Сон выдр

Впервые я представила, какой кошмар бы начался, выстави кто-то мою личную трагедию на всеобщее обозрение. Сколько посторонних людей посчитало бы себя вправе меня раскритиковать. Представляю их комментарии. «Будь она посимпатичнее, Джастин бы ее не бросил». «Она слишком увлеклась учебой, уделяла ему мало времени, вот он и ушел». «Да она спорт забросила, а такому парню нужна девушка постройнее». «Вот же дурочка наивная, думала, это навсегда».

Тяжело, наверное, пришлось Джейку – наблюдать, как его жизнь рушится под голодными взорами публики, которая не поддержит, а лишь потребует еще.

Поэтому когда я после смены зашла на кухню и увидела, как он драит поднос, а сам окутан одиночеством, будто коконом, то решила с ним заговорить. Разбить лед между нами. Не знаю, почему при этом у меня слегка дрожали руки.

Похоже, он изрядно удивился, когда я предложила пропустить по стаканчику. На миг мне стало страшно, что Джейк откажет, но легкая улыбка, что появилась на его губах, меня успокоила. Что-то в глубине души мне подсказывает: стоит потрудиться и открыть те его грани, которые он согласится показать.

Джейк

Я сижу за одним из столиков снаружи ресторана. Обычно оживленная улица перед пиццерией сейчас выглядит как декорация для вестерна: стоит мертвая тишина. Довольно странно для пятничного вечера. Мы закрываемся в одиннадцать часов по будням и еще позже по выходным, в зависимости от количества клиентов, покидающих бары, расположенные дальше по улице. Так что я не знаю точно, который час. Я больше не таскаю с собой телефон. Слишком много искушений в пределах досягаемости, слишком много отвлекающих факторов, слишком много вещей из моей прошлой жизни. Мне нравится проводить дни без мобильного. Такое ощущение, будто я вернулся на двадцать лет назад, в начало нулевых. Тот мир нельзя назвать идеальным, зато тогда было меньше вероятности пережить публичное бичевание.

Эмили присоединяется ко мне, мешая потоку едких мыслей снова закрутиться в моей голове. Она протягивает мне банку. Я делаю большой глоток, наслаждаясь свежестью «Спрайта». Только сейчас понимаю, как меня мучит жажда. Я пью слишком быстро и закашливаюсь, как мальчишка, торопящийся допить свое первое пиво. Эмили улыбается.

– Осторожней, вдруг в голову ударит, – полусерьезно говорит она.

– Бывало и похуже. – Я говорю это в шутку, но вижу, как она колеблется, прежде чем ответить:

– Не сомневаюсь.

Судя по всему, так Эмили дает понять, что в курсе общеизвестных деталей моей жизни. Иронично, как люди считают, будто знают кого-то, раз прочитали о нем десяток статей. Я молчу, потому что Эмили не заслуживает моего презрения и потому что не желаю обсуждать те мутные области своего существования, о которых она понятия не имеет. Пока Эмили делает свой глоток, я вдруг спрашиваю:

– Что, больше меня не ненавидишь?

Она давится и несколько минут откашливается, прежде чем у нее получается отдышаться.

– Осторожней, вдруг в голову ударит, – возвращаю ей ее фразу.

Эмили весело смотрит на меня. Та-ак, а у лисички все же есть чувство юмора. Приятное открытие.

– Чтоб ты знал – я тебя не ненавидела.

– А чего тогда игнорировала?

– И не игнорировала. Присматривалась.

– Зачем?

Она делает глубокий вдох и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.

– Чтобы понять, что ты делаешь здесь, в пиццерии. Скажем так, я скептически отнеслась к твоему выбору работы.

– То есть в глубине души ты меня осуждаешь?

– А это не синоним «оценивать»?

– Нет, судят обычно с негативным оттенком.

Чувствую, она собирается защищаться, но потом выпрямляется и видит по моему лицу, что я ее подначиваю. Тогда губы Эмили расплываются в широкой улыбке, обнажая небольшую щель между передними зубами. Прекрасная улыбка, она буквально освещает лицо лисички.

– Ник – большой друг нашей семьи, – наконец поясняет она. – Мне хотелось удостовериться, что он не ошибся на твой счет. Но не думай, будто ты такой особенный, я ко всем незнакомцам отношусь с подозрением.

– Я вовсе не особенный, это факт.

Еще одна улыбка. Я молча ей любуюсь, а затем прибавляю:

– И что склонило чашу весов в мою пользу?

Эмили задумчиво меня рассматривает.

– Мне показалось, ты всерьез отнесся к работе. Затем я сказала себе, что это не мое дело, почему ты здесь оказался, видимо, на то есть причины, и они не обязательно плохие. Ну а когда я увидела, как ты стоишь у мойки, бледный, как смерть, то захотела тебе помочь. Решила, тебе освежиться не помешает.

– Не уверен, что «Спрайт» настолько полезен, но все равно спасибо.

– Вообще-то я тебе тогда пиво предложила. Было бы лучше.

– Как сказать…

Она смотрит на банку в моей руке, потом снова мне в глаза.

– Черт, прости, я не подумала об алкоголе.

– Мы почти чужие, откуда тебе знать, что мне можно, что нельзя. Хотя я… публичная личность.

– Точно. Хотя это странно, да?

– Что?

– Что мы чужие, но я все равно что-то знаю о твоей жизни.

– Вряд ли что-то существенное.

– Верно. Только сплетни. Ты понял, о чем я.

– Да уж. Интересно было?

– Ну так, наполовину. В интернете особо выбора нет. Видишь заголовок, переходишь по ссылке, а везде примерно одно и то же.

– И что ты прочла?

– Самое основное.

Она колеблется. Наверное, вспомнила содержание статей и поняла, что наш разговор рискует стать ужасно неловким. Договариваю вместо нее:

– «После смерти квебекского режиссера Матье Суррея его брат Джейк влип в публичный скандал»; «Джейк Суррей: От света к тьме»; «Джейк Суррей попал в ад наркозависимости: выберется ли он из него?»; «Джейк Суррей неожиданно обнаруживает в себе талант посудомойщика…»

Эмили тихо смеется.

– Ладно, последнее я еще не читала.

– Честно говоря, я это прямо сейчас выдумал.

– Какая жалость, а мне так интересно стало.

Ее смесь искренности и юмора будоражит, в хорошем смысле. Эмили выбивает меня из колеи, потому что реагирует именно так, как нужно, не пытаясь мне угодить. В те времена, когда я купался в любви публики, столько людей пытались приблизиться ко мне. Каждый хотел урвать кусочек славы. Эмили же сама по себе. Говорить с ней просто, естественно, она как глоток свежего воздуха в моем затхлом мире. Мы допиваем наш «Спрайт» в тишине. Говорят, молчать в компании незнакомца тяжело. Что касается меня, то я предпочитаю тишину с Эмили, с той, в которой не расцветают мои мрачные мысли. Мой внутренний сад сегодня пуст. Меня ничто не мучает, и я наконец отдыхаю.

Эмили

В субботу утром раздается стук в дверь. Мама еще спит: она никогда не упускает возможности поваляться в кровати в выходные. Иду открывать прямо в пижамных шортах и футболке. Даже не утруждаюсь надеть лифчик, но не потому, что мне все равно, как я выгляжу, или я такая феминистка, просто уже знаю, кто это может быть.

Оливия стоит на пороге и неодобрительно смотрит на меня поверх солнечных очков. Кожа загорела под испанским солнцем, прямые черные волосы обрамляют лицо, будто две шелковые занавески. На губах у нее яркая помада, хотя сегодня субботнее утро, и я единственный человек, с которым она собирается увидеться. Подруга как всегда идеальна.

– А, так ты не умерла? Ну отлично, тогда я пойду, – едко говорит она и разворачивается на каблуках.

У нее в руках два стаканчика с кофе, она злится на меня не меньше, чем я на нее, но видно, что уходить подруга на самом деле не хочет. И все равно я инстинктивно ловлю ее за руку.

– Стой, стой. Заходи.

– А, ты все-таки хочешь поговорить? И мне, чтобы ты отозвалась, непременно нужно было нестись сюда?

– Не драматизируй, я же отвечала.

– Едва ли. Да, Оливия. Нет, Оливия. Полслова там, полслова тут, ок, пока. Элиана говорит, ты вообще в затворницу превратилась. На звонки не отвечаешь. Черт, Эми, я правда волновалась.

Я вздыхаю. Подруга мне искренне сочувствует, но вынуждена тормошить ради очистки совести. Оливия знает меня лучше, чем я себя, и наверняка понимает, что открыть душу мне хотелось только при личной встрече.

Она моя самая давняя подруга, дочь лучшей подруги моей матери. Еще с детства мы привыкли проводить время вместе, хотя в то время еще не сближались. Но затем в первый год учебы она толкнула Джонатана Лэндри на школьном дворе за то, что он смеялся над моими рыжими волосами, и мы подружились навек.

Оливия неизменно защищала меня и всегда готова была выслушать. Затем, однажды, уже ей самой потребовалось кому-то выговориться. Это было летом перед нашим шестым классом. Мы возвращались с вечеринки у бассейна в доме того самого Джонатана, которого теперь считали красивым и милым – как это бывает, когда становишься старше и понимаешь, что в маленьком городке выбор у тебя ограничен. Оливия поцеловала его во время игры «правда или действие». Я на тот момент еще ни с кем не целовалась, поэтому не могла дождаться, когда же подруга в подробностях расскажет мне, как это было.

Мы подошли к моему дому и сели в углу двора. Я думала, сейчас Оливия расскажет мне о своем поцелуе с Джонатаном, но она промолчала. Поэтому я начала сама:

– Ну что, как было с Джо?

– Мягко. Мокро.

Я поморщилась. Не такого описания мне хотелось. Может, я и не великий романтик, но все же какие-то ожидания у меня были.

– И все?

Оливия начала нервно дергать травинки. Я испугалась, что это увидит мой отец: он всегда был одержим своим газоном, как и любой уважающий себя житель пригорода.

– Я не знаю… думаю… – Она осеклась и продолжила усердно рвать траву. Газону грозило вскоре стать похожим на череп моего дедушки.

– Что такое, Олив? Ты знаешь, что можешь рассказать мне что угодно.

– Я не думаю, что мне нравятся мальчики.

– Потому что они все дураки, – ответила я не только из принципа, но и по привычке.

– Нет, дело не в этом. Мне кажется, я вряд ли вообще когда-нибудь полюблю мальчика.

Я потеряла дар речи.

– Как это?

– Я не знаю. Они меня не привлекают. Мне это… неинтересно. Я не думаю о них, когда представляю, как целуюсь с кем-то.

Мне вдруг стало жарко. Оливия увидела, как румянец заливает мои щеки.

– Тебе неловко. Не стоило на тебя это вываливать.

– А о ком ты думаешь? – перебила я.

Она смущенно закусила губу.

– В реальной жизни или в мечтах?

– Как хочешь.

– Меган Фокс.

Я начала смеяться, и она подхватила. Напряжение тут же рассеялось. Когда мы успокоились, я добавила:

– Мне показалось, ты сейчас скажешь, что думаешь обо мне.

Она посмотрела на меня с любопытством, даже как-то оценивая. Затем покачала головой.

– Нет, ты моя подруга. Это не то же самое.

Она оставила траву в покое. Я представила, как мой отец вздохнул с облегчением.

– Это ничего не меняет, да? – тревожно спросила Оливия.

– Нет, конечно. Ты – это ты, я – это я, и мы друзья на всю жизнь.

Когда я вспоминаю эту сцену, то думаю, как хотела бы снова стать одиннадцатилетней и поверить, что все вокруг очень просто. Вот только чем старше мы становимся, тем сложнее кажется происходящее. В данном случае сложно то, что Джастин еще и друг Оливии.

Причем последняя не собирается оставлять в покое неприятную мне тему:

– Не стану скрывать, я говорила с Джастином. Ему было приятно кому-то довериться. Но знай, я на твоей стороне, как и всегда. А теперь, раз уж я приехала, ты больше не сможешь играть в затворницу.

– Да не особо-то я в нее играла.

– Неужели?

Я опускаю плечи.

– Ладно, хорошо. Но мне хотелось побыть одной. Сама знаешь, какая я, Олив.

– Терпеть не могу, когда ты меня так называешь.

– Ага. А я терпеть не могу, когда ты читаешь мне нотации.

– Ты их заслужила.

– Верно. Прости.

Она протягивает мне стаканчик. Я отхожу в сторону, чтобы впустить ее, и мы направляемся к столику на заднем дворе. Сидим на солнце, наслаждаемся кофе. Мой именно такой, как я люблю: с молоком, без сахара. Сидя передо мной, Оливия с решительным видом потягивает свой двойной ванильный латте. Мы обе учимся на медицинском, обе картезианки[4], обе довольно циничные. В остальном же мы довольно разные: я сдержанная и задумчивая, она яркая и импульсивная. Мне нравится садоводство и кулинария, а Оливия увлечена модой и дизайном.

Мы дополняем друг друга. Она моя Кристина, я ее Мередит, как в «Анатомии страсти». К тому же я рыжая, а ее усыновили в Китае: нарочно не придумаешь. Она моя родственная душа, та, кому я все рассказываю, та, которая поможет мне спрятать труп, если я совершу убийство. Оливия снова рядом со мной, и это придает мне сил. Я хотела бы сказать ей об этом, только мне всегда трудно признаться, что я нуждаюсь в других людях. Думаю, психолог нашел бы у меня страх быть покинутой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Деятельность компании Meta запрещена на территории РФ.

2

Лекарственный препарат на основе опиоидов. Здесь и далее прим. ред.

3

Деятельность компании Meta запрещена на территории РФ.

4

Картезианство – направление философской мысли. Основные его черты – скептицизм и рационализм.