Ангел-наблюдатель

Забыв, что в этом нашем сложном уравнении с многими переменными есть еще одна – практически полностью нам неизвестная.

Даже, как выяснилось, две.

Наблюдатели.

Мы их даже не сразу заметили – они появились в самом дальнем от нас углу гостиной, возле того края стола, за которым Маринина компания заседала, увлекшаяся, видно, в тот момент каким-то своим разговором. И только когда Игорь с Дариной заверещали, с восторгом выглядывая из-за Тошиной спины в том направлении, я почувствовал незваное присутствие.

Мы с Тошей переглянулись и последующие десять секунд общались не просто на мысленном уровне, а с подобающей передвижению мыслей скоростью.

– Он! – с шипением врезался в меня первый Тошин импульс.

– Твой?

– Двое!

– Зачем?

– И твой!

– Мой?!

– Удушу!

– А люди?

– Убрать!

Я быстро забрал Татьяну на кухню и попросил ее увести людей из гостиной. И впервые в жизни обрадовался неожиданному появлению Марины и ее непревзойденному умению дергать за ниточки. В данном случае за ниточки Сергея.

Когда в гостиной остались одни ангелы, мы с Тошей, не сговариваясь, ринулись прямо с порога комнаты к пришельцам. По дороге я успел с удовлетворением заметить, что пути отступления в другие углы им Стас с Максимом непринужденно перекрыли, а назад, наверх, похоже, не сбегут, пока Игорь с Даринкой в комнате остаются.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался я.

– Что опять вынюхиваем? – с яростью прошипел Тоша.

– Извините, пожалуйста, – приветливо улыбнувшись, постарался я вернуть разговор к принятому в ангельской среде дружелюбному тону, – мой коллега слегка удивился вашему неожиданному появлению. Он хотел спросить, чему мы обязаны удовольствием видеть вас? Кстати, неплохо было бы побеседовать лицом, так сказать, к лицу.

– Мы не обязаны вам представляться и, уж тем более, беседовать, – раздался в ответ надменный голос. Знакомый. Тот, что мы с Тошей в церкви после крещения Даринки слышали.

– Сейчас-то что надо? – Тоша тоже, видимо, вспомнил о нашей первой стычке с наблюдателем.

– Мой коллега хотел спросить, – опять перевел я его, – чем вызвано ваше появление непосредственно в данный момент?

– Вы что, отчета от нас требуете? – послышался из угла второй голос. Преисполненный такого высокомерного удивления, что меня в момент затопило волной слепящей ненависти. Это он сквозь меня за моим парнем наблюдать будет?

Почувствовав, как под этой жгучей волной испарились во мне последние крохи ровного дружелюбия, я нервно оглянулся на Стаса. Интересно, станет ли он и дальше нейтралитет держать, если мы их сейчас отсюда пинками…?

Но он уже тоже понял, что ситуация неотвратимо склоняется в сторону вооруженного конфликта. Который он, как представитель силовых структур, просто обязан предотвратить.

– Да, я бы, к примеру, не отказался узнать ваши цели и полномочия, – подал он свой самый облеченный властью голос. – Надеюсь, мне не нужно представляться?

– Нет уж, будьте любезны, – холодно отозвался Тошин… нет, Даринкин… нет, детей оставим в стороне – Тошин наблюдатель.

– Руководитель службы внешней защиты, – еще холоднее отчеканил Стас, прищурившись.

– В таком случае Вам должно быть хорошо известно, – снова включился мой наблюдатель, – какую потенциальную опасность для сохранения тайны нашего сообщества могут представлять собой эти столь отличные от человеческих детей существа.

– В особенности те из них, – продолжил Тошин, – которые ведут свое происхождение от представителей его более экстремистского крыла.

– Не говоря уже о тех случаях, – добавил мой, – когда они оказываются в сфере воздействия друг друга, что может привести к резонансу их отличий, многократно усиливая тем самым риск повышенного к ним внимания.

– Вы также прекрасно осведомлены, – надменно заметил Тошин, обращаясь все также только к Стасу, – что наш отдел работает под грифом строгой секретности, и его сотрудники не подотчетны никому, кроме своего непосредственного руководства. Только оно имеет право знакомиться с результатами наших наблюдений, которые представляются затем на рассмотрение Высшему Совету.

Все это время мне пришлось прочно поддерживать под локоть Тошу, который при слове «создания» резко дернулся вперед. Под какой-то странный звук, донесшийся со стороны Марининых ангелов.

– Я хотел бы узнать, – послышался оттуда же напряженный голос Максима, – входят ли в этот Совет представители нашего… экстремистского, как вы выразились, крыла?

Тоша бросил на него яростный взгляд, но чуть расслабился, раздумывая, похоже, на кого в первую очередь бросаться.

– С этим вопросом Вам следует обратиться к своему руководству, – презрительно скривился, судя по тону, Тошин наблюдатель. – Если оно сочтет необходимым дать Вам ответ.

– Обращусь, не сомневайтесь, – уверил его Максим. – И в том, что ответ получу, тоже.

– А я хочу вам напомнить, – определился, наконец, с направлением последующего удара Тоша, – что у этих детей здесь, на земле, поручители имеются. Которые наблюдают за их развитием не наскоками, а ежедневно. И, в случае чего, и подкорректируют его, и в нужную сторону направят. И без их ведома никаких действий в отношении детей предпринято не будет. Можете так начальству и доложить.

– В этом Вы можете быть абсолютно уверены, – отозвался его наблюдатель с легкой ноткой плотоядности в голове. – В нашем сегодняшнем отчете непременно будет отмечена ваша очередная попытка создать нам препятствия в исполнении должностных обязанностей.

И они исчезли так же внезапно, как и появились.

Не сговариваясь, мы все тревожно оглянулись на Игоря и Даринку, которые, потеряв источник необычного развлечения, принялись в блаженном младенческом неведении хлопать друг друга ладошками, тихонько похохатывая от удовольствия.

– Тоша, – проговорил вдруг решительно Максим, – давай-ка наши разногласия на потом оставим? Хочешь, верь, хочешь, нет, но в том, что касается нее, – он кивнул головой в сторону детей, – мы с тобой на одной стороне.

– Да ты бы вообще молчал! – От злости Тоша прямо плеваться начал. Злился он, конечно, на Максима, но оплеванным остался ближайший к нему я. Как всегда. – Ты уже все, что мог, для нее сделал!

– А вот и нет! – Максим тоже вскипел. Может, мне с линии огня незаметно отступить? – У нас мое слово весьма существенный вес имеет, и я практически уверен, что в этом Совете наши тоже представлены. И если ты думаешь, что они… мы потерпим очередное ущемление…

– Ага! – взорвался ответным гейзером Тоша. – Давай, еще масла в огонь подлей!

Воспользовался его советом Стас – полил маслом здравого смысла эту разбушевавшуюся слюной стихию.

– Тоша, уймись! – лениво бросил он. – Я господ… экстремистов, – в его устах это слово почти комплиментом прозвучало, – тоже не жалую, но существование у нас никому не подотчетных неприкасаемых мне еще меньше нравится. Я, пожалуй, с кем угодно объединюсь, чтобы к ним прикоснуться. Внушительно.

– Да плевать мне на них! – не поддался увещеваниям Тоша. – Пусть от Даринки отвяжутся и, кем хотят, теми себя и считают!

– И ты от помощи откажешься, если ее все же придется защищать? – вернул я его к зловещей реальности.

– Да какая от него помощь? – простонал Тоша.

– Когда с внештатниками сцепились, – прищурившись, заметил Максим, – ты против моего участия, по-моему, не возражал. А если за девочкой явятся, тебе лишняя пара рук помешает? Только потому, что она – моя?

– Нам на земле очень вредно один на один со своими проблемами оставаться, – пискнул вдруг Киса. – Для дела вредно.

Мы все дружно вытаращились на него. Не знаю, как другие, а я о его присутствии вообще забыл – он опять, как черепаха, все конечности (включая голову) в себя втянул и деталью пейзажа прикинулся. Не бездумной, правда, и очень даже наблюдательной – нужно будет с ним договориться, чтобы он мне в будущем обо всех встречах Марины с Татьяной докладывал.

На этом наш разговор и закончился – люди в гостиную вернулись. Впрочем, судя по тому, как переглядывались, уходя, Тоша с Максимом, не закончился, а отложился. На неопределенное пока время.

А вот отложить переговоры с Татьяной мне не удалось. По крайней мере, надолго. И отреагировала она на появление наблюдателей именно так, как я и опасался. Скажите, пожалуйста, какая радость – в пределах ее досягаемости новый ангел появился! Извольте подать ей его на блюдечке, а она уж сама решит, с какой стороны его разделывать. Под орех. А то, что пятерым опытным небожителям, куда более знакомым с принципами небесных взаимоотношений, не удалось этот орех расколоть – так все понятно! У нее же просто руки еще не дошли мастер-класс нам всем провести!

Пришлось объяснить. Доходчиво, чтобы к восторгам больше не возвращаться. И о целях с задачами, и о секретности с неприступностью.

Ее тут же забросило в другую крайность. В такой панике я ее еще никогда не видел – даже в тот раз, когда мы впервые с Анабель встретились, и казалось, что речь идет о том, что она меня лишится.

Разумеется, паника Татьяны тут же воплотилась в план действий. Активный и детальный. Вот опять спасибо за доверие – оказывается, я просто так рядом сидел и ждал, когда же мне, наконец, расскажут, каким образом мне собственного сына из списка главных кандидатов в диссиденты вычеркнуть!

Дневник ее мне удалось спасти. Только потому, что даже ей пришлось признать, что у наблюдателя намного больше шансов зафиксировать факт уничтожения улики, если им будет заниматься она, постоянно рядом с Игорем находящаяся. Прямо тем вечером я у нее этот злополучный дневник и забрал и клятвенно пообещал завтра же сжечь его. По дороге на работу. Первым делом. В машине, чтобы меня никто не увидел.

Ну и ладно, соврал. И, хорошо, не в первый раз – что из этого? Когда у Татьяны бурлит воображение, да еще и подстегнутое самым настоящим ужасом, мне тоже приходится к радикальным мерам прибегать. Доводы рассудка не срабатывают. Не пробиваются к ее сознанию через истеричную завесу ее «Надо что-то делать!». В такие моменты с ней нужно полностью соглашаться и поступать по-своему. Главное – потом найти убедительные доводы, что все мои поступки прямейшим образом из ее же слов и вытекли.

Между прочим, я действительно собирался уничтожить ее дневник. После того, как прочту его, конечно. Но когда я его закончил… В перерыве между встречами, чуть на вторую не опоздал. Передо мной вдруг встала по-настоящему цельная часть жизни Игоря, которая проходила у меня за спиной, пока я на работе был. И начала этот дневник Татьяна в качестве подарка мне. И из каждой строчки в нем такая она на меня смотрела! И столько в нем обнаружилось доказательств, что она по-прежнему от меня то одно, то другое скрывает…

Одним словом, не поднялась рука. Так я и оставил его в машине, под своим сидением. Словно знал, что он мне еще понадобится…

Но в одном Татьяна оказалась безусловно права. Я тоже пару-тройку сайтов, посвященных развитию младенцев, перечитал, и не мог не признать, что Игорь не просто опережает описываемые там события, а с приличным ускорением. И Татьяна, похоже, вознамерилась любой ценой затормозить этот процесс – главными в ее лексиконе словами вдруг стали «Нет» и «Нельзя».

Я попытался поговорить с ним об этом… Я даже пример яблока ему привел – подчеркивая, что все новое нужно вкушать, не спеша, смакуя, растягивая удовольствие неоднократными повторениями. Я даже намекнул ему, что не все неведомое достойно того, чтобы набрасываться на него с просто таки неприличным восторгом аборигена при виде стеклянных бус. Вот и интерес ко всяким механическим диковинам хорошо бы забросить.

В ответ меня засыпало ярко-оранжевыми шипастыми загогулинами его удивления.

Растерявшись, я понял, что глобальный вооруженный конфликт меня не минует. Причем начнется он, как это всегда бывает, с небольших стычек местного значения. Татьяна начнет запрещать ему делать любые, несвоевременные с точки зрения человеческих светил, шаги по пути познания, он, будучи истинным сыном своей матери в плане непризнания авторитетов, будет стараться сделать каждый из этих шагов семимильным. Что никак уж не добавит нам всем шансов вырваться из-под бдительного ока наблюдателя.

И что мне делать? Убеждать собственного сына, что его любознательность должна руководствоваться осмотрительностью – чтобы он мне доступ к ней осмотрительно закрыл? Напоминать его матери, что чрезмерное давление лишь к противоположным результатам приводит – чтобы она мне мои же слова затем каждый день возвращала? Отлавливать наблюдателя и доказывать ему, что это лично у меня такой талантливый ребенок родился – чтобы он мне вызов в контрольную комиссию организовал за систематическое вмешательство в его работу, полную потерю контроля над подопечной и вообще чисто земную манию величия?

На чью же сторону мне становиться?

Ответ на этот вопрос я получил буквально через пару дней. И если бы мне кто-то до этого сказал, что я добровольно, в полном сознании и твердой памяти, стану на сторону технического прогресса, я бы сам на заседание контрольной комиссии попросился. С видеопрезентацией в качестве вещественного доказательства, с Тошей в качестве свидетеля и с убедительной просьбой ввести в качестве обязательного предмета в курс ангела-хранителя глубокое ознакомление с Интернетом. Поскольку именно последнему удалось обеспечить столь всем нам необходимый и постоянно в последние дни ускользающий мир и покой.

Возвращаясь домой в последующие за Марининым днем рождения вечера, я всякий раз заставал Татьяну на грани истощения. Игорь не на шутку раскапризничался – ни минуты в покое оставаться не хотел, дугой выгибался, верещал противным визгливым голосом, багровея от натуги.

– Только на руках немного успокаивается, – устало бормотала Татьяна. – И то, только если носить его по квартире. К гостиной все время тянется, головой вертит, руками в меня вцепляется и все время что-то вроде «Ала» говорит. Я уже все книжки с ним пересмотрела – что это он там запомнил – нет, только еще больше злится.

У меня сердце екнуло. В гостиной наблюдатели появились, больше ничего нового – может, он это незримое присутствие за новую игрушку принял и именно его теперь и требует?

Я присмотрелся к его сознанию – сейчас оно показалось мне мрачной, темной воронкой, неуклонно втягивающей в себя все им увиденное и периодически вспузыривающейся глухим раздражением.

– Может, у него что-то болит? – тревожно спросила меня Татьяна.

– Нет, когда ему больно, картинка в каком-то месте словно в узелок стянута, – рассеянно ответил я, пытаясь разглядеть непрерывно кружащиеся по стенкам этой воронки кусочки каких-то образов, никак не складывающихся в единое целое.

– Какая картинка? – задохнулась Татьяна. – Ты что… мысли его читаешь?

Я понял, что проболтался. Оставалось одно – изобразить этот факт настолько естественным, что о нем и упоминать раньше не стоило. И как можно более убедительным тоном.

– Да не то, чтобы мысли читаю, – небрежно пожал я плечами. – Скорее, его настроение ощущаю – как некую цветную картинку.

– А он твои тоже читает? – не поддалась Татьяна, и я прямо увидел по ее прищуренным глазам, как она сканирует в памяти все случаи нашего с Игорем поразительного взаимопонимания.

– Он меня лучше ощущает, – уклончиво ответил я. – И Тошу, между прочим, тоже – мы проверяли.

– Господи! – Татьяна закрыла лицо руками. – Проверяли они! Я же тебя просила! Мы же договорились, что больше никаких отклонений поощрять не будем!

– Я не знаю, что ты считаешь отклонением, – натянуто возразил ей я. – Он так только со мной общается. Тоша, к примеру, его вообще не чувствует – это мы тоже проверили. А то, что он ангелов различить может – так это даже к лучшему. Вот скажи мне, – насторожился вдруг я, – не было ли в эти дни такого, чтобы он вдруг замер и в одну точку уставился?

– Вроде, нет, – отняв руки от лица, воззрилась на меня Татьяна круглыми перепуганными глазами.

– О! – удовлетворенно кивнул я. – Значит, этот гад вынюхивающий даже в мое отсутствие незамеченным не подкрадется. Со временем мы Игорю объясним, что об этом умении болтать не стоит, и сами, я надеюсь, – многозначительно глянул я на Татьяну, – пример ему подадим. А пока дай-ка мне разобраться, чего он хочет.

Я снова повернулся к то ли уже притихшему, то ли тоже уставшему Игорю, пристально глядя ему в глаза. Скандалить он начал после Марининого дня рождения. Что же там нового появилось? Я принялся мысленно перебирать события того вечера. Марину с компанией можно в расчет не брать – их с места Игоря ему даже видно не было. Может, подарок Маринин..? Фу, слава Богу, нет, никакой реакции! Света с Сергеем тоже далековато от него сидели. Тошу с Галей он уже к тому времени видел. Даринка возле него весь вечер провела, Олежка пару раз подбегал…

Мрачная воронка в мыслях Игоря вдруг дрогнула и вывернулась наружу, словно цветок, переливающийся всеми цветами радуги, распустился.

– Дала, – отчетливо произнес он, чуть не всхлипнув от облегчения.

Я онемел. От обиды и глубокой несправедливости. Татьяна рассказывала мне, что он начал повторять за ней названия различных объектов, и я уже с нетерпением ждал, когда он нас с ней назовет – очень уж интересно было, кого первым. И на тебе – и тут эта вертихвостка вперед выскочила!

– Он Даринку зовет, – мрачно повернулся я к Татьяне, отбросив в раздражении идиллическую картину с двумя младенцами на диване.

Игорь резко и требовательно завопил. Пришлось быстро восстанавливать мысленный образ неотразимой обольстительницы.

Через полчаса у меня от него уже зубы оскоминой сводило. Да и устал я прилично – сами попробуйте подержать перед мысленным взором одну и ту же картину часок-другой! Не упуская ни одной детали. Представив себе, что такое развлечение вполне может стать ежевечерним, я чуть было совсем не скис.

Проблему решила Татьяна.

– Нужно у Тоши ее фотографии попросить, – предложила она, и я ринулся к телефону.

Узнав, в чем состоит причина моей просьбы, Тоша довольно хохотнул.

– Да зачем вам фотки? – тут же увидел он возможность и дальше детей с пути истинного сбивать. – Пусть в Скайпе друг на друга любуются. И мы, в случае чего, новостями быстро обменяться сможем, – многозначительно добавил он.

– Татьяна, у нас Скайп есть? – заорал я, обрадовавшись возможности восстановить контроль над медленно, но неуклонно ускользающим из-под моего надзора коллегой.

– Нет, – ответила она мне из кухни, – я же им только на работе пользовалась.

– Когда сможешь приехать, чтобы установить? – снова обратился я к трубке.

– Вот ехать я еще буду! – фыркнул Тоша. – Сейчас прямо по телефону и установим.

Вот этого я уже стерпеть не мог. Мало того, что в положенное время отдыха, своими собственными руками внедрять в свой собственный дом очередное чудо враждебной техники, так еще и под снисходительно-ленивые инструкции этого оболваненного землей ренегата.

– С Татьяной установишь, мне Игоря купать пора, – строго произнес я.

С тех пор эти детские видеосессии стали у нас ежевечерним ритуалом – Игорь с Даринкой строили друг другу глазки, хохоча и хлопая руками. Даринка – в ладоши, Игорь – по чем попадя. Я бы даже сказал, по ком попадя – клавиатуру я принципиально подальше отодвигал. Нам с Тошей пока, слава Богу, обмениваться было нечем. Кстати, в этом Скайпе ничего сложного не оказалось – я бы его и сам установил. Я мог бы даже сказать, что почти наслаждался… тишиной и спокойствием в доме, если бы время от времени не кололо меня страшной мыслью: а что если эти наследники как ангельского, так и человеческого достояния и через Интернет мыслями обмениваются?

Одно меня радовало – личный технический прогресс не затмил Игорю удовольствие от физического развития. К концу февраля он уже совершенно уверено, без какой либо поддержки, сидел и начал передвигаться на четвереньках.

Сдавшись на непомерно раннее вторжение Интернета в жизнь своего сына, я счел, что не имею никакого морального права противиться расширению его познаний и в отношении других устройств. И расплата за такое слабоволие не заставила себя долго ждать.

Однажды, когда я ехал с одной встречи на другую, в машине раздался Татьянин вызов. Я нахмурился – она мне минут пятнадцать назад звонила, чтобы сказать, что они уже с прогулки вернулись и сейчас будут готовиться кушать и спать. Сняв трубку, я услышал какие-то странные звуки: сопение, покряхтывание и некое зловещее шуршание, как будто что-то тяжелое по ткани волочили.

– Татьяна! – заорал я. – Что там у вас происходит?

В ответ меня чуть от трубки не отбросило истошным визгом, тут же перешедшим в хрипящее бульканье.

Я завертел во все стороны головой, отчаянно высматривая ближайшее подходящее для разворота место и вопя изо всех сил, что я уже еду домой и буду минут через десять, от силы. И только когда я уже нарушил с пяток правил дорожного движения и почти охрип, трубка отозвалась членораздельной речью.

– Алло! – донесся из нее до меня удивленный Татьянин голос. – Чего ты орешь? Что случилось-то?

Мой ответ даже мне членораздельным не показался. Татьяна вдруг рассмеялась.

– А, так это я, когда с тобой поговорила, телефон на кровати оставила, – объяснила она. – А он его, видно, на пол стащил и случайно кнопку твоего вызова нажал.

– Телефон? – судорожно сглотнув, выдавил из себя я. – Где попало..? В пределах досягаемости..? Ребенка..?!

– Да успокойся ты! – отмахнулась от меня она. – Тебе что, по ошибке никто никогда не звонил? У нас все в порядке, нам уже кушать пора. Вечером поговорим.

Вечером, вернувшись домой, я застал Игоря стоящим на полу в гостиной. Он, конечно, навалился грудью на диван, крепко вцепившись руками в его сиденье и поддерживая ими часть своего веса, но стоял! Излучая при этом вполне закономерную гордость, которую я, разумеется, просто не мог с ним не разделить.

Только это и спасло их обоих от весьма обстоятельного разговора. Чтобы не омрачать торжественную минуту, я ограничился всего лишь парой фраз.

– Мне кажется, – сдержанно заметил я, – что не стоит ребенку столь неограниченный доступ к технике предоставлять. Да еще и без должного надзора.

– Да брось ты! – поморщилась Татьяна. – Он совершенно случайно до телефона добрался и не менее случайно в кнопку пальцем ткнул. Он и все игрушки точно также тискает.

– А тебе не приходит в голову, – возмутился я столь несерьезным отношением к инциденту, – что тот факт, что полугодовалый младенец совершенно случайно именно в нужную кнопку пальцем ткнул, может показаться подозрительным?

– Кому? – прищурилась она. – Ни один нормальный человек в этом ничего, кроме забавного казуса не увидит. Дети – они, как обезьянки. И если мне постоянно тебе звонить приходится, чтобы доложить, как у нас дела, то понятное дело, что он меня копирует. Дети сейчас пользоваться мобильным учатся раньше, чем читать или писать. Это даже вашим не может странным показаться, если они хоть какое-то понятие о современном мире имеют.

– Сейчас накличешь! – резко оборвал ее я.

Не прошло и недели, как нам обоим вспомнился этот разговор. И опять на повышенных тонах. Не знаю, кто из нас его накликал, но в нашем доме опять появился наблюдатель. Ненадолго, правда, но, как и следовало ожидать, в мое отсутствие. Татьяна позвонила мне в полной истерике, когда я домой от своих загородных клиентов ехал – слава Богу, хоть додумалась дождаться, пока тот исчезнет. Я тут же свернул на окружную – в центре города вечером обязательно хоть в одну пробку, да попадешь.

Дома я застал Татьяну с Игорем в коридоре, прямо у входной двери, с одинаково бледными, перепуганными лицами. Как выяснилось, как только Игорь приклеился глазами к окну в спальне, со смехом протягивая к нему руки и заинтересованно агукая, Татьяна схватила его на руки и принялась носиться из комнаты в комнату, не давая ему издавать ни одного звука и смотреть ни в одну точку. Больше пяти секунд. И за те полчаса, что мне понадобились, чтобы домой домчаться, она и его, и себя почти до нервного срыва довела.

– Да что же ты делаешь? – рявкнул в сердцах я. – Ты же его до смерти испугала! И наблюдателю прямо показала, что он его видит. И что ты знаешь, что он его видит, и главное – кого он видит! И это после того, как я тебе рассказал, что его рассматривают как потенциальную причину срыва режима секретности?

– А что мне делать? – запальчиво возразила мне Татьяна. – Я же понятия не имею, где эта ищейка ваша топчется и что при этом делает! Он же каждую минуту может Игоря схватить и… – У нее дыхание перехватило.

С коротким тревожным уханьем Игорь принялся ощупывать ей лицо. Затем он повернулся ко мне, и в лицо мне ударило раскаленной, гневной волной. Здравствуйте-пожалуйста, а я здесь при чем?