Ангел-наблюдатель

Я задумался. Затронула что-то у меня в душе идея беззащитных детей под охрану взять. Представив себе моего парня во власти равнодушных и прижимистых деспотов, я чуть не оскалился. Ведь действительно, что они могут? Даже если бы они знали, куда идти, кто их станет слушать? Какой вес имеет их слово против слова взрослых?

– … Тоша до их банковских счетов добрался, – продолжал тем временем Киса, и я тут же встрепенулся (И опять, паразит, мне ни слова!). – Я с ними посидел, вопросы, конечно, есть, но не серьезные. Но у них масса наличных платежей, и до бухгалтерской документации никак не доберешься – тем более, что у них наверняка двойная бухгалтерия ведется, ни одна проверка ничего не выявила.

– Чтобы Марины там и рядом не было! – решительно заявил я, вспомнив последнюю Маринину вылазку в стан человеческих преступников.

– Разумеется, – высокомерно глянул на меня Киса. – Ее задачей будет общественные организации привлечь, когда у нас на руках хоть какие-то факты окажутся. Стас хотел с кем-то из детей побеседовать, но их стерегут покрепче, чем в тюрьме. Не похищать же их, – добавил он, поморщившись.

У меня возникло нехорошее подозрение, что такой вариант на их совещаниях уже тоже обсуждался. Точно пора вмешиваться, пока Марина добропорядочного главу отдела под разжалование в курьеры не подвела. В лучшем случае.

– А Максим что на ваших заседаниях забыл? – нахмурился вдруг я. – Насколько я понимаю, его услуги понадобятся, когда дело до суда дойдет. Если дойдет.

– А вот и нет! – непонятно, почему, разгорячился вдруг Киса. – Он нам агента обеспечил: совсем молоденькая девушка, на вид слабоумная, речь едва связная… Ее к ним уборщицей взяли, а тем ведь везде доступ есть, и работают они либо рано утром, либо после трудового дня. Она нам документы сфотографирует, нужно подождать только.

Я хмыкнул. Типично темная уловка: сколько ждать – вилами по воде писано, а оправдание, чтобы возле Марины крутиться, непробиваемое.

– И, между прочим, – добавил Киса, явно подбирая слова, – он первым меня поддержал против… похищения.

– Да?! – несказанно удивился я. Вот уж воистину – рядом с Мариной не разберешь, кто есть кто.

– Да! – с вызовом вздернул подбородок он. – Мне вообще кажется, что в нашем отношении к… оппозиции есть чрезмерная доля предвзятости. Когда с ними столкнешься вплотную, в работе, они оставляют весьма неплохое впечатление. Максим, например, интересы людей гораздо ближе к сердцу принимает, чем… некоторые из наших.

Гм. Судя по всему, на историю появления Даринки на свет этому приверженцу равноправия и справедливости глаза еще никто не раскрыл. И у меня руки связаны – в конце концов, это Тошино дело. Вот, кстати, нужно будет не только с этими одинаково посеревшими на земле, но и с ним переговорить – что это еще за очередные компьютерные изыскания без моего ведома?

Стаса с Максимом мне удалось перехватить прямо в следующий понедельник. После встречи с моими сопровождающими групп я решил покрутиться у машины, насколько время позволит, в надежде дождаться их ухода – проходя мимо Марининого кабинета, я расслышал невнятное бормотание знакомых голосов. И, не успел я машину открыть, как они тут же появились из входной двери, плечом к плечу, словно в ответ на мой мысленный призыв. Правда, только глянув на их лица, я понял, что обязан их появлением не так ангельской отзывчивости, как докладу не в меру честного Кисы о нашем разговоре.

– Никак не уймемся, да? – нехорошо улыбнулся Стас, подходя ко мне.

– Не понял, – оторопел я.

– Заботы о жене с тебя никто не снимал, – прищурился он, – ребенка растить нужно, клиентов вон набрал столько, что руководство напрягается… Одному собрату на каждом шагу в затылок дышишь, другого, занудного, к нам соглядатаем приставил – и все тебе мало? Нужно еще и с Марины глаз не спускать – мы ведь все втроем не справимся?

Я вдруг страшно разозлился.

– В отличие от вас, – процедил я сквозь зубы, – мы, хранители, не умеем работать по принципу: « С глаз долой, из сердца вон». Если нам случилось помочь кому-то, пусть даже мимоходом, от ответственности за него мы избавиться уже не можем. Даже если хотим, – неохотно признался я. – А как вы с защитой привлеченных людей справляетесь, я недавно видел. Это – во-первых.

– Умение учиться на своих ошибках, – заговорил Стас тоном не просто карателя, а самого главного из них, – входит в обязанности не только сотрудников вашего отдела. А критиковать руководящий состав…

– А что – во-вторых? – вмешался Максим, досадливо поморщившись.

– А во-вторых… – сбился я с волны праведного гнева. – Если речь идет о детском доме… Я помочь хотел!

Максим как-то странно глянул на меня.

– Ну и чем ты помочь можешь? – Стас тоже сбавил тон.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Мне кажется, что в таком деле никакая помощь лишней не окажется. Я же психолог, в конце концов! Вот вы экономической стороной занимаетесь, а я мог бы с детьми поговорить, с воспитателями – у них там у всех наверняка маний и фобий не меряно. Это ведь не менее важно, чем еда и одежда… Как для Тоши – так работа нашлась! – неожиданно вырвалось у меня.

– Ну, взрослым там уже ни один психолог не поможет, – зло хохотнул Стас, – а к детям они постороннего на пушечный выстрел не подпустят.

– С другой стороны, – задумчиво произнес Максим, – когда мы попечительский совет к стенке прижмем… желательно, к тюремной… Этим детям психолог весьма кстати придется. Даже штатный. Можно будет новому директору условие поставить – а у нас там свой глаз появится, чтобы история с кормушкой не повторилась, – добавил он, бросив на Стаса многозначительный взгляд.

Стас заинтересованно хмыкнул.

– Нет, – покачал он головой через какое-то мгновенье, – если он еще куда-нибудь в штат устроится, у нас там, наверху, этого точно не потерпят. Разве что, – оживился вдруг он, прищурившись, – от нынешних клиентов откажешься? Начиная с самых старых, – мотнул он головой в сторону Марининого офиса.

Я задумался. В последнее время у меня все чаще возникало ощущение, что с работниками сферы сервиса мы давно уже ходим по одному и тому же замкнутому кругу: до основных проблем мы с ними давно уже докопались, и наиболее результативные способы их решения нашли, и с тех пор обсуждали одни только всевозможные их вариации… С детьми же, да еще и такими проблемными, передо мной откроется совершенно новое, богатейшее поле деятельности. И помощь лишенному поддержки семьи подрастающему поколению не пойдет ни в какое сравнение с установлением способствующей плодотворной работе атмосферы в каком бы то ни было трудовом коллективе. И в свете предстоящего многолетнего общения с Игорем весьма полезно будет в детской психологии повариться…

– Интересоваться делами Марины ты мне не запретишь, – выдвинул я свое условие, мрачно глянув на Стаса исподлобья.

– Еще и как запрещу! – расплылся он в широчайшей ухмылке. – Если интерес твой перестанет косвенным быть.

Я понял, что нужно срочно укреплять все косвенные подходы к этой, доводящей меня до бешенства, троице серых кардиналов. Киса, вроде, проникся понятием ангельского землячества, осталось напомнить о нем Тоше.

– Ты почему мне о новом проекте Марины не доложил? – рявкнул я в трубку без всякого вступления.

– Чего? – рассеянно ответил он, явно еще не отклеившись от экрана.

– О проекте Марины. Новом. Не доложил, – повторил я медленно, раздельно и с нажимом, чтобы на этот раз мои слова не прошли мимо его сознания очередным звуковым фоном.

– Да что там докладывать? – очнулся, наконец, он. – Она лично там никаким боком маячить не сможет – я у Кисы выяснил. На твоем месте я бы радовался, что теперь есть, кому возле нее двадцать четыре часа в сутки дежурить.

Так, еще и он меня поучать будет?! И вновь прибывших в обход меня консультировать? Лавры бывалого землянина ему снятся?

– Ты, вообще, чем там занимаешься? – добавил я металла в голос. – У тебя свадьба на носу! У тебя что, все готово?

– Конечно, – несказанно удивился он. – Кольца уже давно купили.

– И все?! – выдохнул я, и почувствовал, как у меня сами собой расправились плечи.

Вот он – настал мой звездный час! Сейчас мы восстановим субординацию; сейчас я ему покажу, что есть на земле вещи, к которым никакой наш тренинг подготовить не может; сейчас он у меня увидит, что венок земного долгожителя только издали лавровым кажется, а при ближайшем рассмотрении сразу понимаешь, что каркас у него – терновый.

– Тоша, – осторожно начал я, – мне жаль тебя расстраивать, но на самом деле список всего необходимого немного длиннее. Платье, костюм, туфли, фата, – мстительно добавил я пропущенный нами с Татьяной пункт, – букет, визажист с парикмахером… – Тоша коротко хрюкнул, и я возмутился таким пренебрежением к человеческим традициям, через которые мне пришлось пройти: – И даже не думай от чего-нибудь увиливать – Галины родственники тебя живьем съедят!

– Да у нас все намного проще! – радостно отмахнулся он от моих слов. – Галина мать с ее сестрой в свадьбу наигралась, и сейчас говорит, что, поскольку Галя уже с ребенком замуж выходит, то можно и без всяких пышностей.

Я все же решил до конца проверить свой список… утраченных иллюзий.

– А торжественная церемония? Свидетели?

– Так мы без церемонии – просто распишемся, и все. Зачем нам свидетели?

– А машина?

– Туда на такси поедем, само собой. А назад – посмотрим, мы еще не решили.

– А фотографироваться?

– Дома и сфотографируемся. С Даринкой.

– А праздновать где?

– Да не будет никакого празднования! Мы Даринку оставлять надолго не хотим. Сказал же – распишемся, и все. Мы и не приглашали никого.

Так. Даже если просто расписываться, так не голыми же! Тоша, конечно, у снабжателей костюм себе может заказать, но Гале точно платье покупать придется.

– А одежда?

– Вот пристал! У меня костюм после вашей свадьбы остался, а у Гали – платье. И потом – декабрь же будет! Все равно поверх всего этого куртки с шубами и шапки с сапогами натянем, так чего извращаться?

Я почувствовал себя человеком, который обзавелся полным комплектом горнолыжного оборудования и только потом узнал, что на курорте его любому на прокат дают. Даром.

– А свадебное путешествие? – в отчаянии завопил я.

– Да где я тебе денег на путешествие возьму? – огрызнулся Тоша. – Даринке столько всего нужно! Вот в кольцах мы себя не стали ограничивать – они нам на всю жизнь, а все остальное…

– Что же ты к нашим не обратился? – ехидно полюбопытствовал я.

– Да ты же мне сам говорил денег у них не просить! – возмутился Тоша. – Да и неудобно мне – я лучше эту возможность на какой-нибудь экстренный случай оставлю.

– На какой экстренный случай? – невольно заинтересовался я.

– Да я бы на курсы пошел, – тоскливо вздохнул Тоша. – Хочу международный сертификат в области управления проектами получить. Мне это самообразование – что ни день, на пробел натыкаюсь. Но они стоят – никакой зарплаты не хватит!

Я медленно и тщательно выдохнул. Пробелы он только в своем компьютерном образовании видит – во все остальные нужно его носом тыкать.

– Тоша, – вкрадчиво начал я, – у тебя через две с небольшим недели свадьба, так?

Он предусмотрительно перешел на междометия.

– Ну.

– И ты сейчас думаешь о компьютерных курсах?

– Ну!

– Вместо того чтобы подумать о том, как ты будешь жить после женитьбы?

– Ну…

– Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда ты решил жениться?

– Э…

– О том, что тебе за Галей поухаживать нужно? Я тебя еще просил с Татьяной об этом поговорить?

– Так я и поговорил! – с облегчением вернулся он к обычной речи. – И так теперь и делаю! И хвалю все, что Галя делает, и по плечу ее перед сном поглаживаю, и до руки в обязательном порядке дотрагиваюсь, когда она передо мной тарелку ставит. И, кстати – точно так, как ты говорил! – она сначала вздрагивала, а теперь ничего – привыкла уже, даже ухом не ведет.

– А ты ее целуешь? – Меня уже нервный смех разбирал.

– Конечно, – гордо заявил Тоша. – Даринка очень любит, когда я ее в щеку целую и носом потом об эту щеку трусь – прямо заливается и в ладоши хлопает.

– Кого?

– Что – кого?

– Кого целуешь?

– Да Галю же!

– В щеку? Чтобы Даринка рассмеялась?

– Ну, сказал же!

– Так. А спишь ты где?

– А я, в отличие от тебя, не сплю, – ядовито заметил он. – Я только по ночам и могу спокойно поработать.

Все. Не будет у него никакого тайного бракосочетания в обход всех вековых традиций. Внешняя атрибутика – это еще Бог с ней, но, как я вижу, не случайно перед великим днем будущему мужу мальчишник устраивали. Как там у женщин, не знаю… хотя нет! У Татьяны с матерью накануне нашей свадьбы тоже свой девичник был, меня еще на улицу выгнали – и ничего, я стерпел!

– Тоша, ты знаешь, – решительно произнес я, – я тут подумал – как-то нехорошо, чтобы вы в такой день сами были. В котором часу роспись? Мы к ее концу подъедем. Все втроем.

– Да брось ты! – забулькал Тоша. – Куда вам Игоря тащить – мороз уже точно будет! Дел у вас, что ли, других нет?

Что-то меня этот вопрос начинает не на шутку раздражать.

– Нет уж, – отрезал я, – нечего от нас отделываться – вы у нас на свадьбе были. И поверь мне, Галя будет рада, если вас хоть кто-то там поздравит. И Татьяну ты права не имеешь такого удовольствия лишить – она и так уже в четырех стенах засиделась.

Против последнего аргумента у Тоши возражений не нашлось. На что я и рассчитывал. Молодец, Татьяна – застращала этого недоумка!

В последующие две недели мое желание поговорить с Тошей с глазу на глаз разрослось до размеров жизненной потребности.

Я обнаружил, что могу общаться с Игорем мысленно. В принципе, ничего удивительного – я ведь еще до его рождения контакт с ним установил. Он и голос мой потом узнал – стоило мне заговорить с ним, как он тут же замолкал и очень внимательно ко мне прислушивался. А затем и ответная реакция от него пошла. Звуковых сигналов он мне, как правило, не подавал, и мысли свои не в словах еще, конечно, выражал. Скорее, он выстреливал в меня волнами чистых ощущений, различающихся по цвету и… на ощупь, что ли.

Когда он был всем доволен, меня обволакивало чем-то мягким и голубоватым. Когда его что-то беспокоило, на меня накатывало нечто шероховатое и ядовито-желто-зеленое. Когда он был чем-то возбужден, на меня сыпались щекочущие разноцветные вспышки, словно мыльные пузыри на коже лопались. А уж когда подходило время кормления, меня прямо с головой накрывало чем-то багровым, колючим, все сметающим на своем пути.

Кстати, я заметил, что при физическом контакте воздействие этих мысленных волн многократно усиливалось. Они прямо наотмашь по сознанию били. Он это, похоже, тоже чувствовал – стоило мне к нему прикоснуться, как все его ощущения в крохотную точку стягивались и замирали там в бесцветной неподвижности. А Татьяна меня сразу в увиливании от смены памперсов обвинила! Не мог же я ей признаться, что мое общение с ним давно уже вышло на уровень, недоступный органам чувств! С ней-то без физического контакта он явно все еще обойтись не может – то-то с рук у нее не слазит.

Вода, кстати, как в физическом, так и в ментальном мире оказалась куда лучшим фильтром, чем воздух. Во время купания я его без особого напряжения на руках держал – восприятие совсем не болезненным было, хотя, конечно, намного более четким. Именно поэтому, наверно, там-то я впервые и заметил, что он уже не просто на мои мысли реагирует, а весьма целенаправленно пытается им следовать.

В воде он крутился ничуть не хуже Даринки – хорошо хоть я на ней успел потренироваться в древнем способе рыбной ловли. Хотя, впрочем, при чем здесь она – кусок мыла под струей воды я намного раньше укротил. Но, нужно отдать Игорю должное, в отличие от этой прирожденной вертихвостки он в первую очередь стремился овладеть стихией, склонность к которой просто не могла ему от меня не передаться. Даже нырнуть сразу попробовал. И завопил от восторга познания, когда изо рта вместе со звуком пузырьки воздуха вдруг вырвались.

Татьяна тоже завопила, и, как и следовало ожидать от ее нелюбви к спорту, отнюдь не от восторга. Пришлось выбирать главное, на что реагировать. Сцепив зубы под градом весьма нелицеприятных выражений, я принялся объяснять парню, как держать голову над уровнем воды и как двигать руками и ногами, чтобы она его держала. В мысленных образах, конечно, объяснять и лишь изредка подкрепляя их легкими направляющими движениями.

И он вдруг им последовал! Я просто права не имел не вознаградить его за такую понятливость. Возможностью закрепить приобретенный навык самостоятельно. Естественно, я сначала убедился, что он мои инструкции, как следует, усвоил! Естественно, он тут же нырнул, чтобы еще раз пузырьками полюбоваться! Естественно, мы с ним имели полное право возмущаться, когда Татьяна лишила его всего удовольствия, выхватив его из воды с истошным визгом!

Я вежливо попросил ее не стоять у парня на пути познания. Даже рядом не стоять… Нет, рядом можно, при условии отсутствия неуместных замечаний, быстро спохватился я, вовремя сообразив, что мы уже вполне готовы и душ освоить. Причем все втроем.

Дело в том, что в связи с рождением Игоря из нашей с Татьяной жизни как-то выпала одна из самых ярких ее сторон. И вернуться к ней все как-то не получалось: то засыпала Татьяна, как убитая, то наоборот – при каждом малейшем шевелении Игоря подхватывалась, как ужаленная. И бесполезно было объяснять ей, что он крепко спит – зря я, что ли, каждый вечер ему внушал понятия самодостаточности и уважения к окружающим? Но на слово она мне никогда не верила, а признаваться в такой момент в нашем с ним душевном единении на пользу дела явно бы не пошло.

И вот, уже почти отчаявшись, но вовремя вспомнив о Татьяниной любви к душу, я и предложил, чтобы мы с ней, как и положено истинным родителям, вместе познакомили Игоря с этим чудом. Предварительно затолкав в самый дальний угол шкафа, за коробки с летней обувью, ее купальник и мои плавки. Не может быть, чтобы в ней старые воспоминания не взыграли!

Они и взыграли. Только не старые. Как выяснилось, ванна уже прочно связалась в ее сознании с понятием скользкости, опасности для ребенка, моей безрассудности и лишения ее свободы волеизъявления. Вот так она и убила в очередной раз мою идею, заменив свое участие в многообещающем ритуале наличием разложенных повсюду резиновых ковриков. Потом, правда, она спохватилась и задумчиво добавила, что если я докажу ей свою способность обеспечить Игорю полную безопасность, то можно будет и вернуться к этому разговору. Воодушевившись, я за полчаса за этими чертовыми ковриками обернулся.

Когда мы с Игорем вышли из душа, она в нетерпении переминалась с ноги на ногу под дверью ванной. Понятное дело, передумала – но из своего дурацкого упрямства признаться в этом не захотела! Чтобы не сбить ее с нужного настроения, я не стал привлекать ее внимание к столь типичной для нее непоследовательности. И к ужину творчески подошел. И посуду сам помыл. И с Игорем особо внушительно перед сном побеседовал. И к компьютеру Татьяну не подпустил. И, когда она разозлилась, всякую ерунду ей болтать не дал – как тогда, когда мы в первый раз поругались. И помирились…

Одним словом, восстановилась жизнь в полном объеме. И Игорь ни разу во сне не шелохнулся. И Татьяна спокойнее стала.

Но если она на меня рычать перестала, то Игорю и вовсе все с рук сходить начало. И он тут же этими руками и размахался, при полном ее попустительстве – опять вмешаться пришлось. Я понимаю, не понравилось ему, что она с ним сюсюкает – со мной-то он к другому стилю разговора привык – но это же не значит, что нужно ей рот закрывать! Всей пятерней и со всего размаха. Такого даже я себе не позволяю!

Ей я довольно сдержанно заметил, что равные права нужно сначала тем предоставлять, кто хоть какие-то обязанности несет, а вот на него наорал. Мысленно, конечно, но не сдержался, признаюсь. Кто ему, паршивцу, еще до рождения объяснял значение Татьяны в моей и, тем более, в его жизни? Кто ему каждый вечер внушал, что мы с ней – единое целое, в котором ни одна часть главнее другой быть не может, даже если чаще ее видишь? Кто ему ежедневно пример показывал терпеливого и бережного к ней отношения?

И он опять меня с полслова понял! Смутился, потупился, повернулся к Татьяне, прижался к ней и давай рукой по лицу гладить! Я чуть не крякнул – надо же, сообразил, что покаянным видом не обойдешься, вину заглаживать нужно. Неужели таки по ночам подсматривает? Глянув на Татьянино подозрительно нахмурившееся лицо, я как можно шире улыбнулся и заметил невзначай, что от нашего ребенка никакой другой реакции и ожидать не стоило. Хотел бы я посмотреть, у кого язык повернется с этим не согласиться: от нее он взял привычку, чуть что, руки распускать, от меня – умение признавать свои ошибки самым недвусмысленным способом.

После этого случая меня уже просто распирало от желания похвастаться результатами своего воспитания. Посвятить в его секреты я мог только одного Тошу – людям не расскажешь, а другим ангелам неинтересно. А у меня еще и ряд вопросов к нему возник – что-то я в Даринке никаких ярких способностей не замечал, кроме, конечно, тех случаев, когда нужно было кому-то палец в глаз или в ухо повелительно воткнуть. Еще и инструктаж с ним провести – доходчиво, чтобы к Татьяне за дополнительными разъяснениями не кинулся. И от компьютера как-то отвадить, хоть на время – вот, кстати, и к другой технике неплохо бы ему начать приучаться…

В общем, слава Богу, подошел день их с Галей свадьбы. Времени у нас было немного, но я решил сначала поддержать общий разговор, чтобы создать непринужденную атмосферу, дать девчонкам возможность развести, как следует, пары словоохотливости и усыпить Тошину бдительность, позволив ему поехидничать в мой адрес. Я даже предложил подвезти их с Галей домой, чтобы он не успел по дороге забыть все, что я ему втолковать собирался.

В разговоре, кстати, выяснилось, что Игорь уже и цвет глаз на мой поменял. Я внутренне усмехнулся: вот так Вам, Татьяна Сергеевна – нужно почаще ему в эти самые глаза заглядывать, а не то одну, то другую щеку под пощечины покорно подставлять!

Наконец, Тоша окончательно расслабился и снова брякнул что-то о работе вечером. Ну, все – я отнюдь не сую свой нос в чужие дела, он сам напросился!

Отведя Тошу в сторону, я с чистой совестью приступил к письменно взятым на себя обязанностям наставника.

– Тоша, ты у нас – непререкаемый авторитет в компьютерной области.

В глазах у него появилась легкая настороженность.

– Кроме того, ты – ответственный и компетентный ангел-хранитель.

Настороженность в его глазах сменилась откровенной паникой.

– Но о втором Галя не знает, а первое сейчас к делу не относится, поскольку она вышла замуж не за компьютерного гения, а за мужчину и, вдобавок, за нашего общего с Татьяной друга.

Его глаза метнулись в сторону девчонок и вернулись ко мне с явно обреченным выражением.

– Поэтому, – безжалостно продолжил я, – чтобы не уронить это высокое звание, слушай меня очень внимательно.

Я быстро, в коротких, но емких фразах, обрисовал ему все, что ожидается от мужчины в новобрачную ночь. Старательно сосредоточившись на наставнической строгости в выражении лица и научной непредвзятости в тоне.

Он вдумчиво захлопал глазами.

– Еще раз. Я сбился.

Весьма к месту вспомнился мне документ, который я подписал у нас там, наверху, и в котором взял на себя всю ответственность за любые действия этого… Вместо того чтобы врезать ему по уху, я медленно повторил основные пункты из списка предстоящих действий, не задерживаясь на этот раз на описании возможных вариантов.

Он снова нахмурился, чуть покивал раз за разом головой, и через пару минут лицо у него просветлело. Похоже, на прямой и короткий алгоритм, без разветвлений, места у него на жестком диске хватило.

– Если опять собьешься, – решил я предотвратить все случайности, – скажешь Гале, что в первый раз – она подскажет, что делать.

Он попытался изобразить из себя огнедышащий вулкан.

– А достоинство, – пресек я извержение в самом зародыше, – назад на пьедестал водрузишь, когда дойдешь до стадии «Повторение – мать учения».

Из жерла вмиг усмиренного вулкана вырвался полузадушенный всхлип.

– Какое повторение?

– Регулярное, – сухо пояснил я, – как молодому мужу положено.

– Господи! – простонал он. – А работать же когда?

– А за компьютером, – строго напомнил ему я, – тебе сидеть положено в свободное от основной работы время. Галя теперь у тебя – подопечная жена, и ее спокойствие и хорошее расположение духа для тебя дважды на первом месте должно стоять. Задачу уяснил?

– Да уяснил, – мрачно буркнул он. – Только сомнения меня гложут…