13

Конечно, я не всегда знал о том, что говорил Юнусу-ака. Всё это мне пришлось пройти на своей шкуре за годы заключения. Но вот о чём я думаю сейчас, когда пишу эти строки: эти острые углы встречаются не только в тюрьме, но и в обычной жизни. И умение их обходить, сохраняя чувство собственного достоинства, пригодится и на воле.

Глава IV. Правосудие

Этот мир не ангелов, а острых углов, в нём люди говорят о моральных принципах, но действуют согласно принципам силы – мир, где мы всегда высоконравственны, а наши враги всегда безнравственны.

Саул Алински25

Потянулась томительная и невыносимо длинная полоса дней без действий, одинаковых, как ксерокопии. Прошла неделя, за ней ещё три, за месяцем ещё месяц. Время от времени я возвращался в СИЗО, потом обратно в ИВС. И бродя так по этапам, я встречал убийц, наркоторговцев, террористов и много кого ещё, но с Беком так и не виделся. Он то и дело присылал малявы с необычными и иногда даже странными гонцами.

Однажды, вернувшись снова в ИВС, я сидел за столом и делал записи по своей книге, как вдруг послышался лязг открывающегося железного замка. Отложив ручку в сторону, я продолжил сидеть за столом, когда дверь открылась и в полуметре от меня появился Бек.

Бросив вату-скрутку на пол, он пошёл к умывальнику.

– Ну, здорово, братишка, – сказал он, протягивая руку. – Не ожидал тебя снова здесь увидеть, я думал после последней нашей встречи, что твоё следствие уже закончилось и ты в суд катаешься.

– Нет, Бек, ещё не закончилось, пока катаюсь на следствие, а не на суд.

– Ясно. Думаю, всё к лучшему. Самое главное жив и здоров.

Бек рассказал мне неприятную историю. Оказалось, что Азамат, который сидел с нами в камере, когда мы только познакомились, был стукачом. Всё, что он нам тогда рассказывал, было полной ложью. Он ещё умудрился сдать много хороших ребят, которые сейчас сидят в тюрьме, и, возможно, получат по максимуму. А он всего три года получит. Почти через год, когда я был в тюрьме, мне пришлось с ним встретиться на этапе, и он действительно тогда получил три года общего режима.

– Да, удивил, Бек, – отреагировал я на его рассказ. – И где тут правосудие?

– Не говори. Во всем мире, в любом обществе, братишка, люди подходят к проблеме правосудия одинаково, – заявил он мне. – Наши законы, расследования и судебные разбирательства ставят во главу угла вопрос о том, насколько преступно то или иное прегрешение, вместо того, чтобы думать, насколько греховно то или иное преступление. Ты как-то спрашивал меня, почему я не занимался другими нелегальными бизнесами, как проституция или наркотики. Я тебе отвечу, братишка, – потому что это греховно. Именно по этой причине я никогда не торговал женщинами, наркотиками, психотропными веществами или порнографией, хотя, как мне известно, сегодня торговля порноконтентом через Интернет – это налаженная индустрия с оборотом в 13—14 миллиардов долларов в год. Во всех этих преступлениях столько греха, что подсаживаясь на них, ты продаёшь душу дьяволу. А однажды продав душу, вернуть её можно разве чудом.

– Ты веришь в чудеса, Бек? – спросил я.

– Конечно, братишка. В глубине души мы все верим в чудеса, и ты тоже веришь.

– Возможно, – ответил я с улыбкой.

– Уверен, что веришь, – отозвался Бек. – Разве твоё попадание в тюрьму и ограждение тебя Всевышним от чего-то более страшного, не является чудом?

– Ну, да, это действительно можно назвать чудом, никто не знает чем бы все поступки и дела закончились, если бы я год назад не сел в тюрьму, – признал я.

– А разве не чудом стало рождение твоего сына именно через 18 дней, как тебя посадили? И этот момент, как ты сам рассказывал, стал переломным для тебя и ты смог понять!

До этого момента Бек никогда не упоминал в наших с ним разговорах про моё заключение, хотя я был уверен, что ему интересно почему я сел! Подняв этот вопрос, он тем самым затронул тонкую грань тюремных отношений – доверять или нет.

– Да, – произнес я медленно, но твёрдо. – Полагаю, это было чудом.

– Не мог бы ты, братишка, если эта тема не слишком болезненная для тебя, рассказать мне о своём деле? Это поистине необычный случай, так как не у всех следствие идёт годами, такие случаи единичны, и это меня заинтересовало.

– Я не против рассказать об этом, – ответил я, глядя ему в глаза. – Что именно тебя интересует?

– Почему ты это сделал?

Многие мои знакомые, особенно тут за решёткой, неоднократно спрашивали меня о моём деле, но никто из них не задавал мне этого вопроса. Их в основном интересовало какой ущерб, сколько я оставил (спрятал) и т. д. И только Бек спросил, почему я это сделал.

– Честное слово, братан, я не хотел чтобы всё так закончилось. Я строил бизнес и потихоньку загнал себя и свои компании в огромную долговую яму, особенно в последние два года моей работы. Моё окружение сделало эту долговую яму ещё больше. Я попал в такую ситуацию из-за главной своей ошибки – чрезмерное доверие людям. Если в начале я строил бизнес и брал кредиты для его развития, то уже в конце я брал кредиты, чтобы закрыть свои долги. И, как мне потом уже стало известно, моё окружение меня обкрадывало и из-за этого долговая яма росла ещё больше. Получается, что люди, работавшие со мной, которым я доверял, как себе, в большинстве своём были предатели. Они до умопомрачения любят деньги. Не знаю почему так сильно, что готовы ради них на все! Я не понимаю этого, но это факт! Даже из тех кредитов и денег я старался в первую очередь отдать долги, а не откладывать под подушку. Я не мог иначе, так уж я устроен. Я не могу чувствовать себя комфортно, когда у меня есть долги, хоть и не показываю этого. Понятно, что из-за этого мне было только хуже, так как многие пользовались этой моей чертой. Получается, что причина всего моего дела – это желание выбраться из долговой ямы и все ошибочные поступки связанные с этим. Поэтому я всё это сделал.

– Почему ты с ними связался, братишка? – спросил с удивлением Бек.

– Как меня угораздило так вляпаться? – я улыбнулся. – Ведь не свяжись я с ними тогда и всё было бы не так тяжело, даже не было бы, возможно, этих уголовных дел. Вот уже действительно правильно говорят: подбери пчелу из доброты – и ты узнаешь, чем плоха доброта. Из-за своей доверчивости и доброты я хотел, чтобы все отношения были основаны по принципу Win-Win26, чтобы во всех сделках нам всем было выгодно. А моя последняя сделка с одним, так называемым партнёром, оказалась вообще просто кидаловом. И, как стало известно мне позже, он просто загрузил меня своим дерьмом и ещё умудрялся тащить деньги налево из общей кассы. Так что ты был прав, когда сказал, что моё заключение тоже чудо – оно помогло мне снять розовые очки и всё это понять, хоть и такой ценой!

Я поведал Беку свою историю за кружкой чифира, конечно, без имён и точных фактов. Он ни разу меня не прервал, но внимательно слушал и наблюдал за мной.

– А кто был этим твоим последним партнёром?

– Честное слово, сейчас это уже не имеет значения и я не хочу вникать в личности.

– Ясно.

– Знаешь, Бек, когда я в прошлом году попал в сангород (специализированная больница) с подозрением на ковид, я встретился с одним старым каторжанином, который приехал туда этапом из Караулбазара27 КИН-13. Я до сих пор не понимаю почему меня так притянуло тогда к нему. И вот в один из вечеров мы сидели с ним на скамейке в секторе, он пил чифир, я кофе. Разговорились и он посоветовал мне прежде всего избавиться от всех своих подельников и никого в дальнейшем не тянуть, так как они не принесут ничего кроме несчастья. Он сказал, что отныне мне надо отказаться от желания взять новый долг, чтобы закрыть старый. Я заплатил свободой за совершённые ошибки, но если я снова вернусь к этому, меня обязательно снова посадят, и какой будет мой новый срок заключения никто не знает! Его слова звучали так: «Что бы тебе не пришлось делать ради того, чтобы выйти на свободу и остаться на свободе, не влезай в новые долги и больше не доверяй так бесповоротно людям!». Он посоветовал мне расстаться со всем своим окружением, иначе меня снова посадят и ничего в моей жизни не изменится к лучшему, пока я сам не изменюсь. И ещё он добавил, что я должен повидать мир. «Рассказывай людям только то, что им надо знать, – сказал, он и я хорошо помню, что он улыбнулся при этом, как будто речь шла о каких-то пустяках. – Прости людей и не беспокойся, всё будет хорошо. Жизнь – это захватывающее приключение, и она у тебя только начинается!».

Я замолчал на некоторое время и Бек ждал, кода я продолжу.

– Когда я вернулся из сангорода, я знал, что разговор с этим каторжанином изменил многое, смею сказать, буквально всё. Я решил, что прощу всех, кто сделал плохо мне и моей семье. И! Я простил. Вот и вся моя история.

– Я хотел бы побеседовать, братишка, с этим каторжанином- философом, – медленно проговорил Бек. – Он дал тебе мудрый совет. Я понимаю – многие тебя обманули, предали, так почему бы тебе не рассказать всё следователю? Может тебе спишут часть исков и, возможно, даже скосят часть срока?

– Бек, ты же знаешь, – я с удивлением посмотрел на него, – у нас не принято доносить на кого бы то ни было, даже на таких сомнительных личностей. И потом, даже если бы я дал показания на них, это вряд ли бы что-то изменило к лучшему для меня. Так работает наша система. Ни один здравомыслящий человек не довериться слепо этой системе правосудия. И как я смог увидеть позже, попадание некоторых из этих дурных людей в тюрьму по другим делам ничуть не изменило их. Они также продолжают врать, льстить, пытаясь тобой манипулировать. Так что, брат, система и заключение не всех меняют в лучшую сторону. Я не хочу никуда обращаться или давать какие-то показания. Ты же знаешь, не доносить ни в коем случае – это железный принцип. Пожалуй это один из принципов, который у тебя не могут забрать, когда запирают в клетке.

– Но ведь эти люди, которые сейчас на воле, и продолжают кого-то кидать и обманывать, как когда-то тебя? – сказал Бек.

– Возможно…

– И ты можешь попытаться оградить обычных доверчивых людей от них, разве не так?

– Попытаться я конечно могу, но в конечном итоге это будет бесполезно.

– Но ведь есть шанс, что если кто-то из этих личностей попадёт в тюрьму и измениться в лучшую сторону…

– Небольшой, совсем небольшой. Я уже успел повстречать некоторых тут в тюрьме и поверь она их совсем не изменила.

– Ну, какой-то есть?

– Ну да…

– Значит, получается, что и ты отчасти ответственный за то, что эти люди ещё кого-то обманут, а также за то, что эти личности, возможно, изменились бы, попав в эти суровые условия за решёткой.

Вопрос был провокационный, но произнёс его Бек мягко и доброжелательно. В его глазах я не заметил намёка на вызов или упрёк.

– Да, возможно, – ответил я. – Но это не меняет сути. Заповедь «не донеси» остается в силе.

– Я не пытаюсь поймать тебя на чём-то, братишка, заманить в какую-нибудь ловушку. Однако, этот пример из твоей жизни, должен тебя убедить в том, что можно вершить неправое дело, исходя из лучших побуждений, – он улыбнулся впервые с тех пор, как мы заговорили на эту тему. – Я затронул этот вопрос, так как он наглядно демонстрирует, как мы живём, и как должны жить. Сейчас не стоит углубляться в него и когда-нибудь, если мы с тобой ещё раз будем проводить дебаты на эту тему, мне бы хотелось, чтобы ты вспомнил сегодняшний наш разговор.

– А как насчёт чёрного рынка валюты, Бек, которым ты раньше занимался? – воспользовавшись случаем, я перевёл разговор со своей личности на его собственные моральные принципы. – Разве ты не считаешь это греховным делом? Преступлением?

– Нет, валюта точно нет, – категорически отверг он моё предложение глубоким голосом, как будто он проходит через резонирующий барабан в его горле.

– А обнал?

– Нет, ни обнал, ни другое, чем я занимался раньше.

– А как ты определяешь степень греховности того или иного преступления? Кто это решает?

– Греховность – это мера зла, содержащегося в данном преступление, – ответил он.

– Ну хорошо. Как ты определяешь, сколько зла в преступлении?

– Если, братишка, тебе это интересно, то давай тогда перекусим и после обсудим этот вопрос. Кормят здесь лучше, чем в тюрьме, хоть и порции меньше, но еда намного вкуснее. Так что со стороны питания тут находиться более комфортно.

Глава V. Предельная сложность

После трапезы он продолжил.

– История Вселенной – это история движения, – начал свою лекцию Бек. – Вселенная, в том из своих многочисленных перевоплощений, которое известно нам, началась с расширения, произошедшего так быстро и с такой силой, что мы не можем ни понять, ни представить себе. Учёные называют это расширение «большим взрывом»28, хотя настоящего взрыва, как у бомбы, не было. В самые первые доли секунды после этого расширения Вселенная представляла собой нечто вроде густого супа, состоящего из простейших частиц. Эти частицы были по составу даже проще атомов. В то время как Вселенная охлаждалась после произошедшего, частицы соединялись друг с другом, образуя скопления, которые в свою очередь, объединялись в атомы. Затем из атомов сформировались молекулы, а из молекул – звёзды и планеты. Звёзды рождались и погибали. И вся материя, из которой мы состоим, произошла из умирающих звёзд. Мы с тобой сотворены из звёздного материала. У тебя не вызывает протеста то, что я говорю?

– Всё ок, – улыбнулся я. – Не знаю, как дальше, Бек, но пока всё ок.

– Вот именно, – развеселился он. – пока всё ок. Всё это можно проверить по научной литературе. Вообще ты должен всегда проверять, что я говорю и как, да и вообще всё, что ты узнаёшь от других тоже. Моё личное мнение и уверенность в том, что наука права в тех пределах, которых она достигла к настоящему моменту. Мне помог в этих вопросах разобраться один молодой физик. Я с ним встретился ещё в своей первой командировке, он тогда сидел за убийство по неосторожности. Так что, как ты видишь, братишка, я делюсь с тобой проверенными фактами.

– Так как я, как и ты, сейчас за решёткой, и у меня нет возможности проверить твои доводы, я пока поверю тебе на слово, – ответил я.

– Тогда продолжим, братишка. Ни один из этих процессов объединения частиц не был случайным и беспорядочным. Вселенная обладает характером, как и человек, и отличительной чертой её характера является стремление к объединению, созиданию и усложнению. Это происходит непрерывно и вечно. В нормальных условиях частицы вещества постоянно соединяются, порождая более сложные образования. В западной науке это стремление к упорядочению частиц и их комбинированию называется тенденцией к усложнению. Это закон, по которому живет Вселенная. Вселенная, какой мы её знаем, с течением времени усложнялась, потому что это свойственно её характеру. Таков способ её существования – развиваться от простого к сложному.

– Мне кажется, я улавливаю к чему ты ведёшь.

Бек рассмеялся и продолжил.

– Таким образом, за последние пятнадцать миллионов лет Вселенная всё усложнялась и усложнялась. Через миллион лет она будет ещё сложнее, чем ныне, и так далее. Ясно, что она движется к какой-то цели, к предельной сложности. Возможно, ни человечество, ни атом водорода, ни лист дерева, ни одна из планет не доживут до момента, когда будет достигнут предел, но мы все движемся к этому. И вот эту конечную сложность, к которой всё стремится, я называю Всевышним. Если тебе не нравится слово «Всевышний» замени его на «предельную сложность». Суть от этого не меняется.

Расширение

Тягучесть и расширяемость материи глазами Ислама.

В суре «Рийат» говориться:

«И небо мы воздвигли могуществом, и поистине, мы – действительно расширяющие [его]!» (Аят 47)

Даже данный аят может служить доказательством безграничности Вселенной и существующего в ней Закона расширения. Вселенная состоит из миллионов систем, подобных Солнечной. И в каждой системе множество галактик, звёзд и планет. Что касается Закона расширения, следует напомнить, что астрономы установили постепенное взаимное удаление небесных тел, поддающихся наблюдению, от нашей Солнечной системы (Красное смещение). Выходит, Вселенная не находится в состоянии абсолютного покоя, а постепенно, подобно шару, расширяется во всех направлениях, при этом масса существующей материи остаётся не измененной.

Эту истину, о которой поведал Коран почти 15 веков назад, человечеству удалось осознать лишь в XX веке.

– Но разве случайность не играет никакой роли в развитии Вселенной? – спросил я, чувствуя, что течение его мысли подхватывает меня. – Ведь есть гигантские астероиды, которые могут столкнуться с нашей планетой и разнести её в клочки. Существует, насколько я знаю, определенная статическая вероятность, что какие-то катаклизмы произойдут. Разве это не противоречит усложнению? Какое же это будет усложнение, если вместо большой планеты появится куча разрозненных атомов?

– Хороший вопрос, – отозвался Бек, обнажив зубы в улыбке. – Да, наша планета может погибнуть, а наше прекрасное Солнце неизбежно умрёт. Что до нас самих, то мы служим наиболее высокоразвитым проявлениям всеобщей сложности в нашей части Вселенной. Если мы погибнем, то это, безусловно, будет большой потерей. Всё предыдущее развитие пойдет прахом. Но сам процесс усложнения будет продолжаться. Мы являемся выражением этого процесса. Наши тела произошли от всех звёзд и всех солнц, которые умерли до нас, оставив нам свои атомы в качестве строительного материала. И, если мы погибнем, – из-за астероида или по собственному неразумию, – то в какой-нибудь другой части Вселенной наш уровень сложности вместе с сознанием, способным понять этот процесс, обязательно будет воспроизведён. Я не имею в виду, что там появятся такие же люди, как мы, но какие-то разумные существа такой же степени сложности возникнут точно. Нас не будет, но процесс будет продолжаться. Возможно даже сейчас, в то время как мы беседуем, что-то подобное происходит в миллионах других миров. И скорее всего, так и есть, потому что Вселенная всё время что-то делает.

– Ясно, – рассмеялся я. – Ты хочешь сказать, что всё, что способствует этому процессу, есть добро, а всё, что препятствует – зло?

– Ты прав, братишка. Всё, что способствует движению предельной сложности и ускорению, есть добро, – произнёс он очень твёрдо и взвешенно, и было заметно, что он это говорит не впервые. – А всё, что мешает этому процессу или замедляет его, – зло. Такое определение добра и зла хорошо тем, что оно объективно и универсально.

– Но разве бывает что-нибудь абсолютно объективное?

– Говоря, что это объективное, я имею в виду, что оно является таковым настолько, насколько мы сами объективны в данный момент и насколько мы понимаем то, что происходит во Вселенной. Оно основывается на том, что происходит во Вселенной. Оно основывается на том, что мы о нём знаем, а не на том, что утверждает какая-либо религия или какое-либо политическое движение. Оно не противоречит их наиболее ценным принципам, но исходит из того, что мы знаем, а не из того, во что верим. В этом смысле оно объективно. Разумеется, то, что мы знаем о Вселенной и о нашем месте в ней, меняется по мере накопления и углубления наших знаний. Мы не можем быть абсолютно объективны в наших оценках, но мы можем быть объективными в большей или меньшей степени. И когда мы определяем добро и зло, исходя из того, что знаем на данный момент, мы объективны в той степени, какую допускают наши знания. С этим ты согласен?

– Да, если не считать объективное абсолютно объективным, то согласен. Но как могут верующие вроде меня, не говоря уже об атеистах, агностиках и просто невеждах, найти какое-то общее, универсальное определение? Ни коим образом я не хочу никого обидеть, но мне кажется приверженцы разных религий стремятся, в основном, утвердить собственное понимание Всевышнего и вряд ли они смогут прийти к соглашению по этому вопросу.

– Что ж, братишка, это справедливое замечание, и я нисколько не обижен, – задумчиво произнес Бек. – Говоря, что это определение добра и зла универсальное, я подразумеваю, что оно может быть приемлемо для любого разумного, рационально мыслящего человека, будь он мусульманин, христианин, иудей, индус или тот же атеист, потому что оно основано на наших знаниях о Вселенной.

– Это мне в целом понятно, – сказал я, когда он замолчал. – Но вот что касается устройства Вселенной, тут у меня есть вопросы. В частности, почему мы должны положить её в основу нашей морали?

– Я поясню тебе, братишка, это на примере. В качестве аналогии приведу попытки человека установить универсальную меру длины. Ты, надеюсь, не станешь возражать, что установить её было необходимо.

– Твоя взяла, не стану, – согласился я.

– Ну вот и замечательно. Если бы у нас не было общепризнанного критерия измерения длины, мы не могли бы договориться насчёт земли, где заканчивается наша и начинается чужая, не могли строить такие ровные по длине, высоте и ширине дома. Люди бы постоянно враждовали за клочок своей земли, а построенные дома рушились из-за неправильных пропорций, воцарился бы хаос. Так что человечество в ходе своей истории, всегда стремилось установить единую меру длины. Тут у тебя, братишка, вопросов нет?

– Пока нет, – ответил я, удивляясь, как мера длины может быть связана с темой нашего разговора.

– После Великой Французской революции29 учёные и правительственные чиновники решили упорядочить систему мер и весов. Они ввели десятичную систему исчисления, основную единицу которой назвали метром, от греческого слова «метрон» (мера перевод с французского). Но как определить длину метра? Сначала они считали метром одну десятимиллионную расстояния от экватора до Северного полюса. Но при этом они исходили из того, что Земля представляет собой абсолютно правильный шар, в то время как она на самом деле таковым не является. Тогда они решили взять в качестве метра расстояние между двумя штрихами, нанесёнными на бруске платино-иридиевого сплава. Но затем учёные осознали, что брусок этого сплава, каким бы ни был твёрдым, со временем уменьшается в размерах и их метр через тысячу лет будет не совсем такой же длины, как сейчас.

– И что, это создало серьёзные проблемы? – с иронией спросил я.

– В строительстве домов и мостов не создало, – ответил Бек вполне серьезно.

– Но учёных эта неточность не устраивала, – снова иронизировал я.

– Да. Им нужна было мера, которая не менялась бы с ходом времени. Перебрав в качестве основы множество вариантов, остановились наконец на расстоянии, которое преодолевает фотон света за одну трехсоттысячную долю секунды. Именно это расстояние стали считать метром. Тут, конечно, возникает вопрос о том, что принимать за одну секунду. Это отдельная, весьма интригующая история. Если хочешь, братишка, я расскажу её тебе, прежде чем мы продолжим обсуждение метра.

– Ох, давай уж лучше покончим с метром, – взмолился я, снова невольно рассмеявшись.

– Ну хорошо. Надеюсь, основную идею ты понял. Чтобы избежать хаоса при строительстве домов и при разделе земли, мы установили стандартную единицу, с помощью которой всё измеряем. Мы назвали её метром и договорились, какой именно длины она будет. Точно также, чтобы избежать хаоса в человеческих отношениях, надо установить общепринятую стандартную единицу для измерения морали.

– Понятно.

– В данный момент попытки разных людей установить единицу морали преследуют одни и те же цели, но различаются в подходах к решению этого вопроса. Священнослужители одной страны благословляют солдат, которых посылают на поле боя, а имамы другой страны благословляют своих воинов, отправляющихся воевать с ними. Этот пример мы видим в продолжающемся уже много лет военном конфликте между Палестиной и Израилем. И те и другие утверждают, что Всевышний на их стороне. Общепризнанного критерия добра и зла не выработано, и пока его нет, люди будут оправдывать собственные действия и осуждать поступки других.

– И ты предлагаешь взять в качестве такого платино-иридиевого бруска, который служил бы мерой морали, физику Вселенной?

– Да, хотя по своей точности критерий ближе к расстоянию, которое проходит фотон, чем к бруску сплава. Я считаю, что в поисках объективного критерия добра и зла, который все сочли бы достаточно разумным, мы должны обратиться к законам существования Вселенной и, в частности, к самому важному её свойству, определяющему всю её историю – к её постоянному усложнению. Нам просто ничего не остается, как опираться на природу Вселенной. И кстати, все крупнейшие религиозные учения делают это. Например, Коран очень часто рекомендует нам в поисках истины и смысла изучать планеты и звёзды.