Сборник новелл о любви

Мари Соль

Сборник новелл о любви

Шрам в форме сердца

Глава 1

Женькина жизнь была как у Чехова в пьесе «Три сестры». «Счастья у нас нет, и не бывает, мы только желаем его». И сестёр тоже было три, вместе с нею. И каждая из них была несчастна по-своему. Старшая, Маринка, страдала от избытка любви. А средняя, Аня, от её недостатка. У Маринки, к 33 годам было два спиногрыза и муж, пускай работящий, и по-прежнему ею любимый, но уже слегка потрёпанный, как и она сама, обилием разных забот.

Аню любовь не волновала в принципе, она не искала её, не хотела.

– Насмотрелась! – любила она повторять, нянча обоих племянников. И хотя, к своим 28 годам ещё ни разу не состояла в мало-мальски серьёзных отношениях, утверждала, что это – её личный выбор.

– В гробу я видала вашу семейную жизнь! – вот так говорила Анюта, помогая Марине с закрутками на зиму.

Женя тоже вносила свой вклад в воспитание младших. Хотя, со слов Марины, её и саму «ещё нужно воспитывать». Так уж вышло, что Женя была самой младшей сестрой. И Анюта, отдав пальму первенства ей, ревновала.

– Любимица мамкина, – фыркала Аня, видя, как Женя сопит у мамули под боком.

В тот день, когда мамы не стало, они все втроём ночевали в родительском доме. Племяшек оставили с зятем. Забыли обиды, молились и плакали. Не помогло! Она умирала недолго, рак быстро забрал, сперва красоту, а уж после и силы. Говорила с каждой из них по-отдельности. Словно хотела сказать каждой то, чего не успела при жизни.

Уж чего она там говорила Анюте с Маринкой, Женюша не знала. Но вот что мама сказала ей, запомнила слово в слово.

– Женюшенька, – так мама всегда называла её, – Вон там ящик нижний открой, – указала совсем исхудавшей рукой на комод.

Женя открыла, увидела светлый конвертик.

– Достань, – слабым голосом мама её позвала и велела сесть рядом.

Прислонённый к груди, он терялся на фоне густых одеял, в которых спала уже третью неделю. Несмотря на жару, она мёрзла! А цветом лица была точно как этот конвертик.

Женя сильно старалась не плакать. Мать воспитала их в строгости. Только ей позволяла давать слабину. Но тогда не позволила.

– Не реви! – отыскав в себе силы, прикрикнув на дочь, она посмотрела в окно грустным взглядом, – Вот это письмо ты должна отвезти адресату. Вручить ему лично.

– Кому? – удивлённо воскликнула Женя.

– Тссс, – мать приложила к губам тонкий палец, – Сёстрам ни слова. Я поручаю тебе. Я тебе доверяю последнее это… моё.

– А… что там? – взяла она в руки порученный мамой конверт. На просвет в нём виднелась бумажка. Письмо. Все строчки конверта были заполнены аккуратным маминым почерком. Очевидно, она заполняла его до болезни. Ведь почерк шёл ровно, ничуть не дрожал…

– Не читай! Поклянись, что не станешь читать до тех пор, пока не прочтёт его он, – голос мамы звучал умоляюще. Это случалось так редко! Что Женя слегка испугалась.

– Кто он, мам? – прошептала, склонясь.

Но мама лишь только закрыла глаза, улыбнулась каким-то своим, недоступным для Жени мечтам, и уснула. Или сделала вид, что уснула? Дыхание стало глубоким, чуть слышным. Женя долго сидела и слушала, как мама дышит. Звук её вдохов и выдохов монотонно звучал, заставляя подумать, что всё хорошо, что она не умрёт, что всё это им кажется…

У неё обнаружили рак ровно в тот год, когда был юбилей. Пятьдесят пять лет – ну какой это возраст для женщины? Ей бы жить, да жить! Ей бы плакать… Но мама шутила:

– Умрём с вашим отцом в один день!

Нет, папа давно ожидал на том свете. Уже десять лет пролетело с тех пор, как не стало его. Но судьба подшутила над ними! Отец был на десять лет старше. И умер как раз в пятьдесят пять. А теперь пришёл и мамин черёд.

Девочки плакали, дружно таскали её по больницам. Но когда нет желания, нет и надежды! Мама словно готова была умереть и устала от всяких лекарств, процедур. Она так и сказала однажды:

– Всё! Хватит с меня! Я хочу умереть в нашей с мужем постели! – и никто из сестёр не посмел ей перечить. Все трое приняли это как должное. Все трое страдали в своих уголках.

Марина рыдала взахлёб, начищая картошку для супа. Между делом давая по заднице младшему сыну, а старшего хмуро браня. Анюта рыдала в подушку, тихонько. С виду гордая, сильная, изводила тональник в надежде замазать следы недосыпа и слёз. А Женюша не плакала! Просто не верила в то, что мамули не станет. Ведь даже в свои девятнадцать она продолжала ждать чуда.

– Егоза, – называл её папа. А мама звала «непоседа».

Маринка, желая поддеть, говорила:

– Ассоль!

Анюта, всегда без стыда поднимавшая тему постельных утех, называла её:

– Наша девочка.

Имея ввиду, не половую принадлежность сестры, а скорее тот факт, что она оставалась нетронутой. И словно Ассоль, ждала принца, который её покорит! В институте она изучала французский.

– Зачем он тебе? – удивлялись сестрёнки.

– Просто красиво, – вздыхала Женюша, декларируя им что-нибудь на ином языке.

После смерти мамули Маринка взяла на себя роль родителя. Может быть, мать попросила её приглядеть за сестрой? Только эта опека бесила Женюшу сильнее всего.

– Ну, куда ты поедешь одна? – возмущалась Маринка. В свои тридцать три, походя на пятидесятилетнюю.

– На море, – отвечала ей Женя, пакуя большой чемодан.

– На море? Одна? – сокрушалась сестра.

– Я не одна, я со смартфоном. На который ты будешь звонить и писать каждый день, – говорила ей Женя, включая экран, на котором всегда красовались обои в цветочек.

Адрес, куда предстояло доставить письмо, содержал в себе несколько строчек. Номер дома, название улицы, город. Женя погуглила, отыскав это место на карте. Кроме всего мамой было завещано встать на постой у одной местной тётушки. Якобы с ней мама сильно дружила, вела переписку. И в последнем письме попросила принять свою дочь. Обо всём позаботилась!

Женя хранила секрет. И письмо утаила от Ани с Маринкой. Узнай хоть одна из них правду, как пить дать, увязались бы следом за ней!

– Вот тебе адрес, где я буду жить. Там хорошая женщина, добрая, – написала она на бумажке, по просьбе Марины.

Легенда была такова, что туда же приедут подруги Женюши. А по факту никто не приедет! Она собиралась остаться на море одна. Абсолютно одна. Впервые за всю свою жизнь быть вдали от мирской суеты, от извечных упрёков сестрицы. Одна, со своими мечтами о принце. С любимыми книгами, с запахом моря и пением волн…

– И кто эта женщина? Ты её знаешь? – недовольно взглянув на бумажку, спросила Марина.

– Достаточно того, что мама её знала, – ответила Женя.

Марина нахмурилась:

– Что? То есть, это она тебе адрес дала?

Женя пожала плечами:

– Ага. И сказала, сдам сессию на отлично, могу поехать к тёть Груше.

– А ты и сдала! – упрекнула Маринка, как будто сдать сессию было провинностью.

Она стала и дальше надраивать мамин старинный сервиз. Всё имущество было поделено с давних времён. На троих! Но по факту, они не желали продать этот дом, где прошло их совместное детство. И делили его на троих, жили вместе. В то время как вместе с Маринкой, к ним в дом переехали трое мужчин. Точнее, мужчина один, а ещё два мальчишки. Мишаня, супруг и его очумелые отпрыски, Петя и Дима.

– Чудесненько! – воскликнула Маринка, чуть не выронив чашку из рук, – Значит, с меня она клятву взяла опекать вас, дурёх. Будто мне своих мало! А тебя отправляет на море?

Женя уже пожалела, что впутала маму. Нужно было списать на подруг. Мол, у них там родство с этой тётушкой Груней.

– Ну, Марин! Ну, ведь я не просила? Мама велела мне съездить туда, – попыталась она оправдаться, – Может быть, ей нужно что-то сказать этой тётушке Груне?

– Что сказать? – отозвалась Анюта, принёсшая с улицы облачко тёплых духов.

Анюта была видной девушкой. В отличие от старшей сестры, не растратившей свой первозданный соблазн. Но мужчин выбирала уж больно придирчиво! К 28 был у Анюты один бизнесмен, два банкира, один ресторатор, политик. И большая часть из них были женаты. О чём мама не знала. О чём знала сестра.

– Ну, что-нибудь личное, – Женя вздохнула. Язык исполняет! Кусай, не кусай, откровения льются потоком.

– Интересненько, – Аня приблизилась, – Ну-ка, колись!

Женя, решавшая, какой из трёх купальников предпочесть, остановила свой взор на закрытом.

– Бикини бери! – подзадорила Анька, – Так что за секрет?

– Не могу рассказать, – отказала Женюша, – Я маме слово дала!

– Чудненько! – фыркнула Аня, – Значит, мне, старшей по возрасту…

«Но не по уму», – про себя уточнила Женюша. Анюта тем временем продолжала вздыхать:

– Она только и выдала, что целый перечень правил, «как жить».

– И что же там было? – съязвила Маринка, – Дай угадаю! Не позорить семью, не пить, не курить, не встречаться с плохими мальчишками?

– Ага, что-то, вроде того, – Аня села, скрестив свои длинные ноги, задрав платье так, что ещё всего пару см, и покажутся трусики.

– Прикройся, бесстыдница! Парни растут! – оценила Маринка.

К Мишане она и не думала ревновать. Ибо знала, что Анька никогда не польстится на мужа сестры. При таких-то вариантах! Но мальчишки, один из которых окончил девятый, вдохновенно мотали на ус. Как должна выглядеть девушка? И на фоне измотанной матери, образ «тёть Ани» казался сошедшим с небес. С Женькой они с малолетства играли, как со старшей сестрой. Донимали её. Даже дрались! Забавная разница в четыре года со временем вовсе размылась. И Петя с Женюшей могли бы сойти за родных.

– Ну, так! – сестрицы усиленно спорили, – А нашей малой она доверяет секреты! Колись, давай, что за секрет?

– Не скажу, – в очередной раз отказала им Женя, – Я поклялась!

– Я тоже, – вздохнула Анюта. Хотя именно в этот момент нарушала одну из данных матери клятв «Не курить», доставая из пачки гламурные тонкие, с фильтром.

– Давай-ка отсюда, во двор! – указала Маринка на дверь, как коту, – И не дай бог пацаны увидят!

– Так они сами курят уже, – сдала с потрохами Анюта.

– Как? – задохнулась Маринка, убрав ото лба кучерявую прядь.

– Да Петька смолит за гаражом, – томно вздохнула Анюта, – И девчонок там тискает, видела!

– Чего ты видела? Глазастая больно! За собой лучше смотри! – возмутилась Маринка.

– Нормально, Марин! Ну чего ты так бесишься? Мужик ведь растёт, – закатила Анюта глаза.

– Мужик, – усмехнулась сестра. Ей так шло материнство. Только Женя представить себе не могла, что когда-то Марина была юной, ветреной, верящей в чудо. И чудо случилось с ней! Миша пришёл…

Миша, и правда, вернулся с работы. Споткнувшись уже на пороге об Анькины модные кэблы, он приглушённо ругнулся и сжал кулаки.

– Раскидала тут цацки свои! Когда ты съедешь уже?

Аня вздохнула, поправила локон:

– И тебе здравствуй, Мишенька! Вот когда похудеешь на десять кило, так сразу и съеду.

Этот вечный их спор не имел продолжения. Так как Миша, за лишний половник борща был готов выносить даже Аньку.

– А Женя на морюшко едет, – сказала сестрица.

– Меня б кто свозил! – огрызнулся Мишаня. И, скрепя половицами, сунулся в кухню, на запах котлет.

Глава 2

Тёть Груша оказалась значительно старше, чем думала Женя. Её дом на окраине был словно из сказки. Утопленный в зелени, с пышным розарием клумб и уютной беседкой.

– Здесь поблизости пляж, – сообщила она, – Там обычно рыбачат. Но мама твоя обожала там плавать.

– Вы хорошо знали её? – уточнила Женюша, помещая одежду на плечики, в шкаф.

– Знаю неплохо, – ответила Груня, не обращая внимания на прошедшее время, в котором звучал этот странный вопрос, – Мы долго общаемся с ней. Правда, по переписке. Так уж сложилось! Не хочет она сюда ехать. Хотя… Столько лет уж прошло, все забыли.

Женя застыла:

– Забыли о чём?

Тётя Груша, во всей полноте своих дум, обернулась, взглянула так, словно ища что-то в комнате:

– Ась? – отозвалась рассеянно.

– О чём забыли? – напомнила Женя, держа в руках свой бикини и понимая уже, что открытый купальник надеть, не решится. Хорошо, по велению сердца, не слушая Аню, она прихватила закрытый вариант.

– Забыла! – воскликнула Груня, всплеснула руками, – У меня же там творог поспел!

И вышла, оставив свою постоялицу в смутных догадках о том, что имела ввиду.

Окно, выходящее в сад, поддалось, и Женя открыла скрипучие створки. В комнату сразу пахнуло цветами и летом. Сделав вдох, она вызвала в мыслях красивый мамулин анфас. Она не хотела её вспоминать той, какой мама была в те, последние месяцы жизни.

«Спасибо, мамуль», – прошептала на улицу. Именно этого ей не хватало! Спокойствия, жизни вдали от сестёр. Пусть, хотя бы на время отвыкнуть от них, стать частицей большого, совсем незнакомого мира…

После принятия душа её ожидал полноценный обед. На столе тётя Груня накрыла такое количество блюд, что у Жени невольно в глазах потемнело:

– Ого! – усмехнулась она.

– Всё домашнее! Творог, сметанка, и сырники сделала свежие. Вот тут ещё и блины, – она налила в кружку чай, протянула его подоспевшей Женюше, – Садись, налягай! А то вон, какая худышка.

Женя взяла один блинчик, макнула его в бурый мёд.

– Как там мамуля? – спросила тёть Груня, садясь, – Я думала вместе приедете, внуков своих мне покажет. Мои вон, уехали с мамкой в Голландию, и только звонять.

Смешная манера коверкать слова не смущала Женюшу. Наоборот! Тёть Груня была словно добрая бабушка, которой у Жени, увы, не имелось.

– А что они делают там? – уточнила она, избегая пока говорить ей всю правду о маме.

– Так живуть! – отозвалась тёть Груня, – Дочка с мужем у миграцию эту уехали, говорили, на годик-другой, а уже десять лет там живуть.

– Но они приезжают сюда? – Женя, съев второй блин, потянулась за третьим.

– Так, а то! Приезжають, раз у три года. А то всё больше звонять.

– А вы? – надеясь продлить разговор, Женя черпнула сметаны, – Вы у них были? В Голландии.

Тётушка Груня скривила забавную рожицу:

– Да шо я там не видела у той Голландии? Тюльпанов и у нас тут полно! Мне и паспорт, небось, не дадут, я ужо старая.

Женя в ответ рассмеялась. Но момент признаваться настал. Тётя Груня спросила:

– Так шо, когда мамку-то ждать? И сестричек твоих? Я так ждала познакомиться. Столько уж лет не видала их! Тебя-то вообще ещё не было. Старшой так по-моему, было тринадцать годков. А младшенькой девять.

– Так вот, значит, как? – улыбнулась Женюша, – Мама была здесь ещё до меня? Потому я не помню.

– До, до, милая! Я всё хотела тебя повидать. Фотографии мамка твоя присылала. Я тогда ещё, глядя на них, удивлялась тому, как ты сильно на папку похожа, – она прикусила язык. Словно речь оборвалась.

– Вы знали отца? – удивилась Женюша. Блины залетали один за другим. Точно семечки. Лёгкие, нежные, с кружевными краями. Наверное, так и готовят бабули. Когда принимают внучат.

– Э… не то, чтобы знала, – смутилась она, – Но видала, агась!

Сама Женя считала себя не похожей на всех домочадцев. На маму, разве что? Да и то лишь губами и носом. А папино в ней незаметно снаружи. Характер, терпение, сила ума. Темноволосые с лёгкой кудринкой Анюта с Мариной. Вот кто уж точно похож! Старшая – копия папы. А средняя в маму пошла.

– Тёть Груш, я должна вам признаться, – решилась Женюша, и сжав в руке ложку, сказала, – Моя мама, она умерла.

У тёть Груши вся кровь отлила от лица. Руки, державшие чашку, разжались. И та угодила на стол, расплескав на крахмальную скатерть своё содержимое.

– Ой, тётя Груша! Вы как? – вскочив, Женя к ней подбежала. Взялась за плечо. Оно мелко тряслось, – Что? Что? Сердце? – впопыхах она щупала пульс и пыталась понять, что ей делать.

Точно также однажды и папа погиб. Просто взялся за сердце, и дух вышел вон.

– Там, у кармашке, достань пузырёк, – тётя Груша, откинувшись на спину, дала Жене доступ к карману своей безразмерной накидки.

Там Женя нашла пузырёк.

– Под язык, под язык, щас пройдёть, – рассосала таблетку тёть Груша. Задышала свободнее, руки уже не тряслись.

Женя села напротив:

– Простите меня.

– Да ты што? – отмахнулась хозяйка, утёрла слезу, – Как же ш это случилось? Когда?

– В мае, – бросила Женя, – Она болела два месяца. Рак.

– Оооо, – покачав головой, тётя Груня взглянула куда-то в пространство, – Так она мне писала последний раз в мае. Ни словечком единым! Так я и не в курсе была.

– А писала о чём? – попыталась дознаться Женюша.

– Так о том и писала, что летом приедем, мол, всей своей дружной семьёй. Я ж вон и комнаты вам подготовила. А выходит, одна ты приехала? Сёстры-то где? – тёть Груша взяла себя в руки, лицо обрело первозданный окрас.

Женя вздохнула:

– Понимаете? Мама велела письмо передать одному человеку. Я потому и сама. Она не велела рассказывать сёстрам. Говорит, это личное слишком.

Подскочив, Женя решила спросить у тёть Груни о том незнакомце, имя которого мама старательно вывела на конверте. Она ведь живёт здесь так долго. Наверняка, знает всех?

– Евгений Озеров, это имя вам о чём-нибудь говорит? – прочитала она.

Тёть Груня слегка изменилась в лице. Если бы Женя следила за ней в этот миг, то она бы заметила, как напряглись её губы, как веки прикрыли слегка помутневшую радужку глаз. Она бы поймала её на обмане! Но Женя смотрела на белый конверт, гадая в который раз, что в нём.

– Нет… Нет! Понятия не имею, кто это, – пожала плечами тёть Груня.

– Ну, вот, – раздосадованная этим ответом, Женя сложила письмо на комод, – Жаль, я надеялась, вы мне подскажите.

– Может, какой-то знакомый, кто его знает? Мама твоя не сказала о нём ничего? – деликатно, как будто боясь проболтаться, спросила тёть Груня.

– Ни-че-го, – по слогам прошептала Женюша и уселась обратно за стол.

– Охо-хо, Шунечка, Шунечка, – потёрла тёть Груня пятно от заварки на скатерти, – Как же так, милая? Ведь и не старая вовсе? Жить бы да жить.

Женя печально поддакнула. Боль от потери ещё не прошла. Улеглась, словно ил на пруду. Всколыхнёшь его чем-нибудь, он и замутит прозрачную воду…

Перед сном она слушала звуки природы. Крики чаек и шелест листвы за окном. По словам тёти Груши, на этой постели спала её мама. Интересно, о чём она думала, глядя в окно? Об отце? О дочурках, которые спят через стенку? Тогда ещё мама была молода. Почти как Маринка по возрасту. И также имела двух деток. Но, судя по фоткам, она была очень красивой. Всегда была очень красивой! И даже на смертном одре продолжала следить за собой. А в последний свой вечер она попросила Анюту накрасить ей ногти.

– Достань моё синее платье, бельё и платок с бахромой! – приказала Маринке.

А Жене велела найти среди прочих её украшений те серьги, которые папа дарил.

– Хочу предстать перед вашим отцом в мало-мальски приличном виде. Он-то умер красивым, а я? – сокрушалась она.

– Мамулечка, там всё равно, в чём ты будешь одета. Там все ходят в белом, – сказала Маринка, как будто была на том свете.

– Молчи! – приказала ей мать, – Каблуки не забудь из коробки достать. И чулки обязательно.

– Боже, – шепнула сестра, вынимая из шкафа коробку.

А Женя представила маму, одетую в синее платье, с платком, прикрывающим лысую голову. Пускай там, на небе всё будет иначе! Ведь там по одёжке встречать не должны?

Глава 3

Свой первый день на морском побережье Евгеша решила начать с выполнения миссии. Казалось бы, маленький белый конвертик! А тяжесть его была столь велика. Избавиться, выполнить долг перед матерью. А дальше – купаться, есть блинчики и загорать.

Тёть Груня дала ей свой ве́лик. Точнее, не свой.

– Мой внучок на нём рассекал по округе, – погладила руль с такой нежностью, словно тот был живым.

– Ну, вообще, обычно транспорт в аренду сдают, – сообщила Женюша.

На ней был изящный танкини. Футболка и шортики в цвет.

– Ещё чего? Я денег с тебя не возьму, поняла? – пригрозила она, – Тем более, после того, как узнала про Шуню.

На глазах тёти Груни опять проступили горючие слёзы:

– Ох, земелюшка пухом ей будет!

– Ага, – отозвалась Женюша, седлая своего новоиспечённого жеребца.

– Ты бы панамку надела! Вон солнце печёт! – тётя Груня велела ей ждать, и метнулась ужо́м в коридор приоткрытой веранды. Оттуда она появилась с огромным кепоном. В таком был Незнайка в мультфильме.

– Да мне не пойдёт, – воспротивилась Женя, – Опять же, слетит по дороге.

– Не слетит! Тут верёвочка есть, – заявила тёть Груня, выпростав длинный шнурок.

«Как свинья под лопухом», – подумала Женя, оценив себя в зеркальце. Но озвучить подобную мысль не смогла. Уж очень счастливым было лицо тёти Груни! И, помахав напоследок, отправилась в путь.

Путь был неблизкий. Учтя, что ей нужно по адресу. Но первым делом Женюша решила поехать на пляж. Он оказался почти по дороге. Свернуть и усталому взору откроется бухта, красивее которой ещё поискать…

За всю свою жизнь Женя купалась на море лишь раз. Хотя мать утверждала, что вместе с обеими сёстрами они посещали курорты. Но Женя была ещё маленькой. И не помнила этих времён! Зато ярко помнила раз, когда ей было семь. А Маринка с Анютой уже подросли и не ездили с ними. Тогда ещё папа был жив. Мама счастлива. А Евгеша уже понимала, что младшей в семье быть почётно. Тогда они целых четырнадцать дней провели в Черногории. Даже остались совместные фото, хранящие память о тех временах.

Через пару лет Жене исполнилось девять. В тот год умер папа и мать, овдовев, потеряла вкус к жизни…

Спешившись, Женя решила оставить свой ве́лик на пляже. Благо, дорожка вела прямо вниз. Между скал был пологий, не слишком опасный, но всё-таки спуск. Пару раз оцарапавшись, взмокнув, она таки слезла на пляж. Тот был сказочным!

Мелкий песок рассыпался по кромке воды. Будто здесь находили приют все мечты. Чайка села на воду, о каменный выступ разбилась волна, и свежим потоком мерцающих брызг окатила вспотевшее тело.

Женя тут же разделась, рюкзак уложила на камни. Сделала пышный пучок из волос. И, наслаждаясь моментом, вошла…

Водичка казалась прохладной. Но кожа привыкла. Она отплыла, посмотрела на пляж. Ве́лик с приделанной спереди, плетёной корзинкой, стоял в одиночестве возле камней. Она попыталась представить себе, как сюда приезжала мамуля. Как она совершала заплывы. Одна, или нет? Плавала мама неплохо! И даже в последние годы ходила в бассейн. А вот Женя боялась большой глубины. Потому устремилась обратно.

Выйдя на берег, окутавшись в банное полотенце, которое ей подложила тёть Груня, она вдохновенно смотрела на море. До тех пор, пока красоту не нарушил рёв двигателя. Незнамо откуда, вблизи появился пикап! Он отыскал тайный лаз и пробрался на берег. И теперь газовал, стоя метрах в семи от неё. Словно сидевший за рулём не заметил того, что на пляже есть девушка.

Из машины на девственно чистый песок сиганул босоногий парнишка. Высокий и крепкий. Такой загорелый, что было не видно волос на груди. А они там росли…

Женя поджала губу, собиралась уйти. Но решила остаться. Между тем незнакомец, нырнув с головой в свой открытый багажник, извлёк рыболовные снасти.

– Кхе-кхе! – кашлянула Евгеша.

От удивления он отступил. Откинул с лица непослушные волосы. Те прикрывали глаза, когда он наклонялся вперёд.

– Э…, – провёл он рукой перед глазами так, словно Женюша ему только чудилась, – Ты кто? – уточнил, убедившись, что Женя не глюк.

– А ты кто? – она поднялась, замотала вокруг себя полотенце. Красоваться перед ним в трусиках, пусть даже купальных, совсем не входило в её планы.

– Интересный вопрос, – усмехнулся рыбак.

– Зачем ты заехал на пляж? – неожиданно грубо ответила Женя, – Ведь здесь не парковка!

Парень взглянул на неё, вскинул брови. Глаза его были такого же цвета, как море, шумевшее в паре шагов.

– А где тут знаки стоят, что нельзя? – обвёл он рукой окружавший их вид.

– Знаки для тех, кому понять не дано. А умный бы понял! – ответила Женя, держа полотенце у самой груди. Купальник не высох. Натягивать шорты на мокрые трусики было противно. Но и сидеть тут, при нём не хотелось! Красота была гадко нарушена. Отдых испорчен. И мысли метались в её голове.

– Ну, ты и борзая, конечно! – он уложил свои удочки возле машины, присел и добавил, – Понаедут сюда, и давай свои правила устанавливать.

– Это ты понаехал! А я тут сидела уже, – ответила Женя. Она стояла, не зная, как быть. Остаться? Уйти? Но уйти, значит сдаться. Сдаваться она не любила.

– Я рыбачу тут, ясно, – ответил чудак. На спине у которого был нарисован, не то осьминог, не то ёж. И написано что-то. Но разобрать было трудно. Загар поглотил и рисунок и надпись.