КиберLove. Поцелуй за тысячу парсек от Земли

– Уже завтра! – я показала свой браслет.

– У меня тоже третий челнок, – сказал сын мэра. – Но мой вылет послезавтра.

Я хлопнула ресницами. В глазах стояли слезы. Еще чуть и я разревелась бы.

– Я приду провожать тебя, – Трофим неожиданно крепко обнял меня.

Я слышала, как колотится чужое сердце. Его губы на мгновение прижались к моему лбу.

– Ты давно мне нравишься, – прошептал Лавров. – Я наблюдал за тобой и ждал этого дня, чтобы пригласить на танец.

– Может, и хорошо, что мы улетаем, – я подняла на него глаза. Губы были так рядом. – Здесь нам не разрешили бы встречаться.

– Мне было бы наплевать на запреты. Нельзя ограничиваться близким кругом людей. В секторе «А» мы все стали родственниками друг другу. Мои родители троюродные брат и сестра, поэтому их старший сын появился на свет больным. Я здоров только потому… – Трофим перевел дыхание, готовясь сказать нечто важное. – Только потому, что я родной лишь для отца. Меня родила женщина из сектора «В».

– О!

– Мама сознательно пошла на этот шаг. Нельзя, чтобы у мэра не было здоровых наследников. Некому было бы передать власть.

Я смотрела на Трофима во все глаза. Не знала, что в элитном секторе «А» все так плохо. Да, правящая верхушка и люди на командных постах слишком малочисленны, а я еще с уроков биологии помнила, как страшны близкородственные связи.

– Я не знаю, что сказать, – призналась я.

Выражать сочувствие вроде бы было глупо. Стоило, наверное, поблагодарить за доверие, но я не могла понять, почему Лавров–младший вдруг решил открыть семейные тайны девчонке, с которой только что познакомился.

– Ничего не говори, – Трофим убрал прядку с моего лба. Ласково посмотрел мне в глаза. – Завтра начнется новая жизнь. Я хочу, чтобы ты запомнила это мгновение и мою откровенность. Я не думаю, что мы попадем на один звездолет. Я даже не уверен, что мы окажемся на одной планете…

– Почему ты так решил?

– Не только я. Мэр Западного предела как–то обмолвился, что человечество расселилось на нескольких планетах одной далекой звезды. Они назвали ее Солнечная система–2. У капитанов кораблей явно есть задание, куда нас распределить. Иначе они не стали бы так тщательно изучать личные дела и нашу кровь.

– Кровь? – я нахмурилась. – Я не сдавала никакую кровь.

– Браслет. Помнишь, однажды ночью он вдруг включился на короткое время?

– Нет, я не видела. Я спала. Но жжение пол браслетом почувствовала.

– Браслеты собирают о нас информацию. Биологический возраст, здоровье. Данные отправляют наверх. К звездолетам, – Трофим с тревогой обернулся на мэрию. – Прости, я должен бежать. Мама волнуется. Встретимся завтра. Я обязательно приду.

– До завтра, – сказала я, судорожно хватая Трофима за руку.

Стало невыносимо холодно стоять в центре площади в тонком шифоновом платье. Я не могла поверить, что первая любовь приходит вот так – после единственного танца и недолгого разговора. Или волнение от предстоящей разлуки с Землей настолько сильно обострило чувства?

Лавров сжал мою руку, прежде чем отпустить. Легкое скольжение пальцев по ладоням друг друга, грустная улыбка, и мы разошлись в разные стороны.

– У нас у обеих завтра! Третий челнок! – выпалили Зира, прыгая от нетерпения.

Если бы не браслеты, подруги сейчас забросали бы меня вопросами о сыне мэра. Они не могли не видеть, как мы обнимались. Но площадь давно опустела, и только я удерживала их на месте.

– А у тебя? – Алеля требовательно дернула меня за руку.

– Тоже третий и тоже завтра!

– Вместе, мы будем вместе! – Зира бросилась обниматься, прихватывая попутно и Алелю.

Когда мы расцепили объятия, я уже не могла сдерживать слезы. Зира кусала губы, которые и без того были пухлыми. Алеля хмурилась.

– А теперь по домам! – скомандовала она. – Неизвестно, что выпало нашим.

Отец ждал меня на пороге.

– Я уже слышал, что браслеты ожили, – произнес он, вглядываясь в мое раскрасневшееся от быстрого бега лицо.

У меня оборвалось сердце. Он слышал. Значит, его браслет по–прежнему молчит. Как же так? Я думала, нас будут отправлять семьями. Я молча протянула папе руку, где на запястье светились синие цифры.

– Что? – из комнаты вышла мачеха. Она дергано вытирала руки о полотенце. Злилась.

– Она улетает завтра, – голос отца сделался глухим.

Нас с ним насильно разлучали, но предъявить претензию или попросить, чтобы исправили ошибку, было некого. За нас уже все решили.

– Как пить дать, семью мэра одним рейсом отправят, – ворчливо заметила мачеха. – Это тебя ни во что не ставят. Быстро забыли, что ты был рожден в секторе «А».

– При чем тут мэр? – устало отбил атаку отец. – Не он решает.

– Ну конечно! Уже давно с мэром Западного предела все обговорили. Это байки для нас, обыкновенных людей, что очередность составляют на звездолетах. Западный мэр сам признался, что отправил все списки в первый же день. Небось, подсуетился…

Я не стала слушать перепалку, ушла в свой закуток. Отстегнула букетик фиалок от платья и поставила в чашку с водой. Вздохнув, села на кровать.

Наше жилище представляло собой одну небольшую комнату, разделенную листами фанеры на три части: кухонную зону и две спальные. Так в секторе «Б» жили все. Жилая площадь была больше или меньше в зависимости от количества человек в семье.

Если численность менялась в ту или иную сторону, то семья переезжала. Говорили, что когда–то наш город насчитывал чуть ли не полмиллиона жителей. В таких квартирах, как наша, стояли двухъярусные кровати в несколько рядов. Готовили на улице и там же ели за длинными столами. Но многие из числа спустившихся в бункер не протянули даже до конца года. И все последующие десятилетия смерть значительно превышала рождаемость.

Как говорил мэр на праздновании последнего Нового года, недалеко то время, когда каждый из нас будет иметь по отдельной комнате. Его слова были печальным свидетельством того, что человечество вымирало.

Строительство новых жилишь в городе никогда не велось. Только ремонтировали старое. Просто некуда было расширяться – бетонный бункер имел свои границы. Хорошо, что постоянные землетрясения сильно не повреждали его. Мэр после каждого латал стены.

Я переоделась и принялась разбирать свое богатство. Как ни хотелось, я решила не брать с собой мамино платье. В дороге всегда лучше быть одетой удобно. Штаны, майка, свитер, курточка, где отстегивалась шерстяная подкладка. На ноги кожаные ботинки. Волосы задумала собрать в хвост подаренной Алелей заколкой. Расческу, зеркало и ленточку сунула в карман брюк. Вот и все. Я была готова к долгому путешествию.

Земля на прощание решила напомнить о себе. Ночью трясло так, что по некоторым зданиям пошли крупные трещины. В них оставаться было опасно. Мэр по громкоговорителю объявил, что временно развернул на площади палатки. Зря горожане радовались лишним метрам жилища. Придется опять потесниться.

Глава 4. Прощание

При первом же толчке люди повыскакивали из домов, хотя прекрасно понимали, что эта мера бесполезна. Если не выдержит бетонный свод, он всех похоронит. Еще вчера счастливчики, кому повезло получить место в челноке, горевали и не хотели прощаться с родными, а сегодня радовались, что уедут первыми и забудут страхи быть погребенными заживо.

Радио оповестило, что ожидаются повторные толчки, но с меньшей амплитудой. Мы с отцом так и не легли спать. Разговаривали до утра. Когда начинало трясти, мы прислушивались к звону посуды, к плачу соседской девочки, которая всякий раз пугалась, и вновь возобновляли беседу. Вспоминали маму, мое детство.

Заводской гудок как–то неожиданно оповестил, что ночь прошла, и пора собираться на работу. Мачеха, выйдя из своего закутка, посмотрела на нас хмуро. Отец предупредил ее, что пойдет меня провожать. Ей же нельзя было опаздывать.

Она, как медсестра, в начале каждой смены стояла на заводских воротах. В ее руках был прибор, определяющий температуру тела рабочих. Больных Галина сразу же отправляла в сангородок. Северный предел еще помнил смертельную эпидемию, начавшуюся с консервного завода.

Тогда крематорий работал круглосуточно. Смерть принесли грызуны–мутанты, пробравшись к нам по воде. С тех пор на реке стояла многоступенчатая система ловушек, которую чистили бригады мусорщиков.

– Я не беру с собой мамино платье, – я сдернула лавандовый шифон со спинки стула и протянула мачехе.

– Зачем оно мне? – Галина дернула плечиком. – Не сегодня–завтра мы тоже окажемся на звездолете.

Я вздохнула и развернулась, чтобы унести платье к себе.

– Хотя давай, – мачеха постучала меня пальчиком по спине. – Я его сегодня надену. Чего зря добру пропадать?

Поворачиваясь к мачехе, я погасила улыбку. Так и знала. Галина никогда не отказывалась от того, что принадлежало моей маме.

– Спасибо, дочь, – сказал отец, когда его жена нырнула за занавеску, чтобы переодеться.

– За что, папа?

– Ты всегда была добра к Галине. Частенько она не заслуживала твоей доброты. Прости нас, если сможешь.

– Ты так говоришь, словно прощаешься со мной и не надеешься больше увидеть.

– Я хочу, чтобы ты знала. Я тебя очень люблю.

Мы опять обнялись.

Второй гудок заставил нас поторопиться. Мы быстро позавтракали и, одевшись, выскочили на улицу. Мачеха чмокнула меня в щеку и побежала к реке. Консервный завод стоял сразу за парниками. А мы с отцом направились к мэрии. Оттуда нас должны были провести к главным воротам. Так вещал по радиоприемнику мэр.

Я немножко волновалась, придет ли Трофим. Сейчас все произошедшее вчера казалось волшебным сном. Вальс с лучшим парнем города, его слова и обещания. Трепет первой влюбленности вновь охватил меня.

«Как жаль, что мы не встретились раньше. У нас было бы время узнать друг друга. И как хорошо, что мы не встретились раньше. Нас обязательно разлучили бы». Вот такие противоречивые чувства меня охватывали, пока мы шагали в сторону площади.

Я видела своих подруг. Они шли в окружении родных. Я помахала им, считая, что у нас еще будет время перекинуться парой слов.

Часть площади, оставшуюся свободной от палаток, расчертили на три секции. Меня отправили в третью. Там я встала в строй, согласно места на челноке. Зира и Алеля оказались где–то впереди меня. На время переклички по спискам всех провожающих попросили выйти за черту. Папа старался улыбаться, но его улыбка неумолимо сползала с лица.

Я вертела головой и даже вставала на цыпочки, чтобы разглядеть, не появился ли на площади Трофим. Уже прокричали в рупор, чтобы подготовились пассажиры челнока №1, а его все не было.

Народ загалдел, заволновался, когда первый отряд счастливчиков повели в сторону технического сектора «Г». Оттуда начиналась долгая дорога к главным воротам. Грянул духовой оркестр.

Впереди строя двигалась инженерная бригада с инструментами. На тот случай, если на пути к свободе произойдет какая–нибудь заминка. Хотя не было сомнений, что все заградительные шлюзы и ворота давно были осмотрены. Не может быть, чтобы мэр не подготовился.

Я обернулась, когда кто–то похлопал меня по плечу. Приложив палец к губам, чтобы я не задавала вопросы, на меня смотрел Трофим. Он мотнул головой в сторону колонн, на которых держался балкон. Сейчас на нем топталось руководство города и выли духовые инструменты. Хорошее место, если сын не хочет, чтобы его заметил мэр. Я оглянулась на своего отца. Он был занят разговором с родителями Алели.

Шмыгнув за колонну, я прижалась к ней спиной.

– Страшно? – спросил Трофим, подходя так близко, что мои глаза потеряли фокус. Но иначе мы не услышали бы друг друга. Барабан наверху стучал в такт с нашими сердцами.

– Очень, – выдохнула я. –У меня в голове крутится куча вопросов. Как все пройдет? Что будет на звездолете? Удачно мы долетим и куда? Но больше всего я боялась, что мы уже не увидимся.

– Я старался, но… Мой брат. Его браслет молчит. Он думает, что его вообще не возьмут.

– А могут не взять? – мои глаза расширились.

– Мало какому государству нужны больные граждане. Зачем тратить огромные средства, чтобы повесить на себя обузу?

– Нет, не может быть. На то мы и человечество, чтобы оставаться человечными до конца.

– Папа тоже так говорит. Но мама уже решила. Если брата откажутся взять на звездолет, она останется с ним. Ты не представляешь, что у нас творится дома.

– Я понимаю. Но врачебный десант для того и нужен, чтобы подготовить больных и стариков к долгому перелету. Я уверена, у них есть современные методы лечения, – я старалась говорить убедительно. – За полгода вывезут всех. Так, во всяком случае, обещали.

Мы оба помолчали. Я теребила красную ленточку, которой связала косу. Для удобства я прибрала волосы. Неизвестно, как нас перевезут на звездолет. Может, придется надевать скафандр. Трофим с улыбкой смотрел на меня. Дотянулся и потрогал атласную ленточку.

– Старинная.

– Мамина. Она всегда будет со мной.

Наверху выступал мэр. Он напутствовал вторую партию счастливчиков. Когда вновь грянул оркестр, Трофим меня поцеловал. Я от неожиданности вздрогнула. Но у меня и в мыслях не было отбиваться от него. Пройдет каких–то полчаса, и я под бравурный марш отправлюсь по следам тех, кто ушел до меня. Я имела право быть безрассудной и счастливой хотя бы эти недолгие минуты.

– Скажи, что ты любишь меня, – прошептала я, чувствуя, что речь мэра на исходе. – Просто скажи. Я понимаю, что мы не успели узнать друг друга. Мы только вчера познакомились. Но я буду думать об этом, когда надо мной закроют колпак камеры анабиоза. И проснусь с этой же мыслью. Я хочу верить, что во всем необъятном космосе есть человек, который любит меня.

– Я люблю тебя, Норма Ли.

– И я люблю тебя, Трофим Лавров.

– Я найду тебя, Норма Ли.

– А я буду ждать, Трофим Лавров.

Мы опять поцеловались. Я плакала и глотала соленые слезы. Когда марш в очередной раз прервался, а мэр покашлял в микрофон, мы выпустили друг друга из объятий. Мне еще нужно было сказать «до свидания» своему отцу.

Я шла и оглядывалась. А Трофим стоял, сунув руки в карманы. Его белая рубашка была расстегнута, а волосы взлохмачены. Но он был таким красивым и щемяще родным, что я постаралась запечатлеть его образ навсегда.

– Я люблю тебя, – произнесла я одними губами.

Трофим молча приложил ладонь к губам и послал мне воздушный поцелуй. Это было так нежно, что я разрыдалась.

– Что такое, дочка? – рядом со мной вырос отец. Я бросилась ему на грудь и дала волю слезам. Он тоже всхлипывал, я слышала. Рядом в объятиях родителей ревела Алеля. Нам всем дали возможность попрощаться с родными.

– Провожающим выйти за черту! – скомандовал мэр. Я обернулась, но под балконом Трофима уже не было. Он ушел.

– До свидания, Норма Ли, – папа поцеловал меня в лоб. – Встретимся на новой Земле. Береги себя.

– И ты, папа! Я люблю тебя.

Я плакала всю дорогу до главных ворот. Видела перед глазами Трофима и поникшего отца. Даже забыла попереживать, не стану ли я радиоактивной, прежде чем доберусь до челнока. И где этот челнок сможет приземлиться, если вокруг в радиусе сотен километров нет ни одной ровной площадки?

Но все оказалось гораздо проще. Мэр бы сейчас сказал: «Прогресс!». К воротам была подведена мягкая гофрированная труба, в конце которой стоял круглый металлический лифт человек на десять. Подойдя ближе, я успела рассмотреть трубопровод, сделанный из материала, похожего на прозрачный пластик, чей конец терялся в облаках. Лифт словно пуля в стволе ружья, уносил вверх партию за партией. Я даже не успела испугаться, как оказалась на борту челнока.

Мои подруги уже сидели на одном из дальних рядов. Они помахали мне. К своему месту меня проводил робот–стюард. Я уже обратила внимание, что на борту в качестве обслуживающего персонала не было ни одного человека. В дверях, в проходе всюду сновали человекообразные роботы.

Некоторые из них имели достаточно потрепанный вид. Другие выглядели так, словно только что сошли с конвейера. Я пялилась на них и чувствовала себя попавшей в старинное кино. Что–то вроде «Звездных войн» – фильм, который бесконечно часто крутили в нашем кинотеатре. Там тоже было показано огромное разнообразие роботов, поэтому сейчас их вид нас не пугал.

Я представляла себе челнок вроде самолета и расстроилась, когда не нашла ни одного иллюминатора. Жаль. Я надеялась посмотреть на Землю сверху. Сейчас я чувствовала себя, словно в консервной банке, плотно набитой людьми и висящей высоко в небе.

Я огляделась. Не сразу, но я подметила одну странность. Впереди меня и за мной не было ни одного человека старше тридцати. Да что говорить, не было никого старше двадцати! Я многих знала. Мы или жили на одной улице, или ходили в одну школу, или познакомились во время праздников.

– Ты заметил, что здесь только молодые? – шепотом спросила я сидящего рядом парня.

– Еще на площади, – так же шепотом ответил мне он.

– Как думаешь, почему?

– Наверное, мы самые здоровые. Остальных будут лечить.

Я кивнула. Это было хорошее объяснение. Я буду верить в это, пока не окажусь на корабле. А если появятся вопросы, задам. Нам должны ответить и объяснить.

Мигнули датчики, предупреждающие, что нужно пристегнуться. Я закрыла глаза. Ожидала, что будут перегрузки – я видела в кино, как трясет на взлете, но все обошлось. Только немного заложило уши. Я даже не поняла, что мы уже на месте.

Звуковой сигнал побудил меня открыть глаза. Небольшое толчок, послышалась работа стыковочных механизмов. Через некоторое время мягко чмокнула резина, и дверь челнока распахнулась.

Глава 5. На звездолете

На пороге челнока появился еще один робот. Киборг, как просветил меня сосед. Сама я не разбиралась в роботах. Этот походил на высокого, широкоплечего мужчину лет сорока. Его лицо было приятным, но лишенным эмоций.

– Надо же, как научились делать, – шепнула я в ответ. – Встреть я такого в нашем городе, решила бы, что человек. Волосы блестят, глаза живые.

– Так он и есть человек, только в нем железа больше, чем живой плоти. Своего рода симбиоз стали и мозгов. Живучий, сильный, опасный.

Я закусила губу.

Киборг внимательно посмотрел нас, и мы перестали шептаться. Я была уверена, что он знает всех нас поименно.

– Приветствую вас на борту нашего звездолета, – сообщил он мягким голосом. – Я капитан корабля. Меня зовут Кей Зет 144. Сейчас вас проведут в дезинфицирующую камеру, где выдадут единую форму. Личные вещи проносить на борт запрещается.

– Совсем–совсем нельзя? Даже кольцо – память о бабушке? – девочка лет пятнадцати показала ладонь с тоненьким золотым колечком.

– Совсем, – коротко ответил киборг и, развернувшись, покинул челнок.

За работу взялись роботы. Выстроив пассажиров в ряд, они повели нас по стыковочному модулю в боковой отсек. Там стояла огромная дезинфицирующая камера. За прозрачной пленкой к стене прижимались две длинные скамьи.

– Раздевайтесь, – скомандовал робот дребезжащим голосом.

Он явно свое отслужил. Потрескавшийся или вовсе отсутствующий пластик на некоторых частях механического тела являл его внутренний мир. Конечно, я и не ждала, что на звездолете будет все новое, но этот робот представлял собой откровенную рухлядь. Возможно, он был одним из тех, кто вывозил первую партию людей с нашей планеты.

Мы сбились в кучу. Мои подруги пробрались ко мне и встали рядом. Зиру, как самую мелкую из нас и наиболее эмоциональную, потряхивало.

– Я не буду раздеваться догола, – прошипела она. – Как можно? Тут парни.

Парни тоже мялись. Посматривали друг на друга.

– У нас есть способы принуждения, – полуразрушенный робот блеснул одним глазом. Во втором явно не работала лампочка.

– К–какие? – спросила девчонка с бабушкиным кольцом.

– Ваши браслеты, – робот поднял над головой руку, на которой не хватало одного пальца. Видимо, потерял где–то на просторах космоса.

Мы с ужасом уставились на механическую руку, ожидая, что сейчас каждого из нас прошьет электрическим разрядом. Тот, первый, известивший, что мы попали в списки, был не очень приятным.

– А вдруг у браслета есть болевая шкала, и вчера нас шарахнуло на единичку из десяти? – Алеля, тяжело сглотнув, расстегнула верхнюю пуговицу вязаной кофточки.

Но мы зря волновались. Робот просто стукнул себя по темечку, после чего загорелся второй глаз.

– Простите, контакт отходит, – прошепелявил он в оправдание.

Нелепые действия полуразрушенного робота неожиданно разрядили обстановку. Мы разулыбались. Вперед вышел мой сосед по челноку и, подмигнув нам, произнес:

– Девчонки, отвернитесь. Мы пройдем чистку первыми, а вы за нами. Клянемся, подглядывать не будем.

Дело пошло веселей.

Я с сожалением оставила на скамье подарки отца и заколку Алели. На свой страх и риск зажала в кулаке туго скрученную атласную ленточку, оставшуюся от мамы. Решила, если ее обнаружат, тут же отдам. Не выкинут же меня за провинность с корабля?

Уже через полчаса мы стояли в дезинфицирующей камере, где нас, голых, обдало пылеобразным химическим раствором, а потом высушило теплым воздушным потоком. На выходе мы нашли кучу пластиковых мешков с одеждой.

Все ожидали получить что–то вроде спортивных костюмов, но обнаружили шортики, майки и по паре носков. Все белого цвета. Я сунула за отворот одного из носков красную ленточку.

За дверями нас ждали парни. На них было такое же белье, но черного цвета. Конечно же мы стеснялись, поэтому старались не смотреть друг на друга.

Наш облезлый робот уже топтался у порога следующего отсека. В нем все сверкало чистотой и белизной. Блестящий тумбообразный робот с красным крестом на лбу и единственной «рукой», в которой держал что–то вроде клизмы, стоял над стулом, на который нам следовало поочередно сесть.

– Прививка, – сообщил наш робот–проводник. Мы с девчонками решили называть его Терминатором. Время от времени он стучал себя по темечку и всякий раз извинялся за плохой контакт.

Первым опять пошел мой сосед по челноку. Его звали Сакеном. Здоровый, смуглый, подстриженный на лысо, с узкими раскосыми глазами, что указывало на его принадлежность к монголоидной расе, он с улыбкой сел на стул. Робот сделал конвульсивное движение рукой, едва заметно коснувшись мускулистого плеча Сакена.

– Следующий, – произнес Терминатор.

– И все? – поднял брови Сакен.

– Только что вы получили комплексную прививку от двухсот пятидесяти шести смертельных заболеваний. Еще четыреста двадцать одно, если заразитесь, перенесете легко, – прошепелявил Терминатор и вновь ударил себя по темечку. – Перечислить?

Мы хором отказались.

Было совсем не больно. Но я почувствовала, как по моим венам пронесся секундный огненный вихрь.

– Прогресс, – вздохнула Зира, потирая руку.

После прививки нас вывели в длинный коридор.

– Готова поспорить, сейчас мы находимся на гостевом уровне звездолета. Слишком много дверей, – Алеля поднялась на цыпочки.

– Это наши каюты?

Я представила тесные каюты с полками, как в купейном вагоне. Такие составы навечно застыли на конечной станции нашего города. Первых переселенцев завозили поездами, пока колея, ведущая в бункер, не была повреждена.

Но эту печальную картинку быстро сменила другая, более реалистичная: на звездолете должно быть просторное помещение, пахнущее горячей едой. На Земле день подходил к концу, а мы только завтракали. Неудивительно, что меня преследовали мысли о пище.

– Мы сейчас похожи на команду Адама и Евы, за компанию с ними изгнанных из Райского сада, – Зира запустила пальцы в голову, пытаясь расчесать упрямые кудри.

От горячего воздуха и химической обработки «спиральки» завились еще круче. Я тряхнула неприбранными локонами и порадовалась, что мне достались послушные волосы.

– Голые, лохматые и голодные? – хмыкнула Алеля.

– Да, неплохо было бы перекусить, – вздохнул Сакен, поглаживая себя по животу.

Когда из медицинского отсека вышел последний привитой, Терминатор повел нас по коридору мимо пронумерованных дверей. Мы были разочарованы, когда он не предложил нам занять «гостиничные номера».

– Точно кушать ведут, – шепнул Сакен. Его желудок уже подвала сигналы.

Но мы все были не правы. Никаких номеров для отдыха и столов с едой. Мы оказались в бесконечно огромном помещении, где до самого конца стояли ряды яйцеобразных камер, величиной с небольшую автомашину. Некоторые стеклянные колпаки были подняты, но большинство уже закрыто.

– Нас усыпят, даже не дав поесть? – разочарованно спросила Алеля.

Терминатор услышал ее.

– Наш звездолет является транспортным. На нем нет бодрствующих живых организмов. Поэтому нет еды и всего того, в чем нуждается человек. Камеры анабиоза – это все, что мы может предложить.

– А как же капитан? – я не удержалась, чтобы спросить. – Он же живой.