Мнимая власть безумия

Кира Владимировна, когда они остались вдвоем, внучку словно узнавала заново. Соланж по-русски говорила чисто, с мягким акцентом, всегда эмоционально помогая мимикой лица, словно боялась, что ее поймут неправильно. И признаться, это было так мило, что от улыбки не мог удержаться никто. Конфликтный сосед, с которым старались не сталкиваться жители подъезда, при встречах с Соланж останавливался, подтягивал обвисший живот и вежливо ей кивал. Была бы шляпа, снял бы непременно, как подумала однажды Кира Владимировна, наблюдая, как ее внучка в ответ приветливо прощебетала: «Бонжур, месье». И сорокалетний мужчина, застыв на месте с умильным выражением лица, еще долго смотрел ей вслед.

Кира Владимировна однажды отметила, что скандалов в их дворе с появлением Соланж стало меньше.

Можно ли было сказать, что раньше она любила внучку, которую знала только по еженедельным коротким беседам по скайпу? Наверное, нет. Соланж вызывала ее на разговор сама, так уж повелось, и всегда в одно и то же вечернее время. Больше говорила внучка, практически не интересуясь ни ее здоровьем, ни жизнью. Девочка торопилась рассказать новости, никогда не спрашивала совета и не просила о помощи. Редко Кире Владимировне удавалась вставить в монолог вопрос о Полине, на что Соланж отвечала каждый раз коротко: «Ça va» и продолжала говорить о своем. И что не нравилось Кире Владимировне категорически – слишком часто Соланж упоминала имя отца. В эти минуты Киру Владимировну накрывала обида за дочь, ведь матерью Полина была заботливой и любящей.

Правда, когда Соланж стала старше, в ее оценке действий Филиппа стали звучать нотки осуждения. Именно от внучки, а не от дочери Кира Владимировна узнала о страсти Лафара к игре в карты. Тогда она задала вопрос, не это ли явилось причиной развода родителей? Соланж не отрицала, но добавила, что «у отца закончилась любовь».

– Кира, он давно не любит ни меня, ни маму. Что-то сломалось в нем, или он заболел, – заметила она задумчиво.

– Влюбился? Может быть, другая женщина? – рискнула предположить Кира Владимировна.

– Если и есть женщина, то это – не любовь. Он мог бы быть с ней, мама его совсем не держит! Но он не хочет уходить из семьи! Но продолжает все время куда-то уезжать. Мама уверена, что это все же игровая зависимость. А игрок, он же как наркоман – не захочет, не вылечится. Значит, дальше будет только хуже. Нет, я считаю, что мама правильно решила, и мы уехали! – дала Соланж развернутый ответ на ее вопрос.

Кира Владимировна успокоилась, тем более, она видела, что внучка быстро адаптировалась к жизни в незнакомой ей стране. Более того, жить здесь ей нравится. И ей, бабушке, нравится больше такая Соланж, чем та, с которой она общалась только по скайпу.

«Если бы не ее сегодняшний фортель, я могла бы сказать, что Соланж – идеальна, – подумала Кира Владимировна. – Красотка. Умная и воспитанная. Да и еще и стойкая к соблазнам. С таким характером ей, возможно, нелегко среди нашей молодежи. Впрочем, справится ли она, станет известно, когда начнутся занятия в университете. И теперь нет и не будет рядом Филиппа с его пагубными привычками».

Смертью зятя Кира Владимировна была скорее удивлена, чем расстроена. С избранником дочери за время их брака она встречалась четыре раза, его мать и брата видела только однажды – на свадьбе. А познакомившись, сделала однозначный вывод – мадам Лафар совершенно равнодушно относится к своему первенцу Филиппу и не скрывает, что обожает и гордится только младшим сыном Арманом. Хотя Филипп был и красивее, и талантливее брата, а тот обладал отталкивающей внешностью и был не высок ростом. К тому же, со слов Полины, Арман был непроходимо глуп: ему не удалось даже сдать национальный экзамен в коллеже.

Кира Владимировна, знакомясь с ним, не смогла скрыть удивления – зная, что Арману двадцать четыре, посчитала, что перед ней подросток. И только лишь когда тот улыбнулся, при этом посмотрев на нее холодно, на лице проявились мимические морщины и обозначились мешки под нижними веками. Бледная кожа сморщилась, выдавая возраст и образ жизни.

Кира Владимировна тут же отошла от пары мать и сын, бегло отметив, что те очень похожи. В свою очередь Филипп, видимо, унаследовал внешность отца, которого, на удивление, среди присутствующих на торжестве почему-то не было. Задавая вопрос о старшем Лафаре Полине, Кира Владимировна надеялась, что та удовлетворит ее любопытство с легкостью – это же так естественно, расспросить будущего мужа о родителях.

Но дочь равнодушно бросила:

– Понятия не имею, где он и что с ним. Возможно, его уже нет в живых. Впрочем, если тебе любопытно, я потом как-нибудь расспрошу Филиппа. Знаю, что отца ему заменил мамин брат Николя Бонье. Он художник и галерист. Вот о нем мой муж говорит с восторгом.

«Интересно, почему же тогда и дядюшка не посетил свадьбу любимого племянника?» – подумала тогда Кира Владимировна, прикинув расстояние от Парижа до Милана, где в пригороде, в небольшом частном отеле было организовано свадебное пиршество.

Вопрос ее так и остался без ответа…

Кира Владимировна подумала, что сейчас ей не помешало бы с кем-то поделиться навалившимися проблемами. И первой, о ком вспомнила, стала Елена Борская. Ей не хватало подруги, Кира не забывала о ней все долгие годы их взаимной отстраненности. И хотя они после случайной встречи в театре уже почти год как общаются, дружбой обмен вежливыми звонками пару раз в неделю назвать трудно. Прежняя легкость отношений так и не вернулась, а настороженность осталась. Они с Еленой словно боялись поверить в то, что могут вновь доверять друг другу.

Последний раз три дня назад звонила подруге она сама, по негласно заведенному порядку следующий звонок должна сделать Елена, но Кира Владимировна решила, что сейчас как раз тот случай, когда позвонить Борской она может без удара по собственному самолюбию. Ведь дело, пусть и косвенно, касается и дочери Елены тоже.

Кира Владимировна вдруг вспомнила, что забыла поинтересоваться у Полины, с каких пор они с Юлей вновь общаются. Так уж случилось, что и пути их с Еленой дочерей тоже давно разошлись.

– Алиса, позвони Елене Борской, – попросила она, но рука невольно потянулась к очкам – вдруг да ошибется Алиса и наберет не тот номер. Но в телефоне после сигналов вызова прозвучал знакомый голос. Кира Владимировна включила громкую связь.

– Лена, здравствуй, – все же волнуясь, произнесла она.

– Здравствуй, Кира. Что-то случилось? – прозвучало удивленное в ответ.

«А просто так я позвонить не могу?» – кольнула обида, но Кира Владимировна продолжила:

– Да, случилась беда. Нет, скорее проблема. Даже две, – вспомнила она и о пьяной Соланж. – Ты можешь ко мне приехать?

– Через полчаса буду, – не спрашивая о подробностях, ответила Елена Борская, и в трубке раздались короткие гудки.

* * *

Майор Казаринов считал, что его карьера не задалась, точнее, он оказался не карьеристом, а простым служакой без амбиций. Его устраивали нынешнее звание, должность следователя и зарплата.

Работа не то чтобы нравилась, но и каторгой не казалась. «Интересных» преступлений расследовать пришлось ровно столько, чтобы не заскучать. Пожалуй, в их списке не было дел с маньяками, да и слава богу – что хорошего допрашивать нелюдей, забравших десятки жизней ради удовлетворения своих желаний. Или, как пытаются объяснить психологи, виноваты не сами убийцы, а их детские травмы. Казаринов считал, что это бред, да и о самих таких специалистах думал однозначно – как о слегка свихнувшихся на почве общения с… психами.

Александр гордился своим здоровым телом и духом, благодарил за это родителей – столичных хирургов и тетку Раису – доктора из сибирской таежной глубинки. Пожалуй, ее даже больше – профессиональный цинизм и любовь к людям в ней сочетались идеально, врачевала она «от бога», не брезгуя лечением подножными травами и танцами местных шаманов.

Саша однажды попытался посмеяться над ней, мол, зачем медицинский оканчивала, лучше б на бубне научилась играть, как эти шарлатаны.

– Пусть пляшут и воют, лишь бы сработало для больного как плацебо. А я в это время ему медикаментозно помогу. Вот так, общими усилиями, и вернем к жизни, – не обижалась она, глядя на него серьезно. – Саня, запомни – чтобы вытащить человека с полдороги на тот свет, любые методы хороши. Хоть человеческие, хоть ведьминские. Когда нужно, молитву прочту, а иногда только заговоренные травки помогают. И не смейся, все это – вековой опыт. Глупо не пользоваться.

Саша многому у нее научился, когда проводил каникулы в ее избе-пятистенке в таежном поселке Радужное. И самую мудрую мысль тетушка ему буквально внушила: к людям нужно относиться с любовью.

– Человек – самое совершенное Божье создание, венец Творения. Только представь, сколько Господь в него вложил, какими наделил способностями. И главная из них – любовь. Чтобы помочь больному, нужно его полюбить. В широком смысле слова. Иначе твоя помощь получится временной или даже напрасной. Да и не только к профессии врача это относится, запомни! Кем бы ты ни стал в будущем, – повторяла она ему.

Саша знал, что та с одинаковым рвением врачует и главу поселковой администрации, и деревенского дурачка Василия. Пожалуй, тетушкиной любви последнему доставалось даже больше…

Он не врач, но работает с людьми. Преступника, как ни старайся, полюбить не получается. Но к тем, кто потерял близких, Саша старался относиться если не с любовью, так с пониманием.

А Полину, Казаринов был уверен, он полюбил. И у его любви к ней не какой-то там широкий смысл, а вполне конкретный.

«Разведусь с женой, не я первый. Тетя Рая сейчас меня не осудила бы: в ее понятии семья – это любовь мужчины и женщины. А уж потом – дом, дети, деньги. Разлюбил – прощайся. А я и не любил Юлю никогда, за что был осужден тетушкой – она даже на свадьбу не прилетела! И домой не тянет с первых дней после свадьбы, как она и предсказала. Потому что и свадьба случилась под напором Юли. Нет, это я виноват – поддался шантажу ее отца», – подумал Саша.

А переспал-то он с ней один раз! Откуда он мог знать, что эта активная в постели девица – школьница? В бар несовершеннолетних не пускают, так он наивно полагал. Оказалось, в барах этих школьниц – каждая вторая! Он и забыл бы об этой ночи, но напомнил Борский.

«Женись на моей дочери – или сядешь за развратные действия с несовершеннолетней!» – пригрозил тот. И так все быстро закрутилось…

Казаринов в который раз погрузился в навязчивые воспоминания, хотя должен был бы думать о нераскрытом убийстве иностранного гражданина Филиппа Лафара.

Он сидел за столом в своем кабинете. Для обеденного времени за дверью было необычно тихо, только изредка стучали по паркетному полу женские каблучки. Но Казаринов так и не смог сосредоточиться на деле, все чаще замечая, что думает только о Полине.

«Полюбил женщину – найди убийцу ее мужа!» – насмешливо приказал он себе.

А преступник оказался весьма продуманным. Потому что в десять пятьдесят произошло кратковременное отключение электроэнергии, что явно было его рук делом, произошел сбой программы в серверной, то есть отключились от питания видеокамеры на всех трех этажах отеля. Пока то да се, пока вызвали спеца, пока тот запустил программу, прошло сорок минут. Запись возобновилась в одиннадцать тридцать.

Мало того что проследить передвижения кого-либо нет возможности, не найдено и следов присутствия постороннего человека в номере четы Лафар. Только отпечатки пострадавшего, горничной и Полины.

И еще. После одиннадцати на двери уже висела табличка «Не беспокоить». Ее видели и горничная, и мужчина из номера напротив. Когда ее повесили и кто? Не Полина. Лафар мог после ухода жены, потому что явно ждал кого-то. Успел договориться на игру? Ждал партнера? Или даже нескольких? А что, возможно – у него в запасе было как минимум часа два, пока жена будет общаться с подругой. Ну не любовницу же он рискнул принять! Это уже за гранью, вот так, под носом у жены. Хотя если они в процессе развода… тогда почему заселились в один номер? Да еще и с супружеской кроватью!» – вдруг ревниво подумал Александр.

Да, мысль о том, что между Полиной и ее мужем все еще были отношения, кольнула ощутимо неприятно. А из опроса женщины он так и не понял, что их связывало на момент смерти Лафара. Только ли сделка, о которой тоже весьма путано сообщила жена убитого? Странная сделка. Невыполнение условия договора мужем могло стать мотивом для его убийства? Полиной – нет, ей невыгодно. А кому выгодна смерть француза?

«Знать бы еще, почему Лафар решил обделить свою старшую дочь? И не узнала ли та об этом? Ночью прилетает его мать с младшим сыном, надеюсь, они расскажут правду. А пока, если убийца не жена, то человек-невидимка. Так и доложим начальству: мол, нацепил преступник волшебный костюмчик…» – размышлял Казаринов.

Может быть, не стоит упираться в версию наследства, все проще – у убийцы сдали нервы. Столько ударов нанесено, и лишь один – смертельный. В пользу Полины говорит отсутствие мотива и наличие алиби. Которое невольно обеспечила ей его, Казаринова, жена. Хлипкое алиби, потому что точное время, когда Полина пришла в бар, не смогли назвать ни она, ни Юля. Возможно, что между убийством и появлением Полины в баре прошло полчаса. За это время женщина могла убить мужа и спуститься на первый этаж в бар к Юле. А та на часы, конечно, не смотрела, только на подругу.

И еще одна мысль не давала ему покоя – с чего бы Полине после стольких лет забвения вдруг звонить бывшей подруге и назначать встречу в отеле именно на этот час? Довольно поздний, кстати. Не для создания ли алиби? А с мотивом может все оказаться в порядке – нужно выяснить, что за мутная история с наследством дядюшки.

Саша не мог представить Полину убийцей, значит, он должен костьми лечь, но доказать, что у нее не было ни мотива, ни возможности убить мужа.

Казаринов открыл протокол опроса Полины Радовой-Лафар.

«Господи, что тут она нагородила! Попробуем выделить только факты, – решил он. – Первый: по ее утверждению, она вышла из номера без десяти минут одиннадцать. Факт номер два: Полина утверждает, что направилась прямиком к двери на лестничную площадку. Собственно, почему не поехала на лифте? А в туфлях на каблуках по лестнице потопала? Ладно, нужно найти причину, почему проигнорировала лифт. Возможно, банально боится замкнутого пространства. Выход на первый этаж с лестницы просматривается от стойки администрации, но оба портье, Дарья и Тимур, в это время были заняты оформлением гостей и Полину не заметили. Зато когда она входила в бар, на нее обратил внимание бармен, но тот на часы не посмотрел и сразу же отвлекся на свои прямые обязанности. В баре было многолюдно, почти все столики заняты, оба официанта сновали туда-сюда, практически не глядя на тех, кого обслуживают. То есть на подруг практически никто внимания не обращал. Но с половины двенадцатого уже работала камера над входом, запись была хотя и четкой, но ничего полезного для следствия извлечь не удалось – ели-пили, один раз подруги вышли вместе в дамскую комнату, второй раз – из бара в лобби. Там Полина устроилась на диване, Юля подошла к парню-портье. О чем говорили, не понять: камера без звука. Разговор длился пару минут. Потом подруги вернулись в бар.

Народ менялся, и только часам к трем ночи занятыми оставались лишь четыре столика. За одним до закрытия бара и просидели Юля с Полиной.

«Что моей жене нужно было от администратора?» – задался вопросом Казаринов и набрал номер жены.

– Юль, проясни ситуацию. Да, жизненно важно, – с невольным раздражением заметил он, услышав от нее насмешливое: «Вопрос жизни и смерти?» – Зачем ты ночью подходила к портье? Номер хотела взять… а мальчик Тимур сообщил, что свободных нет. Я понял, спасибо. Да, это все. Пока.

«Вопрос закрыт, любопытство удовлетворено, поехали дальше», – подумал Казаринов.

Лафар, по мнению эксперта, был убит в промежуток с одиннадцати до половины первого. То есть кто-то наверняка знал, что жены в это время в номере не будет. И кто же? Только жена и тот, кому он сам сообщил об этом. Да, косвенно притянуть Полину Лафар к убийству мужа было бы возможно, если бы не еще одно «но»: где и когда женщина успела смыть кровь и переодеться? Буквально за считаные минуты? Если душ в номер чист…

Казаринов вынужден был признать, что даже схема преступления пока никак не складывается. Возможно, не хватает опроса свидетелей, то есть гостиничного персонала. Этим с утра занимался опер отдела старший лейтенант Трушин. А у Казаринова перед глазами только протокол опроса женщины, к которой он уже неравно дышит. А поэтому готов оправдать. И вопросы, которые его интересуют, не относятся непосредственно к расследованию преступления…

Глава 5

– Саш, новость! – Трушин, как всегда, вошел в кабинет без стука.

– Давай.

– Одна из горничных обнаружила в кабинке душа для персонала кровь. Глазастая девчонка, мазок на стене еле заметный, прямо несколько миллиметров и почти у самого пола. Хорошо, воду не успела включить, все смылось бы. Экспертов я вызвал, слив, кабинку и все помещение осмотрели тщательно. К сожалению, больше ничего не нашли. Со слов девушки, в этой душевой моется только женский персонал третьего этажа. Дверь в помещение закрыта на универсальный магнитный ключ, войти может кто угодно, кому он доступен.

– Где хранится?

– У старшей горничной. Второй – за спиной портье, в ячейке. Третий – у начальника охраны.

– Понятно. Кто из горничных последней брал у старшей ключ?

– Татьяна Гудкова, та самая глазастая девчонка. Работает в отеле два года после окончания колледжа. Так вот. Там же, рядом с душевой, за перегородкой – техническая комната со всякой химией, пылесосами и мешками с грязным бельем для прачечной. В ней отгорожена секция, где стоят шкафчики с личными вещами персонала. Запираются они на замки, которые можно открыть, условно говоря, шпилькой.

– Всех горничных опросил? Обе смены?

– В той, которая дежурила этой ночью, недокомплект, уволилась женщина буквально накануне. Да и проработала не больше недели. Тут нарушение явное – взяли на испытательный срок без документов. Нагрузка не маленькая, зарплата фиговая, видно, сбежала.

– Имя?

– Назвалась Натальей Петровной Николаенко. Сообщила, что паспорт украли вместе с сумкой, сама родом из Донецка, в Москве ночует в хостеле. Короче, разжалобила, сообщила, что работала в Крыму, в Феодосии, в частном отеле «Синяя волна». Здесь персонала острая нехватка, старшая взяла женщину под свою ответственность. Но сказала, что проверила – мол, позвонила в Феодосию, подтвердили, что работала такая у них с марта двадцать второго года. Ушла в связи с переездом в другой город. Отзывы положительные. Вчера Николаенко не вышла в ночную смену. Указанный ею контактный номер телефона вне зоны…

– Фотографии в страховом нет, а как выглядит женщина? На видео с камер смотрели?

– Сняли несколько изображений, спецы Захарова запустили программу распознавания лиц. Пока молчат, я только от них. Думаешь, причастна?

– Или совпадение по времени, – Казаринов пожал плечами. – На всякий нужно словесный портрет составить. Пригласи эту глазастую, и старшую горничную.

– Уже. Будут к трем.

– Мусор когда вывозили?

– Утром в пять. Прямо перед нашим прибытием!

– И?

– Отправил на полигон стажера, подумал, пусть покопается, – усмехнулся Трушин. – Результат нулевой. Отпустил парня домой мыться.

– Что еще?

– Белье в прачечную отправила Татьяна Гудкова уже после того, как осмотрели. Девка – огонь! Говорунья! Хоть бери в опера, чесслово. Все показала, даже тайное место, где горничные подарки постояльцев прячут. Ниша за вешалкой.

– Что дарят?

– Конфеты, мелкие сувениры, даже спиртное. Деньги им брать запрещено, да и вещи, в принципе, тоже. Но…

– Что было в нише? – перебил Казаринов, который вдруг насторожился.

– Две коробки шоколада, духи, ликер, коньяк, все в упаковках. И два билета на концерт какой-то попсовой группы на сегодняшний вечер.

– Ничего не пропало после ухода новенькой?

– Не спрашивал.

– Спроси свою говорунью. Пусть вспомнит, дарили беглянке что-нибудь? Кстати, почему не кладут презенты в свои личные шкафчики?

– Так нельзя же брать у гостей! Старшая горничная, Ильясова Асель Асхатовна, если найдет, доложит наверх, уволят сразу. Знаешь, как девчонки ее называют? Зулым – злыдня, значит, по-казахски. Тетка из Казахстана, в гостинице работает десять лет.

– Телефон у тебя, не слышишь? – кивнул Казаринов на засветившийся экран мобильного в нагрудном кармане рубашки Трушина.

– А… да, слушаю. Понятно, спасибо.

– Кто?

– Личность беглянки идентифицировать не удалось. Хочешь посмотреть последнюю запись? На пятьдесят второй минуте с камеры коридора позавчера.

Казаринов смотрел на женщину лет сорока самой обычной внешности. Фигура без лишнего веса, но и не худая. Плечи широковаты, но, может, спортсменка? Очки в узкой темной оправе, челка заколота на одну сторону, волосы забраны назад…

– По описанию она кто? Блондинка, брюнетка? – спросил он у Трушина.

– Рыжая. А что? Думаешь, на жену Лафара похожа? Да нет, страшна мать, а Полина – красотка. Да и фигура не та… Хотя платье свободное, великовато, что ли…

– Или кто-то косит под нее. Выясни, где была Полина Радова-Лафар двадцать второго и раньше.

– Так во Франции же! С мужем! Прилетели только вчера.

– Это с ее слов. Пробей по билетам. Может, он один прилетел, а она раньше.

– Сделаю, – Трушин развернулся к выходу. – Да! Вот еще… Оба администратора, Дарья Морозова и Тимур Тогаев, показали, что Филипп Лафар приобрел в антикварном салоне на первом этаже очень дорогой браслет. Вещица штучная, купил буквально за час до его закрытия. Сразу положил футляр с украшением в сейф отеля. Но буквально через пару часов забрал. В номере браслет не обнаружен. Может, ограбление?

– Швейцарские часы, ноут не взяли. Думаешь, шли конкретно за этой вещью?

– Почему нет? Триста тысяч – хороший куш.

– Откуда вор узнал о браслете?

– Мог в салоне подслушать, а что, бывает, ошиваются рядом…

– И не знал, что Лафар тут же сдал украшение в сейф? Шел наугад, что тот держит такую ценную вещь в номере? Сомнительно и рискованно. Что, если кто-то из портье навел? Тимур или Дарья. Кто из них провожал Лафара до хранилища после покупки? И тогда, когда уже забирал вещь?

– Выясню. Все?

– Пока да. Я к начальству. После созвонимся, наверное, подъеду в отель, – поднялся из-за стола и Казаринов.

Казаринов подумал, что странно – о такой дорогой покупке Полина не упомянула. Не знала? Скорее всего. Муж, видимо, готовил сюрприз. Ей или… женщина? У Лафара могла быть встреча с любовницей, он ждал ее, зная, что жены не будет.

Ну и отношения у четы Лафар! Прямо – высокие! Свободный брак. Но тогда почему они заселились в один номер? Если почти развелись, остались только формальности. Или он что-то не понял и у них изменились планы? Помирились? Детский сад…

Саша вернулся к столу и открыл протокол опроса Полины. Он еще раз прочел ее ответ на вопрос о причинах ее возвращения из Франции на родину.

Никаких четких объяснений: «Знаете, как бывает – чувства проходят, дочь выросла, мы для нее стали скорее, дурным примером как пара, семья фактически распалась давно. Встал вопрос о поступлении Соланж в университет, и она меня удивила, заявив, что хочет учиться в России. С Филиппом вопрос решился миром – он сторонник традиционного воспитания молодежи, поэтому и отпустил дочь».

И ни слова о том, что муж – бывший.

– Вы с мужем состоите в официальном разводе?

– Пока нет. Филипп решил вдруг эмигрировать из Франции в Россию. О причинах не спрашивайте, не знаю. Законный брак в этом случае – самый надежный способ, – прозвучало в ответ.

Ему тогда показался ее ответ неубедительным. А вопрос остался – зачем Лафару вдруг понадобилось российское гражданство?

«Возможно, ответ на этот вопрос и даст понимание, кому могло помешать это его решение стать россиянином. До такой степени, что этот кто-то пошел на преступление. Какой-то куш уплыл бы из рук… Картины? Не исключено. Нужно спросить о наследстве у матери Лафара, наверняка у нее имеется каталог коллекции, которую муж Полины собирался завещать младшей. А старшей? О ней пока ничего не известно, кроме того, что ее мать тоже русская женщина по имени Наталья. Опять же, рассказать о первом браке старшего сына может мадам Луиза Бонье-Лафар. Что же, вопрос откладывается до ее прилета», – решил Казаринов и посмотрел на часы – почти два, пора к начальству.

* * *

– Проходи, Леночка, – Кира Владимировна посторонилась, пропуская Елену Борскую в квартиру.

Та, не разуваясь, сразу направилась на кухню.

Ничего не изменилось, подруга по-прежнему не признавала чужих тапок и лучшим местом для задушевных бесед и откровений считала закуток в просторном помещении, бывшем некогда сборным пунктом жителей коммуналки.