Мнимая власть безумия

«К каждому ребенку можно найти подход! Одинаковых характеров не бывает, так что – ищите ключики к сердцам ваших подопечных, товарищи!» – убеждала она каждого, кто жаловался на неуправляемого ученика.

Она никогда не испытывала страха что-то или кого-то потерять. Но сейчас, глядя на побледневшую Киру, Елена Родионовна вдруг испугалась: лишиться вновь обретенной подруги она готова не была.

Что мешало ей сделать первый шаг к примирению? Тем более что в той дурацкой ссоре виновата была она сама! Какой-то ерундовый спор развел их с Кирой на двадцать с лишним лет. Сейчас Елена Родионовна понимала, что ушла с головой в работу с одной целью – занять мысли, чтобы не осталось времени на копания в себе и в их с Кирой общем прошлом.

Именно со дня свадьбы дочери в ее жизни вдруг случился сбой – и все пошло наперекосяк. Во-первых, Елена Родионовна прекрасно видела, что Казаринов не любит Юльку, что дочь счастливой не назвать даже с натяжкой. Во-вторых, стала винить в этом своего мужа – это же он шантажом заставил Алика жениться. Кому стало лучше?

Некое спокойствие на душе настало после рождения внука Матвея.

Елена Родионовна вздохнула с облегчением, немного портил настроение муж – ей приходилось делить жилую площадь не только с семьей дочери, но и с больным алкоголиком – узнав о смертельном диагнозе, Игорь совсем слетел с катушек. Она возвращалась из гимназии, где тогда работала завучем, очень поздно, съедала приготовленный им незатейливый ужин (сам Игорь уже спал под звуки работающего телевизора), просматривала почту и ложилась в кровать. Вот тогда ее накрывала тоска по Кире – другими подругами, даже приятельницами, Елена Родионовна так и не обзавелась. А желание поделиться наболевшим с годами становилось все острее. Она не единожды открывала телефонный справочник, чтобы набрать номер бывшей подруги, но, пытаясь отрепетировать то, что скажет, в конце концов понимала, что все не то! По-дурацки выходило, словно они с Кирой школьницы. Дурой в ее глазах выглядеть не хотелось, разговор откладывался на неопределенный срок.

Тем временем в семье дочери все как-то наладилось. Казаринов оказался трепетным, любящим отцом. Юлька светилась радостью материнства. Но любви к жене (если это была любовь, а не просто благодарность за сына) Алику хватило ненадолго. Дома он с удовольствием возился с малышом, но с Юлькой перекидывался едва ли парой фраз. Ровным, без эмоций голосом, не глядя на жену, Казаринов отвечал на ее вопросы и вновь возвращался к ребенку. Дочь снова поникла и стала походить на собственную тень.

Елену Родионовну тогда раздирали противоречивые желания – выгнать зятя или же вмешаться и поговорить. Она понимала, что дочь внешность имела самую заурядную, она еще в школе, особенно на фоне Полины Радовой, выглядела блекло. Кроме того, умом Юля обладала житейским, но масштаб ее знаний ограничивался кухонными рецептами и умением считать деньги. Вот тут она была жадновата, по мнению матери, даже скупа, и все норовила выгадать, где что купить подешевле. У Елены Родионовны, которая на полках магазина выбирала то, что нравится (ну переплатит сегодня немного за кусок сыра, зато завтра обойдется без сладкого), такая бережливость дочери вызывала недоумение: в детстве Юля отказа не знала ни в чем, получая порой дорогие вещи с помощью хитрости, шантажа или затяжной истерики.

В общем, дочь, как признавала трезво мать, и в юности на рынке невест шла в конце списка. А останься она сейчас с двумя детьми одна, шанс устроить женскую судьбу будет минимальным. Решила Елена Родионовна с разборками повременить. Да и новая, директорская, должность много времени и сил отнимала, свои проблемы… Пока занималась делами гимназии, да мужа хоронила, да привыкала к новой жизни без него, Юлька забеременела вторым ребенком. «Что уж теперь, если сексом занимаются, значит, не все так плохо», – с облегчением подумала тогда Елена Родионовна.

Родилась Вероника, в Москве умер престарелый дед Алика, и Казариновы всем семейством уехали жить в московскую квартиру, оставленную стариком в наследство единственному внуку. Елена Родионовна осталась одна.

Сегодня, услышав в трубке голос подруги, она рванула к ней, забыв, что обещала внукам на завтрак (или, судя по часам, уже на обед?) нажарить оладьи. Наспех нацарапав записку, мол, каюсь, детки, не успела, Елена Родионовна спустилась во двор к припаркованному у подъезда старому БМВ мужа. Уже через десять минут она была в знакомом с детства дворе…

Она смотрела на Киру – та лежала на диване в бывшей гостиной. Наверняка по возвращению из Франции эту самую просторную комнату заняла Полина, оставив свою бывшую детскую Соланж.

Елена Родионовна огляделась – вся мебель переставлена со своих мест. На окне новые шторы, раздвижной стол задвинут в угол, на нем стопки журналов, папки с документами, карандашница и ноутбук. Но все же первое, что бросилось ей в глаза – Полина убрала с книжных полок все, что посчитала лишним.

Елена Родионовна помнила, как Кира в седьмом классе вдруг начала собирать всякие мелкие вещицы, неважно что, лишь бы размер был в высоту не более пяти сантиметров. Началась коллекция с подаренной ей на Восьмое марта одноклассником фигурки собачки неопределенной породы. Она поставила ее рядом с книгами. Потом к ней присоединились мельхиоровое сердечко на подставке, нэцке из слоновой кости, пейзаж в крохотной рамочке. Елена тогда в своем доме собрала все, что можно было, помогала бабушка, неожиданно увлекшись самой необычностью идеи – в основном все их с Кирой ровесники коллекционировали либо марки, либо открытки или значки.

В тот день она принесла подруге целый пакет мелочей…

Осмотревшись, Елена Родионовна присела на стул рядом с диваном и долгим взглядом посмотрела на Киру. Глаза закрыты, дыхание ровное, было похоже на глубокий сон. Но подрагивающие веки выдавали легкое забытье.

Елена Родионовна поправила плед и тихонько позвала:

– Кира, спишь?

– Нет, Ленок, прости, что напугала.

– Что это было? Какой диагноз?

– Неважно. Будь добра, сходи в спальню Соланж, проверь – спит еще?

– Хорошо.

«Неважно ей! Все равно узнаю!» – подумала Елена Родионовна, поднимаясь со стула.

Она, не церемонясь, толкнула дверь комнаты и остановилась на пороге. Аккуратно сложенный пушистый плед, на нем – подушка. Черная сумочка на молнии небрежно закинута на книжную полку, на спинке стула – куртка-ветровка от спортивного костюма. На письменном столе беспорядок, среди которого на сложенном вдвое тетрадном листе лежит связка ключей.

Елена Родионовна развернула листок.

– Бабушка, прости, уехала к отцу, – зачитала она вслух.

«Вот дуреха!» – с досадой подумала Елена и повернулась лицом к выходу.

– Что там, Ленок? Дай сюда записку! – требовательно попросила Кира.

– Сбежала твоя внучка. На, читай.

Она ожидала второго приступа, невольно косясь на карман домашнего платья подруги – положила ли та обратно свои пилюли. Если что…

Елена Родионовна наблюдала, как Кира совершенно спокойно набирает номер на мобильном снова и снова. И отчетливо слышала, как в ответ звучит голос, монотонно сообщающий, что абонент не доступен для связи.

– Кира, остановись. Прими факт – Соланж уехала.

– Да приняла я, Лена! Только куда она взяла билет?! В Париж? В Москву? Она же не знает, что отца нет в живых!

– Билет, говоришь… Ну, это мы сейчас выясним, – Елена Родионовна открыла список контактов на мобильном. – Зять Алик… ага, вызов пошел… Александр, день добрый… С твоими детьми все в порядке, не волнуйся. Пропала внучка моей подруги, ей семнадцать. Соланж Лафар. Да-да, его дочь. Дело в том, что она в записке указала, что направляется к отцу. То, что он мертв, еще не знает. Выясни, куда девчонка купила билет – возможно, в Париж? Полине сообщи, ты же дело мужа ведешь? Хорошо, спасибо. Пока.

– Что он сказал?

– Найдет он ее, не сомневайся. И успокойся. От того, что ты переживаешь, ничего не изменится. Давай по кофейку, и я – домой. Смотрю, ты ожила?

– Нормально все, Ленок. Иди. Позвони, когда что-то узнаешь, – ответила Кира. А в ее голосе явно звучало нетерпение.

– Ладно, как скажешь, – Елена Родионовна бросила на нее удивленный взгляд и направилась к выходу. О своем желании выпить кофе Елена Родионовна решила не напоминать.

«Не все ты мне рассказала о любимом зяте, подруга. Знаешь или догадываешься, кто мог его убить. Но по какой-то причине делиться информацией ни с кем не собираешься», – подумала она.

* * *

Казаринов с преступлениями в отелях сталкивался дважды, впервые еще в родном городе жены, к которому так и не привык. Он, москвич, не мог понять, почему кассир в супермаркете с кислой миной, словно нехотя, пробивает товар и никто в очереди не ропщет. Почему «скорая» едет до соседнего квартала целый час при отсутствии пробок. Удивлялся медлительности и нерасторопности оперов отдела, где работал, здоровым мужикам на лавке у подъезда в разгар рабочего дня, переполненным мусорным контейнерам, тротуарам в окурках и хилым деревцам вдоль дороги, которые никто не поливал.

«У города нет хозяина», – пыталась оправдать местные власти теща. А он мечтал вернуться в Москву. Но Юля наотрез отказывалась жить с его родителями, а снимать квартиру на зарплату следователя было бы нереально.

То первое убийство в гостинице «Спутник» он раскрыл в одиночку – ждать, пока посланный им оперативник выполнит задание, смысла не было: когда парень выходил из кабинета, договаривался на встречу со своей девушкой. Саша сам отправился по адресу. И очень вовремя – потенциальный убийца на его глазах грузил чемодан в багажник автомобиля, намереваясь скрыться.

Он тогда получил повышение, неожиданно быстро сменил стол в общей комнате на отдельный кабинет и почти смирился и с городом, и с необходимостью жить в одной квартире с властной тещей и сильно пьющим больным тестем. А когда Юля родила Матвея, жизнь стала казаться если не сказкой, то вполне приемлемым существованием.

«Все так живут», – малодушно решил для себя он.

Казаринов нашел себя в отцовстве, но никак не мог заставить себя полюбить жену. У них все хорошо было в постели, секс давал физическое удовлетворение, но ему постоянно чего-то не хватало. И он не сразу понял, чего именно: он хотел быть первым, но так получалось, что инициатива всегда исходила от жены. Он подчинялся, в процессе становилось уже не важно, кто кого завел, наслаждение получали оба. Но маленький червячок сомнений все же ковырялся в его подсознании – природой заложено, что завоевателем должен быть мужчина. А он… Он жену не любил…