Сборник новелл о любви

Для свидания Женя оделась в горох. Удлинённое платье с запахом имело высокий разрез до середины бедра. Который мелькал при ходьбе, обнажая стройную ножку. Сандалии, резиночка в тон, что держала копну непослушных волос. После визита на пляж, плечи и нос были красными. И вечером тётя Груня их мазала. Но вовсе не кремом, а сметаной! Половина которой отправилась в Женькин рот, пока та держала бесценную мисочку.

– До полуночи вернусь, – убедила она, – А то карета превратится в тыкву!

– Он что, на карете приедет? – нахмурилась Груня. Видимо, в сказках была не сильна.

Но Сашка приехал на старом пикапе. Правда, отмыл его дочиста. Тот аж сиял! И сам очевидно помылся. Вихор был зализан. Лицо гладко выбрито. А светлый льняной костюм оттенял цвет загара.

– Сударыня, это вам! – выудил из-за спины романтичный букетик.

Женя взяла, приложила к груди и присела в лёгком реверансе:

– Мерси.

– Надеюсь, ты не ужинала? – нахмурился Сашка.

– А что? – удивилась она.

– Да я накормить собирался, – пожал он плечами. И Женя припомнила, на каком плече у него был рисунок.

– Будем рыбу ловить? – усмехнулась она. Сложно представить себе таковое, когда над морским побережьем господствует ночь.

– Обижаешь, – чуть выпятив грудь, бросил Сашка, – Ресторан ожидает.

– Ресторан? – Женя вскинула брови, – Даже так?

– Вообще-то, я там работаю, – сказал, открывая ей дверцу машины, – Но сегодня приду, как клиент.

– Работаешь кем? Шеф-поваром? – польстила ему.

Сашка был честным:

– Пока только помощником. Но мне уже доверяют готовить кой-что самому.

– Было бы интересно попробовать, как ты готовишь, – ответила Женя.

Он дёрнул рычаг, и пикап стартанул.

– Чем это пахнет? – повела она носом.

– Ц-ветами, – нахмурился он.

– Освежителем, – догадалась Женюша, увидев искомый баллончик в его бардачке.

– Ну, ты же ругалась, что рыбой воняет! А её, знаешь ли, трудновато заглушить, – с досадой ответил её кавалер.

– Я, кажется, чувствую рыбу сквозь этот парфюм, – с притворством скривилась она.

– Да ну тебя! – Сашка прыснул. Улыбка сверкнула на фоне лица.

«Он красивый», – подумала Женя, – «А я? Я красивая?». Она никогда не считала себя таковой. Милой, да! Обаятельной, может быть. Но красивой, навряд ли. Красивой у них была Анька. «Порочной», – как изъяснялась Маринка, завидуя ей. А Женя была просто милой. Возможно, её красота не раскрылась ещё? Как бутон не распущенной розы оставляет лишь тонкий намёк на всю прелесть цветка.

Ресторан оказался прелестным. С открытой верандой, у самого синего моря. И видом на тёмный залив.

– Нужно было тебя привести на закате, – посетовал Сашка, сажая Женюшу за стол.

– А мне нравится! – Женя окинула взглядом просторный, оформленный в стиле рыбацкого судна ресторанный зал.

Контингент был под стать. Не привычные взору любители петь в караоке, коих было великое множество в центре. Не ценители плясок под русский шансон, что тусили на набережной. А влюблённые парочки, скромно сидевшие друг против друга. В бокалах искрилось вино. На тарелках ждали своей участи морепродукты.

Когда к ним подошёл официант, Женя в тот же момент ощутила двусмысленный взгляд. Парень был симпатичный, высокий.

«Здесь все так выглядят?», – Женя смутилась, поправила локон, спадающий на ухо.

– Прекрати пялиться на мою девушку, – процедил ему Сашка.

Она вскинула брови:

«Твою?», – говорил её взгляд. Но язык продолжал прижиматься к зубам. Быть чьей-то девушкой Жене пока ещё не доводилось. Нет, ей предлагали, конечно! Шанс был. Но обычно свидания два ей хватало понять, что игра свеч не стоит. А претендент не достоин быть первым мужчиной. А если так, то зачем тратить время, его и своё?

Вскоре у них на столе появилось вино. А затем и закуски. «Коктейль из креветок» Женюше понравился.

– За наше знакомство, Евгения! Как вас по батюшке? – выдавил Сашка, роняя в бокал пару капель вина.

Они чокнулись, выпили.

– Максимовна я, – улыбнулась она, – Гринёва Евгения Максимовна.

– Очень приятно, – не отрывая глаз от неё, сказал Сашка, – А в кого у вас, Евгения Максимовна, такие большие глаза?

– Глаза, – озадачилась Женя, – Понятия не имею. Наверное, в бабушку. У папы глаза были серые, у мамы зелёные.

– А у тебя глаза цвета южных ночей, – выразительно выдохнул он.

– Да вы романтик, Александр Евгеньевич, – кокетливо хмыкнула Женя и опустила глаза, чтобы больше не видеть, как он улыбается ей. По спине побежали мурашки от мысли о том, что она на свидании с парнем, на море, поглощает салат из креветок, и…

– Осетровый шашлык! – провозгласил официант, выгружая на стол две огромные шпажки.

– Ну, что? За тебя? – Сашка взял свой бокал, – J'espère que notre connaissance se transformera en quelque chose de plus grand? (Надеюсь, наше знакомство перерастёт в нечто большее?).

– Si tu veux dire la nuit à venir, c'est peu probable, (Если ты имеешь ввиду предстоящую ночь, то навряд ли), – отчеканила Женя.

– Je veux dire la vie future, (Я имею ввиду предстоящую жизнь), – выдал он.

Они выпили. Женя вкусила горячий шашлык и от сочности аж застонала:

– О, боже, как вкусно!

– Понравилось? – Сашка смотрел на неё с наслаждением, будто просто смотреть, как она ест было достаточно, чтобы насытиться, – А ты, наверно, мечтаешь уехать в Париж? – предположил он.

– С чего бы? – спросила она.

– Ну, французский, – пожал он плечами.

– Уехать навряд ли, – ответила Женя, – Но побывать там разочек хотела бы.

– Увидеть Париж и умереть, – Сашка презрительно фыркнул, – Чего там такого смертельного? Арматура какая-то в центре, и все с нею носятся.

– Ты про башню? – смеясь, уточнила она, – Ну, вообще-то она – символ любви.

Он, наконец, принялся за шашлык. Прожевав, заявил:

– Ну, вообще-то, символом любви должно быть что-то живое. Море, к примеру. Какой-нибудь пляж. Или утёс. У нас есть тут такой один. Даже с легендой.

– Правда? – спросила Женюша, склонив голову на бок, и перестав на секунду жевать, – Расскажи!

– Ну, я всего-то не помню, – нахмурился Сашка, потёр переносицу. Ровно также, как делал его отец. Только очков не хватало! – Короче. Влюбился парень один в девушку, что сидела на морском берегу. Вся такая прекрасная, недоступная. Хотело он её покорить, а она ни в какую. И яствами пичкал и песни ей пел, и лепестками сыпал во все стороны. А она поцелуй подарила и в город вернулась. А он с тех пор ходил на эту скалу и плакал. И её вспоминал.

– О, боже мой, как поэтично! – прижала Женюша ладони к груди, – Как печально! А разве не бросился он со скалы от невыносимых страданий?

– Ну, страдания были, в принципе, выносимы, – задумался Сашка.

– Ах, так? – оскорбилась она.

– Ну, и к тому же, он ведь надеялся, что дева вернётся. Вернётся к нему, – Сашка вдруг посерьёзнел. И Женю как будто волной окатило от взгляда его испытующих глаз.

Оказалось, у них много общего. И это не только французский язык и любовь к осетрине. Это ещё и похожее горе. Ведь Сашкина мать умерла.

– Утонула два года назад, – поделился он, глядя на море, – Притом, что плавала она хорошо! Всегда заплывала так далеко. А однажды она уплыла и уже не вернулась.

– Мне так жаль, – тихо ответила Женя, кладя свою руку поверх его пальцев.

– Отец после этого сильно замкнулся в себе. Писать перестал, – Сашка провёл пальцем левой руки по её выступающим нежным костяшкам, – Замуровал себя в этом склепе.

– Ну, это больше похоже на сад, – затаив дыхание, Женя следила, как движется палец по коже, так медленно и хорошо…

– Мама розы любила, так он засадил ими всё. Аж противно! – Сашка поддел, приподнял её палец с колечком. Потрогал его ободок.

– Ты не ладишь с отцом? – посмотрела Женюша с печалью на маленький перстень. Мамин перстень.

– Лажу, как видишь, – нахмурился Сашка, – Просто мы не всегда совпадаем. С ним сложно бывает.

– А с тобой? – улыбнулась она.

– А со мной, – он нашёл её взгляд, – Это ты мне расскажешь. Потом.

– Когда, потом? – утонула она в глубине его глаз. Они, как морская вода, потемнели. Впитали всю чернь этих южных ночей.

– Лет через десять совместной жизни, – облизнул губу Сашка. И взгляд его на мгновение коснулся её приоткрытого рта.

– Эй, голубки! Ваш десерт! – провозгласил официант, прерывая идиллию.

На обратном пути, уже сидя в машине, она привалилась к сиденью спиной.

– Кажется, мороженка была уже лишней.

– А ты поясок развяжи, – подсказал ей Сашка и провёл взглядом вниз, до разреза на матово-белом бедре.

– Не дождёшься! – она запахнула разрез, поглядела в окно.

– Что завтра думаешь делать? – выжидающе бросил в ответ.

Женюша пожала плечами:

– Не знаю. Валяться, лениться и есть абрикосы.

– Хороший план, – он кивнул, – У меня есть получше!

– Ловить карасей? – Женя тихо вздохнула.

– Да что ты привязалась к этой рыбалке? – выдавил он раздражённо, – Нет, если ты хочешь, давай! Я не против. Но я хотел тебе показать тот утёс.

– Утёс безутешных рыданий? – прикусила она губу, стараясь не рассмеяться.

– Утёс отвергнутых парней, – перефразировал Сашка.

– Я разве отвергла тебя? – удивилась она.

– Пока нет, – робко бросил он, глядя на Женю с вопросом. Во взгляде сквозило: «Ведь ты не отвергнешь? Уедешь? Забудешь? Вернёшься ли?».

Женя не знала ответов. Она не хотела пока ещё думать об этом. Ведь впереди целый отпуск. Каникулы. Долгие, жаркие. А что будет там, накануне отъезда, не знает никто…

– Хорошо, – согласилась она, – Только давай придумаем этому месту другую легенду.

– Давай, – он кивнул, – Вот завтра прямо на нём и придумаем.

Дом тёти Груни горел теплым светом окошек. Пикап встал поблизости. Женя сказала:

– Спасибо тебе. За еду, за компанию.

– Жень, – оборвал он её благодарности.

И даже без слов, она, чувствуя эту потребность, прильнула к нему. Ощутила горячую влагу дыхания возле виска.

– Женечка, – выдохнул Сашка, нашёл её губы и взял в этот раз, много больше, чем Женя могла ему дать. И ладонь соскользнула с плеча на бедро, и нащупала в складках её невесомого платья разрез.

Женя стиснула бёдра:

– Insolent! (Нахал).

– Прости, не сдержался, – он уткнулся ей носом туда, где только что целовал. От затылка и вниз побежали мурашки.

– Ты же выпил немного, – усмехнулась Женюша, сгребая с панели букетик цветов и вешая сумочку на плечо.

– Я пьян без вина, – Сашка сидел, улыбаясь во всю ширину своих скул, и смотрел на неё так, как будто уже овладел её телом и сердцем во всех смыслах этого слова.

Она попрощалась, позволила чмокнуть себя ещё раз. И уже за калиткой тёть Груни смогла шумно выдохнуть. Колени дрожали, а тело как будто летело над всем этим миром. Смотрело на всё сверху вниз.

«Кажется, я отыскала его, мам», – обратилась она и потрогала маленький перстень на правой руке. В нём горел ярко-алый гранат. Точно капелька крови, застывшая в цепких объятиях южных ночей.

Глава 6

Это случилось на пятом свидании. А, может быть, на седьмом! Женя не помнила точно. Все дни теперь они с Сашкой проводили вместе. Он показывал ей те красоты, которые без него она бы точно не увидела. Угощал рыбой, которую сам наловил. Мазал кремом её обгоревшие плечи. И шептал ей на ушко, какая она…

– Женечка, милая, я так люблю тебя, – выдавил жарко, впервые войдя.

Женя ахнула и закусила губу. Так было больно! Но ей так хотелось отдать ему всё. Всю себя, без остатка. И она отдавалась. Отныне так страстно ему отдавалась, на пляже, в машине, на том самом утёсе, который они нарекли «Камнем первой любви».

– Как же я буду жить без тебя целый год, – прошептала она, водя пальцем по рисунку у него на плече. Это был осьминог, плавно скользивший на грудь со спины.

– Оставайся со мной, – отозвался лениво.

Женя вздохнула:

– Ты же знаешь, что я не могу.

– Учёба? – спросил он, подложив руку под голову, – Переведись в местный ВУЗ. Я узнавал, у нас есть в городе филологический. Или переходи на заочку, а потом будешь курсы вести.

Она усмехнулась:

– Не знаю. Ведь там мои сёстры, семья.

– У сестёр своя жизнь. Ты же не будешь вечно их караулить, – ответил Сашка, как будто именно Женя «пасла» их, а не наоборот.

– А ты? Ты найдёшь себе новую девушку? Вон, у тебя какой выбор большой, – она приподнялась на локтях, – Я приеду, а ты тут с другой.

Он хмыкнул:

– Глупышка, – убрал прядь волос, что прилипла ко лбу.

Женя насупилась:

– Это всего лишь курортный роман. Я уеду, и ты забудешь обо мне.

– Как такое забудешь, – впился он взглядом в её наготу.

– Я серьёзно, Саш! – чуть не плача, сказала она.

– Я тоже, – провёл по спине, до изгиба и замер, – Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.

Это лето грозилось стать самым лучшим в её жизни. Да что там! Оно уже таким стало. Все дни напролёт Женя с Сашкой катались на старом пикапе. Брали с собой удочки, велосипеды, корзинку с провизией, плед. Они лазили в горы, купались, любили друг друга в прохладной тени.

Сашкин отец так ничего и не выдал. Пару раз после той первой встречи, Женя его навещала, желая узнать, что в письме. Не напрямую, конечно! Она надеялась, Озеров скажет ей правду. Но он неизменно молчал! Говорил обо всём, кроме этого. Кроме того, кем ему приходилась Белозерцева Александра.

«Ну, и пускай», – пожимала плечами Женюша, выходя от него с очередным томиком классика. Пользуясь случаем, она постоянно читала французские книги в оригинале. Чем жутко бесила своего новоиспечённого парня.

– Зачем ты ходишь к нему? – злился Сашка.

У них с отцом был негласный договор. Один не перечил другому. Но каждый участвовал в жизни другого как мог.

– Он знал мою маму, – сказала Женюша.

– И что? Это было ещё до тебя, – выдал Сашка с обидой. Как будто её ревновал.

– Вот именно! – Женя повысила голос, – Мне интересно.

– А мне не интересно, что было до меня и что будет после, – он уставился вдаль. Моллюск у него на плече словно бы двигался вместе с хозяином. Женя коснулась одной его щупальцы:

– До тебя были твои родители, а после будут твои дети. Как это может быть неинтересным?

Сашка поймал её руку, их пальцы сплелись:

– Мне интересно только то, что сейчас. Потому, что сейчас ты со мной, а завтра…

– И завтра я буду с тобой, – опрокинулась Женя на спину, увлекая его за собой на расстеленный плед, – И послезавтра, и послепослезавтра…

Он не дал ей закончить, накрыл её тело своим. И потребность в любви захватила обоих…

На вторую неделю её пребывания здесь, Озеров всё же решился раскрыть ей секрет. Было слышно по голосу! Когда он приглашал Женю в гости, тот звучал как-то неубедительно.

«Может быть, Сашка признался, что мы с ним встречаемся», – подумала Женя. Ей почему-то хотелось, чтобы они посидели втроём, пообщались. Но эти двое в упор не хотели общаться друг с другом! И ей приходилось вести разговоры с одним за столом и за книгой, а с другим… А с другим они делали много чего, и помимо бесед.

В этот раз Озеров встретил её при параде. Несмотря на жару, был в рубашке и в галстуке. На столе стоял торт и сервизные чашки, которые явно имели особый подтекст.

– Женечка, присаживайтесь! – он до сих пор обращался на «вы». Но Жене было ничуть не обидно. Такая манера даже льстила ей.

– А Саши не будет? – оглядела она стол, в поисках третьей чашки.

– А…, – замешкался Озеров, – Нет! Понимаете, Женечка, мне необходимо обсудить с вами одну очень важную вещь.

«Неужели, про Сашку расскажет какую-то гадость?», – подумала Женя испуганно. Вдруг, у того есть невеста? А сейчас она просто уехала. Или какая-то из местных девиц залетела от Сашки и теперь тот обязан жениться на ней?

Озеров сел. Долгий выдох давал осознать, что озвучить ему предстоит нечто крайне серьёзное.

– Евгений, прошу, не томите! – сказала она, – Это касается Саши?

– А… Нет! – Озеров быстро протёр окуляры и водрузил их на нос, – Точнее, в какой-то степени это касается и его тоже. Я же надеюсь, вы не…

– Мы не…, – повторила она окончание фразы. Каким оно было, ни Женя, ни он не решились узнать.

– В общем и целом, я всё-таки верю, что в жизни ничего не происходит случайно. Есть теория, что всё, что с нами случается, предопределено, – он поднялся, из ящика вынул конвертик. Тот самый, что Женя ему привезла. Только теперь край его был надорван. Причём, так надорван, как будто сделавший это испытывал непреодолимое желание скорее прочитать.

– Вы читали его? – посмотрела Женюша на белый конвертик, который лёг между ними на стол.

– Да, я читал, – обречённость, сквозившая в голосе тёзки, её напрягла.

– Что… в нём? – спросила она.

– Вам лучше самой прочитать, – он ответил, не глядя. Как будто стыдился смотреть на неё.

– Вы хотите, чтобы я прочитала его? – уточнила Евгеша.

– Да, хочу, – твёрдо ответил Евгений.

И Женя взяла…

В письме мамин почерк был ровным и гладким. Писала она его раньше. Скорее всего, письмо долго лежало в конверте, но так и не было ею отправлено. А между тем, адресат сидел напротив и почти не дышал. Женя сделала вдох, задержала дыхание…

«Здравствуй, Женечка!», – прочитала она. И в первый момент показалось, что мать обращается к ней.

«Я надеюсь, ты помнишь меня. Я надеюсь… О, Господи, Жень! Я так хочу верить, что сердце твоё не остыло. Знаешь, я не читаю твоих книг. С тех пор ни одной не прочла. Мой муж… Нет! Сейчас не о нём. Я влюбилась в тебя. Потеряла голову. Я ведь даже хотела уйти от него. Но… Это невозможно. У нас уже двое детей. А скоро появится третий. Жень, я пока не уверена. Но, скорее всего это так. Этот ребёнок, он твой, а не мужа. И если родится, то я назову его Женей. Или её.

Я не знаю, смогу ли я сказать это вслух. Никому, никогда. И даже тебе не скажу. Ведь ты снова начнёшь требовать, чтобы я уходила от мужа. А я не смогу его бросить! Ни он, ни мои девочки, не заслужили такого. А ты? Ведь ты справишься. У тебя есть твои книги. И одна из фанаток, наверняка, захочет остаться с кумиром. Когда я думаю об этом, то жутко ревную тебя! Ах, если бы ты знал, как мне больно! Я хотела избавиться от ребёнка. Хотела, но не смогла. Ведь эта частица тебя, твоего мимолётного чувства, теперь будет вечно со мной. И я ни о чём не жалею.

Твоя Александра».

Она прекратила читать, руки её опустились на стол, письмо неподвижно лежало, изливая хранимую правду на весь белый свет.

– Как это? – наконец-то смогла она выдавить.

Озеров тихо сглотнул:

– Наверное, я должен тебе кое-что рассказать, – перешёл он на «ты», – Это было давно. Нам с твоей матерью было за тридцать. Мы были молоды, в самом соку! А она была очень красивой. В тот год она приехала сюда с дочерьми. Как я понял, сбежала от мужа. Потом оказалось, что не навсегда. А тогда… Я влюбился в неё, как мальчишка! Я пропал. Я уже был довольно успешным писателем. Правда, не так знаменит, как сейчас. Но тогда я, пожалуй, и начал писать. И большая часть моих книг родилась в то далёкое лето.

– У вас была связь с моей мамой? – отважилась Женя сказать это вслух.

Озеров молча кивнул.

– И… что потом? – прошептала она.

– А потом, – грустно выдохнул он, – А потом твоя мама уехала. Не оставив мне ни малейшей надежды её отыскать. Я терроризировал Груню, у которой они жили. У которой и ты обитаешь сейчас. Но та молчала, как партизан: «Не знаю, и всё»! Я поверил. Не знает. А теперь понимаю, что зря. Хотя…

Он снял очки и потёр переносицу:

– Твоя мать не ушла бы от мужа ко мне. Даже зная, что…

Поток недосказанных фраз оборвался.

– Зная что? – надавила она.

Озеров хмыкнул, зажмурился. Казалось, он вот-вот заплачет:

– Даже зная, что ты – моя дочь.

Женя вскочила так резко, что стул опрокинулся. От боли хотелось кричать!

– Это не правда! – замотала она головой.

– Увы, – отозвался он глухо, продолжая сидеть за столом и смотреть на письмо. Будто в нём видел то, чего Женя не видела.

– Нет, – зашептала она, – Нет, нет, нет!

Этот шепот, и боль, что она ощущала, были вовсе не потому, что спустя много лет некто маминым почерком высказал правду. Будь это кто угодно другой, но не Озеров, Женя стерпела бы. Перенесла! Вот только… Сашка.

«Женечка», – слышался голос, который шептал ей на ушко слова о любви. И любил и заботливо нежил в объятиях.

«Мы же делали это. А он… Он мой брат?», – в эту правду нельзя было верить. И Женя не верила. Продолжая мотать головой, она пятилась. Пока не наткнулась на стену. Затем… побежала.

– Евгения! Женя! – кричал ей вслед Озеров. Папа. Отец.

Никогда. Никогда она больше не переступит порог его дома.

«О, мама! Да как ты могла?», – восклицала она в адрес той, кто уже не ответит.

Глава 7

В тот же день она поменяла билеты. Обратный взяла на «сегодняшний день». Возвращаться назад предстояло в сидячем вагоне, иначе никак.