось несладко, честно тебе доложу. Они облепляют стаей, пробираются под одежду и жалят до временного паралича. А потом отступают, оставляя недвижимое тело, и усаживаются на снег до следующего нападения. Кинжалом от них не отобьешься, а к другому оружию я не привык. Меня гоняли по снежной пустыне, как охотничью добычу. Яд мутил разум, заставлял утратить наблюдательность. Я не сразу приметил, что ледяные осы сменяются. Половину суток меня преследовали светло-голубые, потом исчезали, давая роздых, наутро появлялись серые с сиреневым брюшком. И так по кругу. Я утратил чувство времени, потерял зрительные ориентиры. Мне позволили приблизиться к темной точке, когда-то маячившей на горизонте. Это оказались развалины древнего храма. Рядом возвышалась полуразрушенная башня-минарет с винтовой лестницей. Так я нашел пристанище на годы плена. Иногда мне молчаливо разрешали спускаться. Пару раз я добирался до места первой схватки, видел оружие и занесенные снегом тела моих воинов. Эту границу мне запрещали переступать: прилетали обе стаи, жалили до потери сознания, и вынуждали возвращаться к минарету. Обшаривать развалины мне не мешали, и это не удивляло – в руинах было меньше магии, чем в сторожах-осах. Устав от бесплодных попыток побега, я перестал спускаться с минарета. Сделал первый шаг к спасению, сам того не ведая. Наши тела крепче людских, способны обходится без воды и пищи, оправляться от смертельных ранений и яда. Я проДрёмал несколько месяцев. Днем просто мерз, ночью коченел от холода, укрывался курткой. По утрам слизывал снег с камней. Осы не залетали в башню, яд усвоился и перестал затуманивать разум и зрение. Я смог увидеть, где прячутся мои сторожа: в считанные минуты стремительного рассвета и при коротком закате. Днем солнце и снег слепили глаза, прятали лежку. А на рассвете и закате удалось заметить блики – за мной наблюдали через бинокль или оптический прицел. Стражники утратили бдительность, месяцы неподвижности уверили их в моей беспомощности. Фокус удался.

Авсень и Андрей слушали рассказ, затаив дыхание.

– Я вложил все сбереженные силы в марш-бросок. За ночь добежал до лагеря стражников. Они расположились за глыбами льда, с относительным комфортом: две просторные кемпинговые палатки с тамбурами, походные печки, оборудованная наблюдательная площадка. Их было двое. Двое колдунов со странными талисманами – сначала мне показалось, что это кровавый янтарь. Я убил их до того, как они призвали ледяных ос. Повезло.

Чур вытащил из кармана талисман. Андрей присмотрелся к осе, дремлющей в кровавом коконе. Авсень прикоснулся, отдернул палец, нахмурился.

– Это лёд, – проговорил он. – Никогда не видел такой магии. Мара?

– Возможно, – согласился Чур. – Мара или Чернобог. Карачуну такая волшба не под силу. Я забрал талисман и сразу вышел на Кромку – исчезло расстояние и препятствия. Первым делом я проверил своих стражей. Вышки повалены, казармы почти разрушены. Я объявил общий сбор… мой приказ пронесся над Кромкой, растаял в мирах. Не явился ни один стражник. Теперь, когда я знаю, что прошло около полувека, мне понятно: прежние освободились от клятвы, новые еще не пришли на службу.

– И что теперь делать?

Чур не ответил. Повернул голову, словно наконец-то заметил невидимого наблюдателя. Вперился взглядом в Андрея, и того выбросило из сна. В купе поезда, мчащегося по рельсам. В темноту и обыденность привычного мира, без намека на средневековую таверну.

Глава 2. Галина. Чужеземка

Она не знала, откуда пришла на Карачун. Первые пять лет жизни вытерлись из памяти, путешествие по Кромке помнилось урывками. Вероятно, на тропу между мирами ее вывел кто-то из родственников или соседей. А, может быть, добрый человек увидел осиротевшую кроху, и по мере магических сил попытался отвести ее в безопасное место.

Имя Галина ей дали здесь, на Карачуне. Долго расспрашивали: как ее зовут, откуда она пришла, что случилось с ее родителями. Ответов добиться не смогли. Иногда во снах мелькали обрывки трагедии: деревянный дом с резными ставнями охвачен огнем, злые псы окружают мужчину и женщину, люди в военной форме сжимают в руках автоматы. Запах гари становился невыносимым, звучали выстрелы, а ее кто-то уводил в переулок, закрывая глаза рукой, шепча: «Тихо, только не реви. Здесь выход рядом, я стражников позову, они тебя в безопасный мир определят. Ты скальница, такие способности редкость».

Надежды говорившего оправдались наполовину. Они нашли выход на Кромку, некоторое время шли по изнанке мира, разрывая тишину криками.

– Эй! – хрипло орал ее спутник. – Чуровы воины! Вы где? Есть кто живой? У нас резня, пожары, погромы! Девчонку спасти надо! Если почуют, что она магичка – убьют.

На призыв откликнулись далеко не сразу. Они успели поДрёмать, привалившись к валуну, найти родник, напиться ледяной воды, от которой заломило зубы. Возле источника их и окликнули.

– Кто таков? – задал вопрос шагнувший из лабиринта скал седовласый воин.

Ее спаситель вскочил, забормотал быстро и непонятно, указывая пальцем туда, откуда они только что пришли. Дед в кольчуге выслушал его, нахмурился. Заговорил с тогда еще безымянной Галиной, спросил:

– Можешь позвать своих родичей? Скальники уже когда-то уходили на остров. К людям и оборотням. Я не знаю дорогу в этот мир. Те, кто их провожали, давно одряхлели и ушли в Бездну Мертвых по винтовой лестнице. Некого спросить. Чур пропал. Я могу открыть дверь, но не знаю, куда.

Она ничего не поняла и расплакалась. И чем громче плакала, тем сильнее беспокоились камни. Скалы задрожали, ссыпали на дорогу пригоршни мелких обломков. Щебень зашуршал, выстелил дорогу, уводящую в туманную мглу.

– Слышит тебя Шероховик, – кивнул стражник. Спросил у ее спасителя: – Сам дойдешь? Найдешь дорогу, сможешь к себе зайти?

– Смогу, – ответил тот. – А если не смогу, то лучше сразу в Бездну. Надоело прятаться по углам, как крысе. Опасаться сделать неосторожное движение и получить пулю в лоб.

– Эх! – вздохнул дед и сгорбился, словно тяжесть кольчуги стала невыносимой. – Жаль, что к нам на службу пойти не получится. Клятву Чуру надо давать. А он ушел с отрядом и не вернулся.

Стражник и ее спаситель коротко обнялись, пожелали друг другу удачи. Человек исчез в темноте – сумерки сгустились, дорогу было не разобрать – а стражник взял ее за руку и повел, приговаривая:

– Камень камню рознь, но этот нас с тобой к дому скальника приведет. Слышно, как Шероховик камушки перекладывает, дорогу выстилает. О! Вот и свет. Дверь сама приоткрылась.

Галина не увидела никакой двери: скалы расступились, сумрак в арке поредел, пропуская солнечные лучи. Стражник провел ее сквозь туман, позвал:

– Эй! Есть кто-нибудь?

Женский голос ответил:

– Я тут! Кто к нам идет? С войной или с миром?

– Девочку забери, – велел стражник. – Осиротела. Опять в Булыжном дома жгут.

Женщина охнула, подошла ближе. Присела, обняла Галю, вытерла слезы, пообещала:

– Все будет хорошо, милая. Прошлое прошло. Камень привел, ты дома. Меня Улита зовут. Можешь звать меня баба Уля, у меня внученька чуть помладше, чем ты. Пойдем. Сейчас умоешься, искупаешься, переоденешься. Отдохнешь с дороги или покушаешь – как захочешь.

Дед в кольчуге коротко попрощался и ушел. Улита подхватила Галю на руки и понесла домой – сначала по переулкам с редкими прохожими, потом по широкой улице. Мимо проезжали автомобили, протарахтел, поскрипывая рессорами, старенький автобус. Притормозил возле остановки, высадил-подобрал людей и поплелся дальше.

Вид города девочку успокоил. Она заинтересовалась курами, бродившими по траве во дворе приземистого дома. А когда они вошли в огромный двор с качелями, песочницей и мелким кудлатым псом, залаявшим при их появлении, пискнула и попросилась на землю. Потрогать собачку.

Тогда Галина не понимала, что Уля не так уж стара, чтобы называть ее бабушкой. Сорок пять – баба-ягодка опять. Но в доме было так заведено: Улита звала мужа «мой дедушка», а он ее «моя бабушка». Муж Леонид был простым человеком, без капли магии. Уроженцем острова Карачун. Улита родилась в семье беглецов-скальников. Как она позже сказала Галине: «Не из нашего мира ты пришла. Из другого – магия схожа, да не та. Стражник сказал: "В Булыжном дома жгут", а я так разволновалась, что не спросила, где этот Булыжный. Хотя… что спрашивай, что не спрашивай. Назад не вернешься. Дороги закрыты».

Леонид и Улита стали для нее семьей – как и их дети, и внуки. Не было проблем в ежедневности, а уж сколько радости было на праздниках, когда все собирались за одним столом – не передать словами. В крепком кирпичном доме, затененном огромным абрикосом, часто звучал смех, витали запахи вкусной домашней еды. Маленькая Галя, позабывшая путешествие по Кромке, жила, не проявляя своих магических способностей. И не задумывалась, какими обладает Улита.