Ангел-наблюдатель

– Точно! – обрадованно кивнула она, и вдруг хитро прищурилась: – А что это она его на день рождения позвала?

– Она не одного его позвала, – буркнула я, в очередной раз кляня себя за длинный язык.

– Не скажи, не скажи… – мечтательно протянула Светка. – Мне-то виднее было, как они все время переглядывались. А чего – он, вроде, ничего…

– Только болтливый, спасу нет, – подала голос Галя, поморщившись и тряхнув головой. – От него прямо звон в ушах. Вот Максим с Ипполитом поспокойнее будут, не выпячиваются.

Я чуть не подпрыгнула – не хватало еще, чтобы Галя, в моем присутствии, этого… хамелеона хвалить начала!

– Лично я ни в одном из них ничего особенного не вижу, – сдержанно заметила я. – И у Марины с ними со всеми исключительно деловые отношения, можете мне в этом поверить. Да вы и сами слышали.

– Ну-ну, – хмыкнула Светка. – Мало ли что из деловых отношений выйти может, – добавила она, покосившись на Галю, и та улыбнулась, смущенно отведя глаза.

Когда мы вернулись в гостиную, обстановка там слегка разрядилась. До мрачной подавленности. Быстро выпив чаю, Тоша сказал, что Даринке уже пора купаться. Вслед за Тошей с Галей поднялись и Светка с Сергеем – Олежка уже тоже явно устал. Марина предложила было помочь нам с уборкой, но мой ангел коротко глянул на нее, и она молча кивнула своим ангелам в сторону прихожей.

Под самый конец все опять немного оживились. Игорь с Даринкой то ли расставаться не хотели, то ли просто раскапризничались, но со всех сторон посыпались шутки, что эти взрослые совсем детей замучили. Тоша передал Даринку Гале, чтобы одеться. Стоящий возле вешалки Максим протянул ему куртку и негромко произнес, раздувая ноздри:

– Я серьезно.

– Посмотрим, – не менее отрывисто бросил Тоша, не глядя на него.

Когда все, наконец, ушли, я повернулась к моему ангелу, с трудом удерживающему брыкающегося Игоря на руках.

– Я могу узнать, что здесь сегодня произошло? – сдержанно спросила я.

– Давай Игоря укладывай, – мрачно не ответил он, – а я пока все уберу.

Сцепив зубы, я покормила Игоря (даже без купания пришлось обойтись). Уснул он почти мгновенно. Переложив его в кроватку, я зашла в кухню, где мой ангел расставлял по местам чашки и блюдца, прислонилась к косяку двери и сложила руки на груди. Молча.

– Вот я знал, – вдруг взорвался мой ангел, – что нельзя было у нее на поводу идти!

– А Марина здесь при чем? – оторопела я.

– А при том! – рявкнул он. – Обязательно ей нужно было темного с собой притащить – вот наблюдатель и выскочил! Чтобы зафиксировать, в каком интересном окружении Игорь подрастает!

– Какой наблюдатель? – растерялась я, и тут до меня дошло: – Ваш наблюдатель за Игорем?! Такой, как Анабель рассказывала?

Мой ангел закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул.

– Да, такой, как Анабель рассказывала, – произнес, наконец, он.

– Но это же замечательно! – воскликнула я.

Мой ангел открыл глаза и уставился на меня, как на полоумную.

– Ну, конечно! – Я подошла к столу, обхватив себя руками, чтобы не запрыгать от восторга. – Наконец-то хоть у кого-то можно будет проконсультироваться, как такие дети должны развиваться! А то меня от этого Интернета уже тошнит – что для нашего возраста ни читаю, Игорь это уже давно прошел!

– Татьяна, – медленно, с расстановкой произнес мой ангел, – наблюдатели никого не консультируют, они наблюдают. И данные своих наблюдений документально фиксируют. И подают их в виде отчетов наверх. И вступать в какие бы то ни было обсуждения их категорически отказываются.

– Вот так я и знала! – в досаде хлопнула я ладонью по столу. – Значит, так – в следующий раз, как он только появится, сразу же представишь меня ему, а там посмотрим, кто от чего отказаться сможет. Сегодня еще ладно – при Светке с Сергеем и при Гале, я понимаю…

– Да ты ничего не понимаешь! – перебил он меня. – На них сегодня даже Стасу надавить не удалось – они, понимаешь, элитное подразделение, и другие руководители им не указ. А когда Максим со своими вопросами влез… – Застонав, он обхватил голову руками. – Тоша от отчаяния уже и на его помощь согласен.

– Да почему? – возмутилась я. – Что они нам сделать могут своими наблюдениями?

Он вдруг перестал раскачиваться из стороны в сторону, поднял голову и пристально посмотрел на меня.

– Татьяна, – как-то устало произнес он, – Даринка ведь не просто наполовину ангел, она – наполовину темный ангел. И тогда в церкви… Там ее наблюдатель один был, его-то мы с Тошей вдвоем к стенке прижали, хоть пару слов выдавили. Так вот он нам прямо сказал, что при малейших темных проявлениях закрывать на них глаза никто не будет, выводы сразу будут делаться.

– Какие выводы? – Я вдруг охрипла.

– Они наблюдают не для того, чтобы учебник по воспитанию таких детей составить, – хмуро ответил мой ангел, – а для того, чтобы решить, что с ними делать. Игорь от обычных детей отличается? А ты еще радуешься, – рявкнул вдруг он, яростно сверкнув глазами, – ах, он новую кнопку освоил! А то, что такой чудо-ребенок всеобщее внимание к себе привлечет? Поизучать его человечество захочет – откуда такие таланты? А обнаружится, что таких детей уже много? А начнут искать, что между ними общего? Наше инкогнито на земле – под угрозу разоблачения? Ты представляешь себе, как к этому там у них, наверху, отнесутся?

Я похолодела. Если уж мой ангел заговорил про «там у них, наверху», если уж и для него эти наблюдатели являются чем-то чуждым и, судя по тону, так и просто враждебным…

Господи, а я еще в этом дневнике, как полная дура, чуть ли не ежедневно сама, своими руками запротоколировала все отличия Игоря от обычных человеческих младенцев! Прямо и наблюдать не нужно – бери его и на блюдечке начальству… Чтобы то выводы побыстрее сделало. Ладно, хоть додумалась прятать, словно под руку что-то подтолкнуло. Да и засланный казачок этот, вроде, в первый раз сегодня явился…

Но все равно – уничтожить дневник, сжечь и пепел по ветру, чтобы и следа не осталось! Прямо сегодня. Нет, не сегодня – в квартире не сожжешь… Тогда завтра. Утром гулять пойдем – прямо на берегу реки костер и разведем. Игорь огоньки любит, а вот живой огонь еще никогда не видел…

И больше никаких вундеркиндов в доме!

Глава 2. Расправленные крылья ангела

У ангелов, находящихся на земле в постоянной видимости, развивается присущее людям чувство собственности, каким бы далеким от целей данного исследования ни представлялся этот факт на первый взгляд. Важность его заключается в том, что с появлением у такого ангела исполина это чувство у первого многократно усиливается, что приводит к возникновению нежелательного напряжения между ангелом и объектом его хранения. То, что люди не терпят никакой критики в адрес своего потомства, является прискорбной истиной, и в обуздании их стремления ввести развитие младенца в строгие рамки общественной жизни при одновременном потакании его животным инстинктам ангелам, как правило, приходится проявлять немалую изобретательность, чему можно было бы дать исключительно положительную оценку с точки зрения профессионального роста.

Однако, реакция ангелов на появление наблюдателя за их исполином не может не вызывать растущей тревоги. В силу полного осознания правомерности изучения исполинов в целом, само существование отдела наблюдателей не вызывает у ангелов возражений, но когда речь заходит об их собственных отпрысках, они с достойной куда лучшего применения решительностью переходят на сторону людей в абсолютной уверенности последних в полном праве доступа к данным по наблюдению за их потомством и участия в их обсуждении.

(Из отчета ангела-наблюдателя)

***

Я знал, что с появлением нашего парня на свет, работы у меня прибавится. И был только за – очень хотелось крылья расправить, чтобы было под ними уютно и безопасно двум самым близким мне существам. Одного только не учел – того, что работы у меня появится настолько много и по всем фронтам. Но кто же знал, что тесные узы взаимопонимания, которых я ждал с таким нетерпением, свяжут моего парня не только со мной, и мне придется скакать возле них, дергая то за одну, то за другую ниточку в надежде распутать очередное хитросплетение.

И ладно бы речь шла о том, чтобы одну Татьяну к нам в компанию взять – я бы совсем не возражал. В первые дни я даже сам в сторону отошел, чтобы установился у нее с парнем тот самый уникальный контакт матери с ребенком, о котором люди столько говорят и вмешиваться в который никому, с их точки зрения, не дозволено. С моей же точки зрения, было только справедливо дать и ей, наконец, возможность раззнакомиться с ним, как следует – со мной-то он еще до рождения подружился.

Вот я и не позволил никому вмешиваться в процесс этого знакомства, оградив Татьяну от бесплодных телефонных разговоров. Сколько можно повторять всем и каждому, что у нас все просто отлично – как будто они все не созвонились уже раз по десять, чтобы сверить услышанные от меня факты? В какое бы время суток ни раздавался звонок, я тут же сообщал очередному абоненту, что Татьяна занята, ненавязчиво давая ему (чаще, ей) понять, что теперь у Татьяны есть более важные дела, чем часами на телефоне висеть, и ими у нее весь день по минутам расписан.

Когда в один из таких разговоров выяснилось, что Татьяна и парню уже имя придумала, причем такое, какое у него просто на лбу написано, я даже не удивился. Скорее, обрадовался – молодец, научился на моих ошибках, с первых же минут намекнул ей о своих предпочтениях в том, как его называть. Очень мне интересно стало, каким он себя видит.

Хм. Соткан из противоречий. Которые, впрочем, в целом неплохо сбалансированы. Уже лучше. Подвижная, активная, деятельная натура. Подходит. Тяга к лидерству. А вот это нам не нужно – мне Татьяны с ее задатками повелительницы с головой хватает. Всегда сохраняет здоровый оптимизм, а силу негативных эмоций направляет в созидательное русло, расходуя ее не на мучительные переживания, а на поиски реальных выходов из трудной ситуации. Ну-ну, это ему точно в человеческой жизни пригодится. Впечатлителен, дорожит мнением окружающих. Интересно, интересно… Ведение совместных дел наиболее эффективно при четком распределении задач и предоставлении друг другу свободы действий…

Ну что ж, мысленно подвел я итог, картина просматривается весьма обнадеживающая. Недаром я над ним еще до рождения столько трудился. Значит, первым делом распределим задачи. Мое дело – перед ним созидательное русло прокладывать, в которое он отрицательные эмоции направит, когда я в нем эту тягу к лидерству подавлять буду. А его – внимательно меня слушать, дорожа моим мнением и сохраняя здоровый оптимизм. В чем я с удовольствием предоставлю ему полную свободу действий.

Этим я и решил заниматься каждый день, возвращаясь домой с работы. Чем раньше парень поймет, что к его имени уже автоматически мое отчество приставилось, не говоря о фамилии, тем лучше. Я также позволил себе настоять, чтобы в эти моменты Татьяна в сторону отступала. Она и так с Игорем Анатольевичем куда больше времени общается – не исключено, что под воздействием ее воображения созидательное русло в течение дня судорожно извиваться начинает. Так что, извините, вечера – мои. Для восстановления приоритетов. А она пусть… работать идет. Нужно будет Франсуа позвонить, чтобы хоть пару писем в день присылал.

Разумеется, перед возвращением на работу я должен был убедиться в безопасности охраняемых объектов. И чтобы была эта безопасность полной, убеждаться в ней пришлось весьма решительно. Дома я за них был спокоен. В целом. Еще до рождения Игоря приучил Татьяну, чтобы шагу за порог не ступала без моего ведома. Один только раз она это правило нарушила – и тут же и небесные силы во главе с моим руководителем ей на голову обрушились, и Игорь подоспел, пришлось в больницу срочно ехать. Не может быть, чтобы не запомнила.

Но оставался еще внешний мир. Бесконечно, как всегда, навязчивый и совершенно непредсказуемый. А скоро Татьяна и на улицу стала с Игорем выходить…

С родственниками и друзьями вопрос решился на удивление просто. Я строго напомнил им о невероятной уязвимости новорожденных, и их знакомство с Игорем отложилось, как минимум, на месяц. А там, слава Богу, и вирусная эпидемия подоспела. А зимой нечего и рассматривать – из вороха одежды один нос торчит. А весной дети от авитаминоза ослабленные. А летом… До лета еще дожить нужно.

С соседями сверху, которых вдруг охватило непреодолимое желание довести – с помощью дрели – свою квартиру до полного совершенства, тоже одного разговора хватило. Тщедушный мужичок средних лет заикнулся было, что в своем доме имеет полное право делать что угодно и когда угодно, но я на него внимательно глянул, и, надо понимать, частое в последнее время общение со Стасом сказалось. Мужичок нервно моргнул и поинтересовался, когда «дите выгуливается».

И с Людмилой Викторовной, примчавшейся к нам учить Татьяну купать ребенка, мне очень быстро удалось общий язык найти. Ее с Сергеем Ивановичем общий. Увидев лицо Татьяны в тот момент, я сразу понял, почему даже самые бывалые охотники обходят любую представительницу животного мира с детенышами стороной. Людмила Викторовна тоже, по-моему, опешила при таком виде своей прежде покладистой дочери, чем я и воспользовался, чтобы быстро увести ее из зоны столкновения материнских инстинктов в гостиную. Где мне понадобилось всего лишь вернуть ей слова Сергея Ивановича (по возможности, сохраняя его интонацию) о необходимости осознания молодыми своей зрелости и ответственности перед своими детьми, а также о воспитании в последних уважения к их родителям. Разумеется, она согласилась больше не вмешиваться! Вы думаете, Татьяна меня за это поблагодарила?

А вот я не раз искреннее «Спасибо» отцам-архангелам сказал – за то, что дали мне шанс укрепиться в сдержанности, подсунув нам с Тошей то испытание с крещением Даринки. Если бы я через него не прошел, то не знаю, чем бы разговор с нашей бабкой закончился. Недели через две после нашего возвращения домой она встретила меня у лифта и, пробормотав скороговоркой сбивчивые поздравления, предложила – ни много, ни мало! – срочно приучать моего сына к святой воде.

Когда, в мое отсутствие, она чуть не узурпировала мое святое право хранить Татьяну, я молчал. Когда она гоняла меня каждый вечер за фруктами «для Танечки», я тоже сдерживался. Когда она выговаривала мне, что я просто обязан радостную атмосферу «вокруг Танечки» создавать, я всего лишь мягко намекнул ей, что для этого мне нужно хотя бы находиться рядом с ней, и желательно наедине. Но когда основы, знаете ли, затрагиваются…

Моя выдержка, которую, без сомнения, можно считать одним из крупнейших моих достижений на земле, меня самого в изумление привела. Вежливо и терпеливо, чтобы не обидеть пожилого человека, я объяснил бабке, что в современном мире ребенка нужно растить, придерживаясь современных, научных взглядов, к числу которых относится признание свободы выбора и волеизъявления.

Бабка оторопело заморгала.

– Мой сын будет обтираться святой водой, когда того захочет и ясно и однозначно об этом скажет, – перевел я в твердой уверенности, что созидательное русло будет проложено в обход какой бы то ни было церкви.

И опять вежливая твердость придала моим словам особую убедительность. Бабка согласно закивала и бочком двинулась к своей двери.

– Варвара Степановна, – бросил я ей вслед для закрепления эффекта, – я вот уже давно хотел попросить Вас…

Она тут же с готовностью повернулась.

– Вы не могли бы, – продолжил я, приправив свои слова добродушной улыбкой, – хотя бы некоторое время, не давать Татьяне никаких советов в отношении Игоря? И подружкам своим то же самое передать? Она всякий раз думает, что все не так делает, и очень расстраивается. А ей сейчас это очень вредно. Мы ведь с Вами этого не хотим, правда?

Бабка сочувственно охнула, еще пару раз кивнула и юркнула к себе за дверь.

Татьяна потом смеялась – мол, потеряли они с Игорем прелесть новизны для бабушек во дворе. Я не знаю, кто что потерял, но я точно куда больше спокойствия на работе приобрел. По крайней мере, от звонка до звонка. Татьяна после каждой прогулки сообщала мне, что они уже дома, и я сам в течение дня пару раз позванивал, чтобы удостовериться в том, что мои мягкие внушения удерживают внешний мир на уважительном расстоянии от моей семьи.

Я вообще в последнее время начал замечать, что к моим словам как-то иначе прислушиваются. Убедительностью меня святые отцы-архангелы изначально не обделили, иначе бы в ангелы-хранители не направили, и если уж мне удалось до Татьяны разумность своих суждений донести, так что уже о посторонних говорить. Взять хотя бы ту женщину-врача. С одной мамочкой она, понимаешь ли, говорить будет! А папочке, значит, интерес проявлять не положено – ему достаточно швейцаром у двери постоять? Так он и постоит. Бдительно. Чтобы ничего ценного из квартиры не было вынесено. Включая ребенка и его медицинскую карту.

В клиентах тоже какая-то уважительная предупредительность стала просматриваться. Как все же внешняя атрибутика на отношениях между людьми сказывается – я на это еще тогда, когда Татьяна настаивала на факте моей стажировки в Германии, внимание обратил. И появление у меня машины убедило их в результативности моих с ними бесед куда больше, чем содержание оных, хотя я в последнее время на встречах с клиентами уже вошел в некую накатанную колею, на которой движущей силой не так энтузиазм, как уверенность в своем профессионализме является. А уж с моим переходом в статус отца они и вовсе больше не осмеливались ни на минуту меня задерживать. Что меня, как нельзя лучше, устраивало – основная работа меня все же дома ждала.

И ждала она меня с таким нетерпением, что, честное слово, стоило день за днем оставлять ее, стиснув зубы от тысячи недобрых предчувствий, один на один с нашим парнем. Поняла, наконец, что есть области, в которых ей никак без меня не обойтись, в которых я намного быстрее увижу глубинные связи между событиями, в которых намного разумнее просто следовать, без пререканий, моим ненавязчивым рекомендациям. Даже дневник завела, чтобы записывать туда (правильно сомневаясь в своей памяти) все произошедшие в мое отсутствие события. Вот только записала бы еще где-нибудь, что нужно мне эти материалы для составления рекомендаций вечером на прочтение отдавать – а то вечно запихнет куда-нибудь, а мне неловко ее в рассеянность носом тыкать.

Чтобы поддержать полную Татьянину погруженность в процесс установления контактов с нашим парнем, я рассказывал ей лишь о самых рутинных событиях моего пребывания во внешнем мире. Старательно избегая подробностей из жизни наиболее интересных ей людей. В целом, у них все отнюдь не плохо, а углубляться во всякие незначительные шероховатости ей вовсе незачем. Сделать она все равно ничего не может… вернее, она, конечно, может, но я бы предпочел на работе без лишних волнений обойтись.

Но сам я, разумеется, держал ухо востро, особенно в отношении Марины и Тоши – очень уж не хотелось повторения тех ЧП, которые они нам уже подсовывали. Тоше я позванивал (встречаться нам с ним уже просто негде было) и, узнав, что они с Галей подали заявление, тут же успокоился. А то я не помню свою подготовку к свадьбе – не то, что о чем-то другом думать, вздохнуть некогда было! Хоть в этом направлении минимум на месяц постоянную боевую готовность отменить можно.

Как нетрудно догадаться, с Мариной о затишье я мог только мечтать. Она, конечно, опять постаралась у меня за спиной в очередную авантюру кинуться, но, регулярно посещая ее фирму по долгу службы и из печального опыта зная, на что обращать внимание, я просто не мог не заметить зловещие признаки.

Для начала она взяла к себе на фирму Кису. Бухгалтером. Наверняка для того, чтобы завалить его таким количеством бумажной работы, чтобы он и думать забыл, для чего на землю вернулся. Мне она, правда, объяснила его трудоустройство нежеланием оставлять его в постоянной невидимости – в качестве бухгалтера он в любой момент сможет зайти к ней в кабинет для обсуждения какого угодно вопроса и участия в каких угодно переговорах.

Но затем я обратил внимание, что в ее кабинет с завидной регулярностью стали наведываться и эти ее поклонники противоположной окраски. Рядом с ней, кстати, даже их извечная противоположность как-то затушевалась. Стас в своих карательных действиях уже, по-моему, и к темным методам прибегнуть был готов, лишь бы ее впечатлить и в состав своего отряда потом заполучить, а Максим наоборот – перья припудрил, стараясь произвести на нее впечатление светлой и пушистой справедливостью.

Никаких следов их зачисления в штат Марининой фирмы найти мне не удалось, и, если Максим у нее привлеченным юристом проходил, то как она оправдывала участившиеся встречи со Стасом? В ответ на мой мягкий намек, что чрезмерный интерес к ангельским делам явно идет во вред ее основному виду деятельности, Марина оглушительно расхохоталась.

– Что, работу боишься потерять, если наша фирма лопнет? – сказала она, сверкнув глазами.

– Марина, – спросил я, отбросив всякую деликатность, – во что ты опять влезла?

– Слушай, ты зачем Кису сюда притащил? – прищурилась она. – Кстати, не вздумай к нему так в бухгалтерии обратиться – он там Ипполитом Истовым числится. – У нее дрогнули губы.

У меня екнуло сердце – неужели она по поводу фамилии с Татьяной у меня за спиной проконсультировалась? Так, сегодня же поговорить с парнем, чтобы подбросил Татьяне материал для наблюдений.

– Так вот, – продолжила она, – если уж ты повесил его мне на шею, так будь любезен доверять коллеге. Ему во всех наших обсуждениях право голоса предоставлено, и во многих случаях даже последнее. У него так же, как у тебя, – фыркнула она, – прямо нюх на всякие подводные камни. У вас этот нюх критерием профессионального отбора, наверно, является.

Последнюю шпильку я пропустил мимо ушей. Поскольку в них другая, куда более перспективная, Маринина фраза застряла. В самом деле, кто этого неудавшегося расстригу на землю вернул?

В следующий же свой приезд в Маринино турагенство я заглянул в бухгалтерию, сделав вид, что у меня есть вопрос по приближающейся зарплате, и вызвал Кису в коридор.

– Во что они ее на этот раз втравили? – спросил я без всяких расшаркиваний, ни секунды не сомневаясь, что он прекрасно поймет.

У Кисы глаза из стороны в сторону забегали.

– Я не считаю возможным, – промямлил он, – обсуждать дела своей подопечной…

– Это ты отцам-архангелам расскажешь, – отрезал я. – Когда они тебя на ковер вызовут после того, как ее опять спасать придется. Мне опять спасать придется, – добавил я с нажимом.

– Не расскажу, – решительно выпрямился он, – потому что не придется. А если и придется, то не тебе.

Нет, ты посмотри, в каких орлов эти… зеленые… утята на земле превращаются! Плечики сутулые вздернулись, пушок на голове встопорщился, носик сгорбатился в пародии на хищный клюв и в глазах за очочками молнии толпятся… Вот правильно его Татьяна назвала!

– Ты забыл, благодаря кому вообще здесь появился? – тихо спросил я. – Ты забыл, кто тебя за шиворот вернул к исполнению брошенных обязанностей? Ты забыл, кто за тебя перед руководством поручился?

– Не забыл, – тут же сник он. – Но не считаю себя вправе обременять коллег…

– Да неужели! – снова перебил его я, просто времени сдерживаться не было. – Если под коллегами я подразумеваюсь, то меня желательно планами действий обременять, а не их кошмарными последствиями. Если же речь об этих двух павлинах шла, то их как раз и нужно обременять… здравым смыслом. У них рядом с ней тормоза отказывают, им главное – доказать девушке, кто самый бесстрашный охотник в человеческих джунглях.

– Я заметил, – сухо обронил Киса. – И принимаю меры.

– Молодец! – уравновесил я кнут пряником. – Вот и принимай их дальше. Согласовав их со мной. Или хотя бы поставив меня о них в известность.

Он раздраженно поджал губы.

– У вас ведь, у каждого в отношении нее комплекс есть, – усилил я нажим, – а у нее просто талант пользу извлекать из чужих комплексов.

Он опять выпрямился, обиженно засопев.

– Я имею в виду, – быстро сдал я назад, вспомнив, что с Тошей нажим тоже далеко не всегда срабатывал, – что если они вдвоем ее к безрассудству подталкивают, то, может, и нам с тобой, здравомыслящим, стоит объединиться? Хотя бы для противовеса?

Одним словом, против моей убедительности даже этому ангельскому образцу педанта устоять не удалось. В конце концов, рассказал он мне, что Марина со Стасом и Максимом заинтересовались каким-то детским домом. Я уже давно понял, что в человеческом обществе дети – одни из самых бесправных его членов, а уж с детьми-сиротами и подавно никто не церемонится. По Кисиным словам в том детском доме и воровства, и жестокого обращения хватало – за фасадом душевности и преданности, конечно. Для проверок технологию потемкинских деревень Бог знает когда изобрели, прессу новости погорячее интересуют, а самих детей под строгим контролем держать можно – общество детскую дисциплину только одобрит.